***
Интересно, о чем думают люди, которые добровольно подписываются на всякую опасную хрень? По сгоревшим территориям рыскать, людей искать, но на самом деле не людей, а приключения на свои задницы. Вот, например, как в этот раз: отправилась группка придурков в сгоревшую дотла тюрьму Хольстайнсбурга, и что? Нашли кого-нибудь? Только себе лишние расстройства заработали, которых там и так, видимо, хватает. Виттория может и глупая, может и плевать хотела на происходящее с высокой колокольни, но иногда, когда становится скучно жить, ей даже интересно ввязаться в какую-нибудь авантюру. Сначала это были мужики, много мужиков — грех не охмурить всех, на кого только опытный глаз упадет, но с этим в последнее время проблемы. Бесят, придурки. Правительство им мешает, смерти в Нууке. Получали бы от жизни удовольствие, пока могут, и не занимались бы ерундой. А в целом — плевать. Хрен с ними, с мужиками, Вита себе новую игрушку нашла. Интересно же из первых уст узнать, какая муха за зад кусает, чтоб хотелось ввязываться в такие сумасшедшие путешествия? Вот она и узнает. Для начала — запишется на прием к местной психиатрше, как только ее выпустят на работу после… да черт знает, что там с ней в этом мини-рейде было, Виттория особо не интересовалась. Идет теперь важная такая, заваливается в кабинет, как к себе домой, и усаживается на мягком диване с хитрющей миной. На вежливое «Здравствуйте» отвечает дерзким «И вам не хворать», совсем никакого уважения к специалисту, вы посмотрите. Доктор Сартори что-то спрашивает о ее проблемах, а Виттория в ответ только глаза закатывает и, немного подумав, начинает говорить. — Мои проблемы? Ну, спится мне по ночам плохо, сны плохие снятся. А вам-то хорошо спится после всех путешествий, м? — по выражению лица итальянки попробуй пойми, придуривается она или правду говорит, но стоит сказать, что манера поведения у нее отвратительная. Пришла на приме, а дурочку из себя строит, на глазах наглеет и, видимо, только о себе думает. Впрочем, как и всегда. — Ну рассказывай, как докатилась до такой жизни, — продолжает Вита, намеренно стирая границы своим обращением на «ты». Усаживается на диване удобнее, ногу за ногу закидывает и на колени мягкую подушку кладет, чтоб перебирать руками не свое платье, а что-то стороннее. Неужели Виттория всерьез думает, что психиатр станет ей что-то рассказывать? Кто она вообще такая? Ну, виделись пару раз на праздниках, экскурсию вот Вита проводила ей и ее жениху, с которым, между прочим, спала летом, правда, не очень хорошо это помнит. — Сначала ты была гостьей на моей работе, теперь я на твоей. Глядишь, скоро подругами станем, — и смеется, чтоб по лицу видно было, сколько много в этой с виду хрупкой девчонке сарказма и наглости, которые сейчас из каждой щели сочатся.***
С момента, как всю группу отпустили из больницы домой, прошла ровно неделя. Кажется, простуда начала проходить, симптомы становились не такими яркими и мешающими нормальной жизни, если то, что творилось после поездки в Хольстайсбург, вообще можно назвать нормальным. Хаос в голове, слишком свежи в памяти воспоминания и о смерти, и о тварях, и о том, как контроль над собой теряли под влиянием неизвестного прибора в виде сферы. Марселла до сих пор его из головы не может выпустить, а тут раз — и говорят, что все это всего лишь утечка газа. Не верит она в это, но и себе теперь тоже не верит. На работу идет на автопилоте: бумаги, пациенты, чужие проблемы. За всем этим не находится времени, чтобы свои решить. Но хотя бы больше не давит так, как раньше давило. Отпускает, все-таки собственная смерть, пусть и ненастоящая, заставляет о многом задуматься. Как минимум, о том, что расставание с женихом — не конец жизни, а только ее начало. Он бы никогда в этот рейд не пустил, а так Марселла сама себе хозяйка, вот и лезет своим любопытным носом туда, куда самой хочется. И не жалеет — теперь она хотя бы знает, что Правительство от них что-то скрывает. Сама к этому пришла и это, как минимум, уже успех. Вот и сейчас новая пациентка в кабинет к ней заходит. Марси берет в руки карточку — никаких обращений за последний год, как будто апокалипсис по этой хвостатой девчонке совсем не ударил. По ней и видно — ведет себя раскованно, нагло, буквально через пару фраз уже на «ты» обращается, совесть вообще есть? — Сегодня мы поговорим о ваших проблемах, Виттория, мои сны оставим на другой раз, — Сартори намеренно держится вежливо, путь и чувствует, что раздражение внутри только растет. После отказа от своего волшебного препарата с раздражением вообще трудно бороться стало, и пусть к концу месяца состояние немного выровнялось, временами контроль все же теряется. Зеркалить, она будет просто зеркалить эту бесстыжую дамочку, раз ей так нравится вести себя таким свинским образом. Правда, до сих пор непонятно, зачем она вообще сюда заявилась, если из проблем у нее — только завышенное чувство собственной важности. — Нет, не думаю, что мы станем подругами, слишком уж мы разные. И все-таки, что там с кошмарами? Что обычно снится, как часто? С этим можно поработать, уже через пару сеансов сон будет спокойным и крепким, — продолжает говорить итальянка, намеренно игнорируя вопросы, касающиеся ее собственного состояния. В конце концов, кто в этом кабинете доктор? Точно не хвостатая выскочка, которая одним своим видом на нервы действует. Она и на базе себя так же вела, поэтому Марселле тут даже удивляться нечему.***
Скучная такая, честное слово. Неужели самой не надоело постоянно копаться в проблемах других людей, нежели в своих собственных? Нет, у Виттории не проснулся внезапный интерес к жизни кого-то другого, у нее просто в голове не укладывается, как в этом можно постоянно вариться, как вообще можно полноценно жить, когда на себя глаза закрываешь, а для других — все свои силы, энергию, терпение. Ой, ну всему этих альтруистичных девиц учить надо. А ведь Вита пришла сюда всего лишь любопытства ради, чтоб спросить, на кой черт они в это дерьмо лезут. И у других участников этого безумия потом спросит, до психиатра просто легче добраться. — А зря. Противоположности притягиваются, не так ли? Сегодня ты думаешь, что мы разные, а завтра скажешь, что даже у таких как мы общего больше, чем на первый взгляд кажется. Я вижу, как тебе хочется выгнать меня отсюда за неуважение — я бы сделала то же самое. Только ты терпишь мои выходки из-за своей профессиональной этики, а я бы терпеть не стала. И кто у нас, получается, в дамках останется? Я, потому что делаю то, что мне нравится, а не то, что хотят увидеть другие, — Виттория в своей привычно резкой манере начинает заводить более глубокий диалог, даже не подозревая о том, что делает. Кажется, как будто ради развлечения сюда пришла. Ее глазами все так и выглядит, а глазами психиатра… да черт знает, что у этой сумасшедшей в голове. Даже интересно теперь, насколько хватит терпения докторши, если Кавалли и дальше будет из себя ее выводить. А она будет — ей, знаете ли, понравилось. В какой-то момент даже не пожалела, что сюда пришла. — Да плевать на кошмары, это я все придумала. Сплю хорошо, особенно если не одна засыпаю. Знаешь, то приятное чувство усталости, когда сначала хорошо время проводишь вместе с каким-нибудь красавчиком, а потом после жаркой ночи спишь, подобно младенцу. Хотя откуда тебе знать. Слухи ходят, что ты со своим полицейским рассталась. Нет бы по мужикам пошла, а то сидишь тут на своей скучной работе, жизни не видишь. Так кто кого бросил, м? — Вита как будто знает, на что стоит давить, чтобы вывести из себя Сартори окончательно. Лучше бы ее правда отсюда выгнать, как вообще эту выскочку к ней в кабинет пустили? А она и рада своим успехам — видит, как из рук докторши карточка валится, как глаза карие в одночасье темнеют и как поджимаются губы. Не привыкать своего добиваться, вот и в этот раз пришла, вроде бы, поговорить о себе, что так любит делать, а в итоге — сама в жизни других лезет не меньше психиатра, только способы у нее дерзкие. Зато действенные. — Знаешь, в чем твоя проблема? Ты все под контролем держать пытаешься: меня вон из кабинета не гонишь даже несмотря на мой длинный язык, в рейды как на курорт гоняешь вместо того, чтобы о себе позаботиться. Когда ты вообще в последний раз на маникюр ходила? Иногда не мешало бы о себе подумать, выпустить наружу хищную львицу и пожить в свое удовольствие, а не вот так ради других стараться, — она все говорит и говорит, как будто в этом кабинете психиатр Виттория, а не Марселла. — Я могу тебя научить.***
С каждым новым словом выгнать эту девицу хочется все больше, только совесть не позволяет нарушить внутренний кодекс чести. Марселле не привыкать терпеливо слушать, даже если пациенты совсем не хотят с ней работать, даже если ведут себя совсем несносно — на ее памяти Виттория не первая и не последняя такая. Ничего, справится. По началу это даже получается: Кавалли что-то там про подруг говорит, но итальянка эти слова не комментирует, только про себя думает, а знает ли Вита, что такое подруги. У нее дружба, видимо, только на сучьих характерах строится, ну или на зависимости, когда одна командует, а другая подчиняется. Не на ту напала — Марселла умеет подчиняться только приказам в рейдах, да и то иногда самовольничает, поэтому — пусть катится со свей дружбой куда подальше, Сартори от этой девицы уже устала, а всего каких-то пятнадцать минут прошло. А дальше… Дальше Виттория цепляет тему, которая все еще выводит Марселлу из равновесия достаточно быстро — Зак. Да, она смирилась со своим решением, приняла его как должное и осознала для себя, что нужно жить дальше, что сделала все правильно и, вроде бы, даже словила облегчение. Но тут заявляется какая-то стерва и вот так нагло в душу к ней лезет, еще и улыбается своей улыбкой фирменной, от которой Марси тошнит еще со времен экскурсии на базу. Наверняка победе своей радуется, видит же, как у психиатра все из рук валится, как глаза начинают по-другому блестеть и как каждая мышца на лице напрягается. Не к добру это, не к добру. — Рот свой закрой, — звучит очень тихо и холодно, чтоб не выдавать бушующего внутри раздражения. Она ведь на работе, ей ведь нельзя вот так с пациентами разговаривать, но где-то в глубине души Марси понимает: Виттория — не пациент, она сама себе помогает, обрастая колючками. Колет всех вокруг, как оса жалит, вот и нет у нее никаких проблем по жизни, только ноготь сломанный и потекшая тушь. — Ты зачем вообще сюда пришла? Жизни меня учить? Следи за своей. И если не нуждаешься в моей помощи, как специалиста, то вставай и иди. На твое место придут другие люди, которым эти сеансы важнее, — ну вот, теперь и Марселла с ней на «ты» говорит. И еще повезло, что за шиворот из кабинета не выставила. Достала, честное слово достала, но так не хочется позволять себя срываться — обрадуется и никуда не уйдет, за этим же сюда пришла, не так ли? На какое-то время Марселла замолкает. Поднимает с пола упавшую карточку, обратно выпавшие из нее бумаги по местам раскладывая, медленно дышит, восстанавливая пошатнувшееся равновесие и, вроде бы, снова готова вести диалог, раз уж эта хвостатая выскочка никуда не уходит. Развалилась на мягком диване: ноги на подлокотник закинула, подушку под голову — и лежит, царевна, будто совсем забыла, где находится. А Марси разглядывает свою пациентку: ну ни грамма совести в ней, никакого подбора слов — говорит то, что первое приходит в голову, а над сказанным даже не думает. Сейчас итальянка не готова воспринимать все это всерьез, пусть и есть в словах Кавалли что-то правдивое. Да, сказать могла бы помягче, но иногда резкость лучше в голову информацию вкладывает. — Чему ты там учить меня собралась? — продолжает Марси, уже даже не пытается вернуться к проблемам с кошмарами, с которой Виттория переступила порог ее кабинета. У нее нет кошмаров, она сама — кошмар, который вот так нарушает чужой покой.***
Дождалась! Ради этого и стоило прийти в царство людей в белых халатах. Если даже у психиатрши нервы сдают, значит Виттория — профессионал высшего класса. Грамоту ей за это дайте, что ли. — Какая ты смешная, когда злишься, — она смеется, действительно смеется, чем еще больше раздражает доктора, но плевать. Главное, что цели своей добилась, а дальше действовать будет легко. Все-таки годы идут, а ничего не меняется — как любила с людьми, как с куклами играть, так и сейчас любит. — Если бы я знала, что на сеансы психотерапии ходить так весело, давно бы уже на прием записалась, — продолжает говорить итальянка, все еще не унимаясь, хихикая, что в пору бы сейчас ей по лицу чем-нибудь тяжелым ударить, но только Марселла держится. Конечно, вопросы Вита наглым образом игнорирует. Подумаешь, пришла на прием, не от острой нужды на него записывалась, а из любопытства — все-таки интересно, зачем эта докторша в рейды ходит, а тут еще и про жениха слухи… В общем, внимание Виттории на какое-то время сконцентрировалось на Марселле, а тут еще и своими глазами увидела, что у нее с самосознанием вообще все плохо. Как не посодействовать чужому развитию? Какой бы эгоистичной дрянью Виту не считали, иногда она умеет делать хорошие вещи, правда, не осознает этого до конца и всегда действует резко, как пуля. Когда-то Венди помогла от горя оправиться, когда-то Дее глаза открыла на бывшего, Чарли вот от работы отвлечь пыталась, просто он неблагодарный козел, вот и не вышло. Все ради благой цели, слышите? Ну, почти благой. Так и сейчас, только Сартори иголки выпустила и в упор не видит того, что как бы Кавалли не дерзила, на самом деле ведь правду говорит. — Злишься, потому что я права? Ну злись, это твоя проблема. Знаешь, в чем золотое правило? Если кто-то разочарован в тебе — это проблема разочарованных, если кто-то недоволен тобой — проблема недовольных. Не твоя. Пользуйся бесплатными советами мудрых девушек, а потом уже давай свои, — снова резкий тон, снова надменность в голосе и дерзость в каждом совершенном движении. Виттория знает, что права, и цену себе тоже знает. Встает с места, в несколько шагов подходит к рабочему столу докторши и упирается в него руками, чтобы наклониться поближе. У нее уже вся картинка в голове сложилась, поэтому Вита знает, что говорить, и что делать. — Рискнешь один раз посмотреть на мир моими глазами? А то так и помрешь монашкой, не видавшей настоящей жизни, — Вита говорит привычным для себя тоном, к которому Марселла вряд ли привыкла. Не так много в ее кругах таких дерзких дамочек, а тут вот нашлась одна любопытная, еще и жизни учить пытается. Сартори зря отказывается, у Виттории, между прочим, богатый жизненный опыт, если вы понимаете, о чем я. — Сегодня пятница, приглашаю тебя в бар. Ты ничего не теряешь, в любой момент можешь уйти, если захочешь. Но ты не захочешь, потому что знаешь, что в моих словах есть правда. Я тебя всему научу, будет мне плюсик в карму и все такое, — наверно, странно от этой девицы такое услышать, но Кавалли серьезно настроена, даже глаза загораются от предвкушения, насколько этот вечер должен ее развлечь. Нет, не Марселлу, а саму Виту — она по большому счету для себя это делает. Ну и чуть-чуть для нее. Скажет место и время, игриво помахает ручкой и уйдет, стуча каблуками. Марселла придет — Вита в этом твердо уверена. У этой рыжеволосой бестии тоже в глазах черти пляшут, вот и захочет судьбу испытать.***
Вот же чертова стерва. Сколько Марселла на свете живет, а до сих пор не перестает удивляться таким людям: как у них получается вот так жить припеваючи, еще и другим жизнь портить своими выходками. Виттория заявилась в кабинет психиатра, и мало того, что о проблемах своих говорить не стала, так еще и умело стрелки на доктора перевела, предпочитая поменяться ролями и обсуждать чужие проблемы. Нет, Марси не позволит на своей территории брать бразды правления кому-то другому, не позволит этой маленькой итальянской засранке творить то, что ей хочется. Пусть говорит, пусть выговорится, пусть яд свой наружу выпустит — не привыкать подобный контингент выносить. Быть может, наговорится — и легче станет, лишь бы только больше сюда не ходила. Утомительная компания, всего-то полчаса прошло, а у Марселлы энергия в ноль ушла, будто Кавалли всю себе забрала, от того и светится, как новогодняя елка, как только морда от такой довольной улыбки не треснула. — Все сказала? — наконец, отвечает Марси, внимательным взглядом на свою пациентку глядя. Ей все равно, что Вита прямо перед столом стоит, почти возвышается над психиатром, только увы, даже каблуки не намного увеличивают ее рост. От этой мысли на губах легкая улыбка появляется, напряжение немного спадает и свободнее дышится — нашла, за что уцепится, чтобы всерьез слова этой выскочки не воспринимать. Будет еще какая-то мелочь жизни учить, хотя что там мелочь, Марселла и сама недалеко от нее по росту ушла. — Тогда иди отсюда, — тон снова холодный и сдержанный, только такой она заслужила своими стараниями. Не хотела общаться по-человечески — не надо. Марселла, наверно, ничего так хорошо не умеет делать, как зеркалить других, вот и напросилась. Виттория уходит, закрывает за собой дверь, давая психиатру расслабиться. Не вынесла бы эту идиотку здесь еще полчаса, как хорошо, что она додумалась уйти раньше отведенного ей времени. У Марси появится возможность кофе выпить, а между тем над словами задуматься. Ерунду же городит, разве не так? Да. Сначала да. А потом кажется — не такую уж ерунду. Есть в этом что-то, даже если признавать перед собой не хочется. Марселла действительно ведет себя, как затворница. Да, сейчас, быть может, уже лучше, чем было, но это далеко не тот уровень, на котором она балансировала в годы студенчества. Общительная, жизнерадостная, оптимистичная, а сейчас — с трудом из депрессии выбралась и по сей день пожинает ее последствия. У Виттории ведь нет таких проблем. Она живет, как хочет, голову себе лишней ерундой не забивает, оттого и депрессия для нее — не больше, чем умное слово. У нее есть, чему поучиться — с этой мыслью итальянка приходит домой после работы и с ней же гуляет с собаками. С ней принимает душ и с ней же… С ней же примеряет платье, приводит в порядок волосы и идет в чертов бар, где Кавалли наверняка уже ждет. В конце концов, что она теряет? Ничего. Этот вечер может стать хорошим шансом развеяться и послушать людей со стороны, которым по большому счету плевать, как ты живешь и чем дышишь. Громкая музыка бьет по ушам — ничего, скоро уши привыкнут. Марси оставляет в гардеробе плащ и спешит в зал, взглядом выискивая знакомый девичий силуэт, который находит за отдаленным столиком. Идет уверенно, пусть и мысленно корит себя за то, что вообще на эту авантюру подписалась. Сама же знает, как нужно жить, а тут оказалось, что ничерта она не знает. — Черт с тобой, показывай, — это она, вероятно, про мир глазами Виттории. Удивительно даже, но за пределами городской больницы эта идея не кажется ей такой глупой. Марселла готова попробовать. Не хватает в жизни новизны и эмоций — проведи вечер с человеком, который тебе обязательно их подарит. В Вите сомневаться ей не придется, уже наслышана о похождениях этой хвостатой девчонки, а теперь даже любопытно, почему Кавалли за нее так уцепилась, Марс ведь просто психиатр и вряд ли способна дать то, чего ей хочется. А если подумать: чего вообще хочет Виттория? Внимания, денег, славы, признания. Марселла в этом ей не поможет, но может помочь в другом: самолюбие потешить, ведь учиться пришла, а значит, априори признала Виту наставницей.***
Как думаете, знала ли Виттория, что Марселла все-таки придет в бар? Она, быть может, не экстрасенс, но однозначно была уверена в своем успехе. У нее нет диплома о высшем образовании, нет устойчивых моральных принципов, нет причин думать, что кто-то станет воспринимать сказанные ею слова всерьез, но… Вита все равно знает, что мимо ушей ее речи нельзя пропустить — говорит пусть и резко, порой грубо и нагло, но не соврала ведь ни в чем, разве нет? В глубине души и психиатрша это понимает, оттого и злилась еще там, в кабинете, куда Кавалли пришла лишь забавы ради. Сейчас Виттория сидит в баре, напялив на себя облегающее короткое платье. Высокие каблуки по традиции и высокий хвост, по которому эту миниатюрную девчонку даже в толпе нетрудно узнать. Заказывает выпить, бармену как всегда улыбается, а затем следует к одному из столиков, чтобы ждать было не так грустно. Спиной откидывается на мягкую спинку дивана, нога на ногу, бокал в руки — ну все, готова ждать, разве что изредка на настенные часы поглядывает, мысленно отсчитывая время. Интересно, как скоро эта мышка явится? Уже ровно восемь — именно на этом времени они [она] условились. Ладно, пунктуальность — это точно не про Сартори, видимо. — Повтори, — просит она официанта, возвращая на поднос пустой бокал от коктейля. От него ни в голове, ни, простите, в жопе, поэтому и просит еще, кто знает, сколько еще ей придется ждать. А ждать она не любит, ну вы сами все знаете. И тут случается чудо! Накрашенные красной помадой губы в победной улыбке растягиваются, когда к столику идет докторша, да еще не в халате, не в джинсах, а в платье, которое, надо признаться, ей к лицу. — И тебе привет, — отзывается итальянка, все еще расплывающаяся в улыбке. Надо же, как это оказалось просто. Видимо, сломанными людьми манипулировать еще проще, вот и хочется теперь как можно больше дерьма вложить в ее светлую [ладно, рыжеватую] голову. Плюсик себе заработает в карму, глядишь, умрет не в котле, а в саду райском. — Не все так сразу, мышка моя. Для начала мы закажем еще выпить, — она кивает взглядом на официанта, который несет заказанный ею коктейль, а потом заставляет его наклониться поближе, чтобы шепнуть ему на ушко пару ласковых слов. Что шепчет? Заказ, а что вы там еще подумали? Он уходит, а Вита снова обращается к своей спутнице. — Ты когда-нибудь пила текилу? Ну, там где лимон еще нужен и соль? Ну вот, значит, пришло время попробовать. Кому как не Виттории знать, насколько этот напиток крышу сносит. Сартори, наверно, уже и сносить нечего — тем лучше для наставницы, которой Кавалли провозгласила себя негласно. — И еще одно правило: сними халат, — блестящий карий взгляд встречается с таким е шоколадно-карим взором, полным непонимания, потому Вита продолжает: — Не смотри на меня так, я вижу, что ты в платье. К слову, оно очень даже ничего. Было бы, если б чуть-чуть покороче. Так вот, халат: убери свои психологические штучки куда подальше, отключи голову и позволь себе побыть один вечер просто утонченной леди, а не той бойцовской породой сук, которых хлебом не корми, а дай в бой сунуться, — и смотрит на нее выжидающе, как будто нужен ответ, согласие или что Марселла еще может сделать. Да ничего, наверно. Видимо, совсем со своей дороги сбилась, раз повелась на уловки Виттории. Н ничего, это будет весело. Обвести психиатра вокруг пальца — это успех. — А вот и наша выпивка. Предлагаю начать с банальной игры в «я никогда не…» — без алкоголя ты не расслабишься, а с игрой хотя бы будет не скучно пить. Итак, я никогда не ходила в рейды, — Вита знает, что за это итальянке придется пить, она намеренно будет вопросами ее валить, чтоб довести до нужной кондиции. Самое главное, что знает, какие утверждения точно заставят Сартори выпить, а учитывая, что это текила, много задавать не придется. Кажется, вечер обещает быть насыщенным не только на события, но и на информацию. Глядишь, и сама Марселла что-то расскажет, но, если такое случится, Вита слушать внимательно все равно не будет, ей ведь о себе говорить приятнее, вам ли не знать. А понаблюдать любопытно. Кто знает, что из себя представляет психиатрша в состоянии алкогольного опьянения, может и компромат будет из чего выудить — это Кавалли умеет и любит.***
Действительно, а чего еще можно было ждать от этой девицы? Дерзости, колкости, упреков. Но, надо сказать, фразу о платье Марселла воспринимает почти как комплимент, если отбросить вот это вредное «если б чуть-чуть покороче». Не привыкла так, как Виттория задом светить, ей некомфортно, не нравится, удивительно, как Вита в таких нарядах и в мороз, и в стужу. Плевать, она ведь не за этим сюда пришла, да? На самом деле, пока все еще осознает с трудом, зачем именно, но раз уже здесь, то назад пути нет. Уже настолько в своих крайностях потерялась, что даже вечер с Витторией Кавалли не кажется ей таким безумным. Текилу она не пила, а сегодня, видимо, придется. Наслышана о чарующем свойстве этой выпивки, отключит голову, наверно, со второй рюмки, но на этот вечер Марси готова ослабить контроль, готова во все тяжкие пуститься, готова позволить себе обнулиться, если можно так сказать. Не капли, так выпивка, лишь бы только этой дрянью так не увлечься. — Может лучше что-нибудь менее крепкое? — спрашивает итальянка, но уже по одному блестящему взгляду Кавалли видит, что вопрос задала зря — нет, не лучше. Сегодня в их внезапном тандеме не Марселла решает, как лучше. Привыкла по жизни решать, а тут не дали. Двоякое чувство, знаете ли. — Ладно, — она обреченно кивает и соглашается, что вместо легкого бабского коктейля придется пить даже не мартини, которого в Нууке уже, наверно, и нет, а текилу. Лучше бы эта дрянь закончилась, чем действительно важные продукты, нехватка которых рискует привести к настоящему голоду. — Я никогда не ходила в рейды, — наконец, звучит утверждение Виты, вслед за которым Сартори приходится выполнять все нехитрые манипуляции с лимоном и солью и пить. Она морщится, порывается рюмку на половине оставить, но Виттория ее заставляет допить до конца. — Какая гадость, — шипит Марселла, внутри все огнем горит, но как-то быстро проходит. По ощущениям трудно сказать, есть ли разница, но однозначно ей становится жарче. — Хорошо, раз так. У меня никогда не было секса втроем, — пока эти слова вслух произносит, даже карие глаза иначе блестеть начинают. Как будто знает, что подловит Кавалли, почему-то глядя на таких, как она, не остается сомнений в том, что они еще и не такое пробовали. И ведь правда угадала! Сама себе удивляется, но больше не тому, что подловила итальянку, а тому, насколько быстро загорается азарт внутри, желание уделать эту хвостатую выскочку, которая лучше других знает, как им жить и что делать. Нет, отрицать будет глупо, что в каких-то вещать Виттория разбирается лучше, но и Марселла тоже не на дороге себя нашла. Оказывается, осталось у нее к себе уважение, осталась честь и немного совести. Может, этот вечер в голове Марси ничего не изменит, но заставит по-настоящему ценить себя, что ли. — Одного не могу понять: зачем тебе это все? Не лень тебе вот так время свое тратить, было бы вообще ради чего, — продолжает говорить итальянка, пытаясь уловить эмоции на лице своей наставницы.***
— А ты быстро учишься, — замечает Виттория, когда приходится пить после вот этого вот «у меня никогда не было секса втроем». Ладно, выпить она и не против, но все-таки не ожидала такого ловкого хода от докторши. Или она не такая дурочка, какой казаться пытается, или свой белый халат до сих пор не сняла, попробуй теперь разбери. А секс втроем у Виттории был, и не раз. Да простит ее Венди и Дэвид, что вот так открываются их совместные похождения, но ничего, переживут — однажды как раз и был с ними, очень любопытный опыт, знаете ли. Вслух итальянка об этом не скажет, а может скажет, но значительно позже, а пока — нужно придумать мышке новый вопрос, да похитрее, раз уж она сама с приличных тем перескочила к более интимным. А это, как оказалось, сложно. Все, что хочется задать Сартори, сама Виттория уже делала. Получается, правила игры нарушаются, а у нее за спиной слишком много неприличных поступков. Вот дерьмо. И про секс втроем не спросишь, и про всякие массажи эротические, оральные ласки, постельные игрища, простите за подробности. Легче перечислить то, что Кавалли делала, чем то, чего нет. Боже, да даже не скажешь «я никогда не совершала убийство», потому что, вашу мать, совершала. Наверняка в рейдах эта девчонка кого-то убила, так бы спросила — и не уточняла, кого. Может, соврать? Текила так быстро дурманит психиатрше голову, что даже играть, наверно, не придется долго, да и вряд ли теперь своими умными штучками она что-то заметит неладное. — Пусть это будет частичка моего благородства, чтоб потом не говорили, что я эгоистичная дрянь. На самом деле, мне пофиг, что там говорить обо мне будут, но не суть. Воздействовать на людей весело. Еще веселее — потом смотреть, что из них получилось твоими стараниями. Тебе ли не знать, в общем-то, — отвечает на заданный вопрос Виттория, а затем замолкает, покусывая трубочку от своего коктейля, к которому даже не притронулась после появления на столе суровой текилы. — Поехали дальше: у меня никогда не было отношений, длящихся больше года. Ой, да и те были только одни еще в студенчестве. Фотографа этого ненормального знаешь? А, ну да, знаешь, он же друг твоего бывшего. Так вот, мы с ним в одном универе учились и встречались весь мой первый курс, а потом расстались, — Вита не думает о том, что болтает, просто несет первые приходящие в голову мысли и плевать хотела на то, что Каин Марселле друг. Понятное дело, что с тех пор столько лет прошло, что у него теперь есть Рут и ни на какую Витторию его янтарный взгляд даже смотреть не станет, но услышанное для Сартори однозначно станет открытием. И ведь это она еще между делом не ляпнула, что и с Заком спала. Боже, да с кем только не спала. Но зато какой опыт! Психиатрше далеко до таких вершин, Вита бы даже не удивилась, если она, как монашка, раздеваться стесняется. Ну, знаете, к своему мужику привыкла, а теперь его нет — и стремно к другим в постель прыгать. У Виттории никогда таких проблем не было, разве что в первые месяцы работы в борделе.***
Конечно, учится быстро. Ничего кроме этого поистине хорошо Марселла и делать не умеет. Зато позлорадствовать можно, не все ж этой выскочке вот так царицу мира из себя строить, а Сартори ведь умеет зеркалить, умеет вести себя так, как с ней ведете себя вы, оттого и получает сейчас Кавалли и дерзость, и язык острый и кто знает, что еще получит за вечер. Разница между ними лишь в том, что Вита всегда себя ведет так, а Марси — только рядом с такими выскочками. И снова пьет, потому что были у нее продолжительные отношения. Неясно, правда, откуда Виттория могла это знать, но что-то подсказывает, что дело не в знании, а в том, что у Виты натура такая… Непостоянная. Слухи разные по Нууку ходят, слава недобрая. Где ж тут появятся отношения? Марси морщится, лицо в очередной раз кривит от выпивки, разносящейся по организму с подозрительной быстротой. Ей жарко даже в платье, поэтому с плеч итальянка кофту сбрасывает, а потом… Потом Вита говорит про Каина, заставляя стеклянные от алкоголя глаза округлиться от удивления. — Чего блин? — вопрос вырывается сам собой просто потому, что звучит бредово. А если задуматься, почему нет? Они бы могли, только неизвестно, кто кого бы сгрыз быстрее. Марси сначала молчит, мысленно вопросы для наставницы подбирает, и только потом продолжает спрашивать дальше. Сама судьба велела, не так ли? — А почему расстались? — конечно, самое время об этом спрашивать, особенно когда у самой за плечами болючий разрыв. Интересно, как Виттория переживала разрушение первых и, как оказалось, единственных продолжительных отношений, если она вообще способна переживать. Если вообще знает такое слово. — Теперь моя очередь, — на этих словах Марселла замолкает, погружаясь в состояние легкой задумчивости. Сначала хотела сказать «я никогда не изменяла своему молодому человеку», но передумала — изменяла. Еще тогда, когда с юристом связалась. Да, они не спали до момента, когда Марси с вещами из дома ушла, но целовались, да и она позволяла ему за собой ухаживать. Сейчас даже вспоминать неприятно, все-таки повзрослела, ценности стали другими. Больше ценит верность своему избраннику, по постелям чужим не прыгает и, честно говоря, чертовски рада тому, что от Майера сбежала вовремя. Это у Виттории в этом вопросе все просто, а Марселла — затворница, монашка или как там еще Кавалли мысленно ее называет. Дальше пришло на ум сказать «я никогда не уводила чужих парней», но и тут мимо — вечно кавалеры старшей сестры на нее взгляды бросали, потому и не было у них сестринской дружбы, только размолвки и скандалы вечные. Трудно сказать, насколько долго итальянка вот так блуждала в лабиринтах своей памяти, даже Виттория, кажется, замерла в ожидании, суровым взглядом подгоняя медлительную дамочку. А у Марселлы в глазах уже все плывет, всего две рюмки выпила, а для нее слишком крепко, слишком по голове бьет, вот и сидит сейчас такая расслабленная, с глазами сверкающими и дурной головой. — Я никогда не прыгала с парашютом, — наконец, выдает итальянка, тут же замечая на лице Виттории разочарование. Так хорошо начинала и так банально закончила, как же так. А ведь она хотела что-нибудь неприличное спросить, но Вита определенно уже все перепробовала.***
Вита даже скрывать не пытается свое разочарование — ну надо же, про парашют спрашивает. Ожидание и реальность не сходятся, слишком в разных точках находятся, но и плевать, чего уж там. Не дура Кавалли куда-то прыгать, она только из постели в постель может, так безопаснее. — Лучше бы про анальный секс спросила или секс-игрушки, ну. Уверена, ты в этом вообще новичок, — ворчит итальянка, но все равно пьет. И нет, вовсе не потому, что Марселла в точку попала, а потому, что ей надоело играть и из-за неудачного вопроса не хочется пропускать свою очередь. — Пью за твою наивность, а не за парашют. Это так, к слову, — продолжает Вита и подозрительно быстро ставит пустую рюмку на столик. У самой все внутри горит, но это чувство кажется ей таким родным и привычным, как тогда, когда с Венди устраивали себе американские горки в Лас-Вегасе. Даже скучает по тем временам, по шуму людных улиц, звуку проезжающих мимо машин, атмосфере казино, своего стриптиз-клуба… Какие там зомби и морфы, смерти людские — ей плевать. А вот за свое детище обидно и грустно. — А расстались мы, потому что Келлерхальц козел. Улетел после учебы в свой Нью-Йорк, даже не попрощался. Ни звонка от него больше не получила, ни сообщения, хотя вообще-то он обещал за мной вернуться. Ой, да пошел он. И дело даже не в том, что я ему с другом изменила, а он, как оказалось, нас в постели застукал, дело в том, что он не сдержал свое обещание. Короче, не для него меня природа такой красивой создавала, — Вита говорит это с такой легкостью, с таким высокомерием, что ее собеседнице, наверно, невдомек, как так можно говорить о людях. В этом вся разница: Виттория плевать хотела с высокой колокольни и на отношения, и на все эти ванильные страдания по разбитой любви, а Марселла до сих пор до конца из своей ямы не вылезла, пусть и делает значительные успехи в этом нелегком деле. — Так, играть мне надоело. К слову, что там насчет секс-игрушек? Вообще что ли никогда не пробовали со своим кавалером так развлекаться? Нас с ним, кстати, тоже однажды судьба свела на пьяную голову, ну ты понимаешь. Год назад, наверно, было, ну или около того. Если так подумать, с кем меня тут только судьба не сводила, даже с бывшим сенатором, вот это мы с ним повеселились, особенно когда я его фотками шантажировала, — Виттория продолжает делиться подробностями своей насыщенной сексуальной жизни, даже не задумываясь о том, что ляпнуть могла что-то лишнее. Какая ей разница? Подумаешь, по больному месту ударит. Подумаешь, кому-то сделает плохо. Только так Кавалли и привыкла действовать: резко, ни о чем не задумываясь. Марселла даже не успевает ничего ответить, а Вита уже по лицу видит то, что ей нужно: ну конечно, о каких игрушках речь, о каких постельных премудростях, когда даже после текилы психиатрша взгляд отводит. Ей все понятно без слов, поэтому остается бросить только «можешь не отвечать» и наполнить рюмки горячительной жидкостью, чтоб так не напрягалась мышка от неудобных вопросов. — Я тебя научу, но для начала выпьем, — говорит итальянка прежде, чем своей рюмкой стукнуть по рюмке Сартори и до дна выпить все содержимое даже без привычного ритуала. К черту его, так даже интереснее. — Вот тех мужиков видишь? Вон, в двух столиках от нас. Сейчас мы пойдем флиртовать с ними. Хрен с тобой, в постель к одному из них прыгать я заставлять не буду, но навыки придется потренировать. Нет, ну если тебе вдруг захочется продолжить — пожалуйста, только шепни, а так… Сейчас я тебе расскажу, что делать, и пойдем. И Виттория действительно целую лекцию ей читает о том, как грамотно глазками хлопать, как незаметно ручки на коленки устраивать и как в два счета заставить даже малознакомого мужика с ума от тебя сходить. У нее в этом опыта столько, что книги могла бы писать, но не хочет тратить время на пустую хрень, лучше вот так врываться в жизнь сбившихся с пути дамочек и за собой тянуть на ту дорогу, где они станут настоящими леди, а не будут прятать свое природное обаяние и грацию под слоем военного обмундирования. — Ты бы знала, как после таких махинаций легко к ним не только в штаны залезть, но и веревки вить. Зря не пользуешься такой суперспособностью, вообще бы по жизни делать ничего не пришлось. Привыкли вы все усложнять, сами себе только жизнь травите. Нет ничего ценнее простоты, захотела почувствовать себя живой — пойди в бар, соблазни мужика и будет тебе счастье. Ну или не в бар. Хрен вас психиатров знает, среди какого контингента вы там себе мужиков ищете, — продолжает она свою тираду, даже не замечая, что говорит очень много. Да и какая разница. — А теперь вставай, пойдем отрабатывать навыки безобидного флирта. Если понравится, ты всегда можешь продолжить, но для начала я бы советовала тебе потренироваться и границу держать, во все тяжкие сразу не надо, ты ж себе цену знай.***
О Каине Марси больше не спрашивает, ей хватило той короткой, но емкой истории, в которой, в общем-то, вся натура и одного, и второй открывается. Виттория — девчонка, только о себе думающая; девчонка, что по чужим сердцам каблуками топчется, что в постель к малознакомым людям на раз два прыгает и никого в жизни вообще не любила, кроме себя самой. А Каин — гордый швейцарский засранец, который ничего, в общем-то, не потерял, расставаясь с горячей итальянской принцессой, напротив, только выиграл. Она бы совсем с ума его свела своими капризами, Марселла это по взгляду видит, но свои глаза быстро отводит в сторону, как только Кавалли начинает всякую чушь спрашивать. И ладно секс-игрушки, ладно прочие постельные утехи, но истории о похождениях — это перебор. Не хочется знать, с кем, когда и как спала Виттория, а теперь приходится, с горечью осознавая, что даже Зак в ее постели был. Нет, не из ревности душу коробит, они ведь даже друг друга в то время не видели, но… Почему все ведутся на таких, как она, когда даже на лице написано «стерва, которая любить вас никогда не будет». Или любовь тут только Марселле нужна, черт знает. Она молча соглашается выпить и пьет до дна. На этот раз даже не сильно морщится, будто привыкла к этой гадости, напрочь отключающей голову. А голова, надо сказать, действительно отключается. Вита рассказывает что-то про флирт, говорит, что и как нужно делать, какими-то хитрыми штучками делится, а Марси слушает, даже старается понять и запомнить, как будто что-то важное ей тут вещают. Нет, по стопам Виттории она не пойдет, да и соблазнять незнакомцев тоже не станет, но иногда нужно учиться чему-то новому, выходить из зоны комфорта и искать новые ощущения, вот она и ищет их в компании Виттории Кавалли. — Ладно, но ты учти, что королева флирта из меня так себе, — Марси говорит это прежде, чем поднимается на ноги, даже смеется после своих слов, знает же, что вообще в этих делах зелень. Вроде бы, столько времени в отношениях состояла, столько всего должна пробовать и уметь, но на деле… Виттории останется только злорадствовать, как же так. Над мозгами чужим извращаться умеет, а когда дело до тела доходит — все навыки прячутся. — Добрый вечер. Не возражаете, если мы с моей подругой компанию вам составим? — удивительно, но эти слова звучат из уст не Виты, а Марселлы. Интонация такая же сладкая, глаза стеклянные игриво блестят, а действия точные и уверенные, как будто ей совсем не страшно, что мужчины за столиком могут узнать в ней местного психиатра, а то и своего врача. Быть может, она их просто в лицо не запомнила, как потом на сеансах в глаза людям смотреть? Сейчас неважно. Сейчас Марси приземлится на диванчик рядом, будет что-то смешное болтать на пару с Витторией и украдкой поглядывать на наставницу, на положения ее рук, на то, как игриво она кончик хвоста на пальце крутит и кусает губы в момент, когда собеседник на нее смотрит. Марселла тоже будет так делать, но никакого нарушения личных границ, только болтовня и игры глазами, даже руками ни к кому не притронется, в отличие от Виты, конечно же. Она ведь сказала «невинный флирт», значит, будет невинный в том понимании, которое сама Сартори сочтет правильным. У нее нет цели к кому-то в постель прыгать, есть цель научиться на мир смотреть проще, вот и смотрит сквозь призму ветрености и легкомыслия. И, знаете, помогает. Ей не хватало моментов, где придется почувствовать себя кем-то другим. Не просто девушкой-психиатром, от взгляда которой все шарахаются, боясь быть прочитанными, словно открытая книга. Сегодня она не психиатр, а настоящая леди — накрашенная, в платье красивом. Сегодня Марселла такая, какой давно себя не видела.***
Главное — не увлечься и не забыть, зачем сюда пришла и какую цель перед собой ставила, приглашая Марселлу в бар. Виттория быстро теряет голову, стоит только ручки шаловливые распустить, но тут нельзя, сама себя тормозит только потому, что другого такого шанса может не быть. Очень уж нравится ей людей плохому учить, особенно таких, которые сами в руки идут и послушно выполняют приказы. Недаром Сартори в рейды берут — она умеет делать то, что ей говорят. Вот этим Кавалли сейчас и пользуется. Правда, увлекается, даже мужчине по ноге гладить себя позволяет, пока болтают тут и смеются все вместе, но видит, что Сартори руки при себе держит. Интересно, сколько ей выпить нужно, чтобы перестать скромницу из себя строить? Вроде бы, и мужиков видела, и на девятиклассницу не похожа, а все равно теряется в компании чужих и… боже, ну всему учить надо! — Простите, мальчики, мы отойдем, — она хватает итальянку за руку и оттаскивает от стола. Казалось бы, носик припудрить, но нет — Виттория ведет ее к выходу, чтобы из гардероба верхнюю одежду забрать и уйти домой. К ней домой. Марселла упирается, попутно пытается спрашивать, куда они идут, но вместо ответов Вита только ворчит «сейчас узнаешь» и быстрым шагом идет к своему дому, насколько каблуки позволяют. Путь недолгий, бесит только обилие любопытных вопросов Марселлы, на которые Виттория не отвечает вплоть до момента, когда они проходят в дом. — В баре с тобой каши не сваришь, — начинает Вита, дверь за собой на замок закрывает и отправляет пальто на вешалку. Туфли — в шкаф для обучи, чтобы снова превратиться из львицы на каблуках в маленькую девочку, едва переросшую полтора метра. — Пофлиртовали и хватит, пора тебя вещам посерьезнее научить. А то застесняешься еще, тут смотреть некому. Потом еще спасибо скажешь. Ну или мужики твои за тебя скажут, — продолжает говорить итальянка. — Пойду пока принесу что-нибудь выпить. На несколько минут Кавалли уходит на кухню, оставляя гостью один на один со своей дурной головой. Рыщет по шкафчикам в поисках чего-нибудь крепче вина, и находит, правда, вряд ли организм обрадуется другому напитку, когда в нем уже текилы влито немало. Думать об этом Вита не станет, ей не привыкать встречать утро жуткой головной болью, а Марселла… Ей не интересно. На смущающееся лицо смотреть весело, на то, как теряется и глаза отводит — тоже, а с похмельем как-нибудь сама, Виттория в няньки не нанималась. — Предлагаю выпить за темные стороны, — хозяйка дома появляется в гостиной вместе с бутылкой виски и двумя стаканами, которые тут же наполняет по своему усмотрению и протягивает один гостье, чтобы в следующее мгновение легко по нему своим ударить. Несколько глотков — и можно играть дальше, только из комнаты игрушку свою пронести, чтоб у психиатрши окончательно на лоб глаза вылезли. Пара минут — и Виттория возвращается с какой-то штукой в руках, по которой издалека видно, что что-то розовое и стремное. А сама улыбается и глазами сверкает, как будто делает кому-то приятную гадость. Ну, она и делает, на лицо Сартори посмотрите! — Это — вибратор, — хочется в голос смеяться, но Вита так серьезно представляет сие изобретение, в руках его вертит, чтоб рассмотреть могла получше, и целую лекцию прочитать готова о том, для чего он нужен и как правильно пользоваться. — Такая игрушка для девочек. Нет, ну можно и для мальчиков, тут у всех вкусы разные, знаешь ли. Смотри как он может, — одним движением руки прибор в ее руках начинает вибрировать, издавая характерный звук, а Вита продолжает вещать: — Очень полезная штука, особенно когда вся такая сильная и независимая с сорока кошками. Мне же не надо тебе объяснять, для каких целей он нужен? Взрослая девочка, сама все знаешь. В общем, дарю, — и протягивает Марселле вибратор, пусть будет, может, в руках подержит, покрутит, испробует. Знать об этом Виттория, конечно же, не хочет, но было бы смешно. Бесценное удовольствие — наблюдать сейчас за лицом психиатрши! Посмотрите только, как у нее глаза округлились от изумления, как она теперь эти самые глаза в сторону отводит, будто смущается. Такое ощущение, будто Виттория ей тут настоящее мужское достоинство из коробки достала, а оно еще такое, знаете, с сюрпризом — вибрирует. Ради этого стоило ее сюда привести, где ж еще Марселла такие прелести увидит! А у хозяйки дома тут целый склад разных шмоток красивых, в которых и стриптиз станцевать не стыдно, и игрушек, и лубрикантов. Наверно, когда все из домов своих вещи первой необходимости забирали, Вита тащила все это барахло и гордилась собой. Умирать, так с оргазмом.***
Что эта выскочка вытворяет? Сначала к мужикам незнакомым ее ведет, мол давай, тренировать твои навыки обаяния будем! Никакой постели, никакого перехода границ, только глазки построишь, пока я буду ох коленки своими шаловливыми ручонками лапать. А потом — за руку к выходу тащит, Марселла даже сказать не успевает ни новым знакомым [а может и старым, у нее глазомер после текилы сломался], ни Виттории, за которой буквально плетется следом. Засыпает кучей вопросов, ноет, чтоб остановилась и все объяснила, но Кавалли плевать на все это с высокой колокольни хотела, вот и плюет, пока они быстрым шагом движутся к жилому сектору. — Да куда мы идем, черт возьми? — Марселла даже злится, так и стала бы на месте, но любопытство саму изнутри разъедает, потому идет дальше, да и тело не хочет слушаться, совсем податливое чужим манипуляциям. Они приходят не к каким-то мужикам на хату, как сначала хотела подумать Марси, а домой к Вите, что сейчас любезно пропускает гостью внутрь. Вещи снимает, разувается, Марселла и сама так делать привыкла, чтобы в доме грязь не плодить. — Какие мужики, Виттория! — она почти возмущается, да что вообще несет эта хвостатая дамочка! Совсем стыд потеряла, а Марселла… Она почему-то в ее обществе чувствует себя не как всегда самой умной, а наивной дурочкой, которая в вопросах, в которых разбирается Кавалли лучше всего, — полный ноль. Но разве не ей хочется всегда знать все на свете? Ей. Когда-то придется и свернуть в вопросах познания на другую дорогу, вот и свернет, вряд ли Вита собралась ее химии учить. Ну или собралась, только не той химии, о которой думают нормальные люди, а той, что возникает между двумя представителями противоположного пола. На какое-то время итальянка уходит, оставляя Марселлу один на один с пустой гостиной. Стеклянный карий взгляд невольно бегает по обстановке, столько деталей мелких, столько всего, что неосознанно возвышает Витторию над другими если не в духовном плане, то в физическом точно. Кажется, она гимнасткой когда-то была, наверняка теперь за свои старания от мужчин полной отдачи требует. И в группе черлидерш была, и какие-то фотографии со светских тусовок, вот откуда манера на людях держаться, вот откуда капризность и взбалмошность — в свое время ей все позволяли и от жизни она получала все, вот теперь и в Нууке живет припеваючи. — Поддерживаю, — отзывается Сартори на тост подоспевшей хозяйки, послушно принимая бокал из ее рук и пробуя это выпить. Не так паршиво, как текила, но напитки смешивает явно зря. Хочет что-то сказать, к тосту добавить, но Виттория снова исчезает на пару минут в своей спальне, а когда возвращается — держит в руках нечто розовое и… — Это — вибратор, — слышится разъясняющий девичий голос, на котором Марс концентрируется больше, чем на приборе в ее руках. Слишком обескуражена тем, что она вот так просто тащит сюда свои интимные предметы, которыми наверняка пользовалась — эта мысль еще больше кривит лицо итальянки, которая пусть и слушает о назначение сие творения, но ничего общего с ним иметь пока не желает. — В общем, дарю, — продолжает Вита, а Марселла даже из ее рук эту штуку принять не хочет, брезгует что ли, как только представит себе картинку, где Кавалли на кровати лежит обнаженная и сама себя ею… Боже, что Марси вообще здесь делает. — Нет, давай ты не будешь мне его дарить, тебе нужнее, — звучит очень смело, можно даже за подкол счесть, ведь Виттория всегда за мужиками гоняется, видимо, любвеобильная слишком. А Марселла… ну, это другая история. — Лучше скажи, почему на тебя мужики так ведутся. Нет, я понимаю, что ты красивая, гимнастикой занималась и махала помпонами в годы студенчества, но дело ведь не только в этом, да? Не то, чтобы мне очень нужно мужиков соблазнять, это просто научное любопытство, — она спрашивает, а сама кладет вибратор на стол, чтобы в руках не держать. И это Марс еще не знает, что Вита в рюкзак ей его подкинет, поэтому думайте, что хотите, но у Сартори появится дома игрушка для взрослых. Не подумайте, цели идти по стопам Виттории у Марселлы нет, просто удивляет, как ей все так легко в жизни дается. Удивляет, насколько просто она может относиться к обычным вещам, насколько легко переживает невзгоды и никогда, казалось бы, голову себе ничем лишним не дурит. Есть у нее чему поучиться — не только тому, как вибратором пользоваться, но и таким вот, казалось бы, простым вещам. Может, Марс и строит из себя дурочку, когда говорит себе, что не слушает, на самом деле на подкорке откладывается каждое слово, выводы какие-то делаются и шестеренки начинают крутиться в другую сторону: туда, где ждет что-то новое, где тяга к познанию пробудится с большей силой и где захочется жить моментом.***
— Зря отказываешься, — отзывается итальянка, глядя на то, как психиатрша откладывает вибратор на стол и лицо кривит. Ой, да ну и хрен с тобой. Все равно придется с собой забрать, потому что Вита уже решила вручить ей такой подарок. Сунет ей в рюкзак, когда снова отойдет за выпивкой, а там глядишь и попробует на досуге, вдруг плохой день будет или по ласке чужой заскучает. — Ой, ты же наверно не знаешь, кем я была до Нуука, да? У меня был собственный стриптиз-клуб, в котором я подпольный бордель держала. Лучшие девочки, проверенные клиенты и сервис на высшем уровне. Меня боготворила каждая моя работница, а мужики все слюни пускали, потому что да, девочки у меня были, что надо, но хотелось-то заполучить меня, — начинает Виттория свое повествование, рассказывает с таким воодушевлением, сразу видно, насколько эта тема доставляет ей удовольствие. — Мало кто знает, что до этого элитного статуса я попала в этот бордель без денег и крыши над головой, потому что родителей за какие-то дела мутные убили, а имущество за долги отжали. Я не закончила университет, вынуждена была улететь в Лас-Вегас, но не думала, что жизнь обернется так, что из обычной танцовщицы, на которую я подписывалась, придется с мужиками за деньги спать. Нет, даже на тот момент у меня был богатый сексуальный опыт, но не так, чтоб подчиняться кому-то, чтоб грубое обращение по отношению к себе терпеть и довольствоваться тем, что мужчины именно тебя выбирают. Это приятно, но я привыкла выбирать сама. В этом бизнесе и гимнастика моя пригодилась, и прочие навыки, приобретенные за годы практики. Да так пригодились, что один богатый мужик выкупил ради меня этот клуб — и отныне я стала его хозяйкой. Иногда полезно знать и уметь что-то развратное, так никогда с тобой скучно не будет и всегда найдется то, чем ты сможешь его удивить. Таких женщин запоминают, такие женщины способны настоящий огонь в мужских глазах зажигать, а есть стесняться чье-то достоинство руками потрогать и тем более взять его в рот, то… в двадцать первом веке живем, ну! В мире и так слишком много дерьма, чтобы еще и здесь себя ограничивать. Сдохнешь и не узнаешь, что такое заводить мужика с полуоборота и как сделать так, чтобы у него искры из глаз посыпались от удовольствия. Одной позы по-миссионерски недостаточно, мы же леди, мы же столько хитростей знаем. Вот ты медик, ты же все тело человека на самые чувствительные участки разбить можешь, а знаешь, что такое эротический массаж? Наверняка нет. А оральные ласки? Даже в них столько премудростей, особенно когда умеешь брать поглубже, — на этих словах она останавливается, замечая то, что психиатрше нужно немного времени для переосмысления сказанного. Виттория дает ей время: сначала наполняет стакан и предлагает выпить, на этот раз уже без тоста, дальше — на кухню уходит, откуда несет бананы и попутно подсовывает в чужой рюкзак вибратор, который со стола умыкнуть успела. И вот снова на диване рядом садится, этакая наставница великих наук. Будут бананы, надо же на чем-то тренироваться. — А теперь смотри на меня и повторяй. Сначала нелегко будет, но это дело наживное, как говорится. Ой, вот только лицо попроще, тут никто не смотрит, а курсов хорошего минета в нынешнем мире днем с огнем не сыщешь, — после этих слов Кавалли, наконец, замолкает, занятая делом. Только занятым ее рот гадостей никаких не говорит, хотя сейчас, надо сказать, Ви ведет себя вполне прилично. За демонстрацией следуют объяснения, за объяснениями — практика. И пусть сначала эта монашка сопротивляется, у нее есть неплохие шансы поднатаскаться в этом занятии. Кто знает, может, пригодится, разве нет? Из Виттории, оказывается, хороший учитель. Обязательно перед смертью дайте ей за это плюсик в карму.***
Единственное адекватное действие, которое в силах сделать Марселла — глаза закатить на слова Виттории. Нет, она серьезно сейчас или шутит, продолжая говорить про вибратор и настойчиво пытаясь справить его психиатру? Сама Марси ни за что его с собой не возьмет, отмахнется только и предпочтет еще выпить, пока Вита будет рассказывать ей о своей нелегкой судьбе. Знаете, в кабинете откровенности от нее не дождалась, зато сейчас столько подробностей узнает, что голова кругом. У некоторых людей будто на лбу написано, кто они такие или кем были раньше. Глядя на Витторию проскальзывала мысль о ее роде деятельности, Марселла не думала, что мысленно была так близка к истине. Бордель, Лас-Вегас, клиента за деньги, богатые мужчины и свой бизнес — вот так, наверно, и поднимаются из грязи в князи, вот так и добиваются красивые девушки того, чего хотят. И попробуйте потом скажите «насосала», сначала найдите где, когда и кому, чтобы вам за это бордель купили. Пожалуй, эта история могла на лицах слишком правильных девушек осуждение вызвать, как же так, с кем-то за деньги спать и сутенерство заниматься! Но Марселла привыкла людей не судить по ошибкам, у Кавалли, может, мало хорошего, но сейчас хочется сказать ей спасибо. Во-первых, за то, что бесцеремонно в кабинет вломилась и вместо работы над своей проблемой, которой на самом деле не было, начала копаться в проблемах Сартори. Во-вторых, за то, что тихий пятничный вечер скрасила, только на это время Чарли света в окне не застанет, небось решит, что прячется. А в-третьих, за то, что рассказывает ей все это, своей историей делится и невольно правильным вещам учит. Сейчас Марс отмахнется, скажет, что не надо ей все это и бананы свои забери, но, черт возьми, это охренеть как смешно и весело, особенно когда алкоголя в крови столько, что завтра едва голова с подушки поднимется. — И не стремно тебе было с какими-то левыми мужиками спать? А как же секс только по любви и все такое? — пока Марси спрашивает, Вита, кажется, даже в лице меняется. Сейчас она рассмеется в голос и скажет что-нибудь в своей резкой манере, а Марселла так и не поймет, как так можно. Нет, не всегда она такой привередой была, оно как будто пришло с возрастом, когда к новым людям привыкать становилось труднее, когда в некоторые моменты вообще хотелось, чтобы тебя не трогали, а Виттория налегке действует, ей даже весело от мысли, что с таким багажом опыта можно мужиков между собой сравнивать. Много интересного еще Кавалли скажет, и если бананы заинтересуют итальянку не слишком сильно, то массаж — любопытная тема. Она действительно медик, а никогда такими премудростями не пользовалась, разве что иногда, когда Зак очень просил, но такой массаж трудно было назвать эротическим. Странно так: всю жизнь тянулась к учению, а простым вещам так и не научилась. Все книжки свои читала, гороскопы гуглила, а лучше бы попробовала развиваться и в других направлениях тоже. Вот теперь хочется. Она ведь может. И дело даже не в бананах, один из которых девчонка держит в руке и взглядом гипнотизирует, дело в том, что в голове появилось после этого разговора. Потом, через пару дней, Марселла напишет Вайсу сообщение с просьбой научить ее драться. Дальше — стены в доме расписать захочет, от людей перестанет бегать и начнет тянуться к тому, к чему не тянулась раньше. Ну, разве что в рейд отправится снова — это будет новый переворот, который, как бы там ни было, нужен ей. А сейчас — наставления Виттории и банан, как отвратительно это со стороны выглядит, наверно, но смешно до безумия. — Я больше не могу, — она смеется, кусая банан, и только сейчас задается вопросом, откуда они здесь вообще. Да и ладно. Сколько бы не смеялась, сколько бы не думала о том, зачем это делает, упорство и вредность не дают на полпути сдаться. Уделать эту хвостатую выскочку уже дело принципа, чтоб не мнила себя выше других, чтоб не задирала нос и не считала Марселлу безнадежной овечкой. Она всем еще себя покажет: и нос кулаком разобьет, и цепкими ручонками в голову к вам залезет, и премудростям разным научится, раз единственное, что получается у нее лучше всего — учиться. — Боже, чем я занимаюсь, — ворчит Марси, на мгновение прикрывая лицо руками. Нет, это не осуждение своих действий, скорее вырывается от непривычки. Надо же, всю жизнь делала только хорошее, а тут плохому учат. Ну, как сказать плохому… — А про массаж откуда знаешь? Клиентам своим тоже приходилось делать или так, бонус за отдельную плату? — осторожно спрашивает итальянка, если можно назвать прямые вопросы осторожными. Здесь не работают больше психологические приемы, слишком выпито много и слишком темы не те, к которым она привыкла.***
Удивительно, но учить кого-то таким непристойным вещам даже забавно. Еще более удивительно — замечать, что у нее получается. И почему вместо училки пошла в проститутки? Трудно сказать. Наверно, потому что детей такому не учат, а все эти курсы секс-коуча никому не нужны. Видела она однажды объявление от какой-то барышни, даже сходила на пробное занятие ради утоления любопытства. До сих пор вспоминает со смехом, как на ровном месте с этой дамой сцепилась, начала спорить, а когда совсем эта великая наставница ее достала, выдала резкое «отсоси» и ушла. Знаете ли, даже не считает себя виноватой, всего лишь отправила барышню заниматься тем, что она хорошо делать умеет. — Первое время не нравилось, мерзко было. Представь, лапает тебя какой-то незнакомый мужик, а ты делаешь вид, что нравится. И хорошо, если без особых сексуальных премудростей, а то после некоторых даже синяки оставались, что тональником хрен замажешь. Потом смирилась, просто приняла, как факт, что это моя работа. Вот когда пришло смирение, тогда и в удовольствие было с ними вот так спать, — она говорит откровенно, слишком любит говорить о себе и слишком легко ей это дается. А еще нравится, что Марселла слушает, не смеется и не осуждает. Видимо, действительно быть психиатром — это у нее в крови. Вроде бы, не больница, и халата на ней белого нет, и банан еще этот в руках держит, а все равно на лбу написано «мозгоправ». Ну и ладно, лишь бы слушала, это прикольно. Еще бы посмеяться над наивным «секс по любви», Виттория и смеется, только Марселла вряд ли поймет причину такого хорошего настроения. Выпили уже столько, что почти как подруги, ага. А ведь еще совсем недавно психиатрша сраной метлой ее гнать из кабинета хотела. Не знала ведь, что даже с учетом грубости и порой неуместной резкости Кавалли многому научить можно. И мысли у нее в голове правильные. Может, не все, но несколько извилин все-таки в нужном направлении крутятся. — Ой да отложи ты его уже, дома потренируешься. Хочешь на игрушке, которую я тебе в рюкзак положила, а хочешь на живом человеке. Уверена, любой в восторг придет от одного только предложения, — Вита снова смеется, наполняет стаканы очередной порцией напитка и предлагает выпить, даже не уточняет, за что. Какая разница? Сбились уже, сколько тостов было, за что успели выпить, а за что нет. — Массаж был скорее бонусом для особо полюбившихся клиентов. С точки зрения науки я вообще без понятия, как он правильно делается, а с позиции знающей сексуальной партнерши — вообще все просто, — начинает говорить итальянка, как только будоражащая кровь жидкость в организм проникает. Даже ей уже кажется, что пить хватит, взгляд с трудом фокусируется и язык все подряд мелет. Удивительно, что Сартори молчит, пусть и видно по ней, что едва на ногах удержится, если встанет. Из теории массаажа рассказывать Виттории будет нечего, она ведь не углублялась в эту тему, сразу к практике на живых людях. Никто не жаловался, напротив, слишком в восторге были от ее умелых манипуляций, поэтому, стало быть, все так на нее и ведутся. — Я умею делать людям приятно, но не умею любить и ценить их. Не умею ценить чужую жизнь, в школьные годы девушку на машине сбила, слишком тогда увлекалась гонками и быстрой ездой, села пьяной за руль — и насмерть. И не чувствую себя виноватой, даже бровью не повела, когда выяснилось, что жить эта девчонка не будет. Все эти постельные премудрости — это прикольно, помогает сделать насыщенной жизнь и эмоции какие-то испытывать, но я тут подумала, что за всем этим у меня в жизни нет ничего настоящего, даже с двоюродной сестрой разругалась из вредности, — вот теперь Виттория понимает, что выпила слишком много — чужие слова из ее уст льются. То ли виной тому психиатрша со своей наивностью, то ли в коем-то веке до Кавалли, наконец, дошло, что за эгоизмом и раздутым самомнением она ничего в жизни так и не увидела. Эти умные мысли быстро ее голову покидают, Виттория не умеет загоняться и учиться этому не хочет. У нее в голове — своя вселенная, понять которую дано только ей одной. — Не смотри на меня так, от своей позиции я все равно не отказываюсь и предпочту прожить момент хорошо и ярко, чем что-то годами откладывать и в конечном итоге потерять к этому интерес. Будь проще и перестань уже все эти свои психологические штучки на мне тестировать, — звучит совсем не угрожающе, пусть Виттория и пытается казаться опасной и грозной. Она смешная, особенно когда злится. Даже Марселла, наверно, это заметила.***
Марси слушает: и про работу с клиентами, рисуя картинки перед глазами и приходя к выводу, что это действительно мерзко; и про приятные бонусы в виде массажа, после разговоров о котором ей самой захотелось попробовать; и о гонках, и о сбитой насмерть девушке — обо всем слушает, как будто теперь все действительно встало на свои места. Виттория из наставницы превратилась в пациентку, Марселла — роль врача заняла, внимательно слушая и мотая себе на ус. У этой девчонки такое богатое прошлое, столько всего видела, через столько всего прошла. И так странно слышать от нее сейчас о том, что в жизни нет ничего настоящего. Слышать от Виттории, которая плевать на всех хотела, которая живет только ради себя и не способна ценить хорошее к себе отношение. Оказывается, не все прогнило внутри, а может просто холодным ветром голову ей надуло, ведь даже в лютый мороз она умудрялась ходить без шапки. Марси не знает, но в какой-то момент для себя отмечает, что есть в ней что-то хорошее хотя бы потому, что с какой бы резкостью она свою правду на голову ни выпиливала, она, правда, действенна. Быть может, Вита не всегда права; быть может, далеко не каждое утверждение из ее уст стоит принимать близко к сердцу, но по крайней мере то, что было сказано в адрес психиатра, имело свой смысл. Сейчас он едва уловим, сейчас даже в голове ничего не изменится, но позже до Сартори дойдет смысл этих слов. И о том, как важно ценить себя, а не изнутри выгрызать за поступки, даже если в них и была доля ее вины. И о том, как важно моментом жить, а не от людей закрываться и депрессией себя душить. О том, что никогда не поздно учиться чему-то новому, что в мире и так слишком много боли и горя, чтобы позволять себе упускать из вида хорошее. Осознание этих простых, но одновременно таких сложных истин придет далеко не сразу, быть может, только в рейде что-то в голове закрутится по-другому — и Марселла поймет, в какую дыру себя загнала, и как долго пришлось из нее выбираться. А сейчас — просто слушает, как привыкла, головой только иногда кивает, а у самой уже перед глазами все плывет и мозг не думает. Состояние веселья прошло, теперь накатила такая усталость, что она едва сможет с места подняться, если захочет. Но нужно что-то сказать, у психиатра нет права на молчание, особенно когда такие искренние слова сквозь толстый слой эгоизма наружу лезут. — У тебя есть ты сама, и только тебе решать, какая ты настоящая. А еще у тебя есть новые дни и новые шансы перед ней извиниться, если ты действительно этого хочешь, — наконец, после небольшой паузы отзывается итальянка, голос которой звучит пусть пьяно и медленно, но твердости ей не занимать. Марси верит, что Виттория может встать на путь исправления, если захочет. Это будет нелегко и небыстро, но если есть желание, если есть мотивация — будет и успех, нужно только начать. Сегодня Марси в Витторию верит, а завтра, ну или еще немного позже, и в себя тоже поверит. На этой положительной ноте они распрощаются. Марселла ночевать не останется, слишком тяжело ей дается сон в незнакомых местах. Лучше осторожно встанет с дивана, набросит на плечи верхнюю одежду, обуется, отправит рюкзак за спину и даже забудет о том, что Виттория ей туда подложила. Перед глазами картинка плывет, ноги едва ли не умеющую пить девчонку держат, но Марселла упорная, обнимет на прощание хозяйку дома и даже не увидит, как она будет лицо от объятий кривить. Ей все равно, это своеобразное «спасибо» и за болтовню, и за вечер. Это самое «спасибо» еще и вслух скажет прежде, чем дверь с обратной стороны закроет. Слишком перебрала, и напитки они зря смешивали. Голова кружится, а еще кажется, что вот-вот выпитое полезет назад. Мерзкое чувство, но каким бы ни было окончание пятничного вечера, в памяти он надолго останется. На самом деле, Марси не помнит, чем все закончилось. Она даже не уверена, что сразу пришла домой, а не по пути завалилась домой к кому-нибудь с безумным желанием поговорить, поплакать, покричать или еще что-нибудь. Ей вообще кажется, что ни Виттории, ни бара, ни ее дома не было. Кажется, что приснилось, но только жуткая головная боль скажет о том, что нет, не приснилось. Марселла еще долго будет анализировать события этого вечера, еще долго взвешивать, перебирать, выкручивать каждое слово, но это будет того стоить. Над собой еще много работы сделать придется, многое переосмыслить и на многое взглянуть по-другому, но, если это спасет ей жизни, снова наполнит яркими красками — Марси готова стараться. Готова работать, готова любить, готова двигаться дальше, потому как-то состояние, в котором процветала готовность медленно, но верно себя убивать изнутри, ей не понравилось. Ведь на самом-то деле не хочет она умирать — и грядущий рейд окончательно заставит в это поверить. Заставит понять, что ей дважды пришлось почти умереть, чтобы родиться заново.