Люблю не за что-то, а вопреки всему

И потянулись самые счастливые дни в моей жизни. Весна уже кончилась, наступило лето. Хотя в этом году оно выдалось не самое тёплое, солнце светило довольно часто. А я… О, я буквально сияла от счастья. За прошедшие полтора месяца у нас с мистером Ти наладились определённые отношения. Я даже более-менее разобралась в его характере и научилась понимать, как и когда у него меняется расположение духа. В дни, когда Тодд убивал, он не напоминал безэмоциональную статую, но лучше к нему было не лезть, так как по таким дням Суини был довольно кровожаден и любил поугрожать мне бритвой. Зато на следующий день после очередного убийства настроение у него резко поднималось, и ночью прекрасный цирюльник обязательно приходил ко мне. В такие его посещения мы недолго разговаривали о всякой ерунде и вели себя, как вполне счастливые в браке люди. Пожалуй, это были мои самые любимые часы, которых я ждала с нетерпением, хотя цирюльник и исчезал до моего пробуждения. Зато на второй день после того, как мужчина кого-нибудь прирезал, он становился мрачным и неразговорчивым. Впадал в меланхолию и постоянно стоял у окна или смотрел на фотографию Люси. На третий день он становился раздражительным, преимущественно язвил или вообще игнорировал меня и Тобби. Выказывал крайнее презрение ко всему окружающему и становился просто невозможен, так как не переставая рассуждал о Тёрпине. Вернее о том, как можно его убить. Если на четвёртый день после кровопролития ему не подворачивался подходящий клиент, то Тодд метался по цирюльне, как тигр в клетке. В такие дни я не позволяла Тобиасу даже попадаться мистеру Ти на глаза, зная об их взаимной неприязни. Да и сама не сильно рисковала, стараясь избегать неуравновешенного демона-брадобрея, потому что тот опять с удовольствием начинал гневный монолог о том, что весь Лондон с адским удовольствием перережет, и вообще все заслуживают смерти, в том числе и я. Обычно эти речи сопровождались впечатыванием меня в стенки или швырянием в кресло. Ну и, конечно же, брадобрей либо хватал меня за горло, либо приставлял к нему бритву. И хотя каждый раз было одинаково страшно, где-то в душе поселилась уверенность, что он меня не убьет. Если же и на пятый день не появлялось одинокого посетителя, случайно зашедшего на нашу улицу, (что случалось редко, обычно, такие часто находились) Суини был просто в бешенстве. Ну и срывался на мне, разумеется. Не орал, конечно, не поднимал руку, — это всегда было против его правил, — а просто накидывался с какой-то нечеловеческой страстью. Перед тем, как потащить меня в свою спальню (в такие ночи мы были у него), к чести мистера Ти, он всегда давал мне право выбрать. То есть, останавливался, огненно глядя мне в глаза и испытующе смотрел, давая пару секунд на возможность вырваться. Конечно, я никогда не отказывалась разделить с ним ложе. Хотя, в такие дни он был просто ненасытен… Имелась ещё одна особенность — в эти ночи мы могли подолгу разговаривать, когда пыл мистера Ти утихал. Обычно демон-брадобрей что-нибудь рассказывал, а я слушала, удобно устроившись на его плече. Иногда я рисковала задавать вопросы. Таким образом, я выведала, откуда он знает Энтони и где побывал. Оказывается, моряк спас его. Суини оказался в открытом море (он вскользь упомянул о том, что таким образом сбежал с каторги), а моряк заприметил его. По дороге в Лондон корабль объездил пол мира от Перу до Дарданелл. В общем, любимый много чего повидал, хотя ему было абсолютно плевать на мир в целом. Он с одинаковым безразличием рассказывал и о тихоокеанских островах и об Испании. В географии я была не сильна и вообще смутно представляла себе карту мира, но слушать о далёких странах мне было интересно. Было только три темы, на которые мы никогда не затрагивали. Его семья — это табу. Я никогда не рискну заговорить о Люси или Джоанне. О том, что когда-то жил Бенжамин Баркер мне тоже лучше не упоминать, иначе я получу язвительный монолог о том, каким этот Баркер был идиотом, и какой дурой была Нелли, так как умудрилась влюбиться в полное ничтожество. Ну и третья тема — Австралия. Хотя мне было жутко интересно, как мистер Ти оттуда сбежал, я не спрашивала, так как знала, что ему тяжело вспоминать. Но одно мне было ужасно любопытно — по какому принципу демон-брадобрей выбрал себе имя, и как давно он это сделал. По логике, хотя этот вопрос был тесно связан со всеми запретными темами, я всё же решила, что могу его задать. Ведь когда-то Тодд обещал мне об этом рассказать. Итак, мы лежали в его комнате, и переводили дух. Июнь был в самом разгаре, поэтому окно было открыто настежь, и белая занавеска развивалась, тихонько шелестя. Была просто прекрасная ночь. — Что ты хочешь спросить? — вдруг сказал Суини. — Почему вы решили, что я хочу что-то спросить? — осторожно отозвалась я. — Ты молчишь уже минут двадцать, но явно не спишь. Следовательно, подбираешь слова. — Возможно… — уклончиво ответила я, всё ещё не зная, следует ли спрашивать его об имени. — И? Судя по тому, как ты основательно готовишься, лучше спроси сейчас. По крайней мере, в данный момент бритва где-то на другом конце комнаты, — усмехнувшись, сказал Тодд. Действительно, сейчас он в слишком расслабленном состоянии, чтобы убить меня. Рискну… — Вы обещали рассказать о том, как поменяли имя и сбежали. Мужчина цокнул языком. — Мда, я надеялся, что ты забыла. Но ладно, всё равно я не засну. К слову, его всё чаще мучила бессонница. Я удобнее устроилась на плече любовника и приготовилась к интересной истории. Как же я любила слушать по ночам его немножко хриплый, тихий голос… Вот бы так было всегда… Да вот только выпадали такие дни крайне редко. — Пожалуй, нужно начать с того момента, как я оказался на корабле. Условия там были поистине ужасные. Полагаю, что некоторые подробности даже следует опустить. Но кое-что очень важно — меня посадили в трюм с людьми, осуждёнными только на пожизненное. В этом плане мне не повезло. Будь иначе, я, возможно, мог бы и не сбегать, а спокойно отбыть заключение несколько лет. Путь был долгий, и хотя настроения разговаривать с кем-либо не было, я начинал скучать, и пришлось завести беседу с одним узником. Как потом выяснилось, на мою удачу, он был почти одного роста со мной, такого же телосложения, так же с тёмными глазами и чёрными волосами. Звали его Суини Тодд. — Что?! — Да, да. Моё имя не вымышлено. Не важно, за что этот мистер Тодд был отправлен на пожизненное, но имеет большое значение то, что он был всего на несколько лет меня старше, и по многим внешним приметам мы были схожи. Как вы, вероятно, заметили, жизнь любит надо мной подшутить, поэтому уже на второй неделе пути именно тот корабль, на котором плыл я, попал в самый центр шторма и потерпел крушение. Каким-то образом такой тщедушный сопляк, каким я был на тот момент, умудрился оказаться в числе немногих выживших. Вместе с кораблем затонула и вся документация. И когда меня и остальных осуждённых выловило другое судно, отправляющееся в Австралию, до меня вдруг дошло, что я могу представиться, как угодно и никто ничего не заподозрит. Не представляю, почему на редкость тупому юнцу пришло в голову назваться именем Суини Тодд, но в дальнейшем мне это сильно помогло — Тёрпин считает Бенжамина Баркера мертвецом, что мне очень на руку. — Гениально… — прошептала я. — Как видишь, Баркер был не настолько наивным, как ты полагала. И изредка даже в его голове появлялись неплохие мысли. — А побег? — С этим было куда сложнее, — мрачно заметил собеседник. — Что я только не пытался сделать. Самой бредовой идеей было сделать заточку и пытаться покинуть территорию тюрьмы, прижав её к горлу надсмотрщика. Ничего, кроме сильных побоев, я не добился. Я пытался пробраться на корабль, отходящий обратно в Лондон. Разумеется, потерпел неудачу и опять очень хорошо получил палками. В общем, едва ли не каждый год я придумывал новый план. К десяти годам пребывания на каторге мозгов у меня немного поприбавилось. Наверно, от Бенжамина не осталось ничего, так как у меня, наконец, появилась хитрость. Несколько лет я делал вид, что смирился со своей участью. Кажется, на тринадцатый год я рискнул всем и просто прыгнул с обрыва. Разумеется, меня выловили и вернули в тюрьму. На второй раз повезло больше, так как я догадался не плыть сразу после прыжка, как полоумный, а переждать немного в гроте. Дальнейшее ты знаешь. Поплавав пару дней, мне повезло наткнуться на корабль. — Вам было страшно в море одному? — осмелела я. — Не за себя. Мне было страшно, что если я утону, то не смогу вернуться к Джоанне и к Ней. Внезапно мистер Тодд отстранился, натянул брюки, встал и ушёл к окну. Видимо, всё же не нужно было начинать этот разговор… В тусклом свете молодого месяца я всё-таки могла различить, как сильно тонкие пальцы сжимают подоконник. — Выходит, что возвращаться не было никакого смысла… — как глухо звучал его голос! Как же я ненавижу те редкие моменты, когда любимый вспоминает о своей семье! Весь наш хрупкий мир покрывается трещинами, так как я не представляю, чего от Суини ожидать. Либо полной отрешенности на следующие пару дней, либо вспышки гнева, сопровождающейся неизменным размахиванием бритв. Я всё-таки подошла к нему, предварительно обмотавшись простыней. Перед тем, как положить руку на обнажённое плечо мужчины, я немного помедлила в нерешительности. — Вовсе нет. Вы нужны Джоанне. Мистер Ти недоверчиво хмыкнул и повёл плечом, скидывая мою руку. Мда уж, проявление жалости выводило его из себя едва ли не быстрее, чем упоминание о Люси. — Вы нужны ей, чтобы освободить от деспота судьи. Не думаю, что пятнадцатилетней девушке очень нравиться жить под опекой старого мрачного тирана. Тодд сжал кулаки и в его глазах мелькнуло что-то поистине страшное. Не хотела бы я когда-либо удостоиться такого взгляда… — Я знаю этого омерзительного сластолюбца… — прошипел цирюльник, судорожно нащупывая на боку бритву и не находя её (на моё счастье, кобура по-прежнему далеко). — Если я узнаю, что он её… Что он хоть пальцем прикоснулся к Джоанне… О, все муки ада покажутся Тёрпину ничем! — Он не посмеет, — уверенным голосом заявила я. Хотя, судью я тоже знала не плохо. Если Джоанна всё ещё живёт в доме Тёрпина только на правах воспитанницы, это просто невероятно. Девочка то чудо, как хороша была ещё полгода назад, когда я последний раз её видела. Люси рядом с ней — ничто, да и я, признаться, тоже. Тодд всё ещё молчит. Он опять напоминает статую… Лишь слабый летний ветер колышет почти белую прядь волос, а чёрные, как сама ночь, глаза горят на чересчур бледном лице. Как бы мне вырвать его постоянной тоски, из вечного уныния? Эти короткие мгновенья, что мы проводим вместе, может, и отвлекают Суини, но на ничтожное время. Тут в голове стреляет безумная идея. Одна из тех, что появляется тогда, когда ты уже долго ищешь решение своей проблемы. И, конечно же, хватаешься за соломинку. Разумеется, быстрее, чем я успеваю подумать и проанализировать новую мысль, она срывается с губ. — Почему бы нам не устроить пикник? — выдаю я.