Реборн... Какой нам сейчас Египет?!

Тсуна медленно шел по тропинке домой и размышлял о том, что же они задумали: Мукуро и Реборн. Он был уверен в том, что цели у них разные, и они никак не связаны, но в чем-то все же пересекаются. В любом случае, аркобалено позвал сюда иллюзиониста из каких-то собственных соображений, а тот, в свою очередь, собирался использовать приезд в своих целях. Таким образом, Мукуро косвенно помогает Реборну, а Реборн – Мукуро. Получается некая система, жертвой которой может стать именно он, и не только… Больше всего его волновали действия ананасоголового – идея лишиться своего тела совсем не радовала Саваду. Эта ситуация пробуждала в нем мудрого мыслителя и профессора, который выражается очень умными фразами, в отличие от обычных обрывочных предложений и неясных образов, даже непривычно. А еще он знал, что если цель Реборна еще может быть более-менее приемлемой, то то, чего добивался Рокудо, никак не могло быть нормальным, особенно если учитывать его аморальное поведение. По крайней мере, с точки зрения Савады оно было очень аморальным, даже чересчур, и то, что это был Мукуро, а не кто-либо еще, никак это поведение не оправдывало. После поцелуя Тсуна не очень понимал, в каком отношении иллюзионист хочет заполучить его тело: захватить контроль над ним или же поиметь? Хах, оба варианта просто ужасны. Вот так вот он выносил себе мозг по дороге домой – безжалостно и беспощадно. Приблизительно в середине пути он увидел Гокудеру и Ямамото, гуляющих по острову, ну, хотя, гуляющих, это, наверное, громко сказано: они стояли на месте и, похоже, ругались. Хаято с раздражением смотрел на Такеши, что-то злобно произнося, и не давал ему подойти к себе, а мечник пытался успокоить свою разбушевавшуюся жену и закончить все мирным путем. «Что у них опять случилось?» — взволнованно думал Савада. – «Неужели Гокудере опять что-то не нравится?» Он решил не вмешиваться в их ссору, надеясь, что они, как разумные люди и любящие друг друга супруги решат возникнувшие проблемы. Однако, проходя невдалеке от них (парни были немного заняты, поэтому его не заметили), он расслышал фрагмент их ссоры: — Да, в этом отношении ты снова будешь сравнивать меня с девушкой?! – злобно шипел подрывник, отталкивая мечника. - Хаято, ты вообще о чем? Успокойся, — недоуменно просил того Ямамото, действительно не понимая, о чем тот ведет речь. Почему он должен сравнивать его с девушкой? Он схватил его за руку и попытался утихомирить. — Не делай из меня идиота, — презрительно усмехнулся тот, вырывая руку. – И, кстати, раз ты меня с ними сравниваешь, значит, знаешь, как они себя чувствуют в тот момент? — Черт, Хаято, ты можешь мне вообще объяснить, в чем проблема? – мечник снова схватил того за руку, на этот раз намного крепче, и не дал вырваться. Тсуна, обеспокоенно покосившись на парней, прошел мимо, и продолжения спора не услышал. Вообще, он даже не понял, в чем была суть проблемы, так же, как и мечник. «И причем там вообще были девушки? Ну даже если и причем, то что такого, что Такеши знает, как они себя чувствуют в какой-то там момент? Похоже, у Гокудеры очередной заскок…» — думал он. Но, впрочем, Савада просто не знал всех подробностей. Он подошел к своему дому, медленно потянул за ручку и, открыв дверь, зашел внутрь. Опустившись на диванчик в прихожей, он скинул обувь и устало откинул голову назад, шумно выдохнул. «И действительно, денечек просто зашибись, надо будет поблагодарить Реборна», — промелькнуло у него в голове. – «И чего ему приспичило позвать этого ненормального? В прочем, перед Египтом, да и во время отпуска, я думал точно так же, а потом был жутко доволен. Может и в этот раз он что-нибудь эдакое задумал, и я зря паникую?» Он подумал о возможных последствиях всех придуманных им вариантов событий и понял, что нет, паникует он явно не зря – Мукуро не может сделать что-нибудь хорошее для него. Он услышал какой-то звон, будто хрустальной люстры или же бокалов, и понял, что Занзас дома, а он почему-то сидит в прихожей и думает о какой-то ерунде. Улыбнувшись, он встал с диванчика и зашел в комнату. Действительно, Занзас, по-хозяйски развалившись, сидел в кресле и как обычно что-то пил. Кстати, после свадьбы Варийский Босс, естественно, не отказался от выпивки, но количество ее по просьбе жены немного сократил. Савада замер: нет, не от того, что в руках мужа снова был бокал с каким-то пойлом, а от неожиданных ощущений, нахлынувших на него. Желудок неприятно сжался, к горлу подкатил небольшой комок, а под ложечкой засосало. И главное – заговорила его совесть. Он чувствовал себя виноватым перед Боссом Варии, несмотря на то, что ничего не сделал. И чем больше он смотрел на Занзаса, чем больше думал об этом, тем сильнее становилось чувство вины, которое он чувствовал за тот поцелуй на поляне. «Черт, но я же не виноват», — пытался он мысленно успокоить себя, но совесть упорно твердила обратное: «Нет, ты виноват! Еще как виноват! Ты поступил еще хуже, чем если бы сам поцеловал его – ты его просто не оттолкнул». Он вздохнул и, закусив губу, подошел к Занзасу и медленно забрал у него бокал. — Занзас, хватит пить, — тихо проговорил он, аккуратно ставя сосуд на стол. — Что? Мусор, ты не попутал? – хмыкнул тот, надменно смотря на свою жену. — Нет. Разве я не говорил, что мне не нравится вкус алкоголя? – Тсуна ответил на его взгляд, однако смотреть в почти красные глаза Занзаса было весьма сложно – казалось что свои собственные выдают его с потрохами. — Нет, но что из этого? Тебя я пока пить не заставляю, — усмехнулся тот. — Пока? – удивленно выдохнул Савада, склонив голову набок. – То есть потом ты собираешься заставить меня пить эту гадость?! — Очень может быть. Я бы не отказался увидеть тебя пьяным, — шире улыбнулся он. – Как думаешь, глотка коньяка тебе хватит? Или все же два понадобится? — Откуда я знаю, — недовольно проговорил Савада, однако, посмотрев на Занзаса, снова смутился – совесть в его сердце и мыслях не дремала и настойчиво напоминала, что он виноват. Он подчинился порыву и, подойдя к Боссу Варии, опустился ему на колени, прижавшись к его груди. Он положил руку ему на живот и прижался еще сильнее, словно ребенок, которого обидели. Занзас слегка удивленно посмотрел на него сверху вниз и, надменно улыбнувшись, приобнял за талию. — Ты странный, мусор, — проговорил он, прижимая к себе Тсуну еще сильнее. — Почему? – тихо спросил тот. — Я откуда знаю, будто натворил что-то и теперь чувствуешь себя виноватым, — ухмыльнулся Босс Варии. Кто бы мог знать, что он настолько проницателен? Явно не Савада. Он скорее бы поверил тому, что Занзас каким-то образом узнал о произошедшем у дома Мукуро и теперь специально издевался над ним, чем в то, что Занзас прочитал его эмоции и распознал причины переживаний и такого поведения. И, между прочим, Савада не так уж и редко вел себя тихо, в следствие своего характера. — Я ничего не натворил. — Причем будто не просто что-то натворил, — усмехнулся Занзас, игнорируя слова Десятого Босса Вонголы. – А изменил мне, и теперь мучаешься муками совести. «Он что, действительно издевается?!» — пронеслось в голове у Савады, а Занзас тем временем продолжил. — Например, лег под свою Правую руку или… как там его… мусор, который вчера приехал, – Босс Варии ухмыльнулся и, прищурившись, посмотрел на Тсунаеши. Тот же, шокированный, думал о том, что случилось, и что теперь делать. «Неужели он действительно знает? Или просто издевается, придумывая различные варианты?» Он подумал, начать ли возмущаться или же рассказать, и остановился на втором варианте. — Прости меня, но он… — тихо проговорил он, однако, вовремя подумал о последствиях того, что он собирался сказать, и передумал. План будущих событий был таким: Занзас узнает обо всем, он в ярости Убивает Мукуро – Вонгола без иллюзиониста, у Кокуе трагедия Убивает его самого – Вонгола без Босса, трагедия у всех С горя от потери все же любимого человека уходит в запой В раздражении и злости под действием алкоголя убивает всех, кто попадается ему на глаза (ну, Варийцы, как разумные и знающие босса люди не покажутся ему, а вот другим может не поздоровиться) – трагедия у многих Дальше же было раздвоение: на возможный и невозможный варианты: Невозможный: с горя Занзас кончает жизнь самоубийством, они с Тсуной счастливы на том свете Возможный: с горя Занзас все так же продолжает убивать людей Вот именно поэтому Савада передумал рассказывать что-либо Варийцу и, заглушив совесть, начал возмущаться: — Ах вот значит ты обо мне какого мнения! – он несильно ударил ладонью по животу Занзаса и отстранился от его груди, с негодованием смотря на него. – Еще муж называется! – хотелось, чтобы в руках оказалась какая-нибудь тряпочка или же перчатка, чтобы живописно дать ему ей по лицу – рукой было как-то не солидно, да и не безопасно. — Да ладно тебе, Тсуна, — ухмыльнулся Босс Варии, потянув его на себя за талию и вернув Саваду в исходное положение. Тот удивленно посмотрел снизу вверх на Варийца: тот почти не называл свою жену Тсуной, только мусором или же Савадой, хотя тот давно уже Савадой и не был. Лишь когда Занзас собирался сказать что-то серьезное, он использовал это обращение. – Я слишком тебя люблю, поэтому изменять не позволю, — ухмыльнулся он. – И учти, узнаю – убью, и его, и ее, и тебя. Савада понял, что его гиперинтуиция снова не подвела и как никогда верно воспроизвела возможный ход событий. Однако, он не смог сдержать счастливой улыбки – Занзас так редко говорил эти слова. — Я не собираюсь тебе изменять, потому что тоже слишком тебя люблю, — выдохнул он. Вообще, фраза была слегка смущающей для пятнадцатилетнего паренька, особенно если говорить ее 22хлетнему парню, даже сидя у него на коленях и даже во время медового месяца. А кольцо на безымянном пальце лишь приятно жало кожу. Неожиданно даже для себя Тсуна задал вопрос. – Занзас, а что ты будешь делать без меня? — А куда ты от меня денешься? – надменно улыбнулся тот. — Ты сам сказал, что если я… — он запнулся, — Буду с кем-то другим, ты убьешь его, а потом меня. И что ты тогда будешь делать? – Тсуна вспомнил, что недавно этот вопрос был задан Бельфегором. — А это уже не имеет значения, — хмыкнул Занзас, слегка приподнявшись и приблизившись к лицу парня. Он накрыл его губы своими и легко улыбнулся – такой желанный, родной Савада, его невозможно не хотеть и не любить. А Тсуна почувствовал вкус губ Босса Варии на своих, прикрыл глаза, обвил его шею руками, и подумал о том, что Занзас – единственный человек, о котором он может мечтать, и он – действительно тот, кого он хочет любить и хотеть. А еще он понял, что он не так уж и не любит алкоголь… ведь его вкус неразделим со вкусом губ Варийца. Тем временем, Такеши с невероятным трудом удалось успокоить подрывника и они сидели дома, правда, в разных углах спальни. Ямамото сидел вроде как читал книгу, постоянно наблюдая за Гокудерой, а тот, очень недовольный и раздраженный, сидел в кресле и смотрел куда-то в сторону. Сейчас злоба накатила на него с новой силой – очередной прилив негодования по поводу непонятливости этого придурка, которые регулярно настигали его в течение уже второго дня. И почему только он влюбился именно в него?! Самое главное, что изначально он разозлился из-за того сравнения, которое мечник так неуместно упомянул днем ранее, а теперь его уже целый день раздражала его тупость, то, что он никак не мог сам понять, что же злит Гокудеру! А еще ему не нравилось, точнее, его беспокоил тот факт, что слова, которые бейсболист говорит Хаято, так бесследно исчезают из памяти самого мечника. Получалось, что для самого Ямамото они ничего не значат, лишь пустышки, которые незачем помнить, и Гокудеру это сильно напрягало. И мысли об этом тоже напрягали. «Черт. Я слишком сильно об этом думаю… Он все равно ничего не поймет», — обреченно подумал он, покачав головой. Он откинул ее назад и закрыл глаза, скрестив руки и расслабившись. Даже когда он не видел Такеши, он чувствовал, что тот рядом. Хотелось, чтобы тот подошел поцеловал, но он же идиот… или же самому подойти и поцеловать, но, твою мать, он обижен и так внезапно поменять свое решение не может. Ямамото же, сидел думал примерно о том же… о том, что хочет подойти к нему и поцеловать, но Хаято обижен, поэтому это бессмысленно – он его оттолкнет, хотя нет, даже не подпустит, и сильнее разозлится… или же, чтобы тот сам подошел и поцеловал, но причина, в принципе, та же: он обижен, поэтому это невозможно… «А вообще, чего это я тут сижу?» — осенило его. – «Он – моя жена, что хочу, то и делаю», -отложив книгу, он тихо поднялся с кресла, неслышно подошел к подрывнику, чтобы тот не услышал и не испортил все своими недовольными фразами, аккуратно, но крепко взяв его за руки, чтобы не сопротивлялся, прикоснулся к его губам. Гокудера дернулся и собрался было оттолкнуть Такеши за «такую наглость», однако, понял, что тот учел такую возможность и теперь держит его руки. Еще немного повырывавшись и только подзадорив мужа, он расслабился и ответил на поцелуй, лишь отклонив голову еще больше. Такеши поставил колено на кресло между раздвинутых ног подрывника и навис над ним. Вжав его в кресло, он развел его руки в стороны и прижал их по сторонам от головы. Оторвавшись от его губ, он тихо промурлыкал: — Знаешь… я так и не осознал, за что ты на меня злился, зато понял, что сравнивать тебя ни с кем нельзя… — И все-таки ты придурок… Неужели дошло, что мне это не нравится? — Нет, просто, ты особенный, и никто с тобой не сравнится, — выдохнул он, отстранившись от подрывника и резко потянув его на себя. Гокудера не удержал равновесия и упал прямо в его раскрытые объятия. – Я люблю тебя, и никогда не перестану об этом думать… — он снова вовлек его в нежный, полный чувств поцелуй, а Гокудера легко улыбнулся и прижался к нему всем телом. Такеши сказал именно те слова, которых он так ждал — злость бесследно исчезла. П.С. Не бейте за то что не сказал, кто же это — "ОН" ^___^"