Всегда Ваш Друг

— Ну что, дружище, последний рабочий день перед праздниками!       Большая тяжелая рука по-дружески хлопнула Гарри по плечу, и вскоре рядом с ним на соседний стул с высокой жесткой спинкой приземлился мистер Сэвидж, мракоборец, к которому его приставили для стажировки. — Какие планы на каникулы? — поинтересовался мужчина. Мистер Сэвидж вызывал у Гарри исключительно положительные эмоции: он был опытным воякой, по-доброму относился к своему подопечному, знал много захватывающих дух историй и постоянно хохмил. И еще у него были чертовски крутые усы! — Как вы, молодежь, сейчас празднуете? — Меня девушка позвала к себе на Рождество. — Что же, вдвоем? — удивился Сэвидж. — Ты, вроде, упоминал, что она из семьи традиционных взглядов.       На последней фразе мужчина пренебрежительно показал кавычки пальцами. Сэвидж имел свою точку зрения на аристократов магического мира. Кажется, его теща частично принадлежала к этому кругу лиц (больше, конечно, душой, чем кровью), а с родственниками жены Сэвидж имел весьма прохладные отношения. Хотя, конечно, всей истории Гарри не знал, но по обрывочным рассказам своего мракоборческого опекуна понял, что снобизм и иной раз доведенный до абсурда консерватизм, свойственный магической аристократии, был у него в печёнках. — Да-а, — протянул Гарри, потягиваясь. — Она хочет познакомить меня с родителями.       Сэвидж хмыкнул, его правый ус забавно дернулся вверх. — Быстро вы, смею заметить. Впрочем… Сколько вы встречаетесь?       Вопрос завел Гарри в тупик. Счет в их случае представлял собой определенные сложности. Они долго шли навстречу друг к другу, называли себя друзьями (и очень по-дружески целовались, ведь все друзья так делают, ну конечно!), встречались тайно, провели лето вдали друг от друга, в расставании, а потом история дала второй круг. Формально, они встречались несколько месяцев, при этом были близки полтора года, а любили друг друга, по ощущениям, всю жизнь. — Около года, — сообщил Гарри после небольших размышлений. — Неплохо, — кивнул Сэвидж. — И все же в вашем возрасте… А хотя, что это я! Сам женился на Ванессе через месяц со дня знакомства и был немногим старше твоего. Это же мы, получается, женаты уже лет так… — Сэвидж серьезно призадумался. Его лицо не было лишено морщин, но они оставляли ощущение не столько возраста или тяжелой жизни, сколько некого благородства и пережитых приключений. Впрочем, назвать возраст Сэвиджа было так же тяжело, как отобрать золото у нюхлера. Его внешний вид стойко держал образ мужчины, у которого жизнь только началась — где-то за сорок. На деле же Сэвиджу было в районе пятидесяти, но Гарри, с глазами семнадцатилетнего парня, считал, что пятьдесят — это глубокая старость, а его клевому опекуну-мракоборцу еще жить и жить. — А! — мужчина махнул рукой. — Не будем о числах, только тоска загрызет. Иногда забываю, что мои семнадцать лет давным-давно позади, хотя помню просто превосходно, как будто еще вчера я в последний раз сел в поезд по направлению в Хогвартс.       Сэвидж мечтательно улыбнулся и стал накручивать ус, а его глаза слегка затуманились, как бывало каждый раз, когда он вспоминал старые добрые истории из своего прошлого.       На столе перед Гарри лежала многообещающая кипа пергамента и несколько разноцветных папок с твердыми корешками, за которыми отходил Сэвидж. Предвосхищая долгую и нудную бумажную работу, Гарри не испытывал огромного желания побыстрее приступить к ней: ему гораздо больше нравилось слушать о забавных и нелепых ситуациях из жизни матерого мракоборца.       Гарри подпер щеку ладонью и с любопытством воззрился на наставника, однако Сэвидж не спешил преобразовывать мечты своего подопечного в реальность. — Да-а, — протянул он, кивнув самому себе. — Хорошие были деньки. И вот что могу сказать тебе, Поттер. Цени то, что у тебя есть. Начни это делать сей же момент! — Что, прямо здесь? — не понял Гарри. — Ну, я говорю метафорически, — мужчина на секунду запнулся, — своего рода. Я это к тому, что тебе семнадцать. Ты никогда не будешь так молод, как в эту самую секунду. — Это вполне логично, — вдумчиво заметил Гарри.       Сэвидж нетерпеливо махнул рукой. Его подхватила волна зрелой мудрости и желание просвещать, и, кажется, он был на самом гребне мотивирующего настроения. — Тебе наверняка кажется, что у тебя вся жизнь впереди, и в каком-то смысле это сущая правда. Однако, уж поверь моим старческим болям в коленях перед дождем, ты и оглянуться не успеешь, как пролетит время, и вот уже ты сидишь на моем месте и учишь неоперившегося птенца уму-разуму.       Сэвидж вдохновляюще посмотрел на Гарри, но тот предпочел промолчать, не совсем уверенный, как относиться к сравнению его скромной персоны с птенцом. — Держись за людей, которые тебе дороги, и не откладывай планы и желания в дальний ящик, — продолжил Сэвидж. — Потому что самое худшее в жизни — это на старости лет жалеть о том, что ты не сделал или сделал слишком поздно. Никогда не знаешь, каким боком повернется к тебе жизнь: вот ты всю свою жизнь мечтаешь полежать на пляже небольшого островка близ Таиланда, даже начинаешь планировать отпуск, а потом вдруг раз — и нерадивое цунами смывает место твоей мечты в океан.       Как много он еще не знает об этом человеке, подумалось Гарри. — Живи здесь и сейчас, — подытожил Сэвидж и стал подниматься со стула. — А мы здесь и сейчас будем заниматься вот этим вот добром, — мужчина махнул рукой на стопку пергамента. — Вернее, этим будешь заниматься ты: расфасуй бумажки по папкам в соответствии с годами. А я пока схожу, налью себе кофе. — Сэвидж скорчил лицо. — Этот мерзкий-премерзкий кофе. Тебе, кстати, взять? — М-м, нет, спасибо, — не сразу ответил Гарри. Он переваривал речь Сэвиджа, и, кажется, она возымела определенную власть. — Если он такой противный, то зачем же вы его пьете? — Издержки профессии, — ответил мракоборец, вздохнув. — Тут кофе — то же, что эйфорийное: подсаживает. Поставками, кстати, сколько я себя помню, занимается Манкелли, у него просто отвратительный вкус, в частности, как понимаешь, на кофе, но за многие годы никто так и не удосужился воспрянуть против его кандитатуры и поставок именно этого кофе. Иронично, не правда ли?       Гарри кивнул. Он слышал слова Сэвиджа так, словно они звучали через зеркальный барьер комнаты для допросов: глухо и тихо. Разноцветные папки перед глазами маячили ярким пятнистым фоном. Мыслями Гарри был здесь и сейчас, но его «здесь и сейчас» — не реальное, а вожделенное — было в другом месте: не за столом с грудой бумаг в мракоборческом центре, а с ней.

***

— Ты уже подумала над своим новогодним обещанием самой себе? — Могу поспорить, твое — научиться стрелять глазами так, чтобы поражать сердца сразу четырех красоток одновременно. — О, пока что мне вполне хватит твоего, — Блейз обворожительно улыбнулся. Джинни — она сидела прямо перед ним вполоборота, и хотя с ее губ не сходила игривая усмешка, она не смотрела на него и, кажется, даже слегка покраснела. — Ну же, Уизли, что ты запланировала себе на новый год?       Девушка неспешно откинула длинные волосы на спину, и Блейз на мгновение отвлекся. — Разве это не должно оставаться тайной? — она посмотрела в упор на парня. — Вдруг не сбудется. — Это про желание на день рождения, когда задуваешь свечи на торте, — хмыкнул Блейз. — Или когда звезда падает. — Ой, Блейз, отстань. У меня просто-напросто нет идей. Не думаю, что новогоднее обещание — это такая большая необходимость. К тому же у меня есть еще неделя, чтобы что-то придумать.       Блейз притворно ужаснулся, прикрыв рот ладонями. Они сидели на подоконнике в пустом коридоре, и Блейз, немного перестаравшись, чуть не свалился с него. Джинни не думая схватила его за руку, а потом, замерев на секунду, отстранилась. Ее медные волосы, заправленные за уши, почти сливались с пунцовым оттенком ее кожи. Она засмеялась. — Тебе, что же, ничего не хочется в новом году? — Блейз мурлыкал, как кот. Не сводил взгляда своих пронзительных глаз с Джинни. — По правде сказать, — девушка вздохнула, — я не хочу что-либо планировать. Не знаю… — она с сомнением в лице качнула головой. — Я как будто боюсь строить планы. Видишь ли, сейчас все хорошо и спокойно, но тогда тоже было так. Слишком хорошо, понимаешь?       Блейз понимал. Конечно, речь шла не о жизни в целом. Лишь о ее очень конкретной и важной части. — Если постоянно бояться, что все закончится, то так ничего и не начнешь. — Блейз подался вперед и аккуратно прикоснулся пальцами к горящей щеке девушки. Он не отдавал себе отчет в том, что делает, словно действуя по наитию, но, казалось, что так и должно быть. Джинни подняла на него удивленный взгляд. — Ни тебе, ни мне там ничем не светило, ты и сама это знаешь.       Джинни задумчиво свела брови. — Да, полагаю, ты прав. Они другие: Гарри и Дафна. — Джинни повернулась к нему всем корпусом и вгляделась в его лицо. — Ты любил ее? Хотя, нет, не отвечай, я знаю, что любил, но почему? — Ух, вот это вопросик, — усмехнулся Блейз, но Джинни не поддержала его — она была серьезна. — Хм, я полагаю, она мне казалась в каком-то смысле идеальной. Я считал несправедливым, что она годами сохла по… по другому, вся такая молчаливая, статная и таинственная. Думаю, мне просто нравилась сама идея Дафны, не знаю. Это сложно объяснить.       Но Джинни понимала, как никто другой. Она сжала ладонь Блейза, вызывая на его лице благодарную улыбку. — Они оба берут на себя слишком многое, а вместо иммунитета обрастают броней. Мне иногда казалось, что я просто не могу до него достать, знаешь? Словно он тут, а его настоящие чувства и мысли где-то очень далеко, схоронены ото всех. — Этим мы и отличаемся от них. — Нежеланием взваливать на себя проблемы всего мира? — улыбнулась Джинни. — Упоением жизнью и друг другом.       Джинни шутливо пихнула Блейза в плечо, засмеявшись. — Ты слишком много о себе думаешь, тебе так не кажется? — А вот и нет! — широко улыбнулся Блейз. — Очень даже напротив: я не просто думаю, я еще и делаю.       Следуя собственным словам, он подскочил с подоконника, подхватил хохочущую Джинни под руку и вприпрыжку побежал вперед. — Мерлин, куда же ты меня тащишь? — На поиски, — с энтузиазмом ответил Блейз. — Ищем омелу. Чтобы я мог волшебными рождественскими поцелуями доказать тебе, что твое желание на новый год — стать моей девушкой. — Это, что же, предложение? — хитро улыбнулась Джинни. — Смотря что ты ответишь. Кто знает, сколько поцелуев мне понадобится?

***

      Астория любила Рождество. Пожалуй, она любила его даже больше своего дня рождения: на Рождество творится особое волшебство.       Каждый год Астория старалась сделать этот праздник особенным. В прошлом году она разослала всем друзьям красивые открытки с мигающими огоньками елочками, которые, хоть и были нарисованы, выглядели очень по-рождественски, и веселые стишки собственного сочинения — у Астории всегда неплохо получалось складывать рифмы. В этом году она решила раздавать маленькие рождественские сувениры. — О, надеюсь, твое Рождество пройдет чудесно! — улыбнулась она, вручив очередной сюрприз встретившейся на ее пути девочке с курса помладше.       Подруги ждали в гостиной факультета, туда и двигалась младшая Гринграсс, создавая прохожим праздничное настроение. Она выглядела, как миленький эльф: зеленый шарф, волны русых волос, собранные в хвост причудливого вида резинкой, блестящие заколки в виде снежинок, румяные щеки, задорный взгляд и веснушчатый нос.       Астория была весела еще и от того, что на вечер они с Глорией и Дениз запланировали небольшой праздник по случаю последнего дня в Хогвартсе перед каникулами. Дениз припасла сливочное пиво с последнего похода в Хогсмид, а Глория и Тори обеспечили сладкое подкрепление. Вечер обещал быть чудесным! Даже Дафна собиралась присоединиться ненадолго: последний день перед отъездом домой она проводила в компании Панси, которую внезапно накрыл кризис выпускного года.       По пути в гостиную Астория заметила несколько омел. Под одной из них она даже заметила целующуюся парочку и, немного смутившись, хихикнула и ускорила шаг. Даже романтика в Рождество была какой-то особенной, не такой, как в любое другое время. Хотя, конечно, Астория не хотела бы, чтобы ее первый поцелуй произошел только из-за традиции омелы, но все же это казалось ей очень волнующе. Столкновение, растерянные взгляды, смущенные улыбки, легкое соприкосновение губ, искорки…       Бах! Шелест разлетающихся в разные стороны бумаг, уставший вздох.       Астория обернулась. В противоположном конце коридора произошло маленькое бедствие: книги, листы пергамента, несколько беленьких перьев — и все это рассыпалось по полу, а в эпицентре — Драко Малфой. Отсутствующий, вымотанный вид, почти безразличный взгляд.       Астория поспешила помочь. Преодолев расстояние в два счета, она опустилась на колени, сгребла бумаги в охапку, пока Драко стопкой составлял книги одну на другую. — Во-от, — протянула Астория с широкой улыбкой, протянув кипу бумаг Малфою.       Он ответил ей долгим взглядом. — Ты не обязана была… — Знаешь, нет ничего зазорного в том, чтобы попросить помощь. — Астория склонила голову набок. Синие глаза внимательно смотрели на Драко. — Особенно когда помощь действительно необходима. — Ты ничего не знаешь, — моментально ответил Драко, порывистым движением забирая из рук девушки свои бумаги. Астория немного опешила, но не отвела взгляд. Словно смотрела на него и видела нечто большее — так почувствовал Драко, когда тихо, еле слышно добавил: — Никто не может мне помочь и не захочет этого делать. — Ты удивишься, — ответила Астория с доброй улыбкой.       Драко непонимающе уставился на девушку. Она ему чужая, совершенно посторонний человек. Она никак не могла знать его мысли, не могла знать, что с ним происходит, однако… Словно бы смотрела ему в душу. — У меня есть кое-что для тебя, — бодро сообщила Астория. Она подтянула сумку, болтающуюся у нее на плече, немного покопалась в ней, а потом вложила в ладонь Драко круглую деревяшку размером с монетку. — На удачу, — она жизнерадостно улыбнулась. — Счастливого Рождества, Драко!       Он смотрел на деревянный значок в своей ладони. Тот был легким, небольшого размера, на светлой поверхности был выжжен четырехлистный клевер — на удачу.       Драко поднял взгляд. Астория шла вприпрыжку и почти скрылась из виду. Волны волос забавно подскакивали вверх при каждом ее шаге. «Счастливого Рождества, Драко!» — ее добродушный, такой живой голосок мелодичными колокольчиками звенел в его ушах.       Драко сжал клеверный значок в ладони. — И тебе счастливого Рождества, Астория…       Драко не мог сказать, как один добрый жест одного доброго человека мог бы помочь выбраться ему из того болота, в которое он сам себя загнал. Однако, кажется, впервые за очень долгое время непроглядная тьма, душившая его своими щупальцами, будто бы немного рассеялась.

***

      Утро отъезда из Хогвартса перед рождественскими каникулами само собой знаменовало суматоху, в которую погружался весь замок. Спальни своей пестротой самых разнообразных вещей, сваленных в разномастные кучки, напоминали барахолку на блошином рынке, по гостиной туда-сюда сновали студенты от мала до велика, собирая последние вещи, в укромных уголках влюбленные парочки прощались друг с другом на две недели. Одним словом, обычные сборы после долгого учебного полугодия.       Гермиона собрала вещи еще вечером, и теперь, пока она выполняла свои обязанности старосты, большой тяжелый чемодан и клетка с «Его Котейшеством» Живоглотом, недовольно порыкивающим в заточении, стояли в гостиной Гриффиндора и обреченно ожидали возвращения к хозяйке.       Утренний переполох традиционно регулировался старостами. Старосты школы, одной из которых была Гермиона, должны были дежурить в холле перед парадным входом, распределяя потоки учеников, спешащих на Хогвартс-экспресс, чем и занималась девушка в данный момент, в то время как ее коллега, Энтони Гольдштейн, помогал студентам перед воротами замка рассаживаться по каретам до железнодорожной станции. — Ханна! — Гермиона окликнула старосту в желтом шарфе. — Погодите, у Когтеврана, кажется, вышла заминка. Подождите моей команды.       Девушка в желтом кивнула и повернулась к длинной веренице своих студентов, активно жестикулируя и объясняя. Ее команды тонули в общем гуле голосов, непрерывным гудением разливающимся под сводами замка.       Гермиона бросила взгляд на распахнутые дубовые двери парадного входа. На мгновение ей показалось, что меж черных мантий и синих шарфов она увидела светлую макушку своего напарника. — Эй, Гермиона! — с лестницы позади раздался знакомый голос, и вскоре рядом с ней оказался Рон. За ним кучковались несколько третьекурсников, по самые уши замотанные в красные гриффиндорские шарфы.       Гермиона вздохнула и устало качнула головой. — Вы слишком рано, Рон, тут слишком много людей. — Слышали? — бросил парень через плечо, зыркнув на третьекурсников позади к себе. — Бегом, передайте Кэссиди, что у нас в запасе есть пятнадцать минут. — Я бы, скорее, ориентировалась минимум на двадцать минут, — рассудительно заметила Гермиона.       Рон незадачливо махнул рукой. — Пока они добегут, и Кэсси поймет, что они тараторят, пройдет не меньше десяти минут. У нас там наверху такой бардак: кто-то из четверокурсниц разбил флакончик с духами посреди гостиной. — И ты оставил Кэсси разбираться с этим всем одну? — девушка одарила друга укоризненным взглядом. — Она справится, причем куда быстрее, чем я, — заметил Рон, и Гермиона не могла с ним не согласиться.       Кэссиди — пятикурсница, которую назначили на пост старосты факультета, когда Гермиона стала старостой школы. Поначалу Рон жутко ворчал и возмущался, но, кажется, девочка нашла к нему подход. Во всяком случае, как казалось Гермионе, Кэссиди была достаточно ответственной и красноречивой и отлично умела ставить на место даже Рона, при этом не нанося глубоких душевных ран его самолюбию. — Как у тебя тут дела? — поинтересовался Рон. — Как видишь, — Гермиона развела руки в стороны, демонстрируя масштаб бедствия. — На улице жуткая метель, и кареты застревают в сугробах, а студенты как будто бы получили Ступефай головного мозга. Как с этим справлялись другие старосты до меня, не представляю. Лично я уже на пределе.       Рон по-дружески похлопал Гермиону по плечу, изобразив на веснушчатом лице понимающую улыбку. — Перси говорил, что с неделю после отъезда вместо сливочного пива пил успокаивающий бальзам. От него за версту разило ромашкой, — закивал Рон в подтверждения. — Помнишь, как подолгу нам приходилось сидеть на чемоданах в гостиной? Так что вы с Гольдштейном еще отлично справляетесь.       Девушка благодарно улыбнулась. Часы на ее запястье говорили примерно то же самое: они с Энтони не очень отставали от расписания, которое составляли чуть ли не всю неделю, стараясь учесть любую мелочь, которая могла бы пойти не так. — Эй, Герм… — Рон растерянно потер шею, оставляя на бледной коже красные следы. — Я тут подумал… Хм, ты же знаешь, что Гарри будет праздновать Рождество у Гринграсс, так? Сначала поедет в Нору, а в канун отправится к ней. Что насчет тебя? — Вообще мы с родителями запланировали поездку к бабушке в Сандерленд, насколько мне известно. Так что в это Рождество в Норе будет поспокойнее, — улыбнулась Гермиона.       Рон неловко переступил с ноги на ногу. — Я тут просто подумал…       Гермиона подняла брови и кивнула, выражая интерес. Рон переступил с ноги на ногу еще разок. — Я подумал, что, вдруг, если ты захочешь… Ну, сама понимаешь, если у тебя будет возможность и желание, так что я ни в коем случае не заставляю тебя… — Если я захочу что, Рон? — Приехать ко мне на каникулы. То есть в Нору, — поспешил добавить парень. Кончики его ушей нещадно покраснели. — Мама будет тебе рада.       Гермиона непонимающе нахмурилась. — Твоя мама? — Ну да, и Джинни тоже, само собой, — добавил Рон. — И папа тоже, он подготовил целый список вопросов про работу твоего отца. Он навел справки и обзавелся картинками с оборудованием кабинета дантиста… — То есть меня приглашает твоя семья, — перебила Гермиона. — Правильно я понимаю?       Рон сглотнул. — Да. То есть они, конечно, будут тебе очень рады… — Все понятно, Рон, — Гермиона покачала головой и развернулась, собираясь вернуться к работе. — Нет, Гермиона, постой. — Он придержал ее под локоть. — Я хотел сказать… — Рон с трудом выстоял под суровым взглядом подруги. — Я буду очень рад, если ты приедешь. Я бы этого хотел.       Гермиона склонила голову набок. На ее лице проглядывала довольная ухмылка. Она окинула Рона с ног до головы пристальным взглядом, а потом развернулась на каблуках и пошагала выручать первокурсников, попавших в чемоданную аварию, бросив напоследок: — Я подумаю.

***

      Колеса поезда мирно постукивали по рельсам. За окном проносились сероватые полосы заснеженных полей, черные леса голых лиственных деревьев, изредка попадались крошечные цепочки одиноко стоящих домов.       Было спокойно. Теплый неяркий свет в купе падал на черную макушку Гарри у Дафны на коленях, и она неспешно, нежно, почти бессознательно гладила его по голове.       Друзья Гарри отправились по своим делам старост, и в тишине пустого купе Дафна отчетливо слышала ровное спокойное дыхание своего дремлющего парня.       Дафна улыбнулась сама себе. Казалось, прошла целая жизнь с начала учебного года. Тогда они, Гарри и Дафна, были совершенно чужими друг для друга. Тогда невидимая рана на сердце болела и кровоточила. Тогда глаза застилала пелена горя и тоски.       Сейчас — нет никого ближе.       «Закрой глаза. Сосчитай до десяти. Представь, что прошло полгода», — скажи кто Дафне подобные слова тогда, она бы лишь окатила его ледяным взглядом. Внутри нее была Арктика, а впереди маячила только пустота и одиночество. Скажи кто, что все будет хорошо, она бы ни за что не поверила. Когда на сердце темнота, сложно замечать звезды.       Гарри пошевелился, сонно моргнул и открыл глаза. Какое-то время Дафна чувствовала на себе его взгляд. Затем он взял ее ладонь и нежно прикоснулся губами к ее прохладным пальцам. Дафна улыбнулась. — Даф, — позвал он. — М-м? — Я люблю тебя.       Он смотрел на нее, выражение его лица казалось умиротворяюще спокойным, на губах играла невинная улыбка. От него словно исходило тепло, оно бережно окутывало ее сердце.       Дафна наклонилась и оставила на лбу юноши легкий поцелуй.       Мимо серыми оттенками пролетали пригородные пейзажи, поезд мчался в Лондон. Впервые за невероятно долгое время Дафна была по-настоящему счастлива. Счастлива и уверена в том, что все будет хорошо.