Из уст подвыпившего слуги: история графа, двух баронов и девицы Женевьев

В Анжуйском имении у дядюшки опекуна с Женевьев нашла коса на камень. Барон Себастьян был любителем ничем не нарушаемого спокойствия и тишины, а Женевьев росла ребёнком живым и любознательным. То она в озере училась плавать, прямо в одежде — едва выловили. То во время грозы на крышу замка вылезла, с заранее приготовленным ведёрком, молнию ловить — едва сняли. То увесистой палкой дубасила тахту с подушками, на которой её дядюшка опекун после обеда вздремнуть любил, потому, что она была «граф Роланд, который бил поганых сарацин» — едва палку отобрали. То в сундуке здоровенном затаилась, а после и уснула — едва, едва её разыскали. «Но ведь это был корабль, на котором в Америки плывут», а крышку сундука Женевьев захлопнула потому, что «когда на море буря, то двери внутрь корабля закрывают». Барон уже пошёл на крайние меры, и, чтобы племянница ему не докучала, выселил её вместе с гувернантками, горничными и слугами, в одно крыло своего дворца, а сам поселился в другом; но волей-неволей предприимчивая Женевьев покойное течение жизни барона нарушала. Не давала дядюшке хандрить, одним словом. Справлялся барон о племяннице раз в неделю, и всё мечтал побыстрее её замуж выдать. Прямо с пятилетнего возраста своей воспитанницы и лелеял барон Себастьян эту мечту, и первый признак её воплощения, забрезжил для него через шесть лет после приезда в Анжу, в лице молодого барона Антрагэ, соседа барона де Ла Роша по Анжуйскому имению. Антрагэ бывал в Анжу наездами, у него ещё и в Оверни владения были. Как уж оба барона договорились да по рукам ударили, неизвестно, только однажды — Женевьев тогда только-только двенадцать исполнилось, приглашает её дядюшка Себастьян к себе в кабинет, а там кавалер важный стоит и на Женевьев этак заинтересованно поглядывает. — Полюбуйтесь, — говорит барон племяннице, — милое дитя, это барон Антрагэ — ваш будущий супруг. Женевьев полюбовалась и насупилась. А барон Антрагэ поклон ей отвесил и приосанился. — Вы точно на мне хотите жениться? — поинтересовалась Женевьев. — Вы ещё со мною не знакомы! Совсем. — Дитя! Что за речи! — запаниковал дядюшка Женевьев. А новоявленный жених ус подкрутил и расшаркался. — Да вы, — говорит, — будете просто украшением баронского рода Антрагэ. И в знак нашего будущего союза я бы желал моей невесте подарок сделать. Что бы вам хотелось в подарок получить? Женевьев на миг призадумалась и объявила, что ей бы хотелось книгу «Жизнеописания» Вазари, только второе издание — с картинками, а ещё кинжал, да не зубочистку какую, а настоящий, каким взрослые мужчины дерутся. Дядюшка Себастьян только платочком пот со лба промокнул, а барон ничего, позабавился. — Ваше желание для меня — закон, — говорит, — завтра же пришлю вам и то и другое. — Дитя, выйди-ка на минутку. — дядюшка Себастьян потихоньку Женевьев к дверям подтолкнул. Женевьев и не сопротивлялась. А барон Себастьян долго перед бароном Антрагэ извинялся да расшаркивался. По чести говоря, Антрагэ колечко помолвочное хотел Женевьев подарить, да его барон Себастьян, поразмыслив на досуге, отговорил. «Погодите маленько, — говорит, — любезный будущий родственник, с колечками. Женевьев ребёнок ещё, подрастёт, колечко мало станет, к ювелиру нести придётся, а то ещё того хуже, затеряет она его куда-нибудь. Вот когда пятнадцать али шестнадцать лет ей будет, тут вы с колечком и приходите.» Убедил, в общем. Вот так вот и посватался барон Антрагэ к девице Женевьев де Ла Рош. Барон Себастьян думал, что ещё пара лет мучительного ожидания, и выдаст он Женевьев замуж, исполнив свой опекунский долг. Уф! Гора с плеч! Барон Антрагэ думал, что помолвка прошла, как по маслу, а что думала Женевьев — неизвестно. Она просто кинжал — баронский подарок хорошенько метать выучилась. Дядюшка де Ла Рош недавно лук со стрелами у Женевьев отобрал и торжественно сжёг в камине, просто так, чтобы повоспитывать и с ребячествами Женевьев покончить. После казни боевого друга, Женевьев пепел из камина выгребла и закопала эти бренные останки в дубовой роще, насыпав сверху холмик. Дядя опекун язвил: «Ты поливай его почаще, может у тебя дерево вырастет.» Но Женевьев назло ему решила не унывать, и вот, в отместку, новое метательное развлечение для себя придумала. Барон Себастьян всё пальцы на руках загибал и в уме прикидывал, когда брак Женевьев устроить будет возможно. Ожидание барона с замужеством племянницы, правда, несколько затянулось — на последующие шесть лет. Но в стране события такие буйные творились, что как-то не до свадьбы было. Да если вы помните: войны вспыхивали, мятежи, король Генрих в конце концов на престол взошёл. Это после побега своего из Польши. Брат-то его младший, помните, Франсуа, сам как в короли метил, да корона ручкой помахала и мимо носа прошла. И стал он всего лишь герцогом Анжуйским. Ну знаете же, что разобиделся Франсуа, но честолюбивую мечту, чтобы монархом сделаться, лелеять продолжал. Снова раскол, да брожения пошли. Братья, Генрих с Франсуа, друг друга мало, что недолюбливали, так и враждовали почти открыто. А с ними и дворяне, их приближёные. Барон Антрагэ у герцога в свите служил, так что дворян на службе у короля, особенно фаворитов миньонов, не жаловал. Барон Себастьян де Ла Рош также благоволил герцогу Франсуа, потому что самое большое своё имение как раз в Анжу имел. Барон Антрагэ и не видал больше Женевьев со дня помолвки. С карьерой своей закрутился: всё военные походы и тайные интриги. Да и барон де Ла Рош не настаивал: вдруг Женевьев что-нибудь такое вытворит, что барон жениться передумает (зря, как окажется, он в бароне сомневался). «Нет, — думал дядюшка опекун, — дело слажено, главное теперь свадьбу сыграть, когда возраст Женевьев позволит.» И вот он куда как позволил. Восемнадцать лет ей исполнилось.