You are the fugitive, but you don't know what you're running from
Этой ночью я не могла заснуть. День был слишком насыщенным, и я даже не могла представить, что будет дальше. Естественно, я понимала, что дальше будет тяжелее и в моральном, и в физическом плане. Физически я устала, морально — убита. После первого неудачного урока танцев, где я оттоптала ноги Зефиру, ребята потащили меня в мою комнату, чтобы серьезно поговорить. Вся серьезность вопроса, по их мнению, состояла в том, что после обращения я находилась в замке, а не в Академии. Мне пришлось рассказать им все с самого начала, как однажды (всего лишь пару недель назад) в моей школе появился новый биолог. Ребята мне не поверили, но задавать вопросы прекратили. Мы все пытались понять, для чего Абигор хотел, чтобы я пошла с ним. Ребята выдвигали одну версию за другой, но все они походили на заговоры мирового масштаба, поэтому, посмеявшись, мы забросили это дело. За два часа до отбоя ребята решили проветриться и сходить на улицу. Меня, сопротивляющуюся, закинули на плечо и потащили на воздух, а то «как вампирша бледная». Когда тебя несут на плече верх пятой точкой — это раздражает. Когда другие адепты смотрят на это — это просто нервирует. Но когда начинаются раздаваться похабные шутки — хочется кого-то убить. Я пыталась уговорить Дэйдалоса отпустить меня, но он только весело ржал. Когда же ребята притащили меня к озеру, Дэй предложил меня искупать. Клянусь, если бы они это сделали, я бы сделала все, что бы их настигла самая жестокая кара.. И сказала бы Антею, что так все и было. И Абигору бы сказала. Всем бы так сказала. Но им повезло. Зато не повезло мне. За час до отбоя над территорией Академии раздался голос, предупреждающий о том, что вечернее построение через пять минут. То есть они думают, что физическая нагрузка перед сном это то, что мне надо? Даже если мы просто наворачиваем круги на полигоне. Зачем это мне? Чтобы в случае чего деру дать? Но вернёмся к нашему барану — Антею. Он сдержал свое обещание. Те, кто прибежал на уроке последним, бежал дополнительные круги. — Не ползком, не шагом, а именно пробежать. Каждый круг, пройденный шагом, прибавляет вам ещё два на утреннем построении. Если первых пять кругов дались более-менее нормально, на шестом я начала сдавать позиции. После седьмого мне стало не хватать дыхания. Оставалось ещё десять, но я уже буквально была готова упасть на траву и свернуться калачиком. Когда мне оставалось восемь кругов, на полигоне осталось только трое адептов, включая меня, и ректор. На одиннадцатом круге я упала и поцарапала об камень ладонь. — Адептка, поднимайтесь и начинайте сверкать пятками! — заорал ректор через весь полигон на меня, — или я помогу вам встать. Переборов усталость, я кое-как поднялась и побежала. Семнадцать кругов — это слишком, господа. Особенно, если один круг около километра. Будь я человеком, я бы давно легла на траву и никто не смог бы меня поднять. В принципе, сейчас у меня было такое же желание, но гордость и желание доказать этому напыщенному Антею, что я сильнее, чем кажусь, переборол мою усталость и лень. Семнадцать кругов я пробежала спустя час после отбоя. Последние три круга Антей бежал рядом со мной и грубил, не подбирая выражений. Если он хотел, чтобы я разозлилась, то он этого добился. Я не могла ему врезать, ибо знала: он сильней меня и любая попытка дать ему по лицу обернется большой проблемой для меня. После каждого обидного оскорбления я ускорялась, насколько хватает сил, но он меня догонял, словно ему это ничего не стоило. В тот момент, когда ректор сказал, что я свободна, я чуть не упала на траву от радости, но мне этого не дали сделать: просто взяли за локоть и повели в сторону общаги. Он довел меня до комнаты, дождался, когда я закрою за собой дверь и только после этого он ушел. После того, как они затихли, я разревелась. Я, конечно, знала, что Антей меня ненавидит, но причин такого поведения не видела. Он не обязан меня любить или хорошо когда мне относиться, но за что ненавидеть? Без понятия, как я не разревелась ещё на полигоне. Возможно, просто не хотела доставлять ему удовольствие. Его слова ранили, да так глубоко, что они чуть ли не причиняли физическую боль. Он знал, куда бить. Он знал каждое мое слабое место, знал, как сильнее ранить. Так больно не было даже из-за слов родителей. Я не должна из-за него плакать. Я ему ничего не сделала, да и он ничего такого не сказал, чего бы я не знала. Просто лишний раз себя жалею? Возможно. Я поднялась с пола, держась за стенку. Все по той же стенке дошла до ванны — ноги не держали. Набрав обжигающе горячей воды, залезла в ванну. Спустя час я забралась под теплое пуховое одеяло, но сон все еще не шёл. Я крутилась на кровати, пытаясь удобно устроиться, но то подушка мешала, то под одеялом жарко, а без него холодно, то рука не так лежит. В какой-то момент я задремала, но спустя пару минут, как мне показалось, раздался крик. Я рывком поднялась с кровати, запутавшись в одеяле. Упала на пол, ударившись головой о тумбочку возле кровати. Застонала от резкой боли, но быстро поднялась пола и, держась одной рукой за голову, выскочила в одной пижаме в коридор. Стесняться нечего— крыло-то женское. Про то, что тут есть охрана, я как-то не подумала. Удивлённая тем, что ни стражи, ни кого-то из студентов в коридоре нет, я уже решила, что этот крик мне приснился, но в тот момент, когда я уже решила возвращаться назад в постель, крик повторился. От этого крика в жилах стыла кровь. Он словно парализовывал. А затем раздалось тихое: — Настя, Настя, — шептал с мольбой знакомый голос, — мелкая, помоги мне, прошу… Эй, мой брат… Что он тут делает? Он же в замке под охраной. Он бы не пробрался сюда. — Пожалуйста, спаси… Откуда раздается этот шепот? Казалось, что говорили сами стены. Что-то невидимое легко толкнуло меня в спину, словно указывая, куда идти. Я сделала несколько шагов, неуверенно встав возле лестницы, ведущей на верхние этажи. Кто-то невидимый опять толкнул меня в спину. — Я умираю, мелкая, спаси меня… Чуть ли не плача прошептал Эй и я, не раздумывая, побежала вверх по лестнице, переступая несколько ступенек. Спустя десять лестничных проемов я врезалась в деревянную дверь, которая открылась сама по себе, стоило мне только прикоснуться к ней. — Мелкий, — шепотом говорю я, пробираясь внутрь чердака, — мелкий! — Кричу я, но ответом не становится полная тишина. Я вижу лестницу, которая, скорее всего, ведет на крышу. Не раздумывая, бегу к ней, поднимаюсь наверх. Находиться на крыше Академии то ещё удовольствие. Я бы не сказала, что башня женского общежития самая высокая, но вид, который открывался, завораживал. Территория Академии была освещена фонарями, а вдалеке блестели огни города. Я подошла к самому краю, забыв о причине, заставившей меня подняться сюда. — Возвращенная к жизни, — произнес Эй за моей спиной. — Что ты сказал? — спрашиваю я с улыбкой у брата, но как только я оборачиваюсь, то понимаю, что моего брата тут нет. — Кто вы?! — Я — это твоя смерть, — произносит мужчина, снимая капюшон. Он был высок, широкоплечий, но его лицо невозможно было запомнить. Ты вроде бы видишь его, а стоит моргнуть, и ты пред тобой совершенно другое лицо, — но сейчас ты не умрёшь. По его голосу было слышно, что он не блефовал. А я… А я боялась его. Он не был демоном, и это чувствовалось. Он не был человеком. Он не был ангелом. Он был чем-то иным. — Что вам от меня надо? — спрашиваю я у него, делая шаг назад. Мужчина замечает это и усмехается, делая шаг навстречу. — Твой огонь, милочка, — он подходит вплотную ко мне, прижимая меня к кирпичной стене. Берет мой подбородок и задирает мою голову вверх, чтобы я могла посмотреть в его алые глаза. Глаза — это единственное, что не менялось в его лице, — Но как я могу забрать то, что ты пока что не ощущаешь, верно? — Откуда вы знаете? — мне было страшно. Хотелось сбежать, но я не могла даже пошевелить рукой. Что-то парализовало меня. Может, страх? Или что-то другое? — Ты не первая такая, кто не был обращен по всем правилам. Скажу больше: ты сама по себе обратилась. Демоны не давали тебе свою кровь, — он провел большим пальцем по моей губе и нагнулся, шепнув мне на ухо, — А ты знаешь, что бывает с теми, у кого огонь отбирают? Они сходят с ума. Сейчас я не могу его забрать, но единственное, что я могу, только немного прикоснуться к нему. Но не забрать… — Зачем вам это? — шепотом спрашиваю я. В голове нет ни одного вопроса. Словно это нормально: стоять на крыше Академии в обществе человека, который говорит, что он— твоя смерть. — Твой огонь возродит меня, —шепчет он мне прямо в губы. — Значит, это все не по-настоящему? — А кто сказал, что сон не может быть реальностью? Я чувствую его губы на моих губах, но он не целует, а просто прикасается. Его дыхание смешивается с моим, и я путаю звук биения моего сердца с его. Мужчина целует меня, аккуратно, нежно, словно боится спугнуть. Обхватывает руками мое лицо, прекращает поцелуй, целует в уголок губ. — Прости меня, — шепчет он, вновь прижимаясь своими губами к моим. На этот раз я отвечаю ему, позволяя его языку исследовать мой рот. Поцелуй окрыляет. Рваный вздох мужчины, и мое тело пронзают тысячи иголок. Кровь начинает закипать, а потом успокаивается и такое ощущение, словно наждаком прошлись по моим венам. Я кричу, а он ловит крик поцелуем. Кровь опять вскипает, требуя выхода, и я вновь кричу уже не в силах справиться с этой адской болью. Он разжимает свои руки, и я падаю. Упала я, конечно, на пол. С кровати на пол, запутавшись в одеяле. Неудивительно. За дверью слышался топот ног. Все спешили на утреннее построение. Все спешат, ну и я поспешу. Завязала волосы в высокий хвост, чтобы не мешали, надела форму и, пытаясь не чувствовать боль в мышцах, побежала на полигон. Что болит, то развивается, как говорят. По дороге на полигон меня перехватили ребята. Они выглядели уставшими и было видно, что они лучше бы лишний час поспали, чем шли на построение. Антей с угрюмым выражением лица ждал, когда мы все станки в шеренгу. Он был более недовольный, чем обычно. Темные круги под глазами, неряшливый вид и немного опухшее лицо. А наш ректор, походу, всю ночь голливудил. Ай-ай. Какой пример вы подаете своим студентам? Так и хотелось съязвить, но я понимала, что язык лучше держать за зубами. Он не стал дожидаться приветствия, а сразу погнал нас по полигону. Где-то я слышала, что перед бегом стоит сделать какую-нибудь разминку, но Антею было на это плевать. Семь кругов после вчерашних семнадцати? Спасибо, не голодная. Мышцы адски болели, и организм срочно требовал полежать. Но за это полежать потом такую взбучку устроят, что сидеть нормально не смогу очень долгое время. Не сомневаюсь, что за это или за что-то другое ректор спокойно может вылупить. И получит ещё от этого удовольствие. Я прибежала последней, но не расстроилась из-за этого, так как наказания, кажется, не последует. Те, кто пробежали, сидели в тени дерева и ждали, когда Антей отпустит их, но он не спешил. Он приказал нам построиться в шеренгу. — Адепты, — обратился он к нам, — вчера были распределены няньки нашим местным достопримечательностям. Не скажу, что очень доволен таким решением, но указ Владыки неоспорим. Лорд Марбас берет под свое крыло Зефира, лорд Зотз— Кефалоса, лорд Левиафан— Спиридона, Дейдалосу был назначен лорд Астрот. Адептка, вам повезло большего всего, — лениво произносит он, обращая свой взгляд на меня, — я буду вашей нянькой. Все свободны. Адептка, — лёгкий кивок в мою сторону, — прошу задержаться. Я осталась стоять на месте, ожидая, когда однокурсники уйдут на достаточное расстояние, чтобы они не услышали моих претензией. Скорее всего, предъявлять их надо Люциферу, а не ректору, но второй находился ближе. Но, если подумать, их я предъявлять не имела права: я никто, а самый обычный студент, солдат, хоть и будущий. Поэтому я, когда Антей подошёл ко мне, уже не была столь уверена в том, что готова начинать спорить. Я ожидала любой фразы, любого упрека о том, что ему досталась девочка, неспособная даже пробежать такое малое количество кругов, но никак не это: — Откуда у тебя седая прядь? — спрашивает он, стягивая резинку с моих волос. — В смысле? — спрашиваю я, перекидывая значительно выросшие волосы через плечо, и пытаюсь найти то, о чем он говорит. Спустя пару мгновений я увидела то, о чем он говорит. Не раздумывая, наматываю клок волос и дёргаю со всей силы, чтобы избавиться от этого ужаса. — Ты дура? — растерянно спрашивает у меня ректор, крепко держа за запястье правой рукой, а левой пытаясь разжать мой кулак. — Зачем ты это делаешь? — По-твоему, — со слезами на глазах спрашиваю я у него, переходя на «ты», на мгновение забыв о том, что он как бы мой ректор, — в семнадцать лет иметь клок седых волос — это норма? — Нет, это не норма, — отвечает он, легко разжимая пальцы, держащие волосы. — Но и ходить лысой ты не будешь. Ты же можешь их покрасить, верно? — Мне больно, — тихо говорю я ему. За глупый порыв было стыдно. Волосы можно покрасить и никто про это не узнает. Антей отпустил мое запястье и отошёл на несколько шагов. — Могу поспорить, что ты, как и любой подросток, мечтала о разноцветных прядях. Сейчас это легко устроить. — Только где я краску найду? — После занятий зайди в мой кабинет. Думаю, что я смогу решить этот вопрос. — Спасибо, — говорю я ему. — А индивидуальные занятия? — Ты хоть понимаешь, насколько тебе будет тяжело? — тон его голоса изменился, став таким же, как в тот день, когда он обещал устроить мне райскую жизнь. — Несмотря на тот факт, что ты девушка, требований к тебе будет предъявляться больше, чем к четырем ребятам вместе взятым. Ученик должен соответствовать учителю. — Не волнуйтесь, лорд Антей, я справлюсь. Сказать легко, да сделать сложно. Я уже не была уверена в том, что все будет легко и просто, и что я справлюсь с нагрузкой, которую мне будет давать Антей. Ладно утренние пробежки, ладно боевая подготовка, но если к этому добавятся, а они появятся, уроки с Антеем, да ещё и с большей нагрузкой, как он обещает, то, в конечном итоге, я загнусь.Эмпирей
Небольшие дома из мрамора, которые выглядят так, словно они сделаны из воздуха, много зелени, чистый воздух, голубое небо, и не менее голубое море, которое окружает Эмпирей— столицу Рая. Наверное, сам воздух в этом месте пропитан добротой и чистой, а люди (пардон, ангелы) сама доброта и любезность. Здесь никто никогда не поднимет на тебя руку, никто не накричит. Райское место для вечного отдыха. Поэтому, когда было найдено тело архангела Гавриила, во время патруля местной стражи, это вызвало переполох. Убийство меняет ауру этого места. Жители не знают, что случилось, но чувствуют, что что-то не так, чувствуют, что над их домом нависла угроза. А разве убийство архангела с собой жестокостью в самом защищённом месте Рая— это не повод почувствовать угрозу, разве не повод понять, что даже тут ты беззащитный? Особенно тогда, когда тебе объявляют войну хрен пойми кто, и это даже не шутка Падших, а самая настоящая угроза.Академия боевых искусств имени Цербера Великого
Лекции прошли спокойно. Новые преподаватели были чуть менее адекватные, чем Марбас, но не настолько отбитые, как Зотз. Мулцибер, преподававший Политологию, не пришел на свою лекцию, оставив на доске надпись: «А кому это вообще надо?». Надпись была воспринята, как разрешение свалить с урока без каких-либо последствий, что мы и сделала спустя пятнадцать минут после начала урока. А вот на Ядах Левиафан пытался нас отравить, распылив какую-то дрянь в кабинете, который напоминал не подземелье Снегга, а самый обыкновенный кабинет химии с колбами, различными веществам и всем тем, что может пригодиться для приготовления ядов. Распылил и слинял, а мы же начали ловить галлюцинации: розовые слоники, бабочки. Все было безобидно до того момента, пока один из моих однокурсников не стал биться головой об стену, говоря всем, что за этой стеной находится вход в сокровищницу Владыки. Левиафан пришел к концу урока, когда эта отрава перестала действовать. — А если бы это был не безобидный яд, а что-нибудь похуже? — вкрадчиво спрашивал он у нас всех, меря кабинет шагами.— Окна открыть никто не додумался? Или нос зажать? Идиоты! — заорал он, а мы все опустили головы, ибо действительно было стыдно. Как маленькие дети.— В следующий раз будет что-то по-хуже. К четвергу всм написать реферат по галлюциногенному газу. Небирос был самым дружелюбным из всех преподавателей, вместе взятых. Несмотря на зеленоватый оттенок кожи и очень мощный голос с хрипотцой, он излучал волны дружелюбия и справедливости. Он не только преподавал в Академии. Небирос являлся главным лекарем этого учебного заведения, и считался лучшим в этом деле по праву: он не раз вытаскивал своих больных с порога смерти, залечивая самые страшные раны. — Первый месяц мы будем изучать анатомию, потом вы сдадите небольшой зачёт, и мы приступим к изучению различных изменений в организме во время трансформации в боевую форму. А потом уже приступим к самому лекарству: вначале самые ерундовые болячки, такие как прыщи, угри и царапины, а ближе к концу обучения вы научитесь пришивать головы, руки, ноги и другие конечности, даже не оставляя после этого шрамы. Последним уроком стояла боевая подготовка. Помня последствия прошлого занятия, я шла на этот урок с опаской. Не хотелось убегать от гончих во второй раз, вообще не хотелось их видеть. Не хотелось бегать, заниматься, проходить полосу препятствий. Мышцы болели даже тогда, когда я не двигалась. Антей уже ждал нас, прислонившись к дереву. Он внимательно наблюдал за тем, как мы, весело переговариваясь, становимся в одну шеренгу. После этого наше веселье закончилось. Небольшая разминка, три круга вокруг полигона, и просьба Антея разбиться на пары для того, что выполнить упражнения на растяжку. — Адепты Кефалос, Спиридон, Дэйдалос и Зефир, упражнения не выполняете. Ваши наставники займутся этим сами, по индивидуальной программе. Адептка, — быстрый взгляд в мою сторону, от которого мурашки по телу пробежали, — вас это тоже касается. — И чем нам сейчас заниматься, лорд Антей? — спрашивает у него Зефир, подходя ко мне и обнимая за плечи. Наверное, Зефир сделал что-то не то: взгляд Антея стал на несколько градусов холоднее, а голос злым. — Заткнуться, для начала, — произносит он. — Упражнения на растяжку с двадцать первого по тридцать пятый, три подхода по тридцать раз каждое упражнение, — дал он задание остальным адептам, а затем снова повернулся к нам.— Упражнения на растяжку вы не делаете вместе со всеми, так как ее у вас нет, и вы просто не справитесь с этими упражнениями. Поэтому ваши наставники в ближайшие две недели должны и сделают все, чтобы она была у вас на том уровне, который необходим для безболезненной трансформации, или вы просто умрёте от боли, или застрянете в двух обличиях. Как они будут это делать, я вам не скажу, что бы не пугать раньше времени. Но это будет больно. Помните, что вас к этому не принуждают. Вы всегда можете забрать документы отсюда, но после этого у вас уже не будет возможности продолжить обучение именно в этом заведении. Бегать вам сейчас я не вижу смысла, проходить полосу препятствий не интересно, поэтому делаем так: я завязываю себе глаза, а вы пытаетесь меня ударить. Можете по одному, можете всем скопом. Если хоть один из вас сможет меня достать и нанести удар, да так, что останется синяк или пойдёт кровь, я освобожу вас от утреннего построения до конца недели. Согласны? Мы задумались. Он один, с завязанными глазами, а нас пятеро. У нас преимущество в количестве, у него преимущество в опыте. Слабо верится, что он, лишив себя зрения, стал слабее. Скорее всего, он будет полагаться на другие свои чувства: слух, обоняние, осязание. Но если придумать какой-то план, который позволит нам подойти к нему достаточно близко, чтобы нанести удар, то нас ждёт очень даже неплохая награда. — Можно ли использовать подручные средства? — спрашивает Дэйдалос. — Нет, только свое тело. Согласны? — опять спрашивает ректор. — Вам нечего терять, а мне хоть какое-то развлечение. — Ну, раз нечего, то почему бы и не попробовать, — пожимаю плечами я, озвучивая мысли ребят. — Согласны. Антей усмехается, достает черную плотную повязку и завязывает себе глаза. — Начинайте, — немного осипшим голосом говорит он. Командование на себя взял Кеф. Он знаками стал показывать, как лучше напасть на Антея. Ведь если взять его в кольцо, то ему сложнее будет отбиваться. Я должна была зайти к нему со спины, Кеф и Спиридон должны были напасть в лоб, а Зефир и Дэй— с правой и левой сторон соответственно. Мы заняли позиции, стараясь ступать тихо, чтобы он нас не услышал. Ректор не менял позу, только задрал голову вверх, словно купаясь в солнечных лучах. Я мысленно досчитала до десяти и прыгнула на спину Антея, крепко держа его за горло. Мгновение— и я лечу в сторону дерева, чтобы врезаться в него головой. Из глаз посыпались звёздочки, и я медленно сползла на землю, чтобы немного перевести дыхание. Антей дрался с ребятами так, словно у него не было повязки на глазах. Они пытались нанести ему хотя бы один удар, но каждый раз, когда чей-то кулак оказывался в опасной близости от его тела, владелец кулака оказывался на земле, но тут же поднимался, чтобы продолжить эту молчаливую битву. Спустя минуту я побежала к ребятам, которые даже не заметили моего возвращения, зато Антей, усмехаясь, спросил: — Надеюсь, что дерево не пострадало, адептка. Видите ли, это мое любимое дерево… Я зарычала, и выбросив кулак вперёд, ударила его по лицу, но он этого, кажется не заметил. Только рассмеялся и, схватив меня за волосы, повалил на землю. Я психанула. Вот честно, взяла и психанула. Какие мы солдаты, если не можем даже нанести удар по демону, даже если он старше и сильнее всех нас вместе взятых? —Отвлеките его! — кричу я ребятам, заходя к Антею со спины. Его самая главная ошибка в том, что свои волосы он всегда оставляет распущенными. А если со всей силы потянуть за них вниз, то больно будет любому. Я выжидала момент, когда можно будет легко подкрасться к нему со спины, без каких-либо проблем для себя. Вот он отшвырнул Зефира в сторону адептов, которые должны были делать упражнения на растяжку, но давно забросили это дело, с интересом глядя на избиение младенцев; Дэйдалосу достался хук с правой, а Спиридон получил ногой по лицу, когда пытался ударить учителя в солнечное сплетение. Кефалос валялся без сознания бесформенной кучей недалеко от того дерева, в которое я врезалась."Сейчас или никогда", — подумала я, второй раз за последние десять минут, подходя к ректору со спины. Неуловимое движение, и вот он выворачивает мои руки за спину. — Ничему тебя жизнь не учит, дорогуша, — шепчет он мне на ухо. И вот он уже держит мои руки одной своей рукой, а второй хватает за хвост и тянет на себя, заставляя меня выгнуться.— Ты же это хотела сделать, верно? — Вообще-то не совсем это, — сквозь зубы процедила я, когда он отпустил мои волосы, и локтем прижал мою шею к своей груди. В голове медленно созревал один план. Если получится его выполнить, то мне крупно повезет. А ещё мне крупно повезет, если мне за этот план не влетит. —Да ну? — усмехается он, зарываясь носом в мою шею. По телу пробежали толпы мурашек, вызванные дыханием ректора. Или его близостью? — Чем докажешь? — промурлыкал он слишком интимно, словно мы не стояли на полигоне в окружении адептов, а были наедине. — Может, отпустишь мои руки, и я покажу тебе это? — тихо попросила я его. Сердце колотилось, как бешеное, в висках стучала кровь, дыхание стало рваным, а в ногах появилась слабость. Он опустил мои руки, и повернул лицом к себе, другой рукой снимая с глаз повязку. Его глаза были цвета грозового неба, но я не могла отвести взгляд. Его глаза притягивали, как магнит, и я понимала, что медленно тону в них. — И что дальше? — интересуется он, стягивая резинку с моих волос, чтобы начать перебирать пряди. Я забыла про задание, забыла про то, что мы на уроке и про то, что этого человека я ненавижу всем сердцем. Было только это мгновение. Мгновение, когда меня тянуло к нему, когда он стал всем для меня и единственным верным решением было… …поцеловать его. Я встала на носочки, чтобы хоть чуть-чуть стать выше и дотянуться до его губ. — Что ты?..— изумлённо начал он, но когда мои губы коснулись его губ, он заткнулся. Он зарычал, притянул меня к себе, и я пропала. До этого я целовались с парнями, и не раз. Но никогда поцелуй во мне не вызвал столько эмоций: страсть я восхищение, радость, возбуждение… любовь? Не знаю, сколько прошло времени. Может, час, может, минута, а может, секунда. Антей легко прокусил мою губу, и в этот момент я очнулась. Я поняла, что мы на полигоне, что за нами наблюдает адепты, и что у меня есть хороший шанс выиграть этот спор. Со всей силы бью его коленом в пах и, пока ректор не пришел в себя, со всей силы бью его в челюсть. — За что? — тихо спрашивает он у меня, словно ректор забыл про то, что мы на уроке, что мы дрались и не так давно он запустил меня в дерево. — Мы выиграли, лорд Антей, — говорю я ему дрожащим голосом, разворачиваюсь и убегаю с полигона, не обращая внимания на взгляды адептов и на взгляд, прожигающий мою спину. Взгляд Антея. — Настя! Настя! Н-А-А-А-СТЯ-Я-Я! — Стучали парни в дверь в мою комнату уже минут десять, но я им не открывала. Позорно сбежав с урока и закрывшись в своей комнате, самый глупый человек в этой Академии тихо гнобил себя за свою тупость и за поступки, совершенные под действием эмоций. Мне не было стыдно за этот поцелуй. Мне было стыдно за то, что я хотела ещё. Губы Антея на моих губах, его руки на моей талии и на моем затылке, его дыхание смешанное с моим, стук его сердца, который воспринимался как стук моего сердца— всё это было самыми правильными, самыми логичными, самыми нужными вещами за всю мою жизнь. Но это же Антей. Человек, которого я ненавижу, который ненавидит меня. — Разве? Да, это факт. Его пренебрежительное отношение ко мне, его злость при виде меня, ледяной взгляд, его слова… —Но ненависти не было, верно? Была забота о тебе, ревность. Ты хоть видела его взгляд? Его поцелуй вспомни. Людей, которых ненавидят, так не целуют. Это просто поцелуй. Не важно, какие эмоции он у меня вызвал. Это Антей. И этим все сказано. — МЫ ЗНАЕМ, ЧТО ТЫ ТУТ!!! — орал Зефир на весь этаж.— Открывай, или вынесу дверь. Я с тихим стоном поднялась с кровати, чтобы открыть им дверь. Наверное, урок только сейчас закончился, и они сразу побежали ко мне, чтобы сказать, что Антей меня отчислил. Я открыла им дверь в комнату и тут же поплелась в сторону кровати, наплевав на то, что хожу перед ними только в длинной футболке и в трусах: детям двадцать первого века и не такое приходилось видеть. Залезла под одеяло, спрятав голову под подушкой. — Ты чего? — спросил у меня Кеф, стаскивая с меня подушку и одеяло.— Все же хорошо. — Конечно, твой поцелуй с ректором произвел фурор среди адептов, да и мы были удивлены, но это же из-за этого спора, верно? — спросил у меня Зефир, садясь на кровать. — Да, только из-за этого. — Кстати, все наши увечья были не зря. Он сдержал слово, — Дэйдалос стоял возле окна и смотрел куда-то в даль.— На построение нам только в понедельник. На вечернее тоже ходить не надо. Молодец, — он повернулся, и я увидела его широкую улыбку. —Он сильно злым был? — Ректор? Не-а, — ухмыляется Спиридон.— Он выглядел грустным, удивлённым, даже изумленным, но не злым. Да и чего ему злиться. Видела бы ты, как это выглядело. — Что выглядело? — переспрашиваю я, не совсем понимая, о чём идёт речь. — Ну, ваш поцелуй, — поясняет Дэй. — Я думал, что он тебя сразу оттолкнет, но он только притянул тебя к себе. — Могу поспорить, что уже сейчас по Академии ходят слухи про ваш поцелуй. С тихим стоном я уткнулась в матрас. Только этого ещё не хватало. Но радовало одно: Антея я буду видеть только на занятиях, три раза в неделю. А к понедельнику он остынет. Про индивидуальные занятия я как-то забыла. — В субботу бал будет, кстати, — говорит Кеф.— Ежегодный бал по случаю начала учебного года. Говорят, что сам Владыка будет на нем присутствовать. Но это неточно. Все в масках будут, поэтому, даже если он и будет, мы его не узнаем. А ночью я проснулась от того, что кто-то ходит по моей комнате. Я не шевелилась, только открыла глаза, но смогла увидеть лишь тень. Тихие шаги, и кто-то остановился возле окна, чтобы занавесить шторы. Стало темно. Лунный свет больше не пробирался в комнату. — Я знаю, что ты не спишь, милая, — произнес знакомый голос. Очень знакомый голос. Но где я его слышала? — Как твое самочувствие? — Хорошо, — говорю я ему. В комнате включается свет, и я вижу мужчину с капюшоном на голове.— Я тебя знаю, — быстро говорю я ему. — Конечно, — смеётся он.— Знаешь. Но не так хорошо, как я тебя, милая. — Почему я ничего не помнила на утро? — спросила я у него, вспомнив прошлую ночь. —Я не хотел, чтобы ты помнила. Слишком опасно, — он снял капюшон и я увидела мужчину лет тридцати, с зелёными глазами, алыми губами и хищными чертами лица. — Но почему я сейчас вижу твое лицо? — Моя маленькая почемучка, — ухмыляется он.— Просто я так захотел. Если я хочу, то так оно и будет. И это даже не зависит от твоей воли. Если я захочу, чтобы ты меня поцеловала, так и будет. Захочу, чтобы ты сделала сальто, ты его сделаешь. Любой мой приказ. Я пожимаю плечами, не зная, что сказать ему. Слабо верится. — Ты не веришь мне? — он подошёл к кровати ближе и навис надо мной. — Может, проверим? Поцелуй меня. Я понимаю, что не хочу этого. Что это не моя воля, но голос в голове твердит, что нужно это сделать, или я умру. Я дотрагиваюсь до его темных волос, притягиваю его к себе и уже не вижу победную улыбку на его алых губах. Он целует меня первым. Нежно, легко. Проводит рукой по щеке, шее, легко дотрагивается до груди, спускается ниже, прикасается к кружевам трусиков. Рваный вздох, тихое «прости», и меня накрыла боль.