Изысканно

      Гарри слушал.       Открытая книга лежала на коленях, но взгляд бездумно скользил по строкам, минуя слова о страшнейших и темнейших искусствах.       Он сосредоточился на музыке.       Струнный инструментарий выводил свои мелодии, сливаясь в единое благозвучие. Высокие скрипки противостояли низким нотам виолончелей, а певучая беседа мелодий порой оборачивалась резкой ссорой, плавно подходя к мягкому, кратковременному перемирию. Красивая композиция, которая, к шоку Гарри, была одной из любимейших у Волдеморта.       По правде говоря, его многое шокировало в Темном Лорде… и на первом месте стояло решение оставить его в живых.       В тот роковой миг, когда погибла Хэдвиг, его драгоценная сова, Гарри вместо страха и непреодолимой печали ощущал лишь озадаченность. Стремительно несясь спиралью навстречу к земле, он ожидал встретить зеленую вспышку, стоило алым глазам опалить его… но никак не нежно прижавшие его руки и резкий треск аппарации. Он ожидал мгновенной смерти, а не таинственной, роскошной комнаты, в которой ему наказали остаться.       Надолго.       «Почему не убьешь меня?»       Гарри выплюнул вопрос вместе со скопившейся во рту кровью. Его нервные окончания до сих пор горели огнем от предыдущего Круциатуса, осушившего последние силы до капли. Волдеморт не любезничал в ответ на бестолковые попытки сражаться без палочки, используя лишь собственные кулаки. Странное поведение, думал Гарри, если учесть, что он собственноручно наложил на него чары, не позволяющие причинять себе физический вред. Зачем-то.       Тем не менее, это не мешало Волдеморту самостоятельно доставлять своему пленнику невыносимую боль.       «Зачем держишь меня здесь? Ты всегда хотел убить меня. Почему не убиваешь?»       Ответ Лорда Волдеморта был мягок и лишен всяких эмоций.       «Потому что живым ты представляешь для меня большую ценность, Гарри Поттер».       Загадочный и неудовлетворительный ответ, но… он наконец-то понял.       Гарри догадался вечером, когда, не успел он и слова сказать, в его обитель ворвался свирепствующий Волдеморт, испускающий доселе невиданную ледяную ярость. Он принес с собой свиток пергамента и кровавое перо, приказав Гарри писать письмо.       Я не должен лгать.       Тогда Гарри понял: Волдеморт держит его, чтобы использовать в собственных целях, истязая отряд сопротивления неизвестностью нынешнего местоположения Избранного. И хотя тот молчал, Гарри точно знал, что «письмом» Орден не отделался. Волдеморт наверняка нашел еще парочку способов, как рассказать о его пленении.       К тому времени, когда он закончил, с пергамента уже капало. Они поймут, что это его почерк, поймут, что это его кровь.       Я не должен лгать.       Позже его рука кровоточила несколько дней, пока Волдеморт наконец не вылечил ее. Гарри мог истолковать этот сардонический поступок как беспокойство, но не решился.       Затем он просто перестал обращать на него внимание.       Решение пришло отчасти из-за злости — игнорирование задевало Темного Лорда куда сильнее, чем любое оскорбление, — а частично ради определенной цели: раз Волдеморт надумал использовать его боль для тирании его друзей, тогда он больше не даст ему возможности. Он не покажет ни намека на эмоции, он не позволит Волдеморту наслаждаться пониманием того, что тот способен заставить его чувствовать что-либо.       Гарри, конечно, с треском провалился. Волдеморту требовалось произнести лишь пару ключевых слов, таких как Рон, и Гермиона, и Джиневра, и он снова с бьющей в висках кровью принимался кричать, размахивать кулаками… и они возвращались туда, откуда начали.       Гарри не мог обуздать собственную вспыльчивость, не мог не показать, что у него имеются чувства. Как Темный Лорд и говорил: Гарри любит слишком сильно, и это делает его слабым.       Любовь.       Прозрение снизошло нескоро, но в течение нескольких отвратительных ночей, когда он в одиночестве тревожился о шедшей снаружи войне в своей роскошной тюрьме, Гарри пришел к поразительному заключению.       Может быть, ему никогда не следовало охотиться за хоркруксами ради потенциальной возможности убить Волдеморта. Возможно, пророчество вовсе не означало, что одному из них суждено пасть от руки другого.       «Уж не жалеешь ли ты Лорда Волдеморта?»       Неужели этим вопросом Дамблдор проверял его? Гарри беспокойно лежал в предоставленной ему излишне большой кровати. Пытался ли директор понять, чего Гарри хотел больше: сострадать или сражаться?       Или любить?       Гарри размышлял над этой мыслью, как ему казалось, бесконечно.       Он вспоминал о всех тех моментах, когда они с Дамблдором погружались в жизнь Тома Риддла, сироты, одинокого и никому не нужного… обозленного уже тогда…       Намеренно ли Дамблдор снабдил его размытыми инструкциями? Задавал ли этот вопрос, чтобы на ранней стадии заложить конкретную мысль в голову Гарри, ради подобного, неизбежного момента? Знал ли он, что Волдеморт решит не убивать Гарри при первой возможности, а воспользуется им, как оружием?..       Гарри пришел к выводу, что так оно и есть. Дамблдор знал, что это случится… Поэтому и потратил столько времени, показывая ему причины становления Тома Риддла, невинного, но сломанного человека, Темным Лордом. Дамблдор никогда не учил Гарри сражаться, но хотел, чтобы тот знал историю Волдеморта, понимал его выбор.       Он готовил Гарри к исцелению своего врага.       Возможно, сила, о которой Темный Лорд не знает — любовь, — станет его спасением, а не погибелью. В конце концов, Дамблдор всегда ставил любовь превыше всего…       Но сможет ли он сделать это?       Сперва Гарри почувствовал колоссальное отвращение ко всей затее. Способен ли он полюбить человека, убившего его родителей, ответственного за смерти стольких людей? Как чудовищно несправедливо было со стороны Дамблдора после всего, через что Гарри пришлось пройти, ждать от него еще и этого…       Но ему придется.       Кто еще сможет выполнить эту задачу? Темный Лорд был одержим Гарри Поттером с того момента, когда избрал вторым участником пророчества именно его, рожденного в конце седьмого месяца…       И сейчас они были связаны. Провальное смертельное заклятие связало их странным, но необратимым образом, порой позволяя Гарри ощущать чужие эмоции…       Что наверняка работало и в обратную сторону. Если Гарри может чувствовать его эмоции, то и Волдеморт должен ощущать его. Гарри надеялся, что через него, Гарри Джеймса Поттера, Темный Лорд научится сопереживанию, научится любви.       Что он сможет почувствовать раскаяние.       Но последнее время Темный Лорд стал закрываться от него окклюменцией, а это была серьезная проблема. Либо Волдеморт не хотел показывать ему свои эмоции, либо наоборот не желал чувствовать его, что означало никакой надежды на потенциальное исцеление… Если бы Гарри мог заставить его опустить свои ментальные щиты, довериться ему, впустить его…       Полюбить его.       И всё снова сводится к любви. Любви, которая спасла жизнь Гарри в младенчестве, когда его мать пожертвовала собой. Любви, древняя сила которой текла по его венам. Любви, которая теперь струилась и по телу Волдеморта. Гарри был уверен: взяв его кровь в ту самую ночь на кладбище, Темный Лорд не просто получил возможность дотронуться до него, но обрел надежду на исцеление, на способность любить.       Но сможет ли Гарри полюбить монстра.       Сначала он противился сам себе, но вскоре понял, что обязан попробовать.       Всё начиналось неспешно.       Обычные пустые диалоги, короткие разговоры. Гарри никогда не забудет тот вечер, когда Волдеморт вернулся после нескольких дней отсутствия и застал не паникующего или свирепствующего пленника, каким тот обычно представал, а… читающего.       Обманчиво спокойного, невозмутимого. Донельзя сюрреалистичная картина предстала его глазам: змееподобные черты лица Темного Лорда неумело исказились давно позабытым удивлением. Гарри тепло и дружелюбно улыбнулся.       Он знал, что Волдеморт знал, что он пытается сделать.       Конечно Гарри понимал; он был безрассудным и смелым, но точно не идиотом. Окклюменция никогда не была его сильной стороной, а половина магического мира знала, что Сами-Знаете-Кто — мастер легилименции. Во всяком случае, Гарри надеялся, что способности Темного Лорда чувствовать ложь и читать мысли пойдут ему на пользу: по крайней мере, Волдеморт будет знать, что его сочувствие подлинно.       Гарри никогда не лгал о том, что хотел узнать его лучше.       Ему было искренне интересно слушать о прошлом своего единственного собеседника. А кому нет? Люди могли бояться настолько, что не смели произносить его имя, но никто не отрицал умение Волдеморта очаровывать.       Темный Лорд был ужасным, но великим.       Общался с ним Гарри на удивление легко, пораженный тем, как Волдеморт потворствовал ему, а за простым вопросом следовало множество рассказов и историй из прошлого. Он почти забывал, что напротив сидит Лорд Волдеморт — его похититель, предначертанный враг, массовый убийца и психопат.       Оглядываясь назад, подобное положение дел нельзя было назвать невероятным: даже когда Гарри был привязан к надгробию рядом с огромной змеей, Волдеморт продолжал долго разглагольствовать.       Темному Лорду нравится говорить.       Гарри рад послушать.       После нескольких дней относительно сдержанной любезности Гарри подумал, что всё и правда может получиться… что ему и правда удастся найти способ показать Лорду Волдеморту любовь.       Когда Темный Лорд говорил о музыке, истории или, что, разумеется, было его любимой темой, магии, ужасающие черты его лица немного сглаживались. Глаза уже не отдавали такой неестественной багряностью, улыбка не казалась демонической. Сквозь змеиную маску монстра прорезались отголоски былой человечности, тень красивого юноши, которого Гарри так долго пытался понять, и эти мимолетные проблески были прекрасны.       Тогда Гарри понял: он сможет. Он сможет спасти, сможет собрать расколотую душу вместе, сможет снова сделать его человеком.       Нельзя полюбить Лорда Волдеморта… зато Тома Марволо Риддла полюбить можно, и однажды у него получится заново вдохнуть жизнь в этого сломанного человека.       Гарри делал всё возможное, чтобы расположить его к себе. Он интересовался его жизнью, с неподдельным желанием расспрашивал о любимом школьном предмете, о работе в Лютном Переулке, слова осторожные и максимально вежливые. Но глазами Гарри неотступно и настойчиво просил, каждым взглядом, каждой подвернувшейся возможностью:       Позволь показать тебе любовь.       Судя по тому, как дергались его губы и щурился взгляд, Темный Лорд, несомненно, получал послание, но ни разу не сделал замечания. Волдеморт лишь отвечал на его вербальные вопросы, и их беседы продолжали течь странным, но монотонным образом.       Пока приемлемо. Гарри был терпелив и осторожен. Честно говоря, он боялся, что однажды его просьба найдет отклик. Что он будет делать, если Темный Лорд наконец озвучит его мысли и скажет, что ненавидит его, всегда будет ненавидеть, а затем решит, что пользы от него больше нет, и просто убьет?       …А если наоборот?       Гарри закрыл глаза и глубоко вздохнул. Он сможет, он сделает это. Чего бы Темный Лорд не захотел: простого прикосновения, или слова, или… или чего-то большего, он это сделает.       Сделает всё что угодно.       Но до этого было далеко. Гарри открыл глаза и попробовал сосредоточиться на книге в руках, чтобы не думать о Роне, Гермионе, Ордене, Джинни.       Нельзя о них думать, они однозначно в порядке — в противном случае он бы знал. Сейчас он обязан сосредоточиться на единственной вещи, которую может сделать здесь.       Он исцелит Темного Лорда, спасет его. Спасет их всех.       «Однажды за раз», — сказал он себе.       Гарри начал читать о Темных Искусствах, просто чтобы задавать Волдеморту вопросы во время его визитов. Честно говоря, это довольно интересный раздел, даже если сейчас Гарри глядел мимо текста.       Он сосредоточился на музыке.       В тот момент, когда музыка перешла с оживленной мелодии на нечто более мрачное и неказистое, чары на единственной двери в комнате замерцали, слегка накаляясь. Пульс участился.       Не важно, как много раз он вот так появлялся, Гарри был уверен, что в присутствии Лорда Волдеморта адреналин в его крови будет бурлить всегда.       Поспешно скрывая свой изначально неудержимый страх, Гарри улыбнулся.       — Привет, — сказал он, закрывая книгу, которую на самом деле и не читал.       Что-то в Волдеморте было… не так. Его кожа выглядела немного ярче, глаза не такие горящие. Гарри показалось, он почувствовал проблеск чужой эмоции, крошечный прилив радости, стоило их глазам встретиться, но он был столь мимолетен, что Гарри не решился утверждать.       Хотя было бы неплохо, окажись оно правдой. Вызвать у Волдеморта чувство некой теплоты — это ведь хорошо, не так ли?       Если только он не был счастлив по другим причинам.       Гарри заставил себя не думать об этом.       Любовь. Сосредоточься на любви.       — Здравствуй, Гарри.       Волдеморт вернул ему улыбку, но и она была другой. Гарри не понимал, в чем дело, Темный Лорд словно… испарился. В хорошем смысле, надеялся он.       — Ты кажешься… счастливым, — уклончиво сказал Гарри, отложив книгу.       Взгляд Волдеморта опустился на обложку тома, а затем вернулся к нему. Улыбка пропала, а лицо превратилось в застывшую маску.       — …Неужели?       — Э… Ну, да, мгновение назад…       Гарри возненавидел себя за румянец: с каких это пор он краснеет из-за Волдеморта? Вести себя по-идиотски опрометчиво и беситься — пожалуйста, но смущаться?       Волдеморт молчал, напряженно уставившись на Гарри, но продолжал стоять, что странно. Обычно Темный Лорд заходил в комнату, усаживался напротив, и они начинали беседу. Гарри прочистил горло, чувствуя явный дискомфорт от маячившего над ним Темного Лорда.       — Мне, э, понравилась эта песня, — сказал он, нарушая гнетущую тишину.       Сосредоточься.       Гарри, снова улыбаясь, смотрел на Темного Лорда из-под ресниц.       — Спасибо, что поделился ею со мной.       Позволь показать тебе любовь.       — Это довольно… изысканная композиция, — прошептал Волдеморт так тихо, что он едва расслышал его голос за звуками скрипок. Гарри хотел убавить громкость, когда Волдеморт протянул руку и схватил его за запястье. Движение было столь быстрым, что он его даже не заметил.       — Не нужно.       Гарри громко сглотнул, кивая, сердце неожиданно заколотилось в груди. Волдеморт не дотрагивался до него с тех пор, как привел сюда. Только тонкая ткань рубашки отделяла его кожу от чужой, и это был их самый тесный контакт за всё время: Темный Лорд мог использовать на нем проклятия и пускать ему кровь, мог в порыве ярости разрушить комнату, а через мгновение вернуть ей былой вид, мог сидеть и вслух вспоминать свою юность… но он никогда не дотрагивался до него. Ни разу.       Гарри задержал дыхание, в любой момент готовый почувствовать боль в шраме. Ее не было. Волдеморт просто держал его за запястье, возвышаясь над ним, с особой величественностью впиваясь алыми глазами в его.       Боли не было.       Отбросив в сторону чувство самосохранения, Гарри сделал самую отчаянную в своей жизни вещь: он осторожно покрутил запястье в до невозможности нежной хватке Волдеморта и очень, очень медленно переплел их пальцы вместе.       Он ждал, что Темный Лорд в любой момент остановит его, но тот не стал противиться. Его длинные, бледные пальцы были теплее, чем рассчитывал Гарри, и даже немного… влажными? Гарри убеждал себя, что всему виной его чрезмерная нервозность; собственные ладони вспотели, стоило ему поднять взгляд, держа в своей руке руку Темного Лорда. Сердце в груди неистово грохотало, и он едва различал за его стуком музыку.       Он непоколебимо уставился в эти красные глаза.       Позволь показать тебе любовь.       — Любовь, — прошептал Волдеморт.       Гарри задержал дыхание: это был он, тот момент, когда Темный Лорд наконец озвучил его без конца повторяющуюся ментальную просьбу.       Гарри молча кивнул.       Лицо Волдеморта — фарфоровая маска, глаза — преисподняя.       — Тогда покажи мне.       Его челюсть рухнула на пол, а сам он окончательно растерялся, не зная, что делать теперь, когда время наконец пришло.       Волдеморт же только смотрел, слегка наклонив голову, черты лица осветил проблеск любопытства. Словно ему было в равной степени интересно, какого черта задумал делать Гарри Поттер.       — Т… Тебе неприятно? — после недолгой паузы спросил Гарри, щеки пылали, будто их в котле варили. — Это, — уточнил он, взглядом указывая на их сплетенные пальцы. — П-прикосновение.       Секунда молчания.       — Нет, — невозмутимо сказал Волдеморт.       «Отличная работа, Гарри. Ты просто молодчина», — отчитал себя Гарри. Он прочистил горло и попытался снова, буквально приказывая себе продолжать. Он сделает это.       — Тебе… Тебе нравится?       Волдеморт наклонил голову в другую сторону, задумчиво разглядывая его, прежде чем ответил:       — Что ты сделаешь, Гарри, если я скажу да?       Глаза Темного Лорда опасно блеснули. Он хорошо знал этот взгляд: ему бросили вызов.       Возможно, именно это прибавило ему смелости и призвало к действию. Гарри встал, продолжая держать руку Волдеморта в своей. Их разделяло лишь несколько дюймом, стоило ему оказаться на ногах, но Темный Лорд был высок, и Гарри пришлось выгнуть шею, чтобы заглянуть ему в глаза.       — Полагаю, я стану прикасаться к тебе чаще, Том… если ты скажешь да, — прошептал он, удивляясь, как похоже прозвучал его голос на спокойный и надменный тон Волдеморта.       Глаза напротив вспыхнули, и Гарри прошибла дрожь ужаса, правда, стоило взглянуть на улыбку, и он снова почувствовал это, слабый прилив чего-то, похоже на радость, но ощущение принадлежало не ему.       — Тогда да, — сказал Волдеморт.       Вся накопившаяся в Гарри решимость грозилась раствориться в этих словах. Это неправильно, как он вообще решился пойти на это? Он не мог, он…       — Как я и думал.       Волдеморт отпустил его руку, улыбка исчезла.       — Даже золотой мальчик Дамблдора не способен показать монстру, коим является Лорд Волдеморт, что такое любовь. Я был прав, Гарри. Я всегда знал, что любви не существует.       Он отступил, собираясь уходить, и сердце Гарри сжалось.       — Нет, стой! — крикнул он, в панике хватая запястье Волдеморта. Он приготовился к какому-нибудь болезненному проклятию, как обычно бывало, но ничего не произошло. — Подожди, нет. Это неправда. Это всё неправда.       Лицо Волдеморта было непроницаемым, пока Гарри держался за его руку, боясь, что упустил свой шанс, и полный решимости это исправить.       — Любовь действительно существует, и она потрясающая, и каждый заслуживает право испытать ее, и… я мог бы показать тебе. Если ты позволишь.       Молчание. Гарри не мог просто стоять и ждать ответа под этим испытующим взглядом дольше пары секунд.       — Пожалуйста, — умолял он. — Пожалуйста, позволь мне.       — Ты правда думаешь, что сможешь полюбить меня, Гарри? — спросил Волдеморт, но его интонация была не насмешливая. Она была искренняя.       — Я… — Во рту пересохло, но он заставил себя произнести:       — Я хотел бы попробовать.       Волдеморт подошел ближе, настолько, что его дыхание оседало на губах Гарри, не оставляя сомнений в том, чего от него ждут. Картина дальнейших действий пугала, мучила и волновала одновременно.       Но Гарри сделает всё, что должен.       Всё что угодно.       — Тогда попробуй.       Отбросив все сомнения, Гарри качнулся вперед и прижался своими губами к губам Лорда Волдеморта.       На секунду всё замерло, будто столь интимный контакт с Темным Лордом смог заморозить пространство и время. Гарри подавил чувство собственного достоинства — отныне он не Мальчик-Который-Выжил, а напротив не Тот-Кого-Нельзя-Называть — и осторожно, даже застенчиво облизал его нижнюю губу, ласково прося разрешения.       Они быстро сдвинулись с мертвой точки.       Первое, что заметил Гарри, было чувство счастья, ощущавшееся ярче прежнего. Счастья, шедшего от Волдеморта. Гарри засчитал свою маленькую победу: Темный Лорд начал опускать ментальную защиту.       Волдеморт слегка приоткрыл рот, скользнув языком по языку Гарри, а то, что начиналось как нерешительное касание губ, переросло в нечто непостижимо страстное.       Если раньше он и думал, что Темный Лорд так и останется безучастным, то скоро переменил свое мнение. Длинные пальцы заскользили по беспорядку на его голове, оттягивая ее назад и упиваясь его ртом с нестерпимым упоением, присущем кому угодно, но только не Темному Лорду.       А его чувства — чистая, незамутненная радость. Она заполнила грудь Гарри, словно принадлежала ему, и стало куда легче позволять Волдеморту властвовать над собой.       Намного легче, даже слишком.       Волдеморт разорвал их поцелуй, оставляя Гарри отчаянно глотать желанный воздух.       — Покажи мне, Гарри, — прошептал он ему в самое ухо, горячим дыханием опаляя кожу. — Покажи… Покажи, как мне любить тебя…       Прежде чем Гарри успел осознать просьбу, Темный Лорд уже исследовал языком его ухо, вызывая в напряженном теле просто неописуемую реакцию.       Он абсолютно точно не подозревал, что всё обернется таким образом.       — Я… Я… — Гарри понятия не имел, что говорить, что делать.       — Скажи мне, что тебе нравится, Гарри, — подсказал Волдеморт мягким и тягучим, словно шелк, голосом. Теперь Гарри чувствовал каждую эмоцию, каждый ее ничтожный оттенок намного ярче: радость, задор, желание. — Скажи, тебе нравится это…       А после Волдеморт прикусил его шею, вылизывая кожу и провоцируя самые смущающие звуки — что-то между вздохами и стонами, — которых раньше Гарри никогда не издавал. Куда лучшая награда, чем любые слова. Он почувствовал прилив триумфа, принадлежавшего уж точно не ему.       Всё, что осталось от его связных мыслей, почило в тот же миг.       — Ты позволишь мне, Гарри? — тихо сказал Волдеморт, своими алыми, потемневшими от похоти глазами смотря в его. — Позволишь мне любить тебя?       Гарри потребовалось несколько секунд, чтобы осознать: вопрос был не риторический. Волдеморт вполне серьезно просил его согласия. И хотя он был дозволен делать любые ужасные вещи против его воли, и хотя Гарри был безоружен, слаб и в полной его милости… Волдеморт просил. И он ждал.       Любовь. Сосредоточься на любви.       — …Да, — выдохнул Гарри отчаянно, напугано, взволнованно. — Да.       Волдеморт улыбнулся.       Гарри ощутил столь ошеломительную радость от своего согласия, что у него закружилась голова. Темный Лорд быстро воспользовался слабостью в его коленях, уложив его на кровать, словно тот и грамма не весил. Гарри едва успел заметить движение, когда шею снова атаковали, а длинные, проворные руки уже копошились с пуговицами на его рубашке, отбрасывая ту в сторону. Он раздевал его без магии. По каким-то причинам тонущему в океане чужих удушающих эмоций Гарри это казалось очень важным.       — Я хочу сделать тебе приятно, Гарри, — тихо выдохнул Волдеморт в ямку между ключицами, ловкие пальцы расстегнули его джинсы, спуская их ниже вместе с боксерами. — Хочу подарить тебе блаженство…       Гарри терял голову от чужих эмоций, смывающих любые мысли мощной волной ошеломительного наслаждения.       — Слишком… слишком много, — запнулся он, всё тело горело, пока Волдеморт стоял и снимал с него штаны, кидая их на пол, оставляя его полностью обнаженным. Гарри обязательно бы смутился, если бы не немыслимые волны эйфории, затмившие все его эмоции. — Я не могу, твои ч-чувства… Я не могу, я…       — Ты пока даже не начал чувствовать, — сказал Волдеморт, склоняясь над его нагим телом, зажимая коленями его ноги. Он до сих пор был одет в свою длинную, иссиня-черную мантию. — Как мало ты понимаешь, Гарри Поттер.       Он не успел придумать ответ, когда Волдеморт вновь поймал его губы, в то же время касаясь его между ног.       Гарри даже не заметил свою твердость, полностью потерявшись в буре чужих эмоций. Стоило ему это понять, и Темный Лорд начал медленно водить пальцами по его длине, вынуждая Гарри низко и громко стонать, прямо в рот Лорду Волдеморту.       Его охватило глубочайшее наслаждение — чужое, конечно, — и Волдеморт стал поглаживать его сильнее.       «Блядь», — подумал Гарри, запутавшийся в собственном удовольствии. Теперь Волдеморт казался ему профессионалом в беспалочковой магии, потому что просто не могло быть так приятно, и тепло, и так, так хорошо…       — Тебе нравится, Гарри? — хрипло спросил Волдеморт, и упоение заполнило сознание Гарри. — Тебе нравится это чувство?.. Скажи мне…       Гарри не смог вспомнить ни единого слова, но хныканье, сорвавшееся с его губ, можно было счесть достойным ответом. Волдеморт тихо рассмеялся, останавливаясь.       — Позволишь показать тебе больше?       Гарри даже не пытался понять значение этих слов, кивая и отчаянно желая продолжения его богопротивных манипуляций.       Однако случилось совсем другое.       Влажный палец скользнул в него, чувствуя сопротивление. Гарри захлебнулся и приготовился громко протестовать, но его заткнули требовательным, глубоким поцелуем.       Волдеморт был внутри него и… ох.       То, что вначале ощущалось крайне неуютно, теперь приносило нечто неописуемое, а с одним умелым толчком пальца и что-то блаженное, потрясающее…       Волдеморт разорвал поцелуй, когда почувствовал рвущийся со стороны Гарри стон, позволяя ему заполнить комнату, переплетаясь с играющими по радио нотами струнного квартета. Темный Лорд смотрел на преисполненное наслаждением лицо Гарри, словно запоминая каждую деталь.       — О, блять, — выругался Гарри, не сдержавшись, когда к первому пальцу присоединился следующий, а на место ожидаемой боли пришла необъяснимая нега. — О боже…       — Тебе нравится, Гарри? — шептал Волдеморт, вопрос прозвучал рядом с его шеей. Самодовольство Темного Лорда накрыло его разум, словно одеяло, слишком надменно и высокомерно, но Гарри ничего не мог поделать, лишь всхлипывая и кивая. Волдеморт продолжал насаживать его, ритмично, до ужаса умело.       — Ты позволишь мне сделать тебе гораздо приятнее? — выдохнул он, и тогда Гарри почувствовал это — эрекцию Темного Лорда, упирающуюся ему в бедро. Его сердце замерло. Волдеморт приподнялся, снова заглядывая Гарри в глаза и останавливаясь.       — Я позволю, только если ты тоже хочешь меня.       Наверно, слова должны были иметь для них больше веса, но разум Гарри был до безобразия затуманен похотью, лишь частично принадлежавшей ему. И он призвал на помощь всю свою силу воли, чтобы вспомнить, ради чего всё начал — любовь, помни о любви.       А была ли это любовь? Он почувствовал себя сбитым с толку.       Он хотел, чтобы это была она.       — Да, — сказал он скрипучим и надломленным голосом. — Пожалуйста…       Еще одна непреодолимая волна страсти и наслаждения, и Гарри Поттер потерял девственность.       Волдеморт обрадовался этому неожиданному открытию. Гарри почувствовал, как чужое торжество заполонило разум, но ему было плевать, потому что его вдребезги сокрушила смесь боли и удовольствия. Темный Лорд вошел в него, и они оба застонали от боли, перерастающей в блаженство.       «Странно», — подумала мельчайшая часть сознания Гарри. Он чувствовал, как эйфория Темного Лорда поглощает его, и в то же время ощущал восторг и боль от первого проникновения…       Так сюрреалистично, будто во сне, но у него не осталось времени размышлять.       Волдеморт начал двигаться, дав Гарри лишь несколько секунд, чтобы привыкнуть, медленно, но ритмично входя и выходя, каждым движением бедер быстро превращая первоначальный дискомфорт в упоительное наслаждение. Почему-то тот факт, что Гарри был абсолютно голый, а Волдеморт практически полностью одет, придавал моменту большей чувствительности, и то, как темная ткань свисала с плеч Волдеморта, прижималась к его груди с каждым движением… неописуемо эротично.       — Скажи мне, Гарри, — простонал Волдеморт, и в его мыслях снова промелькнул какой-то задор. — Тебе хорошо?       Гарри всхлипнул, кусая нижнюю губу. Он потерян.       — Скажи мне, — потребовал Волдеморт.       Темный Лорд полностью остановился.       — Скажи мне, что ты чувствуешь.       Волдеморт пригвоздил бедра Гарри к матрасу, когда тот инстинктивно толкнулся вперед, не ожидая столь резкой заминки.       — Хорошо, — отчаянно выдохнул он, понимая, что Волдеморт не продолжит без ответа. — Чертовски… так хорошо, я…       Конец предложения заглушил его собственный стон. Волдеморт снова начал двигаться, ударяясь о нужную точку, толкаясь в нужном направлении.       — Хорошо, — прошептал тот, и Гарри почувствовал всю искренность следующих слов: — Я хочу ее, Гарри… Я хочу любви.       Этого категоричного утверждения хватило, чтобы на секунду отрезвить его одурманенный похотью разум. Волдеморт замедлил темп, его лицо практически умоляло, когда он посмотрел Гарри в глаза. Там было отчаяние, в глубине этой алой радужной оболочки, Гарри его видел.       — Можешь ли ты по-настоящему любить меня, Гарри Поттер? — прошептал он. Такой… уязвимый. — Ты любишь?       Гарри обвил его шею руками, понимая, что за последние несколько недель, дней, часов, секунд весь мир перевернулся с ног на голову, но ему было плевать, потому что это, это — его предназначение.       Он спасет его.       — Да, Том, — выдохнул он, улыбаясь. — …Да.       Он ощутил отголосок чужих эмоций, но не смог дать им определение. И тогда Волдеморт поймал его улыбку губами, врываясь в него еще сильнее и резче.       Гарри чувствовал чужое удовольствие практически как собственное, подступающее, нарастающее, и понимал, что долго он не продержится. Собственный успех вскружил Гарри голову: он наконец смог заставить Темного Лорда познать чувство любви.       — Ты кончишь для меня, Гарри? — спросил Волдеморт, замедляя ритм, но толкаясь жестче и глубже. — Потеряешь себя ради меня?       Гарри было всё равно, как самодовольно Темный Лорд выглядел и звучал.       — Да, — согласился он, осознавая всю близость к точке невозврата. Его ногти впились в спину любовника, отчаянно цепляясь за мантию. — Боги, да, пожалуйста, пожалуйста, не останавливайся…       Волдеморт погрузился в него еще глубже, а Гарри застонал так горячо и непристойно, как не стонал никогда прежде. Это было выше его понимания, это было сочно, до чертиков неправильно. Это было восхитительно.       Он балансировал на грани экстаза, когда Волдеморт наклонился, шепча ему в самое ухо. Волна безжалостного триумфа ворвалась в его разум.       — Я убил их.       Вспышка. Мимолетная картинка прорезала его сознание… тела… два, шесть, дюжина тел—       — Я убил их всех, Гарри… Я убил их всех, перед тем как прийти к тебе…       Гарри увидел их, лежащих спинами на земле, их повернутые лица… Безжизненные голубые глаза Рона, устремившиеся в небо, остекленевшие; распростертые под неестественными углами руки Гермионы—       Мертвы, они оба мертвы—       Разум задыхался, подобно утопающему, бредящему о глотке свежего воздуха. А садистская усмешка напротив лишь сильнее погружала его в глубины чужой памяти, пока ее хозяин размашисто двигал бедрами, разбивая тело Гарри новой волной наслаждения. И одновременно с этим он видел—       Ремус и Тонкс — мертвецы на полу. Держатся за руки.       На шее Артура из раны, похожей на укус змеи, сочится кровь; голова Молли, человека, которого Гарри мог практически назвать матерью, почти полностью отделилась от тела.       Джинни. Кровь текла по ее пухлым губам, бледному, неподвижному лицу… ее красивому лицу—       Нет. Разум разрывался и мутился. Нет       Когда он увидел Волдеморта снова, тот улыбался. Его глаза сверкали, демонически, ликующе, он неистово врывался в Гарри, заставляя тело под собой дрожать от нежеланного, тлетворного удовольствия.       — Нет, — Гарри едва удалось выдавить слово, глаза заблестели от слез, а очки в миг запотели. Он отказывался верить: этот день должен был стать началом превозмогающей всё на свете любви, но никак не... — Это неправда.       Волдеморт еще безжалостнее оскалился.       — Неужели, Гарри?       И тогда иллюзия спала.       Гарри и раньше замечал разницу, но не догадался о магическом вмешательстве. Кожа Волдеморта слегка блестела, как и его мантия и—       Кровь.       Кровь была везде: покрывала шею и запятнала лицо каплями, словно рубинами на коже, влажными, свежими. Она была на мантии, пальцах и—       — Их кровь на моих руках, Гарри, — прошептал он, мощная волна внутреннего удовольствия и физического наслаждения столь яростно столкнулась с ужасом Гарри, что тот практически потерял сознание.       — А теперь она на твоих…       И она была. Кровь с мантии Волдеморта размазалась по всему его телу, раскрасила грудь алым; она была на его руках, тех самых руках, которыми он цеплялся за спину Волдеморта, она была… она была—       — Кончи для меня. — Темный Лорд не прекращал свои медленные, глубокие толчки, столь умелые, что невольно вынуждал Гарри выгибаться. Он даже пригладил его член, дразня и мучая скользкой от крови ладонью — их крови—       — Кончи для Лорда Волдеморта.       Спасения не было. Разум Гарри утонул в шоке и смятении, заливаясь беззвучным криком, но его тело… его тело окончательно сгинуло. Бедра предательски толкались навстречу, даже когда перед глазами стояли воспоминания Волдеморта, залитые кровью, беспощадные, навсегда выжженные на подкорке мозга, знаменуя тотальное самодезертирство…       Когда он был обязан орать от ужаса, бешенства, протеста, Гарри Поттер застонал.       Неумолимый в своих действиях, Темный Лорд хотел убедиться, что Гарри испытал самый долгий и головокружительный в жизни оргазм. Он не останавливаясь трахал его, лаская член влажными, ловкими пальцами, желая выжать как можно больше, всё, словно пытаясь выкрасть его душу через наивысшую точку наслаждения.       Ментальный образ пропал, возвращая его в не менее кошмарное настоящее. Стоило Гарри подумать, что всё наконец закончилось, как его прошибло блаженное чувство чужого оргазма. Темный Лорд пристально вглядывался в него с искаженной улыбкой на окровавленном лице, и на краткий миг Гарри увидел себя его глазами: задыхающегося, покрасневшего, с кровью в спутанных волосах, на шее…       Оргазм Волдеморта Гарри ощутил практически как собственный. Пальцы ног сжались, а ногти рук впились в худые плечи, цепляясь за ткань. Он тщетно пытался подавить стон, когда Темный Лорд горячо и обильно излился в него.       — Да...       Гарри никогда не чувствовал такого исступления.       — Прекрасно…       Волдеморт нежно поцеловал его шрам на лбу.       Гарри кончил так сильно, что остались последствия. Тело тряслось и сокрушалось от мощной послеоргазменной истомы. Разум рушился тысячью всевозможных способов, не желавший понимать увиденное, отказывавшийся верить…       Но всё решила одна безжалостная усмешка. Темный Лорд, должно быть, снова воздвиг ментальные щиты, используя против него окклюменцию, потому что сейчас Гарри не испытывал ни капли такого яркого и явного восторга чудовища напротив.       Только кромешный ужас.       Он отвернулся и взглянул на свои красные-красные руки.       Они были мертвы. Но они не могли быть мертвы. Он убил их, Волдеморт убил их всех, и это была их кровь… но это не могла быть их кровь… но это была она, а он… он хотел—       Он сказал, что любит его—       Этого не могло случиться, никто не смог бы — даже Волдеморт — этого не может—       — Н… Н… Н…       — Да, — прошипел Темный Лорд, прерывая его слабые попытки отвергнуть действительность, вынуждая Гарри скулить от внезапного осознания собственных унижения, влажности, ничтожности.       — Они мертвы. Все они… — Волдеморт поднялся, оставляя перепачканного Гарри на смятых простынях, неспособного двигаться из-за чудовищной дрожи.       — Никто никогда не придет и не спасет тебя от меня… Мой драгоценный хоркрукс…       В довесок ко всему, последняя фраза его уничтожила.       Хоркрукс.       Он… Он и есть…       Разум Гарри рвался на части, как паленая тряпка, нитки которой надрывно трещали с каждым безжалостным словом.       Волдеморт наклонился и схватил его за подбородок, принуждая смотреть себе в глаза. Гарри был в ужасе, чтобы противиться. Слишком ошеломленный, слишком… никакой.       — Ты моя самая драгоценная собственность, Гарри, — прошептал он, нежно перебирая пальцами его волосы. — Ты проведешь вечность здесь, в безопасности… Только со мной.       Волдеморт снова улыбнулся и отпустил его, вставая и возвышаясь, глядя сплошь безучастно. Он достал из кармана Бузинную палочку и навел на себя, очищая мантию и кожу от всех телесных жидкостей.       Несколько мгновений он выглядел так, будто только что не случилось никакого кошмарного действа.       Он ничего не сделал для Гарри.       — Не волнуйся, — сказал Волдеморт, алые глаза бродили по распластанному телу, окровавленному и сломанному самым ужасным способом. — Я скоро вернусь.       Пауза. Его губы дрогнули.       — О… я тоже люблю тебя, Гарри.       Сарказм витал в воздухе, ощущался на кончике языка.       Волдеморт ушел.       По радио продолжала играть рапсодия пленительных нот, высоких и низких. Гарри уставился на свои красные-красные руки, но ничего не видел.       Он сосредоточился на музыке.       «Эта песня. Как прекрасно», — подумал он. Поверженный разум отказывался подчиняться. Скрипки звучали так чудесно и тоскливо. Слезы катились по лицу, но Гарри их не чувствовал.       «Как изысканно».