Душевная рефлексия

Ночное рандеву и переписка наутро отдаются неслабой головной болью. Шипучая таблетка на дне стакана с водой, как холостой патрон, но гляди и поможет на время усмирить мигрень. Что спорно, но выбор как бы невелик. Возможно, до сих пор сказывается долгий перелет и ненавистная акклиматизация. С этим всегда проблемы, вроде надо бы привыкнуть, да что-то никак. Окончательно проснувшись, решаю, что была не была: если, придя в кафе, увижу танцора на его привычном месте, не стушуюсь, не спрячусь за безликой маской очередного посетителя и просто подойду. Почему нет? Разве я один, кто грезит в одночасье приблизиться к кумиру? И эта встреча… Ошарашивающая скорость, с которой на меня стремительно сходит лавина из потревоженных недр забытых эмоций и ощущений от того, что все оказалось таким, каким я себе воображал в смелых и, казалось бы, несбыточных фантазиях. Долгожданным. Необычным. Волнительным. Получив столь быстрое приглашение в свою квартиру, даже не обмозговывая возможный контекст, просто соглашаюсь. Обитель Виталика ярко до мелочей отражает его стиль жизни и, соответственно, характер. Импульсивно, многогранно, примерно такой я себе ее представлял. И в родных стенах он преображается. Становясь еще более притягательным. Не вижу смысла темнить или что-то скрывать. Забавляюсь его бурной реакцией на происходящее, на мои ответы. Наслаждаюсь атмосферой и зачатками возможной будущей дружбы с весьма приятным и схожим в чем-то по духу парнем. Пока он внезапно не оказывается неприлично близко и не делает то, к чему я был явно не готов. И как тут поступить? Вот так просто в один миг уничтожить едва создавшееся своей реакцией на поцелуй? И если быть до конца откровенным, к секс-меньшинствам у меня отношение нейтральное. Но в свое время я не раз отказывался от сотрудничества с журналами особой направленности. Выходит, не ярый противник, но и пробовать никогда не появлялось желания вообще. Даже мельком мысли не пробегали. И вот сейчас, в этот самый момент, сижу, словно влип намертво в высокий барный стул без спинки, и пытаюсь понять, что происходит? И имеют ли право на жизнь в моих рассуждениях собственные откровения? Он. Меня. Поцеловал. Пару секунд назад настолько пошло облизав мне губы, что до сих пор сердце колотится как сумасшедшее. Я не могу сказать, что это противно или мерзко. Нет. Я тупо не понимаю, почему он решил это сделать. А в то же время на меня словно озарение ниспадает. Так вот как он трактовал мое поведение, поступки, подарки, искреннее восхищение и желание общаться? Твою ж мать. Я в шоке. В полнейшем шоке. Это настолько неожиданно, что спрятать удивление не удается. Равно как и какой-то нездоровый интерес, а как оно могло бы быть, если бы нормально и по-настоящему. Сейчас? Не давая мысли оформиться в окончательный вариант, времени подумать, взвесить «за» и «против». Встаю, вцепившись руками в чужие мужские плечи. Сжимаю с силой, но, не пытаясь причинить боль, словно в замедленной съемке приближаюсь к его лицу. Глаза глубокого серого цвета без каких-либо примесей, как грозовое облако, сейчас затягивают и буквально просят сделать хоть что-нибудь. И делаю ведь. Без лишних телодвижений просто влипаю в его рот. С напором изголодавшегося путника проникаю глубже, сплетаясь языками. Приятно. Так влажно, даже мокро. Так пошло, даже вульгарно. Так тепло, даже горячо. Так непривычно, даже нравится… Причем очень. То ли потому что он, то ли потому что ново. И руки Витали, снующие по моему животу, кажется, прожигают одежду. Мышцы от мимолетных касаний сокращаются. У меня, блять, даже душа сейчас конвульсивно сокращается вместе с телом. И описать весь спектр испытываемого нереально. Долго. До нехватки кислорода, до рези в грудной клетке. Так глубоко, буквально заглатывая друг друга. Вылизывая, словно две большие кошки. И дыша так громко и шумно… До стона, тихого, нечаянного и хриплого, слетевшего с губ напротив, что отрезвляет и заставляет, как две присоски, резко расклеиться с чмокающим звуком. Пиздец. Вот это мы приехали. Наобщались… языками. Все еще в остаточном шоке смотрю на покрасневший рот напротив. На глаза, где зрачок едва ли не пожирает полностью радужку. Возбудило ли происходящее меня? Черт, но да. Не до расходящихся по шву штанов. Но да. Ощутимо тряхнуло все внутри. Слишком ощутимо, чтобы позволить сейчас, в этот самый момент, всему повториться. — Пожалуй, я не буду больше злоупотреблять гостеприимством. — Хочется непринужденно, а на слуху звучит почти жалко. Самоуверенная маска отслаивается и грозится слететь, открыв чужому взору мое взволнованное нутро. Нельзя. В любой ситуации, Арно, главное — держать лицо! Тебе тепло или холодно. Больно. Скверно. Тошно. Противно. Хорошо. Плохо. Держать лицо! Всегда. Несмотря ни на что. Ответа не слышно. Ни через минуту, ни через пять. Взгляд серых глаз проясняется. Словно дымка, подернувшая и исказившая кристальную чистоту во взгляде, схлынула. Тянуть более нет смысла, двигаюсь к прихожей, неспешно одеваюсь, чтобы мой уход не выглядел настолько очевидным бегством. Только это так. Как не пытайся прикрыть собственную неосмотрительность, каплю стыда и ощущение неловкости после происходящего. Уход — побег. И пусть. Ну я же не знал, что он настолько не такой как все! Должен был догадаться, быть более наблюдательным, но… Господи, вот что толку от моих копаний в собственных внутренностях? Правду же говорят, что после пожара и хуй — шланг. Да, я сам спровоцировал второй, нормальный, на самом деле ахуенный поцелуй. Да, удивительно и ошарашивающе, но мне понравилось. Да, мое проявление симпатии исключительно как к человеку и не более, было воспринято как ухаживание и намек на отношения. Да, я дебил. Не буду ни спорить, ни оправдываться. А толку? Это не поможет вам найти причину моих поступков, а мне не поможет оправдать или же мотивировать себя. Мне нужна пауза. Краткосрочная, долгосрочная. Любая. Но пауза. *** Следующие два дня как в тумане. Пытаюсь переварить случившееся. Мои жизненные устои рушатся, взгляды, мнение, считающееся неоспоримым. Внезапно все кажется глупым и незначительным. А я узколобым и даже тупым. Не просчитав свои шаги, ввел в заблуждение танцора, и теперь стопроцентно правильного решения попросту нет. Понимаю предельно ясно, что потерять Виталю не хочу. Это кажется чем-то пугающим и странным. Но он мне необходим. В поле зрения, на расстоянии вытянутой руки, в зоне слышимости. Мне понравилось обмениваться вопросами-ответами. Встречаться взглядом и проводить вместе время. Одного раза было мало. Чертовски мало, и я планирую повторить, только вот как все свести к приличному общению без каких-либо намеков? Впервые в жизни сталкиваюсь с тем, что с мужиком не смогу вести себя раскованно. Придется фильтровать и зацензуривать каждую шутку и фразу, чтобы не вылез какой-нибудь скользкий намек, который даст зеленый свет к действиям. Боюсь ли я этого? Нет. Горю ли желанием вместо мягких и сладко пахнущих женских губ ощутить на своих чуток шершавые? Покалывание щетины и горящая кожа лица? Не уверен. И что пугает, четкого отрицания нет. Все становится еще хуже, когда телефон, завибрировав всего разок, отсвечивает входящим сообщением. И имя отправителя остро полосует изнутри, вызывая новую волну воспоминаний и тактильных, фантомных ощущений. Душит, будто кто-то сжал в безжалостной хватке горло. «Жалеешь?» — Хочу было уже ответить, но следом приходит второе: «И что? Это все? Конец?» Пишу быстро «Нет», дабы он все же получил ответ на первое сообщение, но не успеваю отправить. Снова. Потому что приходит третье! «Хотя, нет, не отвечай». — Захлебываюсь вдохом. Палец замирает над горящим экраном. Пульс набатом стучит в висках, усиливая и без того разгулявшуюся мигрень. Закуриваю, выхожу на балкон и наслаждаюсь прохладой, что заполняет вместе с дымом легкие. Жду, придет ли что-нибудь еще, но телефон уже как пятнадцать минут преспокойно молчит. Сказал «а», говори «б» — хотел нормального спокойного общения, чтобы фильтровать речь, чтобы без неловких двусмысленных намеков? Правильно, и сейчас хочу. Вот только одних желаний для этого мало. И нужны решительные действия, снять сцепление и втопить педаль газа в пол. Главное, чтобы тормоза оказались исправны, иначе занесет, встряхнет, перевернет и придавит так, что ничего нельзя уже будет исправить. «Нет, … нет и нет». — Какие вопросы, такие и ответы. Выглядит убого, тупо и по-дебильному. Но в грозящую взорваться голову ничего не идет, а игнорировать и молчать я не хочу. Не могу и не буду. Нервы на пределе. Телефон молчит. Злость ядовитой змеей медленно проскальзывает внутрь, ластиться и занимает удобное место в груди. Хочется до одури на ком-нибудь сорваться. И побыстрее, пока это не стало фатальным и не вышло из-под контроля, срываюсь в спортзал. Где, едва не потянув каждую мышцу в теле от неправильно распределенной нагрузки и получив нагоняй от инструктора, все же сбрасываю часть отравляющих эмоций. Но все равно не то и не так. Меня бросает от крайности в крайность и доходит до абсурдных вещей. Так как спортивной паузы мне показалось мало, я решаю, что выполнить супружеский долг самое время. Только даже здесь срываюсь с цепи и теряю контроль и над собой, и над происходящим. Потому что как назло фантомное ощущение припухших, влажных губ проходится по моему лицу и вырывает жалкое рычание. Словно наяву, я чую, как он заправской шлюхой облизывает мой рот. И разгорается все внутри, как пожарище, и грозит спалить и меня, и лежащую подо мной к чертям. Кристина, привыкшая к ритмичному и энергичному, в чем-то жесткому сексу, сейчас сдавленно шипит, пытаясь остудить мой пыл и сбавить обороты. Но я будто безумный в погоне за ускользающим ощущением мужских губ на своих. Ускоряюсь, пока не получаю пощечину и не оказываюсь лежащим на спине с тяжело вздымающейся грудью. — Я не лошадь, Арно! Какого черта с тобой творится?! Кто бы мне ответил. Покидая постель, обматываю вокруг бедер сбившуюся от наших игрищ простынь, наплевав на то, что можно легко простудиться, иду на балкон, где скуриваю несколько сигарет подряд в полной тишине, что в голове, что на улице, что в собственной квартире. *** Утро следующего дня убивает меня своим спокойствием. Жена, делающая вид, что ничего зазорного не случилось. Молчащий телефон и гнусаво шепчущий внутренний голос: «Ты все проебал, Арно… Не успел начать, сам все испортил и закончил. Теперь удавись от чувства собственной важности и живи в скорлупе самообмана. Идиот». Эти мысли не дают покоя. Упорно насилуют и без того измученный размышлениями мозг. Потому что чертовски сложно пересматривать устоявшиеся годами и воспитанием взгляды. И найти компромисс не получается. Не в этот раз. Устав, в одночасье обозлившись и вмиг погаснув, как спичка на ветру, к вечеру решаю, что ломать комедию самое тупое, что я только мог придумать. И переписка попахивает детским садом. Трусливая, безликая, односложная. И отмалчиваться, чего-либо ожидая, — не вариант. Почему, привыкнув всегда и все контролировать, брать в собственные руки и рулить вперед, я неожиданно оставил настолько в чем-то безумно важное… плыть тупо по течению? Вместо того чтобы решить все не отходя от кассы, собрать в кулак и указать верный курс. Какого, мать его, хера? И ничего не стоит взять телефон в руку и набрать заветный номер. Вообще почти ноль прилагаемых усилий. Что, так сложно было к этому прийти?.. — Нет, я не обижаюсь. И не считаю тебя козлом, который трусливо сбежал. И я сам виноват в том, что неправильно все понял и воспринял. И если ты звонишь, чтобы начать оправдываться, извиняться или что-то в этом роде, то… — Привет, — слегка ошеломленный длинной тирадой на том конце провода, едва сдерживая улыбку и утыкаясь разгоряченным лбом в холодное стекло крытого балкона, отвечаю. — Ты по случаю моего звонка целую речь придумать успел? — Что-то вроде того. — Хриплый смешок вызывает ответную реакцию. Жмурюсь, чувствуя, как напряжение уходит из тела. Все же по телефону разговаривать куда проще, когда не видишь пытливого взгляда и волнующего который год кряду лица. — Теперь моя очередь? Да? — Веселье какое-то неоправданное. Вопросы, которые я хочу обсудить, более чем важны для меня, и все эти дни они настырно выжирали мне мозг. Дождавшись приглушенного «Угу», начинаю: — Ну, в самом деле, я не до конца осознавал, на что могу намекать своим поведением. И вышло в итоге несколько неловко. Хотелось бы как-то сгладить эту ситуацию и сказать, что я очень хочу продолжить наше общение в дружеском формате. — Конечно, как тебе угодно. — Усмехаюсь скрытому сарказму в простых словах. — Раз уж мы собираемся становиться друзьями, то было бы неплохо узнать, что же ты из себя представляешь, Арнольд. — Только не проси меня сейчас избитой и клишированной фразой «Расскажи о себе». — Черт, весь план насмарку. Тем не менее, тебе придется это сделать. Выдыхаю и думаю с чего же начать? Лупить со старта: «Хэй, я Арнольд, мне тридцать три и у меня есть жена модель», как-то не комильфо. Но в голову тотально ничего не лезет. — Раз уж не отвертеться… Мне тридцать три, провинциал, единственный ребенок в семье, модель, экстраверт, холерик с примесью сангвиника и флегматика. Отличник в школе, красный диплом в вузе. Имею свое модельное агентство. Работаю в той же сфере, иногда снимаюсь в короткометражках. — Так ты еще и актер? — Забавляется или интересуется? — Бываю иногда. — Хохотнув, закуриваю очередную сигарету. — На самом деле позировать проще, чем что-то изображать. А дефилировать и вовсе почти скучно. Хотя, возможно, сказывается многолетний опыт. — Всегда в поиске новых ощущений? — В каком-то смысле да. Не гонюсь, но и не отказываюсь. В любом случае вряд ли кому-то не нужны новые эмоции, рано или поздно многое приедается и набивает оскомину, чувствуешь себя будто загнанным в стойло таких же однотипных и узко мыслящих и не видящих дальше своего носа. Хочется полета, расширения рамок, мировоззрения и многого другого. — Значит, вопрос самореализации для тебя первостепенен? — Я с малолетства хотел добиться веса в обществе. Грезил личным делом и независимостью. В каком-то роде добился всего, что мне было нужно. Но сам понимаешь, с годами запросы лишь возрастают. Да, я купил себе шикарный двухэтажный лофт и построил едва ли не замок в пригороде, но это не мешает мне хотеть виллу на экзотическом острове. Равно как и будь у меня яхта, вдруг захотелось бы самолет. Человеческое «хочу» вообще странная штука, нам всегда всего мало. И так будет до старости. Так что да, самореализация первостепенна. — Ну, квартира у меня по твоим меркам вообще трущобы, в пригороде у матери дачный участок и маленький милый домик, в котором зимой покроешься коркой льда, ибо печи нет, как и отопительной системы. В восемнадцать сдал на права, но за рулем сидел считанные разы. — Исправим, — вместе с дымом на выдохе отвечаю. — Ты сдурел? Да я даже под дулом пистолета не сяду за руль твоей машины! — Она недостаточно хороша для тебя? — Его реакция откровенно веселит. И не поддеть не получается. — Я тебя умоляю. В ней даже дышать неловко, это как экспонат с выставки. Мне кажется, будь у меня такая, я бы схватил инфаркт от первой же царапины на корпусе. — С первого же крупного гонорара я тебе подарю такую же. — Пошел в задницу. — Смеемся в два голоса. Ловлю себя на мысли, что с ним как-то по-особенному легко и комфортно. И прекращать диалог, пусть мы уже и болтаем не менее часа, не хочется. — Нет, спасибо, — в том ему выдавливаю. — Но по поводу моего предложения прокатиться — все в силе. Так что маякни, как будешь готов. И квартира у тебя очень милая. — Отвесил бы ответный комплимент, но я даже приблизительно не представляю, в каких хоромах ты живешь. — Делает паузу, слышно какое-то копошение, и продолжает: — Экстраверт, но иногда могу изолироваться от людей и впадаю в подобие депрессии. Тяжело переживаю провалы. Самокритичен. А в остальном… танец — моя суть и смысл жизни. Не уверен, что когда-либо найдется что-то, что сумеет стать выше и приоритетнее. — Так что, значит, будем считать это перемирием? Встанем на путь сближения? — Фраза двусмысленная, но надеюсь, поймёт ее правильно. Просто хочется конкретики и прямого ответа на волнующий вопрос. А приятное послевкусие от общения и его согласие на мое предложение — лучшая награда.