Люблю не за что-то, а вопреки всему

Не успела я потушить свечи, как дверь скрипнула. Я почему-то вздрогнула и обернулась. — Мальчишка меня ненавидит, — с порога констатировал мужчина, закрывая за собой дверь. — С чего вы это взяли? -как можно естественнее спросила я, стараясь не покраснеть под взглядом Тодда. Суини недовольно фыркнул и защёлкнул шпингалет. Проклятье, неужели Тобби испортил ему настроение?! — О, вы видели, как он на нас смотрит! — воскликнул мистер Ти, подходя ко мне. — Как будто у меня рога и хвост, а у вас нимб. — демон-брадобрей заключил меня в объятья и испытующе посмотрел, ожидая реакцию. Пуф, слава тебе Господи, относительно хорошее настроение не исчезло! — Хм, ну, в чём-то он прав, — рискнула я. На удивление мне повезло, и цирюльник усмехнулся. — В самом деле? Значит, по-вашему, я едва ли не сам дьявол? — брадобрей отпустил меня, чтобы задуть свечи. — Это вряд ли. С хвостом и рогами вы, конечно, переборщили, а вот чёрные крылья за спиной почти видны. — я села на постель. Тодд ухмыльнулся и пошёл в мою сторону (на фоне окна я видела его даже в темноте). — А вы? Тщательно прячете белые крылышки под корсетом или помело под кроватью? Встав у изголовья, Суини с самым невинным видом развязал шейный платок и принялся за пуговицы рубашки. — Ни то и ни другое. Я просто женщина, отдавшая душу одному симпатичному демону. Я откинулась на подушки и взглянула на редкие облака за окном. Сегодня не было луны, только кое-где виднелись звёзды. Но Лондон был слишком большим городом, чтобы даже ночью давать своим жителям беспросветную тьму. — Отдавших свои души силам зла, — наигранно драматично начал мужчина, — во все времена называли ведьмами и сжигали на кострах. — Что ж, пусть будет так, — согласилась я со званием колдуньи. Я почувствовала, как кровать рядом немного прогнулась и вскоре ощутила тепло чужого тела рядом с собой. На лице мгновенно расцвета счастливая улыбка. Я всё ещё не верила в своё счастье. Много лет я могла лишь грезить о взгляде со стороны прекрасного цирюльника, а теперь делю с ним постель… Улыбка расползается едва ли не до ушей. Суини уверенно, не колеблясь ни секунды, расшнуровывает ленты на лифе ночной рубашки, и опять я чувствую это странное единство между нами. Мне вновь кажется, что мы двое — нераздельное целое. Предназначенные друг другу Богом или чёртом, какая разница? Я даже подозреваю, что второй вариант куда ближе к истине, но разве это имеет хоть малейшее значение? Я ощущаю обжигающее дыхание над самым ухом, ощущаю каждый сантиметр его тела, сплетенного с моим, ощущаю, что сейчас для него существую только я, хоть это и не любовь, а лишь желание. А могу ли я хотеть большего или быть чем-то недовольной? Это верх всех моих мечтаний, даже большее, чем я могла вообразить в своих самых смелых фантазиях. Да, это союз одержимого всеми демонами ада мужчины и влюблённой в него женщины, погубившей свою бессмертную душу, но я безмерно счастлива. Настолько, насколько только может быть счастлива моя израненная душа, даже больше. Кажется, что сердце не выдержит и вот-вот разорвётся от ощущения абсолютного безграничного восторга и понимания, что все мечты сбылись и любимый со мной. Ничто не важно сейчас. Скорее всего, мы вот-вот разбудим Тобби, да и половину соседей в придачу, но мне плевать на это. И пусть поцелуи больше напоминают укусы, тонкие пальцы не сплетены с моими, а сжимают их до боли, я всё-равно люблю Его больше всех на свете. Пускай зовётся, как хочет — Тодд, Баркер, хоть Антихрист, эта любовь не станет меньше или слабее. Все мысли смешались и спутались, я больше не могла думать ни о чём. Лишь о горячих губах, страстно вырывающих у меня поцелуи, о руках, безжалостно сжимающих моё хрупкое тело, и о чёрных, блестящих в темноте, глазах, сейчас затуманенных и далёких, но от этого не менее прекрасных. А это удовольствие, что он мне дарит? О, такого я не испытывала никогда. Тело приобрело невероятную чувствительность, я ощущаю всё острее в миллион раз. Поцелуи на ключицах, рука, лежащая на моей груди, торс, прижатый к моему впалому животу, его бёдра, вжимающиеся в мои… Всё это заставляет что-то сжиматься внутри, тело гореть, и лишает способности думать и хоть как-то контролировать себя. Я не могу сдерживать вскрики и стоны, то неосознанно впиваюсь ногтями в спину Тодда, то ударяю руками по изголовью. Не знаю, сколько это продолжалось, но вот мужчина резко вошёл в меня последний раз, и я изогнулась дугой с громким вскриком. Несколько секунд Суини рвано и шумно дышал, сжав моё запястье так, что оно аж захрустело, а я тихонько полудышала-полупостанывала. Затем мой любовник, — о да, я, наконец, осмелилась употребить это слово, — подвинулся на свою половину, освободив моё запястье от стальной хватки. В этот раз я была куда смелее, чем в прошлый, и сама придвинулась к демону-брадобрею, положила руку ему на грудь, прижалась всем телом и пристроила голову на плечо. Мистер Ти обнял меня за талию, чтобы я в очередной раз убедилась — счастливее меня на свете нет никого. Опять прохладная ладонь легла на мою руку, и я невольно дёрнулась — всё-таки некоторые поставили мне хороший синяк, который завтра будет цвести всеми цветами радуги. Суини непривычно бережно взял моё запястье в кольцо прохладных пальцев. Я поморщилась и опять инстинктивно попробовала высвободиться. — Больно? — в его голосе промелькнуло едва заметное беспокойство?!! — Немного, — соврала я. — Прости, малышка (пр. автора: «Или как там всё-таки „My pet“ переводиться?..»), я не хотел. О, как же я люблю эти моменты, когда любимый называет меня на ты… Сразу появляется такая домашняя, доверительная обстановка. В такие минуты я уверена, что мы самые близкие друг для друга люди. — Я знаю, мистер Тодд. Неожиданно брадобрей поднёс мою руку к губам и едва ощутимо поцеловал. И что это с ним сегодня? Куда девался весь холод, неприступность и безразличие? Потрясающие перемены… А ведь я не удивлюсь, если завтра он опять испытает на мне кресло или вытворит что-нибудь в этом роде. Дай Бог когда-нибудь разобраться в этом характере. Так что остаётся только впитывать в память каждую секунду. — Сейчас можно было бы назвать меня по имени, — хмыкнули из темноты. — Суини… — едва слышно прошептала я и почему-то глупо захихикала. — Что смешного? — по голосу мне показалось, что мистер Ти улыбается. — Непривычно. Поняв, что сейчас мне можно больше, чем обычно, я подняла своё лицо к его, и оставила лёгкий поцелуй на мягких губах. Кажется, они были изогнуты в тщетно сдерживаемой улыбке. Мы довольно долго молчали. Кажется, цирюльник задремал, но я не могла спать, а наслаждалась каждым моментом этой близости. Как же хорошо просто лежать с ним рядом, слушать тихое дыхание, чувствовать редкие удары сердца, и понимать, что, хотя любимый не любит меня, то хотя бы немного беспокоиться. Отрадно осознавать, что я ошибалась, думая, что даже если Тодд сломает мне запястье, ему будет всё равно. Где-то на улице со скрежетом отодвинули какой-то засов. Я не придала этому значения. Мало ли, кто куда собирается. Флит-стрит никогда не считалась элитной улицей, да и вообще имела не самую хорошую репутацию. Может, какая-нибудь ночная бабочка покинула клиента, или чей-то пьяный муж вернулся домой. В общем, совершенно нормальный, обычный звук. Но на мистера Тодда он очень странно подействовал. Чуткий сон сразу был разорван, расслабленное тело в миг напряглось, и мужчина тут же сел на кровати так, будто его подкинуло пружиной. Размеренное дыхание стало шумным и частым, словно брадобрею не хватало воздуха. На фоне окна я видела, как взметнулась чёрная грива, когда Суини быстро повернул голову в обе стороны. — Что случилось? — встревожено спросила я, приподнимаясь на локте. Мужчина тихо ругнулся себе под нос и лёг обратно, кажется, сверля потолок глазами. — Когда же я перестану так реагировать, на любой звук, похожий на открывание двери камеры? — этот вопрос был адресован ему самому, а не мне. Сердце сжалось. Бедный мой, что же тебе пришлось пережить? Я всегда старалась не задумываться над тем, что было с цирюльником в Австралии и что он перенёс. И никогда не расспрашивала его об этом, так как знала, что узнать подробности для меня будет слишком. Я нерешительно положила руку на напряжённое плечо. — Только не надо меня жалеть! — с ядом прошипел демон-брадобрей и опять сел на постели. Я поняла, что он ищёт свою одежду. Ну почему нельзя остаться до утра? Я проглотила обиду и удержалась от обвинений. Если я предъявлю какие-нибудь претензии, любимый может вообще больше не прийти. Нужно быть умнее и удержать Тодда как-нибудь по-другому. Что же делать? Что же делать? Ладно, сегодня мне чертовски везёт, можно вновь рискнуть. — Знаете, меня очень пугает скрип двери ночью, — сказала я раньше, чем успела обдумать внезапно появившуюся идею. — Почему? — недовольно спросил мужчина, выворачивая рукава своей рубашки. Сейчас он стремился поскорее убраться, так как, очевидно, решил, что показал мне свою слабость. И это ужасно злило демона-брадобрея. — Спросонья я не сразу вспоминаю, что я уже далеко не шестнадцатилетняя девочка, и ко мне не ввалиться пьяный похотливый толстяк. — я вся напряглась. Сейчас он точно обсмеёт меня и уйдёт… Но фортуна явно благоволила мне сегодня, так как к моей неописуемой радости, квартирант, хотя и с тяжёлым вздохом, но таки лёг рядом опять. — Это глупо, — всё-таки не удержался от комментария мистер Ти. — Я знаю. Но от этого мне спокойнее не становиться. Я догадывалась, что больше всего на свете цирюльнику сейчас хочется уйти, но он чувствовал себя в долгу передо мной, или испытывал что-то в этом роде. Поэтому Суини всё-таки остался, хотя и отвернулся от меня, явно ещё злясь то ли на меня, то ли на себя. — Спи спокойно, никто к тебе больше не притронется. Ты моя, — едва сдерживая раздражение отозвался Тодд и сердито взбил свою подушку. Хех, теперь, дорогуша, бесись — не бесись, но ты остался, а это главное. Я с наслаждением потянулась и улеглась поудобнее. Нет, всё-таки что-то человечное в прекрасном цирюльнике ещё имелось. Возможно, когда-нибудь он оттает. Этой ночью я спала так хорошо, как никогда в жизни.