Долг

Время действия: продолжение предыдущей главы; год до рождения у Миши ребенка и четыре года до начала основного действия «Долга» (ареста главного героя). - Твою ж мать! – Выругался Виктор, уводя остановившуюся у каких-то ворот машину в сторону. Та подчинилась, но ход у нее был явно ненормальным. «Колесо», - понял омега. - Пригнитесь и держитесь за что-нибудь. Раздался еще один выстрел и стекло со стороны Петра Викторовича пошло трещинами. Миша откинулся на сиденье навзничь и невольно зажмурился – в лицо ударил свет, как от фонаря над оплетенными зеленью воротами, так и из желтых прямоугольников распахнутых окон, на фоне которых выделялись темные человеческие силуэты. И этих же окон на всю округу гремела музыка. Чуть приоткрыв глаза, омега сквозь ресницы вновь взглянул на перевернутый и «уплывающий» вместе с движением машины дом, пытаясь понять, откуда стреляют. Большинство людей там находились, по-видимому, на нижних, освещенных этажах, но и на темном, верхнем одно из окон тоже было открыто. Впрочем, его быстро захлопнули – для чего стоявшему там человеку пришлось несколько высунуться наружу. Свет снизу на мгновение выхватил из тени очертания его фигуры… и Миша обомлел. «Этого не может быть, потому что не может быть никогда… Должно быть, от резкого света у меня в глазах рябит». - Оригинально тут гостей встречают, - заметил Петр Викторович. Куратор лишь процедил сквозь зубы что-то неразборчивое. Сзади загрохотали ворота и послышались крики, а в машине раздался телефонный звонок. Виктор бросил взгляд на дисплей мобильника, и решил, что на этот вызов стоит ответить даже в таких обстоятельствах. - Да?! – раздраженно гаркнул он в трубку. – Нет! Да что вы говорите?! Стреляли дважды и прицельно! После чего в который раз чертыхнулся, швырнул телефон на панель и остановил ковыляющий автомобиль – неизвестный собеседник, по-видимому, его все же убедил. Миша вновь бросил взгляд назад – теперь дом был освещен сверху донизу, все садовые фонари были включены на полную мощность, а музыка выключена. А вскоре их машину обступили несколько стремительно трезвеющих молодых парней. Куратор, чуть опустив стекло, сказал им «пару ласковых», взмахнув рукой в сторону поврежденного правого бока. Но толком выговориться ему не дали - опять раздался звонок, после которого Виктор все же направил многострадальный автомобиль обратно к воротам, оставив возбужденный молодняк самостоятельно доводить до двоих своих собратьев «правила обращения с огнестрельным оружием» самым примитивным, но заодно и самым запоминающимся способом. - О Господи… - выдохнул Петр Викторович, оседая в кресле. - Все в порядке? – Обеспокоенно спросил куратор. - Да, да… - слабо ответил тот, обтирая пот с лица платком. – Полежать бы только чуть-чуть. - Придется «потребовать» особого гостеприимства за такой прием. – Отметил Миша, тоже чувствуя мелкую дрожь в теле после такого выброса адреналина. – Да и услуги по замену колеса вам тоже пригодятся. Так что все равно придется задержаться. - Вы очень наблюдательны, - буркнул Виктор, с тревогой оглядываясь на своего пожилого родственника. В этом Миша уже ничуть не сомневался – в кои-то веки куратор стал походить на человека, а не на перемороженную треску - хоть и находил забавным, что дед и внук обращаются друг к другу по имени-отчеству. Когда они припарковались на площадке перед домом, где уже стояло несколько не самых дешевых автомобилей, старик тронул куратора за плечо: - И ты собираешься его здесь оставить? Молодой мужчина долго молчал, потом осторожно убрал руку деда со своего плеча: - Павел Тизенгаузен – сын одного из наиболее влиятельных людей в нашей стране, хоть и носит другую фамилию. И собственная его работа тоже очень важна. А это… это было недоразумение. Короче… короче, посмотрим. Он уже спускается нас встречать. Я пойду, а вы оставайтесь пока здесь. Куратор вышел из автомобиля и направился к большому, но невысокому крыльцу из белого камня, стоящего не одну копеечку. Впрочем, и без этого было ясно, что гражданин Тизенгаузен не может пожаловаться на скудость банковского счета. Правда, на омегу это особенного впечатления не произвело – к своему возрасту он успел понять, что счастье заключается не в обеспечении своих телес максимальным комфортом. Куда больше его интересовало, что за человеку хотят отдать его будущего ребенка. Вот только… «С чего они решили, что этот... бета… сделает то, что не сумели сделать в Изоляторе?» Но мужчина, вышедший из дверей навстречу Виктору, ломал все стереотипы о бетах. По-крайней мере, тех бетах, что были членами развитых или «цивилизованных» обществ. Михаил тоже привык воспринимать их, как рабочих пчелок, которые свою сексуальную энергию и тоску по семье сублимируют в творчестве и труде, или надежных коллег и хороших друзей. Тизенгаузен больше же походил на стереотипного альфу. Очень высокий, плечистый, но благодаря отличной физической форме двигающийся легко и красиво, он, похоже, как и остальные обитатели усадьбы, тоже участвовал в вечеринке – хоть и годился тем ребятам в отцы. Волосы у него были совсем седыми и собранными в короткий хвост на затылке. И все же этот человек еще отнюдь не был стариком и уж точно им себя не чувствовал, что было заметно и по одежде – широкой красной рубахе, сейчас полурасстегнутой и обнажавшей загорелую, чуть поросшую волосами грудь, и узким брюкам, заправленным в сапоги. Подошедший к нему куратор – бледный, худощавый, в очках и скромном сером плаще – как-то сразу потерялся на этом ярком фоне. Но все же бета взглянул на гостя с пытливостью и осторожностью хищника, пытающегося понять, кого занесло на контролируемую им территорию. Рук друг другу они не подали, но после короткого разговора оба направились к машине, продолжая беседу на ходу. - … омегу можете выпустить – бежать ему некуда. Здесь на десятки километров вокруг нет ни одной живой души. А на автомобилях весьма специфическая система защиты. В крайнем случае, мы без особых усилий сможем его выследить и вернуть. - Он опасен. - Я читал его личное дело. Но демцентровская обслуга и мои ребята - это не одно и то же. - Спасибо, мы заметили, - иронично протянул куратор. - Произошедшее – не повод для поспешных выводов, а машину приведут в порядок за пару часов, - спокойно парировал бета. - Еще раз спасибо, но я предпочту вызвать полицию. - А я предпочту, чтобы полиции здесь не было. У вас много лишнего времени или разойдемся по-хорошему? Или вам нужно что-то сверх ремонта? Например, оплата лекарств вашему спутнику? – Все это было сказано совершенно буднично, хозяин усадьбы ни мало не сомневался в исходе их разговора. - Это будет совершенно излишне, - коротко ответил Виктор, - но планы у меня на ближайшие часы совсем иные. Тут вы правы. Тизенгаузен кивнул, открыл переднюю дверцу и, наклонившись, протянул Петру Викторовичу руку и спросил совершенно другим тоном: - Как самочувствие, бать? Может, врач нужен? Петр Викторович ответил на рукопожатие: - Нет, нет. Все, что нужно при мне. Просто немного покоя и воды. Виктор поможет дойти. - Ну, как скажешь. – После чего выпрямился и сказал куратору. – Дайте мне ключи и от автомобиля, и от наручников. Виктор какое-то время сверлил его взглядом, но потом всё же вручил ему негромко звякнувшую связку. - По центральной лестнице на второй этаж, направо, самая дальняя дверь. Там не будет слышен шум. - Вы собираетесь продолжить? – Вопросительно вскинул бровь альфа. – После такого… происшествия? Кажется, ваши ученики уже дошли до нужной кондиции. - Еще раз повторю, глупость двух молокососов, только что научившихся, как правильно за ствол браться – это не повод испортить праздник всем остальным и уж тем более тем, кому через день уезжать… и быть может, уезжать в один конец. Судя по выражению лица куратора, тому было, что на это ответить, но он предпочел заняться Петром Викторовичем. А бета открыл заднюю дверцу и мотнул головой, мол, «на выход», и Миша только сейчас ощутил, как сильно у него затекло все тело. Хоть ему и удалось выбраться из автомобиля самостоятельно, но ноги, спина и кисти рук чувствовались неродными. Внезапно мужчина ухватил омегу за подбородок, вздернул его лицо вверх и потом столь же быстро отпустил. Только сейчас Орлов заметил, что лицо у него изуродовано несколькими шрамами. - Странное дело, - заметил бета, принявшись расстегивать наручники, - ко мне приехали двое, чьи лица мне знакомы, но только одного из них я встречал раньше. - Вы знакомы с кем-то из них? – Спросил Миша, потирая руки, уже начавшие пульсировать слабой болью, и косясь на альфу, осторожно ведущего Петра Викторовича к дому. - «Знаком» - громко сказано. Я с демцентровской швалью дел не имею. В личной жизни и по их работе во всяком случае. Но вот по моей службе пришлось разок встретиться. - Вон оно что… А теперь вдруг решили изменить своим принципам? - Пришлось. Отец настоял. Пошли. Не делая скидки на мишину неловкость в движениях, Тизенгаузен схватил его за руку и буквально потащил за собой. Стараясь не упасть, омега спросил: - А мне показалось, что вы уже довольно взрослый, чтобы самому решать такие вопросы. К тому же, кажется, военный? - Что происходит в моей семье – мое личное дело. – Отрезал тот и добавил. - У вас с вашим отцом, как я понял, тоже не самые радужные отношения. И да, я военный, хоть последние годы занимаюсь лишь подготовкой, но не служу сам. Кстати, спасибо за подсказку – теперь, я понял, где видел ваше лицо. У вас есть брат-близнец, военный летчик. Поразительно, как все же тесен мир. Сзади послышался шум шагов и гул голосов – после непредвиденной физической разминки и «проветривания» гости Тизенгаузена решили вернуться в дом. Но сам хозяин явно не желал, чтобы они общались с новоприбывшими, а потому зашагал еще быстрее, не позволяя омеге рассмотреть внутреннее убранство дома. Единственное, что Миша смог понять – что они идут в ту самую комнату, которую предложили Петру Викторовичу. Тизенгаузен объяснил эту поспешность сразу, как только за ними закрылась тяжелая дубовая дверь: - Кто вы и зачем приехали – в этом доме знаю только я один. И хочу, чтобы так и оставалось. Тем более что большая часть моих гостей завтра разъедется. Это касается всех, - он выразительно взглянул на Виктора, вещающего плащ своего деда на спинку стула. Сам Петр Викторович уже лежал на широкой постели поверх одеяла. - Медицинская помощь точно не требуется? Старик помотал головой и закрыл глаза. - Тогда нужно разобраться с машиной. Вернусь через минуту. Миша плюхнулся в кресло, потирая запястья. Судя по ритмичному гулу, слышавшемуся из коридора, опять включили музыку. Виктор закончил хлопотать вокруг деда и отошел к окну. - В интересное местечко вы меня привезли. Не похоже, что господин Тизенгаузен – или как его там настоящее имя – так уж стремится стать любящим отцом. - Я знаю, что он подал заявление, и оно было одобрено. Остальное меня не касается. Ответил куратор и отвернулся обратно к окну. И все же Миша чувствовал, что тот напряжен. - Но вы же с ним знакомы… - В смысле? Я о нем слышал – точнее о его деятельности. В своем деле он безупречен. Но лично мы никогда не встречались. Я для этого слишком мелко плаваю. - А он сказал, что вас знает. Виктор тут же развернулся, изрядно удивленный этим заявлением, но прежде чем успел задать вопрос, обсуждаемый «волк» вернулся. Альфа пристально на него взглянул, но похоже так и не смог вспомнить, где они виделись. - Как я и говорил, все будет готово через час. Но, если хотите, можете задержаться до утра. - Я спрошу об этом Петра Викторовича через час, - дипломатично сказал куратор. – А пока, думаю, стоит обсудить дела. Могу я осмотреть помещение, в котором вы намерены содержать Михаила? Павел Тизенгаузен, привалившийся к косяку и скрестивший на груди руки, взглянул на него как-то иронично: - Можете. Вы находитесь прямо в этом «помещении». Насчет возможности побега – я вам уже сказал. - Тогда… - куратор залез во внутренний карман, - ваша копия договора и кое-какие документы для ознакомления. Мужчина, однако же, не спешил забрать протянутые ему бумаги: - Интересные все же у вас «брачные обычаи»… Альфы передают друг другу омегу, как чашу по кругу. Сам попользовался – передай другому. А детей – так и вообще кому-то третьему. Виктор поморщился: - Чтобы не быть «переходящим призом» достаточно заключить брак. К тому же вне «ненавистной системы» омегам приходится еще хуже. Вы это должны знать лучше, чем кто- бы то ни было. - Да-а-а, я знаю… И вы – тоже. Из самого что ни есть личного опыта. – И растянул губы в подобии улыбки, встретив подозрительный взгляд куратора. – Ладно, давайте сюда вашу макулатуру. Кажется, на вашем экземпляре я должен поставить подпись? - Надеюсь, все пройдет удачно, - все тем же ровным тоном продолжил альфа, - Михаил полностью здоров, и, как сами видите, не обделен ни внешностью, ни интеллектом. Разве что упрям сверх меры. Полагаю, что и дети от него родятся хорошие. Омега фыркнул, чувствуя, как от такой рекомендации по щекам пошли алые пятна. - Я не альфа, можете не проводить «рекламную кампанию». Скажите только - своего омегу вы тоже приобретали за сдельную цену и исходя из намеченных параметров? Теперь пятна проступили на бледном лице Виктора: - Нет, у нас было всё… какое вам дело? - Никакого, кроме того, что, пардон, блевать хочется. Эти слова с одной стороны куратора задели, с другой, похоже, успокоили: - Отношения между полами и раньше не были простыми, а женщина воспринималась, как помесь постельной принадлежности, кастрюли и пылесоса. К тому же к созданию многих наших социальных институтов, которые вам так не симпатичны, причастен ваш отец … - Но я – не он, - закончил Тизенгаузен. - Но вы защищаете… Бета усмехнулся, складывая бумаги и убирая их в карман. - Ну, так если родился – нужно что-то делать. Например, прожить жизнь так… чтобы тебя запомнили. - Но для этого не обязательно ею рисковать. Тем более, ради защиты того, что находишь отвратительным. - Бог мой, а кто вам сказал, что я служу, чтобы что-то или кого-то защищать? Быть может, мне просто нравится эта атмосфера? А то и просто нравится убивать, охотиться на людей? Тизенгаузены, чье имя я себе взял, пришли в Прибалтику в 13 веке, чтобы крестить язычников-балтов и схизматиков-славян огнем и мечом, и, как прочие немецкие бароны любили развлечься подобной охотой, травя местных дикарей собаками. Или вот этот омега, - кивнул он в сторону Миши, несколько ошеломленного всем услышанным, - тоже хотел бы служить. Я такое нутром чую. Вы еще скажите, что он бы хотел что-то защищать. Виктор лишь поджал губы: - Ваша мотивация – сугубо ваше личное дело. Меня больше интересует – готовы ли исполнять договор и нужен ли вам ребенок. - Я возьму только младенца-человека, - как-то устало произнес бета, и за этой усталостью проступили многочисленные и длинные беседы, уговоры и споры, которые мужчина проиграл, но вытребовал себе небольшую уступку. - Вы имеете в виду «бету»? - Свою дебильную классификацию оставьте себе и не делайте вида, что меня не поняли. Нет никаких трех полов. Просто от представителей вашего вида пока еще могут рождаться люди. - Какой бред, - возразил Миша. – Мы один вид. Происходим от одного семени и их одной утробы. Куратор промолчал, а Тизенгаузен пояснил: - Нет. Точнее – «три пола» существуют только на время переходного периода, пока возникшая мутация окончательно не вытеснит те гены, от сочетания которых может родиться мужчина. Но уже и сейчас я не смог бы оплодотворить вас, и ни вы, ни он не смогли бы оплодотворить женщину. - То есть…то есть беты вымирают? – Омега вопросительно глянул на куратора, тот поправил очки на переносице и с неохотой подтвердил: - Да. Но процесс этот будет весьма длительным. Слишком большая мутационная группа, слишком медленно проходит закрепление. Группа приматов, в которой произошла и закрепилась мутация, приведшая к образованию вида Хомо, насчитывала буквально несколько десятков особей и долгое время жила в изоляции - скорее всего, на каком-то внезапно образовавшемся островке. - В смысле инцест превратил обезьяну в человека? Альфа пожал плечами: - А вы думаете, что с точки зрения приматов – люди не уродливые мутанты? К чему чаще всего приводит инбридинг… Тизенгаузен косо улыбнулся и тоже уточнил: - Про обезьяну – это намек? - Это – констатация факта. – Отпустил куратор свою фирменную сардоническую улыбочку. - И да - близкородственное скрещивание привело к закреплению случайной мутации – слиянию двух хромосом и инверсии на их концах в месте спайки. Инверсия этих участков часто встречалась у детей, рожденных от вертикального инцеста разновидности «отец-дочь». Как видите, с точки зрения генетики миф об Адаме и Еве приобретает еще одну своеобразную грань. Но, думаю, что сейчас не лучшее время для бесед на такую тему – тем более что она вам, Павел Иванович, явно не по душе. Итак, вам нужен бета. Пусть так. Но вы должны понимать, что гарантий того, что у Миши когда-нибудь родится такой ребенок, никто не даст. - Да уж. Как и то, что я вообще когда-нибудь рожу… А почему именно такое условие? – Спросил омега, хоть предубеждение Тизенгаузена по отношению к альфам и омегам было видно невооруженным взглядом. - Сложно растить того, кого не понимаешь. - И презираешь? – Докончил Миша невысказанную часть фразы. - Вымирающие виды вообще не склонны любить тех, кто приходит им на смену – тем более, когда ничего нельзя изменить. А то бы мы говорили с вами совсем, совсем по-иному. Хотя был у меня разговор с одним… Впрочем, неважно. Но, признаюсь, многие особенности вашего поведения действительно выглядят отвратительными. Сложно хорошо относится к кому-то, кто на время превращается в течную суку, а другой от этого запаха дуреет до состояния чурбана. Люди тоже были склонны на время впадать в любовную лихорадку, но все же относились к выбору партнера более… гм, интеллектуально. И не бросались на первого попавшегося только по той причине, что у того между ног отсырело. Да плюс еще и два мужика. - Не преувеличивайте, - даже несколько обиделся куратор. – В случае необходимости мы вполне можем сдерживаться. Просто раньше вместо запаха срабатывал первый взгляд, за который мужчина и женщина оценивали привлекательность нового знакомого, и только потом в них пробуждался интерес к внутреннему содержанию обладатели любопытной внешности. Да и запахи тоже играли немаловажную роль, хоть и реакция на них редко доходила до подсознания. Что, впрочем, не мешало даже с такой мало развитой системой обоняния распознавать по запаху, например, генетическую близость между особями. Чем больше различий в геноме людей, тем привлекательнее они находят запах друг друга. И отношения между альфой и омегой – отнюдь не отношения «двух мужиков». Они не имеют никакого отношений к гомосексуализму – ни биологическому или личностному, вызванному нарушениями в геноме или психике индивидуума, ни к общественно-культурному, вызванному изоляцией, или угнетенным положением женщин, как в пресловутых Риме и Греции, или разрывом между полом и гендером, как в конце 20-го века. Да, у нас еще нет культуры взаимоотношений между полами, но и у вас она возникла не за один день. На всю эту тираду Тизентаузен лишь взмахнул рукой, словно отгоняя назойливую муху: - Мне нужен тот, чьи мысли я могу понимать. Все же положение беты в этом мире отличается спецификой. - Как и у всех других полов. А изоляция – не лучший выход. Альф и омег, конечно, сейчас намного меньше, чем бет, но… - Но в правительстве они представлены в том же количестве, что и люди. И это, по-моему, не очень-то справедливо. - В правительстве представлены только альфы, - мрачно заметил Михаил. - Это касается только законодательства. – Поправил бета. - Если ввести туда еще и омег, то появится мало кому нужная непредсказуемость в принятии решений. И это осознают все, хоть и делают вид, что мы все одна большая дружная семья. Альфы в парламенте представляют не самих себя, а новый вид, который теоретически может пострадать, если власть перейдет к большинству, которое представлено людьми. Зато омеги присутствуют в исполнительных органах, и на самом верху в том числе. Но к лешему политику. Дело не в ней. А в обреченности на одиночество и невозможности обзавестись семьей. - Разве семья такая уж большая ценность для мужчины? – Спросил Виктор. – Кажется, действительно значима она была для женщины. Только она обладала врожденным родительским инстинктом, а брак был нужен для того, чтобы мужчина не бросил ее на произвол судьбы, пока она носит и растит дитя. Лучшим описанием выражения лица беты стал бы штамп «температура в комнате сразу упала на несколько градусов». Мужчина был в такой ярости, что даже не мог расцепить зубы, но потом вдруг успокоился: - Думаю, что вы по своей «работе» должны понимать, что людям часто важнее знать, что у них есть право и возможность что-то сделать или не сделать, нежели реализовать это самое право. Наш общий знакомый вон, - он кивнул на Мишу, - переживает из-за невозможности схлопотать пулю в живот или героически поджариться в металлическом коробе. Этого я, конечно, обещать не могу, но кое-что… Идемте. – Он открыл дверь и в комнату ворвалась музыка и шум разговоров. - Куда? – Насторожился Виктор. – Нам и здесь неплохо, тем более, что… Тизенгаузен развернулся к нему уже с явным раздражением: - Если не забыли – вы не одни в этом доме, и мое место возле моих гостей. Вы, если хотите, оставайтесь здесь. А омегу я заберу с собой. - Его зовут Михаил. Ему там не место. - Боюсь, что теперь я решаю, где его место. Пусть посидит с нами, выпьет, послушает… Ему будет интересно. - Какой вы добренький… - А мы с ним оба антисистемщики, которые вынуждены делать то, что им не нравится. Ему – рожать, мне – убивать…, - и чуть слышно добавил, - не тех, кого надо бы. - Думаете, это вам поможет с ним договориться? – С сомнением протянул альфа, заметив в глазах вскочившего с места омеги странные огоньки. - Я могу выполнить его самые заветные желания. Почему бы и ему не оказать мне любезность?

***

Неизвестно, сколько часов это длилось, но все это время Миша действительно чувствовал себя счастливым, как в тот день, когда родители впервые отвезли его с Юрой в музей военной техники в Кремле. Оказалось, что Павлу есть чего рассказать – неудивительно, что его воспитанники смотрели на него, как на живого бога, хоть, в свое время тот, наверняка, изрядно прошелся по их самолюбию, а то кулаком по физиономии. Но это осталось в прошлом – здесь и сейчас они отмечали, как равные. В хмеле, болтовне об оружии, музыке и танцах, от которых дрожали стены, которые сменял гитарный перезвон, и азарте короткой дружеской потасовки между Мишей и одним из парней (причин он не мог вспомнить - хоть убей) растворились и прошлое, и будущее со всеми их печалями и неопределенностью. Здесь и сейчас осталась только чуть задымленная комната, ломота в теле и приятный жар, да еще гладкая кожа дивана, на котором растянулся омега, слушая, как один из бет – уже побывавший в «горячей точке» - перебирает гитарные струны:

Пожалей меня, пожалей, В моей судьбе, такой жестокой и нескладной, Лишь от любви твоей, по-женски безоглядной, На миг становится хоть чуточку теплей… Пожалей меня, пожалей, За все грехи мои, скитанья и ошибки, Как Богородица, с печальною улыбкой, Ты пожалей меня, родная, пожалей…

Реальность вернулась с негромким голосом куратора: - …какой смысл лишний раз травить себе душу… - А у вас есть душевные песни? Хоть кто-то из омег способен к жалости? Или умеет дарить тепло и создавать уют, так как это умели женщины? «Они так целую ночь спорили?» - Недовольно скривился Миша. – «Для этого рядом сели?» Бета зачем-то усадил альфу рядом с собой, чуть в отдалении от всех остальных, и они действительно тихо обсуждали что-то весь вечер. Несмотря на уговоры, Виктор отказался снять верхнюю одежду, хоть ему явно было жарко – обычно бледное лицо покрылось румянцем, губы тоже стали ярко-красными и припухшими от того, что куратор постоянно облизывал их кончиком языка. «Было бы о чем…» - Омега прикрыл глаза, но уши всё же навострил, и не думая засыпать. - Похоже, умаялся, - заметил Виктор. – Но, думаю, времени прошло достаточно. Пора уезжать. Надеюсь, что все у вас сложится хорошо. В крайнем случае – всеми необходимыми контактами на случай возникновения проблем вы располагаете. И… прошу прощения, но мне уже действительно не по себе от вашего взгляда. - А что вам в нем не нравится? - Вы от меня словно постоянно чего-то ждете. Скажите прямо, чего именно. Вместо этого бета почему-то нажал на кнопку пульта, и из колонок грохнуло: - Братцы, граница на замке и ключ в кармане! Миша приоткрыл глаза и опять опустил ресницы: «Гм, клип по какому-то старому фильму про Афган. Названия не помню, но помню, как Юрка от него плевался. Едва ли и Павел – его поклонник. Зато грохота от песни – на весь дом. Видать, чтобы не подслушивали». И действительно, Тизенгаузен склонился к альфе так близко, что Миша с трудом мог различить слова, заглушаемые громкой музыкой, криками и взрывами с экрана.

Я иду навстречу солнцу, Я дышу порывом ветра, В голове одни вопросы И ни одного ответа. Наконец, всё изменилось, Разделилось «до» и «после», Я ловлю себя на мысли: «Кто я без тебя?»

- Я опасался, что моя просьба покажется вам…странной. Но раз вы сами упомянули, что изоляция - худшее из всех решений… Мне хотелось бы понять – каково это… потерять любимого человека и вашего ребенка? «Вот как? Любопытная у этого Виктора семейная жизнь… была».

Впереди - темно и страшно, Я сильней своей тревоги, Я могу, я выну сердце, Чтобы осветить дороги. Я - последний или первый? Я - герой или убийца?

Последовала тишина, а потом куратор ровным голосом произнес: - Вряд ли вы узнали обо мне из газет. Но я не помню вас, а память на лица у меня хорошая. - Вам тогда было не до этого. Но я командовал отрядом, пытавшимся отбить захваченную съемочную группу, в которую входил ваш…ваш муж, или как это у вас называется? Но нам сообщили об этом слишком поздно, хоть ваш сын умер у меня на руках… Так получилось, что это была моя последняя операция. Если вас это утешит – все, кто это сделал, умерли в тот же день. - И что? – Сквозь зубы спросил альфа. – Вы видели много смертей. Недаром, в 40 с небольшим вы уже совсем седой. - Такой – нет. Детей и беременных все же редко трогают. Вам не повезло. Или повезло…. Вы пережили самое большое горе, какое только может пережить мужчина, но…. Но у вас хотя бы была возможность все это пережить. - Вы издеваетесь? - Ничуть. Просто хочу понять – каково это: потерять свою половинку и ребенка. Расскажите. Вы сильно страдали? Вы сильно изменились? - Я лучше дам вам в морду. – Бросил альфа и встал с дивана. Послышался треск одежды, похоже, Тизенгаузен попытался его задержать. - Что это? Вы пытались покончить с собой? Миша не удержался и открыл глаза, успев заметить, как Виктор выдрал закатанный рукав у беты из рук. - Это не ваше дело. После чего торопливо направился к ближайшему окну, торопливо расстегивая ворот плаща и рубашки. Тизенгаузен, не сводя с него глаз, закурил, а Миша, перестав, притворяться спящим, сел на своем месте, обхватив колени руками и рассеянно смотря на экран, где выживший и почерневший после боя солдат сдирает с себя нательный крестик. «Папа бы многое смог рассказать… к счастью, только о бессонных ночах». Вернулся куратор неожиданно быстро: - Боюсь, Павел Иванович, когда вы сказали, что в нас случайно попали ваши гости, решив пострелять по яблокам на яблоне у ворот - вы или солгали, или ошиблись. Стреляя из этой комнаты в стоящего за оградой не попадешь. Собственно, полагаю, поэтому молодые люди и решились на это безобразие. Так кто стрелял? - Женщина. – Брякнул Миша, не осознавая, что говорит вслух. – Этажом выше. Примечания: В тексте использованы отрывки из песни Трофима "Пожалей меня" и группы TOKIO "Кто я без тебя". Клип, соответственно - саундтрек к "Девятой роте". http://www.youtube.com/watch?v=ft-MpoygPBc