Долг

Время действия: продолжение предыдущей главы; год до рождения у Миши ребенка и четыре года до начала основного действия «Долга» (ареста главного героя). Ни у Виктора Владимировича, ни у Тизенгаузена от такого заявления не дрогнул ни единый мускул на лице. - Омеги так быстро пьянеют? – спросил бета у куратора. Тот лишь пожал плечами и принялся застегивать пальто: - В этом вопросе они ничуть не отличаются от нас с вами. Но из-за постоянных гормональных скачков склонны к фантазиям, капризам и резкой смене настроения. Иногда я чувствую себя воспитателем в детском саду. У Миши аж челюсть отвисла от такой «любезной» беседы в его присутствии. Спелись, гады! Захотелось как следует высказаться, но в самый последний момент он сдержался – такая реакция лишь убедила бы эту парочку в правильности их мнения. Они и впрямь не восприняли его слова всерьез. К тому же, им и так было что обсудить. Последующий диалог был дивно прекрасен. Мужчина и альфа сверлили друг друга откровенно неприязненными и упрямыми взглядами. - Покажите мне верхний этаж, - наконец, произнес Виктор, как-то весь подобравшись, словно крупная кошка перед прыжком. - На каком основании? - На том, который я озвучил ровно минуту назад – пока у Михаила не возникло желание пошутить. В машину нельзя попасть с этого этажа. Стреляли не ваши гости, по крайней мере - не эти, - кивнул он головой на продолжавшую о чем-то болтать и чему-то смеяться молодежь. - Вы солгали. - Какие громкие слова… - процедил Тизенгаузен. – Вы и впрямь считаете произошедшее покушением, а не недоразумением? Поверьте, если бы кто-то в этом доме желал вас убить… - Верю, - коротко согласился куратор. – Никаких личных причин у вас нет. Но вы определенно что-то или кого-то прикрываете. Поэтому еще раз… - А вы, простите, кто такой, чтобы что-то у меня требовать? Или проводить у меня обыск? Виктор чуть смягчился, поняв, что нахрапом тут не возьмешь. Да и остальные гости стали все чаще бросать на них взгляды - пока еще только любопытные и недоуменные. - Я не требую, я прошу. Я прекрасно понимаю, что вы не любите, когда кто-то вмешивается в ваши дела. Но в данном случае мог пострадать не только я, но и мои спутники. Думаю, мы имеем право знать хотя бы «за что?». Тизенгаузен тоже решил чуть снизить напряжение. Видимо, к данному происшествию он и впрямь никакого отношения не имел. - Боюсь, я ничем не могу вам помочь. Выше этажом – только моя спальня и нечто вроде художественной галереи. А потому окна там обычно закрыты – микроклимат поддерживается кондиционерами. «Тогда к чему весь этот цирк? Или ему просто неприятно признавать, что он сам не знает, что творится в его доме? Что в него – битком набитый военными – мог пробраться кто-то чужой?» - Тогда, - уже совсем мягко заговорил куратор, - эту загадку тем более следует как можно скорее разрешить. - Безусловно. Но этим займусь я сам. Как только появится какая-то внятная информация – сразу дам вам знать. И это мое последнее слово. А пока – прошу. – Бета многозначительным приглашающим жестом указал на дверь. – Машина ваша готова. Думаю, стоит узнать, как самочувствие вашего спутника… Куратор раздраженно кусал губы, но настаивать не решился. Видимо, понимал, что возможность официального расследования он упустил, когда согласился воспользоваться гостеприимством Тизенгаузена. Тем более, что хозяин дома явно был из того сорта людей, которые к государственным законам относятся постольку-постольку. Они писаны, но здесь – в сердце их владений и лично для них - необязательны. Как понял Михаил из разговоров за столом – отец Тизенгаузена был своего рода «магнатом», «князьком», в годы смуты сколотившим собственное мини-государство, а потом вошедшим в центральное правительство на особо оговоренных условиях. Вполне вероятно, неприязнь Тизенгаузена к куратору была вызвана и тем, что тот в его глазах выглядел представителем это самой центральной, чужой власти. - Да, пожалуй. Но прежде чем альфа успел выйти в коридор, хозяин с какой-то ленцой тоже поднялся со своего места: - А я, пожалуй, вас провожу. Как бы вы по дороге не заблудились.

***

- Проводы определенно удались! – Миша даже не сразу понял, что произнес это вслух; лишь когда встретил тяжелый взгляд Тизенгаузена, стоявшего на лестничной площадке второго этажа с телефоном в руке. - Не трогать! – резко бросил он омеге и остальным гостям, выбежавшим на короткий вскрик и грохот. На ходу сунув телефон в карман, Тизенгаузен торопливо спустился к подножью лестницы, где сломанной куклой лежал куратор. Полы пальто распахнулись, словно крылья, пятно крови вокруг головы и шеи выглядело карикатурным нимбом. В темных глазах застыл шок или удивление. В первый момент эта картина вызвала у Миши чувство глубокого морального удовлетворения, вроде того, что он испытал, когда ломал кости своему уборщику и куратору. Но радость немного поостыла при воспоминании, что в комнате этажом выше находится и без того неважно чувствующий себя старик. «Черт… если этот гад и впрямь тут сдохнет - его это добьет». Впрочем, деловито-отстраненное выражение резкого темного лица, склонившегося над бледным и заострившимся лицом куратора, быстро вытеснило все эти мысли. Тизенгаузен явно привычным жестом проверил пульс на шее альфы и зачем-то помял в ладони его пальцы. - Жив. Врач будет через минуту. Осталось лишь понимание, что здесь, в этом доме, прямо сейчас тихо, по-подленькому убили человека. И черта с два кто докажет, что это был не несчастный случай. «Неужели - Павел? Но зачем? Опять повздорили?» Словно прочитав его мысли – хотя о чем тут гадать? – бета выпрямился и стрельнул в Мишу глазами. - Блин, да что случилось-то? – озвучил, наконец, кто-то интересующий всех вопрос. - Понятия не имею - я шел впереди. Видимо, оступился. Я обернулся только на его вскрик – после чего он тут же загремел вниз. «Угу. Вот только посмотрим – вызовешь ты на этот раз полицию или нет? Врач-то явно твой. Не на вертолете же он сюда из города десантируется». Но никто из гостей не усомнился в словах Тизенгаузена. Не было ни неловкого молчания, ни шепотков. Лишь расспросы – требуется ли помощь.

***

Доктор оказался пожилым человеком, в повадке которого отчетливо проступала «военная жилка». Судя по всему - отставной военврач. Ни с кем ни здороваясь, он тут же склонился над Виктором. По его указанию молодые люди осторожно отнесли куратора куда-то в дальнее крыло дома. На блестящем паркете и на нескольких мраморных ступенях темнели пятна крови. Миша решил было направиться за доктором, но Тизенгаузен схватил его за руку и развернул к себе: - Вы там будете совершенно лишним. Лучше поднимитесь к старику. - И что мне ему сказать? – иронично спросил омега. - Правду. - Хотите получить еще один труп в своем доме? Его удар хватит. Как я понял, этот Виктор – единственный его родственник. Да и «правда» – понятие растяжимое. - Не дурите. У меня не было никакого повода. Он и так благополучно свалил бы отсюда минут через 10. Причем, он и сам это отлично понимал – по дороге мы не обменялись и единым словом. Идемте. «Можешь говорить это своим «ребятам», которые не слышали вашего разговора. И доверяют тебе настолько, что забывают о собственных навыках – раз поверили, что это они попали в автомобиль». - Спасибо, я лучше тут пешком постою. Целее буду. На темном лице беты проступили желваки. Михаил понимал, что идет ва-банк: если все странности это вечера – дело рук Тизенгаузена, то он является неудобным свидетелем. Но свойственное омегам чувство вседозволенности толкало на поиски приключений. Гибель беты или альфы этому «князьку», возможно, удалось бы замять, но за покалеченного или пропавшего омегу он получит по полной, несмотря на самое высокое покровительство. - Я понимаю, почему вы мне не верите, – сдался, наконец, Павел. – Понимаю, что по вашим представлениям о том, как стоит вести себя в такой ситуации, мое поведение – странное и подозрительное. Но иначе поступить я не мог. - Вы о своей лжи? Или о полете с лестницы? - Он упал сам. Какое нелепое, дурацкое стечение обстоятельств… Или же… - бета задумчиво потер подбородок, очевидно разбирая внезапно пришедшую на ум мысль. – Нет, да не похож он на смертника… хотя…Что вы знаете об этом… человеке? Миша только пожал плечами, и опять скользнул взглядом по красным пятнам: - Ничего. Его только вчера вечером ко мне приставили. Очень неприятный человек. - Вы думаете – такой может покалечить себя нарочно? - Откуда мне знать? Это вы у него запястья разглядывали. Тизенгаузен чуть заметно улыбнулся: - Все-таки подслушивал? Молодой человек и не подумал смутиться: - Но не думаю, что встреча с вами его впечатлила настолько, чтобы он пожелал вновь заделаться суицидником. А максимальные проблемы, что светят вам от такого его поступка –всего лишь безнадежно испорченный паркет. - А вот здесь вы заблуждаетесь, - Павел внезапно развернулся, отпустил руку омеги и начал подниматься наверх. – Это покушение может подпортить карьеру моего отца. – Он остановился и как-то хищно осклабился, - Да и общественные договоренности в нашем мире так хрупки… - Полагаю, лично вы совсем не против хорошей бойни между нами и… вами, бетами. - Не против, верно. Но это – эмоции. Идемте же. Я кое-что вам покажу. Они поднялись на третий этаж и подошли к одной из дверей, которых тут было заметно меньше, чем внизу. - И что тут? – Спросил омега, разглядывая тяжелую дверь с замками, в том числе с одним электронным. Тизенгаузен толкнул дверь и та приоткрылась. - Ее взломали. Довольно нагло, хоть и умело. - В смысле, преступник наследил? - Практически нет. Хоть и оставил, за что можно зацепится. Когда я вас встречал - помещение и дом тщательно осмотрели. Проходите. Электрические лампы осветили просторную комнату, окрасили в живой золотистый цвет бледный мрамор статуй. И что бы там не говорил Тизенгаузен про то, что омеги не могут оплодотворять женщин, а стало быть – не могут и испытывать к ним влечения, Михаил пережил настоящее потрясение, смотря на мягкие, плавные, округлые линии женских фигур. Они исчезли из повседневности, те, кто остались – уже не могли похвастаться свежестью, а художественные образы постепенно выдавливались из общественной памяти на периферию, и все же, все же, все же… Когда взгляд остановился на охотнице, одной рукой касающейся головы молодого оленя, а второй – вытягивающей стрелу из колчана за спиной, в памяти омеги вновь всплыла темная фигура, выхваченная из темноты желтыми прямоугольниками окон. - Значит, она все-таки была. Мне не показалось. Бета долго молчал, прежде чем ответить: - Признаюсь, очень хотелось бы в это верить. Но я готов поставить на то, что преступник просто переоделся или ему делали операцию. - Чушь! Так светиться? Зачем? У нас тут не юго-восточная Азия и «тюнинг» омег не в моде. - Чтобы сбить с толку. К примеру. - Маскировка? Думаете, продался кто-то из ваших? Боялся, что узнают? - Подобные ситуации редко столь однозначны, - уклончиво ответил мужчина. - То-то я смотрю, вы неоднозначно нам лапшу на уши повесили. Зачем был нужен этот балаган? Надеялись, что этот Виктор – человек неопытный в таких вопросах? - Я ему не доверяю. Хотя, конечно, в подобных провокациях «коровы на заклание» обычно не в курсе, что им надлежит стать «священной жертвой». Но его… черт его знает… Он явно не в ладах то ли с головой, то ли с сердцем. Но того, что он впутается в политику – я, признаюсь, не ожидал. - А почему вы решили, что преступник желал подставить вас или вашего отца? Может, он желал убить именно этого Виктора? Мужчина поморщился: - Слишком кучерявый план. И рискованный. Я понимаю, что омег, страстно желающих прибить своего куратора, найдется немало, но убирать пешку, ради этого попадая под прямой прицел ферзя - нелепость. Ведь мы найдем этого «шутника», из-под земли достанем. Минуту, - вдруг прервался он, доставая из кармана сотовый, - это доктор. Значит, уже есть что сказать. Разговор был сухим, со стороны Тизенгаузена представляя лишь набор коротких вопросов и «да», «нет». Угадать его содержание было трудно, и взгляд Миши заскользил по дальней стене, увешанной картинами. Хотелось подойти поближе, но он еще надеялся узнать что-то новое. «Хотя, с другой стороны – нафиг оно мне нужно? Кто они мне? Сватья, братья?» - Вот как? Ты уверен? Его генетическая карта – фальшивая? Вот уж действительно новости.