На лезвии карандаша

Тяжёлая решётчатая дверь захлопнулась, смачно скрипнув давно несмазанными петлями. Ещё лязг – уже засов, закрываемый снаружи. И темнота... Юноша наощупь нашёл стену и, прислонившись к ней спиной, осторожно сел на сырой и холодный пол. Воняло гнилью и застоявшейся водой. А ещё спёртый воздух был настолько влажен, что дышать было трудно. Но даже это было куда лучше, чем если бы хозяин предпочел пытки или убил бы прямо там, не заботясь о том, что брызги крови останутся на золотисто-коричневом ковре и его уже нельзя будет отчистить. В тишине, прерываемой только чуть надсадным дыханием, было слышно как шебуршатся в дальнем углу то ли мыши, то ли крысы... В темноте без разницы. Кирилл подтянул к себе колени и обнял их руками, начиная дрожать от холода. Кровь из носа уже прекратила течь, противно стянув слизистую; мальчишке хотелось чихнуть, от чего он морщил и без того болящий нос, но сдерживался. Нет уж, лучше бы были пытки. Ведь сидеть тут, в темноте, слушая противный писк грызунов, которыми, похоже, просто кишмя кишел подвал, было ужасно. Во-первых, потому что не было никакой возможности узнать, что творится в хозяйском доме. Что ещё удумал Мист? Он мог сделать, что угодно, в этом парень не сомневался. А ещё он... боялся. Только не за свою шкуру – за воина, которого он в очередной раз, пусть и невольно, подставил. И толку-то, что он не признался во всём Мисту. Разницы никакой. Тайна, которую он скрывал уже год, собственно, уже никакая и не тайна. Может ли Связующий сделать что-то такое, что способно повлиять на исход, скажем, битвы? Ему помогает само Время, он единственный, кому подвластны силы, способные открывать двери меж мирами... Да и просто двери тоже. А уж как этим всем пользоваться уже дело того, кто владеет такими способностями. Но ведь любого человека можно заставить что-то сделать, против его воли? А Мист никогда никого не упрашивал. Вообще ни о чём никогда не просил. Следовательно... Мужчина стоял у раскрытого окна и смотрел вслед серой птице, усердно и быстро машущей крыльями. Он, конечно, мог послать во дворец слугу, но человек... Нет, это слишком ненадёжно. Птица никогда не расскажет ничего, да и её крылья гораздо быстрее, чем человеческие ноги. А ещё человека можно подкупить, а почтового голубя – нет. Письмо, привязанное к чёрной лапке, было коротким, даже слишком. В штаб. Срочно Три слова. Ни адресата, ни подписи. Хотя, куда лететь, знает голубь, а подпись... Кому надо, тот поймёт. И придёт в этот дом, как только сможет. В том, что сможет, Мист даже не сомневался. Окно с глухим ударом захлопнулось. Само собой от порыва ветра, а мужчина словно очнулся от своих мыслей, ухмыльнулся зло и, закрыв раму поплотнее, развернулся и подошёл к письменному столу: надо было поработать над дальней стратегией. Он даже пышногрудую Литту выгнал, когда та принесла ему обед. Та, кажется, обиделась, но виду не подала, тихо оставила поднос на столе, а сама, усиленно виляя бёдрами, ушла из кабинета. К еде Мист так и не притронулся, просидев над бумагами почти до ночи, пока к нему не пришёл столь ожидаемый гость... Мужчина бесцельно смотрел в одну точку, даже дыша тихо и размеренно. Он словно спал, оперевшись о стену спиной и сложив руки на коленях вытянутых ног. Сидел так на полу денника, усыпанного жёсткой и малость подгнившей соломой. Сидел и думал. А что ещё оставалось? Глупым он отнюдь не был, наивным вроде как тоже. И свою цель он знал. А как осуществить её и какой ценой... Было множество вариантов, но выбрать один из них – вот что от него сейчас требовалось. Долг важнее всего. Даже важнее душевных метаний и тщетных попыток понять себя... Себя и того мальчишку, который мечется, пытаясь не пойми что доказать то ли себе, то ли ему, Гвеошу. Только последний уже до ряби перед глазами устал смотреть на то, как кто-то кому-то что-то доказывает. От этого становилось если не тошно, то близко к тому. Да и юноша... Может быть, он заслуживал гораздо большего, чем презрение и клеймо предателя под левой ключицей... Но куда там?! Этот юнец сам избрал свою дорогу, думал он, перед тем как сделать шаг или нет, это уже его собственные проблемы. Только вот кому их решать? Да всё тем же... Странная судьба: видно, время подсуетилось, переплетая их жизни... Что должно быть после всего? Да и что это такое – «всё»? Сколько кому осталось жить, неизвестно. Чем закончится вся эта кутерьма, тоже неизвестно. Гвеош уже должен был умереть здесь же, лёжа на отвратительно пахнущей соломе и слушая, как ржут и фыркают лошади в стойлах, ожидая пока их покормит заботливый конюх. Но нет, он жив: раны почти полностью затянулись... Даже на щеке, судя по ощущениям, осталась только тонкая белая полоска, вместо уродливого шрама... А ещё надо было как-то подобраться к этому скоту. К Мисту. Но вот как?.. Что можно было такого сотворить, чтобы тот остался с воином один на один, не зовя охранников или прислугу? До него наверняка донесли весть о чудесном исцелении раба, но что-то «хозяин» не торопился в смердящие конюшни, чтобы полюбоваться на зарубцевавшуюся спину и гневный взгляд синих глаз... Ну, пусть так, Гвеош был больше чем уверен в том, что это произойдёт. Нужно лишь только ждать и тогда... Но только ни раздумья, ни ржание лошадей не помешали ему обратить внимание на метнувшегося в денник мужчину. Тот был в длинном тёмно-коричневом плаще, капюшон которого надвинут чуть ли не до подбородка. Воин даже с пола успел подняться, правда, стоял он, чуть пошатываясь, хоть и в боевой стойке. Незнакомец только хмыкнул, протянув ему нож с тонкой рукояткой лезвием к себе. Гвеош сначала недоуменно посмотрел на него, но потом всё же взял. Едва нож оказался у него в руках, как мужчина поклонился и так же, не произнеся ни слова, буквально выбежал из конюшни. Бесшумно... А Гвеош, взвесив на ладони нож с обоюдоострым лезвием, только вздохнул и, подойдя к куче соломы в углу, на которой он спал, осторожно зарыл его в сухую траву. Значит, это был прямой приказ, что медлить нельзя. Только бы всё получилось...