Влюблюсь

POV Рома — Давай, тащи свою бездарную задницу ко мне, — не кто иной, как Сергей, рычит в трубку. — Нет, у меня планы. — Нет у тебя планов, если я сказал, что ты должен быть у меня, значит, ты должен быть у меня, ясно? — Нет, я не приеду. — Да, — грубо, властно. — Нет, — упрямо, хмурясь. — Да, я сказал! — на повышенных тонах. Расплываюсь в ядовитой улыбке, глядя на себя в зеркало. — Нет, — все в том же духе отвечаю и я знаю, что зря его злю, но я слишком сильно хочу увидеть художника. Потому буду давить до последнего, вырывая себе вечер свободы от его ненавистной рожи. — Орешек, тебе напомнить кто тут главный? — У меня семейные обстоятельства, гражданин начальник, ну войдите же в положение. — Рома, если завтра утром тебя здесь не будет, можешь считать, что у тебя больше нет продюсера. Вздыхаю, гневно глядя на телефон. Ненавижу, когда мной манипулируют. Когда указывают или угрожают. И послать не могу, ибо от него зависит моя карьера, и терпеть невозможно. Задолбал. Кручусь в кресле. Разглядываю картины на стене, что висят ровным рядом… все семь штук. Красиво. Проникновенно. Удивительное чувство — видеть себя со стороны, видеть чужими глазами. Именно Женя рассмотрел эти эмоции, именно это он запомнил, это зацепило его. Надеюсь, что зацепило… … Прогнал сестру. Сходил в магазин. В сотый раз переоделся. Волнуюсь, как баба... Сижу в машине, нервно теребя сигарету между пальцами. Поглядываю искоса на подъезд, но не поворачиваюсь, не хочу, чтобы, когда он вышел, то увидел, что я ждал… очень ждал его. Уж лучше пусть думает, что мне безразлично. Скучно. 17:15… Его нет. 17:30… Его нет. Он что, издевается? Забыл? Не получил записку? Бля… Поднимаюсь на его этаж, стою с минуту у двери, а после звоню. Жду… Вуаля. Дверь, мать ее, открылась, и вышел Женя. Сонный. Растрепанный. Сексуальный… Но это лишь мысли, с виду я был злее бойцовой собаки. Грублю, раздраженно задеваю, но слежу за каждым его движением. Какой же он плавный, грациозный, красивый по-своему. Сосредоточенно одевается. Медленно, слишком медленно. Назло? Пытаюсь снова зацепить его словами, что колются как колючки, не слишком больно, но приятного мало. И получаю контрольный выстрел между глаз. Я мастер опаздывать? Это он о нашей первой встрече? Понадобилась вся моя чертова сила воли, чтобы затолкать истинные эмоции под маску. Почему рядом с ним это делать так сложно? Наконец, выходим. Молча. Он, насупившись, с темными кругами под глазами, и я, с виду безразличный и порядком злой, но лишь с виду. Медленно моргает, спокойно глядя вокруг. Садится в машину. Задумчиво поглаживает свою руку. Я бы хотел, вот как он сейчас, водить большим пальцем по его ладони. Медленно. Чувственно. Дорога быстрая. Незаметная. Ведь все мое внимание привлекает он. Пусть и не открыто, а краешком глаза, искоса… украдкой, но я наблюдаю за ним. Поднимаюсь на свой этаж. Распахиваю дверь. Пропускаю его вперед. — Че встал посреди комнаты, как вкопанный? — резко спрашиваю, видя его замешательство. Зря? Зря. Но я как ребенок, который хвастается своей новой игрушкой, нервничаю, что ему не понравится моя квартира. — Куртку куда? — бесцветно. Серо… неприятно. Я, стиснув зубы, заставил себя не поежиться. Беру его вещь и, повесив в шкаф, иду непосредственно в свою обитель зла. Избегаю взгляда, делая вид, что ну очень занят включением ноутбука. Присаживается на диван. Раскладывает мольберт. Кисти, карандаши, чистые листы. Делает вид, что картины на стене его не волнуют. Однако я пару раз замечаю, как он нервно на них поглядывает. Видеть его в своей комнате — это так… волнительно. Жаль, что здесь он не по собственному желанию, жаль. — Что сегодня вы желаете? — пшеничная бровь чуть вздернута. Я на секунду сжимаю руки в кулаки. Больно. Сильно. Официоз губит ситуацию. Официоз рубит сук, на который я взлезть пытаюсь. Официоз выстраивает еще большую стену между нами. — Хочу цветную работу. — Это дольше. Намного. — Знаю, но пока не дорисуешь, не отпущу, — чуть сузив глаза, отвечаю. Перспектива держать его в своеобразном плену манит. — Ясно, я позвоню тогда и предупрежу, что буду поздно. — Ага… — не зная, что еще тут сказать, выдаю. Стягиваю с себя шмотки, ну точнее пиджак, и всякие там побрякушки, оставаясь только в джинсах и майке. — Ванюш, передай маме, что я либо ночью приду, либо утром, — устало произносит. Когда он спал последний раз, интересно… — Прости, родной, и да, можешь у меня спать, только картины не трогай. Хорошо. Куплю. Обещаю, — улыбается уголками губ. Его любовь к братику такая явная. И улыбка такая искренняя, хотя тот, кому она предназначена, и не видит ее. Улыбнется ли он мне когда-нибудь? Вероятно, если я перестану быть редкостным дебилом, коим сейчас являюсь. — Я позвоню позже, мне нужно работать, — он отключает телефон. Потягивается и, сделав все необходимое для начала работы, выжидающе смотрит на меня. — Что? — приподнимаю бровь. — Полный рост? Сидя? Стоя? Анфас? Профиль? — перечисляет, глядя словно сквозь меня. Задевает. — Прошлые картины ты рисовал, как хотел. — Потому что я хотел их рисовать, — пожимает плечами. — А сейчас не хочешь? — спрашиваю холодно. А внутри вулкан. Буря. Торнадо. Тайфун. Он не хочет рисовать меня!!! Не хочет… Почему же мне настолько неприятно от этого? Кажется, все вполне логично — я заставляю, а когда заставляешь заниматься даже любимым делом, вряд ли кому-то это понравится. — Не хочу, но буду. Повторю вопрос: как вы хотите, чтобы я вас изобразил? — Хватит выкать… — смягчаю тон. — Ну что вы, я ведь просто ваш, хм… раб, а к хозяевам обычно на «Вы» обращаются. Я не знаю, что ответить. Тупик. Если скажу, что это все был тупой блеф — он уйдет и, возможно, навсегда, а допустить подобное я не готов, пока не готов… или же вообще не буду готов. Продолжать изображать ублюдка тоже не хочу, я ведь не такой… И я хочу его улыбку, искреннюю, теплую… мне. Что же делать? Как же сложно… Сажусь к нему боком, беру любимую гитару и расслабляюсь. Пусть рисует, что хочет… пусть просто, блять, рисует и будет рядом, даже насильно. Перебираю пальцами натянутые струны. Спокойную тихую мелодию. Мою собственную, одинокую. Ее никто не слышал, кроме меня, ну а теперь и его. Он ведь не понимает, как много для меня это значит, зато я знаю, что совершил поступок, достойный похвалы. Быть может потом, когда-нибудь, он это узнает и оценит. Чувствую его взгляд. Только он не такой, каким был позавчера. Нет интереса, огня. Он будто робот. Умелые движения изящной кисти, тихий скрежет грифеля по бумаге. Делает набросок… Делал. Около часа. Периодически глядя на меня, но все же словно сквозь. Неприятно… Закуриваю. А он за этот час не курил еще ни разу. Видно ведь, что хочет, узнаю нервные симптомы по себе. — Курить можно, пепельница на окне стоит вторая. Хмурится и продолжает. Глаза мутные. Взгляд незаинтересованный. Руки чуть подрагивают. Он устал… Это заметно, но остановить его — значит отпустить. А это выше меня... Проходит еще полчаса, он буквально чахнет на моих глазах. И не курит. Мне бы радоваться, да вот не весело совсем. Курение, конечно, зло, но в одночасье бросать даже вредно. — Не куришь? — Нет. Опять эмоций ноль. Знаете, как лимон выжатый, одна лишь кожица. Может, он заболел? — Почему? — Сигареты забыл. Ну, пизде-е-ец… — А попросить? – вырывается. Я ошалело смотрю на Женю. Да что с ним не так? Неужели сигарету попросить — это слишком для него? Гордыня-матушка? Принципиален настолько? Я удостоен взгляда, о, бог ты мой, сейчас рыдать, блять, буду от радости. Злюсь. Сильно. Дико. Смотрю в упор. Подхожу к нему, протягиваю наполовину скуренную сигарету. Бери… Ну же... Пожалуйста. Немая мольба... Краткий контакт наших глаз. Его, такие потускневшие, и мои, жутко злые. Как же хотелось сейчас, стоя так близко, стереть кончиками пальцев синяки под его глазами, словно ластиком. Разгладить уставшие морщинки. Заправить выбившиеся пряди за ухо. Но я стою и просто смотрю, трус. — А целой нет? — Нет, — с издевкой отвечаю. И почему из моего рта только дерьмо выливается вместо настоящих эмоций? Я думаю одно, а говорю противоположное. Напрягает уже даже меня. — Какая жертва, вы готовы отдать мне последние полсигареты? — ехидство неприкрытое. Вот сученок… — Как хочешь. Затягиваюсь. Глубоко, с наслаждением. Выпускаю струйку дыма в его лицо. Злорадно… Всего за доли секунд синева его глаз темнеет. Эмоции в чистом виде, настоящие, неподдельные вспыхивают. Только одно, но… это злоба и раздражение вместо тепла, которого я так хочу. Протягиваю снова, не берет, отворачивается. Черт с ним. Не хочет — не надо. Сажусь обратно. Докуриваю, глядя в одну точку. Впадаю в прострацию. Выпадаю из реальности. Со мной порой бывает такое. Могу задумчиво сидеть несколько часов. — Кофе можно? Иначе я отрублюсь сию же секунду, — привлекает мое внимание, зевает, прикрыв рот рукой. Смотрит своими красивыми сонными глазами, беззащитный. Милый. Нежный… Такому, думаете, можно отказать? Нет, нельзя.