Душевная рефлексия

Порой на меня нападает довольно странное настроение. Когда хочется скорости, громкости и одиночества. Это довольно редкая штука, но тем не менее… И вот сейчас, когда стрелка часов нырнула неглубоко за полночь, двигаюсь по ночной трассе с немалой скоростью под громко орущие динамики. Все как-то чрезмерно глухо и стабильно в последние три дня. Жена тише воды, ниже травы. Телефон упорно молчит, словно поставлен на авиа-режим. А до конца моего импровизированного отпуска остался всего один несчастный день. Мелькающие огни все еще не уснувшего города за окнами и мощные басы вкупе с сигаретным дымом и легкими декабрьскими заморозками так и наталкивают на что-нибудь нетипичное. Как некстати замечаю афишу кинопаркинга в километре от места, где я нахожусь. Почему нет? Сеанс уже начат, фильм о жизни танцоров, какая-то там часть «Шаг вперед». И неожиданно, но я влипаю в сидение, под жужжащий мотор с выкрученными на максимум колонками и вслушиваюсь в реплики. Смотрю на большой экран, методично стряхиваю пепел и… выносит меня на хрен просто. Вместо главного героя я будто вижу Виталика. И от этой мысли каждое движение и жизненная перипетия отдается где-то в грудине. Эмоции захлестывают. Мурашки так и норовят атаковать мое тело едва ли не с каждым новым визуальным образом, а я жалею, что сейчас нахожусь здесь один. В собственной голове захожу куда-то очень далеко в размышлениях. Взбудораженный и практически лопающийся от ворошащегося внутри. Бегущая строка титров словно запускает необратимый процесс. Отъезжаю. Останавливаюсь возле какого-то двора, выскакиваю из машины. Маленькие облачка пара срываются с пересохших губ. Курить больше не хочется. Ничего больше не хочется, кроме как поделиться только что пережитым и не с кем-то, а с НИМ. Останавливает лишь то, что на часах почти три. И он явно спит. Но… — Привет, знаю, время видел. Можешь говорить? — Тараторю, срывая дыхание. Поступаю как великовозрастный дебил, не иначе. — Привет, подожди секунду, — слышу тихий голос и копошение. — Я весь во внимании, — спустя минуту звучит на том конце. — Я, наверное, выгляжу сейчас очень странно, как сгусток эмоций, но ты меня не видишь, а вокруг ни души. — Ты где? — Как-то удивленно. Он явно подумал, что я под градусом. Усмехаюсь своим мыслям. Глубоко затягиваюсь сигаретой и игнорирую замерзающие пальцы. — На улице, только отъехал от кинотеатра и не позвонить не смог. Прости. Разбудил? — Да не то чтобы… Что за фильм? — Не помню. — Да и неважно как-то. — Я смотрел на экран и видел тебя. Странно, да? — Голова действительно кругом, кажется, до сих пор не отошел от впечатлений, поэтому начинаю так ускоряться. — Там главный герой что-то все метался, в жизни пиздец, в отношениях пиздец. В душе танец. И мысль о том, что ты бы сыграл куда лучше и станцевал бы стопроцентно качественнее, изнасиловала мой мозг. Впечатление будто я с парашюта спрыгнул. Жалко, что тебя не было рядом. — Совсем не заботит, как это звучит. Слова срываются бездумно, порывисто, комками, прямо из сердца. Совсем несвойственно для меня, но в данный момент, правда, плевать. — Подозреваю, что это был «Шаг вперед», одна из первых частей. Хорошие картины. Чуток нереальные. Но дух творчества в них отлично показан. И ты мне явно льстишь, актеры, танцующие в фильмах, хорошие профессионалы. — Приглушенный смех согревает на долбанном легком, но морозе. — Ты лучше, просто поверь. — Ну, раз уж ты так говоришь… *** — У меня просто не укладывается это в голове, — начинаю вместо «привет» спустя три дня, взбешенный до такой степени, что буквально пар из ушей валит. — Нет, я, правда, блять, пытался встать на ее место, но упорно твердящая логика, что все это ебаная лажа, не дает успокоиться. — Так, погоди, давай ты сделаешь глубокий вдох, а потом расскажешь все сначала, потому что я не особо понимаю, что у тебя случилось, Арнольд. Привычным жестом потираю переносицу. Мигрени, разумеется, вернулись. Родимые… Стоило только начать заново втягиваться в рабочие выебудни, и понеслось все по кочкам, по кочкам. Нервируют тотально все без каких-либо исключений, хочется сумасшедшей болонкой бросаться и грызть за все, что попадет под зубы. Все же выдыхаю. Собираю себя с минуту в кулак. — Случилась задница. Огромная такая и необъятная. — А поподробнее? — У меня через два месяца — что в принципе нормальный срок, но все же — довольно хорошо оплачиваемый заказ с выездом заграницу. И модель, сучка, на которую было столько надежд, одна из ведущих и ключевых девушек для этого показа, вдруг собрала манатки и убралась восвояси. Высказала «фее» по поводу того, что ее подругу уволили, и пафосно свалила. Она ушла, понимаешь? Просто, блять, психанула и бросила работу! Работу, мать твою. Как можно мешать личное и профессиональное? Вот ты же танцор, ты как никто должен понимать сферу, в которой крутимся мы все. Это нормально, по-твоему? Объясни мне, тупому, есть ли тут хоть какая-то логика. — Взрываюсь. Шиплю. Рычу. Срываюсь на гневные отповеди. Выдыхаю, пытаюсь говорить спокойнее, но меня так сильно бесит происходящее, что держать себя в руках выходит с огромным трудом. Не заботит, что на улице черт-те что, а я в рубашке. Ничего не заботит, нужно просто срочно вывернуть наизнанку то, что наболело, и выблевать каждую эмоцию. — Объяснить — объясню. Но поддерживать ее выбор точно не буду. Все же я немного другой или же для меня все это слишком многое значит. Я в этой ситуации точно на твоей стороне. А вообще тут идет речь о расставленных приоритетах и прочем. Для нее дружба, любовь и так далее важнее карьеры. Такое бывает. — Слова Виталика более чем разумны. Это помогает потихоньку стабилизироваться. Но до полного успокоения еще ох как далеко. — Ви, весь концепт был на ней закручен. Весь! Мне теперь столько всего переделывать нужно и искать новых двух девушек со средней подготовкой, а это просто пиздец как сложно в такие сроки. Это же работа! Работа!!! Как можно вот так срать на все и всех с высокой колокольни?! — Пинаю рядом стоящую урну, коротко зашипев от вспышки боли в пальцах. Снова курю. Снова много. — Перестань, ты справлялся раньше — справишься и сейчас. Да ведь? Да. И дерьмо случается, впервые, что ли? Не поверю. И ты точно не один, тебе помогут. Главное возьми себя в руки и с холодной головой начни разработку новой концепции. Время есть — мозги есть. — Черт, прости. Сорвался. Вылил на тебя все этого говно рабочее, даже не подумал, когда, выскочив на мороз, начал твой номер набирать. — Для этого ведь и нужны друзья? *** С работой, конечно, все начинает устаканиваться. Не без сопутствующих проблем и нервотрепок, но сдвиги есть. И все благодаря той самой пресловутой поддержке. Такое ощущение, что пусть и не виделись мы уже неделю, пообщавшись всего пару раз по телефону, но сблизились и неслабо. Меня радует прогресс этой странной дружбы, равно как и мое к этому отношение. Зная, что я его не проебал, живется и дышится легче. Кристина прилежна и на подхвате. После нашей крупной ссоры на почве ухода двух моделей старается максимально сглаживать углы и самолично занимается поиском замен. И я ей благодарен, ибо одного меня тупо на все не хватает. Сегодняшний день очень напряженный. Кристи пришлось уехать в соседний город для переговоров с давнишними друзьями и, следовательно, именно я сегодня гоняю моделей, подбираю окончательный вариант музыкального сопровождения и утверждаю предложенные декорации. Одно хоть радует — по поводу места парится заказчик, как и оплачивает наш перелет и прочие сопутствующие нюансы. Кручусь аки юла, пропустив тренировку и слушая, как огрызается желудок, не получивший ничего кроме легкого завтрака. Голова идет кругом, меня всасывает в рабочий поток глубоко и непроглядно, пока на телефоне не высвечивается звучное: «Персональный наркотик» вызывает… — Привет, занят? — на грани слышимости, смутно разбираю слова. Показываю рукой в пустоту, чтобы выключили музыку, кидаю мимолетное: «Пятнадцать-двадцать минут перекур», и сваливаю в место потише. — Извини, ничего не слышно было. И привет, как ты? — Меня сегодня бросил парень. Четыре года отношений впустую. — Пытаюсь понять: ему больно или просто неприятно. Хмыкаю, немного удивленный, не похож он был на человека, который глубоко и надолго втянут в любовный омут. — Он просто собрал вещи, сказал, что не осталось причин находиться вместе, и… ушел. Представляешь? Черт, мне даже не обидно. Просто настолько гнусно и будто насрано внутри, что дышать тяжело. Впервые сталкиваюсь с тем, чтобы после стольких лет даже без человеческого объяснения кто-то порвал все на мелкие долбаные куски. — Ты любишь его? — Немного странно спрашивать об этом. Никогда не приходилось касаться нетрадиционных отношений даже вскользь и со стороны стороннего наблюдателя или слушателя, а тут вот такое. — Любил. Начиналось все бурно, страстно и было очень классно. — Горькая усмешка неприятно режет слух. — Есть что вспомнить, в общем. Из хорошего. Да и плохого как бы не было. Просто внезапно я остановился и понял, что не осталось ни-че-го. Пусто, понимаешь? Только привычка и чувство некоего родства к человеку рядом. Чувствую себя немного виноватым, я ведь один из тех, кто привел эти отношения к их теперешнему состоянию. Все в последнее время было для галочки: редкий секс, объятия, совместные выходные словно на автомате. Даже не друзья, но толком и не любовники. Наверное, так умирают чувства? Оставляя херов осадок в душе. — «Как знакомо», — проносится где-то на периферии, но стараюсь особо не вдаваться — сейчас важнее происходящее на конце провода. — Не уверен, что из меня в этом хороший помощник. — Ты уже помог, спасибо. Иногда просто нужны уши и сочувствие, которое даже через трубку я ощущаю. — С сомнением смотрю ровно в стенку перед собой, ютясь в узком коридоре. — Можно было бы на днях выпить кофе. Я что-то давненько не посещал кафе, мать начинает обижаться. — Я заметил, — с улыбкой произношу, словно он сумеет ее увидеть. — Трижды заезжал на неделе, а твой столик пустовал. — Отвратительно, — смеется, а мне становится легче. То ли от объяснения его отсутствия, то ли от расслабленного смеха. — Надо немедленно исправляться. Ладно, не буду больше отвлекать, до скорого, Арно. — Пока, — почти шепотом и, наконец, отклеивая перегревшуюся трубку от уха. Стоило ли говорить, что следующие трое суток я буду загружен как золушка перед балом? *** Первый за почти две недели напряженной работы спокойный вечер. Относительно спокойный. Приняв душ и плотно отужинав заказанной на вынос едой, сижу в глубоком кресле напротив панорамного окна с выходом на город и не без наслаждения попиваю только что сваренный кофе. Сигарета чинно покоится в правой руке, слабо зажатая между пальцев. Полотенце, обернутое вокруг бедер, то и дело норовит сползти с тела. И такой расслабон пробирает. Почти кайф. От тишины. Что после шумного рабочего дня как ласка для моих ушей. Но вот уже почти неделю я не слышал ни слова от Витали. Решив не напирать и дать ему время отойти от личной драмы, не появлялся ни в кафе, ни посредством звонков или СМС. И что неудивительно, мне стало его недоставать. Минутное раздумье, глоток черного молотого, пара затяжек и звук снятой трубки на том конце. — О, привет. — Вслушиваюсь в его сорванное дыхание. Будто на выдохе кинутое приветствие. — Ты чего такой запыхавшийся? — поднося к губам полупустую чашку, спрашиваю. — Тренировался, очень долго… тренировался. — Секундная пауза и странная интонация отдается легкими, едва ощутимыми мурашками, скользнувшими по все еще слегка влажной после душа коже рук, приподымая короткие волоски. — Я не вовремя? — Как из другой вселенной слетает с моих губ, а в голове совсем не к месту абсолютно неприлично и совершенно нетипично, и ошарашивающе появляется будто гиф-изображение мелких капелек пота, стекающих по телу танцора. Его мокрые, прилипшие к вискам отросшие волосы, которые веером перекатываются, когда он стремительно поворачивает голову. И блестящая шея с тонкой, словно удавка, цепочкой, большая часть которой теперь свисает сзади, устремляясь куда-то между лопаток. Таких же влажных, как и остальное тело. — Да нет, я как раз из душа и теперь абсолютно ничем не занят. — Хрипит и откашливается. Непривычно молчаливый, слегка таинственный. — А чем был? — Какого лешего я веду псевдодопрос? — Тебе что, рассказать, что я делал в душе? — Так и чешется язык сказать «мяу» в ответ на этот бархатный голос, что прокатил куда более сильными мурашками по коже. Что происходит? ЧТО ПРОИСХОДИТ? Со мной или с ним? — Хм, а есть что рассказывать? У тебя какая-то тайная ритуальная схема? Патентуй и никому не говори о ней, после сорвешь бабла. — Пытаюсь перетащить все в шутку, но, похоже, поздновато. Осознавая, к чему, собственно, могли УЖЕ привести мои странные вопросы. — Ничего сверхнового и архитехнологичного. В последнее время мне нравится втирать в кожу аромамасла. — М-м. — Отставляю успевшую опустеть чашку, встаю, придерживая одной рукой полотенце, развязавшееся от резких движений, и шлепаю в ванную, где стоит, словно дублированный, ящик таких же бутылочек. — Какое было сегодня? — Хм, насколько я понял по запаху, то там присутствует кедр, сандал, легкие цитрусовые нотки и точно какой-то цветок. С фиолетово-зеленой этикеткой, у меня в ящике оно было третьим в первом ряду. — Нашел, — отвечаю, одновременно откупоривая деревянную пробку, поднося к лицу и медленно вдыхая аромат. Вкусно, терпко, интересно. Тяну носом несколько раз, под гулкое молчание по ту сторону. И понимаю, что на его коже оно явно будет пахнуть совсем иначе, смешанное с родным, данным при рождении запахом. Букет откроется по-иному. И я бы хотел его учуять. В данный момент безумно сильно. — Арнольд. — Встряхиваюсь, словно он мог увидеть мое залипшее состояние. Едва не роняю пузырек. От греха подальше закрываю и убираю. Все еще молча, дрожащими пальцами. — Тебе нравится мой голос? — Выпрямляюсь. До хруста позвонков. Ощущая теплую волну от затылка к копчику. — Да, — спокойно, без контекста, не думая, к чему вопрос, не думая, зачем дал ответ. — Мне в тебе все нравится, забыл? Я же твой фанат, — усмехаюсь тихо, возвращаюсь в комнату, не сумев с первого раза поправить гребаное полотенце. Падаю в кресло. Закуриваю. — Фанат, да уж, — так же приглушенно в ответ. — Что на тебе сейчас надето? — Проще сказать, чего на мне сейчас нет. — Сфотографируешь? — Тебе верхнюю или нижнюю часть? — Абсурдно, но нравится эта начавшаяся игра. И игра ли? Классифицировать разговор, ускользающий в неизведанное русло, сложно. — Хотелось бы узнать, твой пресс просто хорошая работа мастера по фотошопу или нет. — Уверяю, фотошоп там если и имеется, то точно не в том самом месте, дай мне минуту. — Сворачиваю вызов, включаю камеру и, отключив окончательно мозг, что и без того давно отправился в спячку, делаю фото. Захватывая свое тело от грудной клетки до белоснежного махрового полотенца на бедрах. Которое неприлично влезло в композицию. Скидываю на имеющийся у него в наличии Viber. — Красиво. — Не первый комплимент в моей жизни. Не первый голос с легкой хрипотцой, отдающий легким, но возбуждением. Но впервые мужской. — Тут есть чему позавидовать. Лови обратку. — Всматриваюсь в мигающий экран, ловко открываю пальцем входящее сообщение и залипаю на точно такую же часть тела танцора. Где причинное место скрыто пледом, но даже он не скрывает… — Ты возбужден. — Зачем говорить очевидные вещи? Но оно само вылетает. — А ты нет? — Понимаю, что меня словили с поличным. Отвертеться теперь будет непросто, да и надо ли? — Приезжай, — мимолетно брошенное и оборванный вызов. Сжимаю в руке телефон. Теряюсь от нахлынувших и будоражащих новизной ощущений и эмоций. Смотрю на красноречиво приподнятую ткань ниже пояса. И решить проблему можно было бы рукой, но… к черту. Будто в тумане натягиваю одну вещь за другой. Впрыгиваю в ботинки, надеваю пальто и уже спустя пару минут мчусь по дороге к неизвестности, обжигающей внутренности и какой-то на удивление не приторно, но сладкой. Порой надо бы нажать на тормоз, только вот заклинило. Меня заклинило. И пусть.