"Тревожное томление"

Покои правителя долины освещают десятки свечей, отбрасывая на стены причудливые тени. Прохладный ветер слегка колышет прозрачные занавеси на больших окнах, из которых льётся мягкий серебристый свет луны. Линдир с затаённым ожиданием всматривается в лицо повелителя, склонившегося над ним. Тёмные волосы Владыки спадают вниз, скрывая в своей тени дорогие менестрелю черты, но даже из этой тени глаза лорда Элронда горят неистовым пламенем, отражая огонь свечей. Поцелуй Линдир встречает с готовностью, а спустя несколько мгновений чувствует, как повелитель начинает неспешно освобождать его от одеяний, сопровождая этот волнующий процесс столь же волнующими ласками. От умелых прикосновений Владыки Линдира охватывает жар, пронзая тело очередным приливом острого желания. Нервничая, менестрель тянется непослушными пальцами к застёжкам на одеянии лорда Элронда, но тот перехватывает его руки и прижимает к постели, вследствие чего Линдир оказывается полностью во власти Владыки Ривенделла. Такой поворот неожиданно доставляет постыдное удовольствие им обоим. Наслаждаясь своим господством, лорд Элронд тянет с плеч менестреля расшитую изысканными узорами ткань, касаясь обнажающейся кожи губами. Линдир выгибается навстречу этим лёгким – словно дуновение ветра – поцелуям, пытаясь сдержать стон. Властитель Имладриса ненадолго замирает, опаляя взглядом открывшийся вид распростёртого перед ним прекрасного тела. В этот миг от менестреля невозможно отвести взор: очаровательное в своей красоте лицо, искажённое пыткой страсти, шёлковистые пряди волос, разметавшиеся по плечам, дрожь ресниц, манящая кожа, похожая на бархат... - Vanimle sila tiri, - произносит лорд Элронд, по своим интонациям давая понять, насколько он восхищён. - Вы почти совершенны. И это “почти” лишь добавляет вам той привлекательности, которой лишено абсолютное совершенство. Что-либо ответить на это Линдир не в силах. Кусая губы, он вновь сдерживает стон, когда Владыка Ривенделла начинает с ещё большей требовательностью ласкать его поцелуями, одновременно избавляясь от своих собственных одежд. И, в конце концов, менестрель осмеливается отплатить прикосновениями на прикосновения, распаляясь от настойчивости повелителя. Своими ловкими – более привычными к струнам арфы, чем к подобным действиям – руками он, чуть царапая, проводит по светло-матовой коже лорда Элронда, уже практически растерявшего всю былую сдержанность. Задержавшись поцелуем на чуть приоткрытых губах Линдира, Владыка Ривенделла спускается поцелуями вниз – по напряжённому горлу, клокочущему едва сдерживаемым внутри него стоном. Затем к ямке между ключиц – почувствовать губами дикое биение пульса под гладкой кожей. И всё это время он томится желанием, которое лишь усиливается от робкой инициативы менестреля, такого покорного сейчас в его руках. Скользнув губами по груди Линдира, по животу, лорд Элронд удовлетворённо прислушивается к его прерывистому дыханию. Но ещё больше он наслаждается, услышав хриплый вскрик, вырвавшийся у менестреля, когда правитель долины переходит поцелуями на внутреннюю сторону его бёдер. После чего лорд Элронд касается ладонями стройных ног Линдира, разводя их и двигаясь искусными касаниями губ выше по чувствительной коже бёдер. Менестрель дрожит, даже не пытаясь протестовать – руки его заняты тем, что судорожно комкают тончайшие одеяла, служащие им ложем. А Владыка Ривенделла, чуть отстранившись, вновь вбирает в себя вид красивого тела Линдира, на котором чувственно танцуют блики свечей. От созерцания подобного лорд Элронд чувствует, как ледяная стена его самообладания, уже давно не идеальная, рушится с оглушительным треском. По жаркому взору повелителя менестрель только сейчас по-настоящему осознаёт, что желанен ему. И тут же всё существо Линдира преисполняется радости: он счастлив, что ему доводится изведать это сладостное ощущение после того, как столько лет уверял себя, что никогда не окажется в объятиях лорда Элронда, никогда не познает его страсть. Менестрель даже не смущается с восторгом взирать на обнажённое тело Владыки, ведь тот великолепен во всех отношениях и им легко залюбоваться. А шрамы от старых боевых ран только добавляют величия его зрелой красоте. - Милорд... - с мольбой выдыхает Линдир, изнемогая от томления после продолжительной прелюдии. И тот, вняв мольбе, уверенно проникает в его опьянённое умелыми прикосновениями тело. С губ менестреля срывается сдавленный вздох, разорвавший тишину ночи и прозвучавший для слуха лорда Элронда, словно музыка. В сознании Линдира что-то будто взрывается от ошеломительных ощущений. Менестрель чувствует боль, но она так сладка и упоительна, что он не желает быть избавленным от неё. С ним сейчас тот, кого он беззаветно любит – вдруг ловит себя на восторженной мысли Линдир. Слитый с повелителем воедино, он с предвкушением встречает зарождение плавных движений. Постепенно тела их разгораются всё большей страстью, становятся влажными, а дыхание учащается. Усиливающееся желание доставляет менестрелю почти нестерпимую боль, но он вновь не желает расставаться с ней. Напротив, Линдир жаждет познать предел этого состояния, жаждет испытать каждое мгновение невероятной, восхитительной близости с избранником своего сердца. Впервые он чувствует себя совершенно свободно под взором лорда Элронда. Линдир дышит тяжело и неровно, цепляясь пальцами за плечи повелителя, обнимая его, позволяя тому завладевать им... Он подаётся Владыке навстречу, отвечает на его глубокие поцелуи. И всё исчезает куда-то – реальность, боль. Менестрель осознаёт лишь одно: более никто и никогда не познает его так. Это право всегда будет принадлежать только лорду Элронду. ...Губы Линдира чуть приоткрыты, на щеках горит яркий румянец, в глазах блестят слёзы восторга. Он тихо выравнивает дыхание, стараясь не нарушить очарование ночи. Его тело всё ещё слегка дрожит от пережитых сладострастных мгновений – нежданных и потому более ценных. Менестрель прислушивается к дыханию и ставшему уже почти размеренным стуку сердца Владыки. И на него вдруг обрушивается мысль: повелитель сейчас прикажет ему уйти. Прикажет ещё до того, как вспыхнет и погаснет последняя свеча в покоях. Возможно, завтра лорд Элронд даже пожалеет о случившемся. Возможно... и он сам пожалеет. Однако в данный момент каждая клетка тела Линдира радуется и торжествует. Владыка Ривенделла тоже прислушивается к тому, как успокаивается дыхание его любовника, как всё тише становится биение его сердца. И почти забытое за годы одиночества наслаждение растекается по венам лорда Элронда густой сладкой патокой. Близость с менестрелем была удивительной, ибо эмоциональное желание опережало желание плоти. Правитель долины не мог совладать с собой, а короткие вздохи Линдира лишь провоцировали. Вожделенное стало реальным столь естественно... Взглянув на менестреля, лорд Элронд обращает особое внимание на то, что мягкие волосы Линдира сейчас в беспорядке обрамляют лицо, а ярко-алые от долгих поцелуев губы манят вновь коснуться их. Таким он менестреля ещё не видел. Тот почти незнакомец в этот миг, ведь выглядит ещё прекраснее, чем прежде. - Amin harmuva onalle e' cormamin, - говорит Владыка Ривенделла, уже привычно поднеся руку Линдира к своим губам и поцеловав. И Линдир верит его признанию, чувствуя себя на верху блаженства, несмотря на то, что не совсем представляет себе, как они оба будут чувствовать себя утром. Впрочем, менестрель подозревает, что жизнь его станет намного сложнее. ...Серый предрассветный сумрак, зябкая тишина, подчёркнутая далёким криком птицы, алая полоска зари над горами – ещё один день размеренной жизни в долине Имладрис. Линдир спит, а лорд Элронд, одетый для прогулки верхом, стоит рядом с кроватью и в задумчивости рассматривает его. Постепенно покои заливает всё более яркий свет. Солнечный луч путается у Линдира в волосах, падает на ресницы. И снова менестрель кажется Владыке Ривенделла ещё более красивым, чем раньше. Возможно, потому, что весь вид Линдира напоминает о бурной, но уже, к сожалению, прошедшей ночи. Лорд Элронд понимает, что виной случившемуся между ними – его одиночество. Понимает, что не следовало до этого доводить. Однако теперь уже ничего не изменить – менестрель проник в его душу. Он помнит каждое движение Линдира этой ночью, каждый вскрик, каждый стон. Помнит жар его тела, ощущение его нежной кожи под своими ладонями. Ему хочется разбудить менестреля и вновь предаться страсти. Хочется забыть о долге, о достоинстве – хотя бы на месяц, на неделю, на день. Когда-то давно он отправился на войну по доброй воле. Можно сказать, рвался в бой. И отдал для победы всё, что мог. Он проявлял стойкость и волю, когда возвращался к жизни после страшных ранений. Молчал, когда у других доблестных воинов не получалось сдержать крики боли. Когда-то давно лорд Элронд не желал становиться правителем долины Имладрис, но принял на себя и это бремя. А приняв, старался – и старается до сих пор – обеспечить самое лучшее существование тем, кто от него зависит. Когда бы ни бросала ему вызов жизнь, он вёл себя достойным образом. Однако сейчас, глядя на спящего менестреля и вспоминая вкус его губ, Владыка Ривенделла осознаёт, что совершил чудовищную ошибку. Он поступил бесчестно. Линдир и не догадывается: то, что они испытали, совсем не похоже на то, что обычно бывает между любовниками. Так рисунки юнцов не похожи на шедевр опытного художника. То, что происходило между ними этой ночью – не просто похоть, ибо всё было гораздо глубже, богаче оттенками. Чувствовалась гармония, словно им было суждено принадлежать друг другу. Лорд Элронд слишком хорошо знает, сколь редки такие совпадения. Увы, совпадения случайны. И не всегда уместны. Собственно, в данном случае всё это очень не вовремя. Он скомпрометировал Линдира, но с этим уже ничего не поделаешь. Способов возместить нанесённый ущерб не существует. Тем не менее, правитель долины ни о чём не жалеет. Менестрель уже наполняет его жизнь более значимым смыслом. Заставляет поверить, что он может жить так, как живут другие эльфы. Возвращает ему воспоминания о юности – тогда он смотрел в будущее со спокойным ожиданием, а не с плохими предчувствиями. Безусловно, Линдир заслуживает того, кто примет его в свою жизнь с распростёртыми объятиями, чего лорд Элронд сделать не может. Да, он действительно не может стать его постоянным спутником. Не может и оставить менестреля в придворных. Взор Владыки Ривенделла становится хмурым. Честь требует от него слишком высокую цену... Разумно ли это – отослать Линдира прочь, как можно скорее? Он не чувствует в себе сил сделать это. Но, с другой стороны, разве у него есть выбор? Личные желания ничего не стоят по сравнению с обязанностями, которые возлагает на него его титул. И он не может сбросить с себя тяжесть ответственности ради прекрасного менестреля, чей голос в любовном ослеплении ещё более чарующий, чем в обычном состоянии. Ночью Линдир дал ему больше, чем лорд Элронд стремился получить. Когда он прикасался к менестрелю, тот дрожал от наслаждения. И обнимал его с восторгом. Линдир – самый драгоценный подарок для него. Потому нельзя делать ему больно. Не отрывая пристального взгляда от лица менестреля в лучах рассветного солнца, Владыка Ривенделла надеется, что Эру поможет принять окончательное решение. И пусть бы... пусть оно окажется не тем, что требует от него долг. Склонившись над Линдиром, лорд Элронд осторожно пропускает несколько прядок его волос сквозь пальцы, бросает взгляд на изящную линию бедра, что вырисовывается под тонким покрывалом. Разум правителя долины мгновенно заполняется мечтами о следующей такой же ночи, как прошлая. Выпрямившись и мысленно усмехнувшись своей неутомимости, он тихо покидает свои покои. Прогулка верхом ранним утром – превосходная идея. Головокружительная скачка пойдёт ему на пользу. А если безумный галоп не слишком вяжется с образом властителя Имладриса – что ж, тогда он помчится с такой скоростью, что его никто не узнает.