Доверься мне

       Когда ребята вышли из кофейни, уже начало смеркаться. Девчонки напоследок крепко обняли Кимико, заставив неуклюже покачнуться и смутиться. Сказали, что в выходные придут в гости, и пригрозили, что если та опять вздумает их не пустить, то пожалеет об этом. Всё это время Кимико думает, что не заслужила таких друзей.        Мисаки и Чиса уходят, напоследок ехидно хмыкнув в оба уха, прежде чем оставить подругу на попечение сына Сатаны. Кимото мгновенно вспоминает о стоящем рядом парне и сглатывает. В носу зудит. Что-то она не знает, чего хочет больше: остаться с ним наедине или сбежать после того, что так слабовольно выдала ему до похода в кофейню. Когда Окумура так неожиданно вернулся — эмоции зашкалили, и делать глупости да разбрасываться откровениями казалось легко, но вот теперь, успокоившись, что-то девушка занервничала. Всю «прогулку» Кимико ощущала, как Рин на нее смотрит. Это буквально касалось кожи.        — Идем? — наконец, сказал он.        Если бы не темнота перед глазами, Кимико могла бы видеть что происходит на лице парня, когда он берет ее за руку. Сейчас это базовая необходимость, иначе она просто не сможет дойти куда-либо. Но все равно мурашки пляшут.        Рин снова несет ее на спине. Потому что идти неблизко, вокруг куча препятствий и на улице стало больше прохожих. Знание о том, что парень, держащий ее тушку под колени, нечеловечески силен, дает Кимико право не забивать себя переживаниями о том, насколько она тяжелая и всё такое — Рин шел так легко, будто на нем только чехол с мечом и остался. Да и места на эти переживания уже нет.        — Кимико… — наконец, позвал парень.        В голове у девушки панически пронеслось одно некультурное слово. Но бежать было в прямом смысле некуда. Не спрыгивать же ей? Поэтому Кимико смиренно обхватила шею Рина руками, уложив подбородок на плечо.        — М?        — То, что ты сказала — правда?        Судорожный вздох прокатился позади.        — Ты же чувствуешь, когда тебе лгут — зачем спрашиваешь… — пробормотала Кимико.        — Ты ведь понимаешь, что я действительно могу сжечь твои глаза? — тихо прошептал он.        Кимико удивленно вскинулась. Что?        «Ах, он об этом», — как-то даже облегченно прокатилось внутри. Девушка прикрыла веки, окончательно расслабляясь от покачивающегося шага. «Так спокойно».        — Знаешь… сначала я думала, что это простой выбор: лучше рискнуть, чем жить в неизвестности до конца дней. Но опять же — всё равно страшно. Страшно испытать боль или умереть… да и синее пламя опасное. Все так говорят. Но, сколько мы знакомы — не помню ни единого раза, чтобы ты хотел навредить им. Даже Кавахире. И я столько раз касалась этого огня, но ни разу мне не было больно… Поэтому я доверяю тебе. Если почувствуешь, что сможешь — сделай это без вопросов.        Мягкий голос коснулся остроконечного уха так близко, что по той половине лица прошли легкие разряды. Рин и без своих способностей почувствовал искренность в словах Кимико.        Знать, что тебе доверяют настолько, и понимать, какая это тяжелая ответственность — дерет на две части. Это окрыляет, вдохновляет, топит душу поражающим удивлением… и в тоже время дико пугает. Кимико так спокойно сказала, что принимает то, что может умереть от его рук, что осознает, что доверяет ему не только свои глаза, но и жизнь — что теперь это не шло у Рина из головы. И все те риски, о которых безрезультативно кричал ему Юкио, в один миг прогремели внутри нехорошим предчувствием.        «Если я выживу — я смогу спасти тебя от суда Ватикана, дав показания, но если нет… что с тобой сделают? Я не хочу, чтобы тебя посадили в клетку или убили».        Когда Рин вспыхнул на глазах у киотских монахов и его швырнули в темницу, даже родной брат смотрел на него так, словно настолько устал от выходок и дурного нрава близнеца и был бы уже не прочь, чтобы тот исчез. Старший знал, что сам виноват. Что горазд был кидаться пустыми обещаниями и все портить с самого своего рождения. Привык быть разочарованием, ворохом неоправданных и уже нежадных ожиданий, но Юкио за него поручился. И Шура поручилась, там, в Киото, взяв слово, что подопечный будет держать себя в руках и скрывать пламя, а дитя Сатаны как обычно вышел из-под контроля… не первый раз. И не последний. Кажется, Шура не удивилась. Но в тот момент Рин не думал о наставнице, чувствуя на себе лишь пронзительный взгляд близнеца — единственного оставшегося близкого человека — который просто бесцветно глядел через решетку, опустив руки. Это уничтожающее «нии-сан», давящее к полу вымотанной досадой… Рин как никогда ощущал себя ненужным и лишним. Не только рядом с Юкио и остальными экзорцистами. А в принципе на всей планете. Думал, зачем он такой вообще родился? Ни себе, ни людям, вечно доставляет неприятности и ведь сам понимает это, да ничего с собой поделать не может. Принять-то себя монстром принял, а вот остальное… чудом вышло, что при сражении с Нечестивым Королем никто не пострадал. И то с чужой помощью получилось.        Юкио был в бешенстве. Рин еще не видел, чтобы брат был настолько зол. Конечно, близнец с его повышенным чувством ответственности на такое бы не решился — пока в его расчетах процент риска не будет равен нулю, он не примет синее пламя. Никогда. Так что Рин понимал, за что отхватил по лицу после сражения — он ведь и тогда мог всех убить. Но не убил. Справился. Смог. По воле случайности. Юкио не разделил его радости победы — в этом они и отличались. Пока старший пер напролом, действуя по ситуации, младший оценивал эту ситуацию, рассчитывал план, тщательно взвешивал возможности и продумывал исходы, и только потом действовал. Случайности не всегда имели хороший исход.        А тут помощи ждать не от кого. Ситуация на ладони, неизменна и кристально понятна. Вариантов нет. Гарантий тоже нет. Либо получится, либо нет. Третьего не дано. И Кимико просто говорит ему «делай, что хочешь».        Рин затих, прочно уйдя в себя, пока не дошел до жилых кварталов. Кимико тоже молчала. Только ее дыхание где-то возле шеи заставляло ухо предательски краснеть время от времени.        В особняке Кимото, как обычно, никого. Девушка думала, что парень донесет ее до порога и оставит. Но когда она, чуть пошатываясь, оказалась на своих ногах и сняла с себя Курикару, то почувствовала, как парень задержал пальцы на катане.        — Я… думаю, что смогу справиться с проклятием. Но не сейчас… не знаю когда, прости, это… — начал было он.        — Всё в порядке, Рин. Я сказала, что верю тебе, но если ты пока не веришь себе — я подожду, сколько нужно, — Кимико опустила голову и улыбнулась. Рину показалось, что девушка выдавила ее через силу. Впрочем, с таким «взглядом» ему постоянно казалось, что она недоговаривает половину того, о чем на самом деле думает. Кимото неожиданно ссутулилась, обхватив себя за локоть, и робко спросила: — Ты сейчас уйдешь?        Рин посмотрел на нее.        — Что, мне все еще нельзя тут находиться?        Он сказал это в шутку, без каких-либо мыслей, но выражение лица Кимико стало таким, словно ее ударили. А в следующее мгновение и его лицо дрогнуло: девушка вдруг сделала короткий шаг назад, повернувшись к нему всем телом, и… опустилась на колени.        — Прости, — Рин от шока еле успел поймать Кимико за локоть, пока она не склонила голову чуть ли ему не в ноги.        — Эй, сдурела?! Че ты делаешь?!        — Прошу прощения за то, что наговорила тебе…        Вопреки унизительному жесту, голос Кимико оставался спокойным. Рину пришлось приложить усилия, чтобы вздернуть девушку на ноги.        — Прекрати сейчас же! Совсем с ума сошла?!        «Пока тебя не было — да», — подумала Кимико. Парень ошарашенно и даже немного зло встряхнул ее за плечи, заставляя встать немедленно.        — Ты зачем на колени падаешь, дура?!        — Я не знаю, как еще искупить свою вину в таком состоянии, — честно признавшись, мотнулась Кимико на месте. И прошептала горько: — Я думала, ты уже никогда не вернешься. Сказала тебе всё то, что ты так ненавидел слышать, а ты всё равно опять здесь… и я не понимаю — почему? Я не могу дать тебе ничего взамен…        Рин изумленно замер, слушая это.        А потом сильный щелчок в лоб заставил Кимико ойкнуть и схватиться за это место руками.        — Дай мне разобраться с проклятием для начала! И не твори еще большей херни, чем ты уже успела, — буркнул он. — Вот же блин, выдумывает чего попало… сколько можно?! А ну, пошли давай!        — К-куда опять? — спотыкаясь за стремительно потянувшей ее рукой, забормотала Кимико, ощущая, как ее развернули на сто восемьдесят, впихивая в дом.        — Направлять твою идиотскую энергию в нужное русло! У тебя ее слишком много, я смотрю!        — Э? Чего?.. Какую еще энер…        — Читать твои фанфики вслух отказываюсь, поэтому обойдешься танцами.        — Рин, п-погоди!        Но парень уже протащил ее по коридору до танцевального зала и отворил дверь в сторону.        «Да ну что ж ты делаешь?», — закусила губу Кимико, влетев в помещение за Окумурой, а потом остановившись, пока он ходил втыкать колонки в сеть. Вот за какие заслуги ей достался такой? Плечи опустились. И ведь даже не заходя сюда — сколько?.. Неделю? Две?.. Кимико уже понимала, что никуда не выйдет, пока Рин тоже не уйдет. Даже канючить не хочется о том, что это трата времени за зря.        Она уже сказала ему, что не бывает слепых танцовщиц, а он лишь ответил, что узнает, где будет проходить конкурс на Фестивале и потом они сходят туда вместе, чтобы она привыкла к другой сцене. На всякий случай. На какой «всякий»? На тот, если она выживет, или на тот, что вдруг даст заднюю в своем согласии? Уже не даст. Кимико отчего-то принимает это так сразу, что не паникует абсолютно. Насчет выживет же…        Она тихонько ступила босыми ногами по паркету, доходя до копошащегося в музыкальном центре юноши.        — Рин.        Он обернулся.        — Ты еще помнишь наш второй танец?        — Ну… в целом, думаю, что да, — задумался парень ненадолго.        Она все еще не могла делать новые поддержки, банально боясь прыгать в пустоту, поэтому попытки репетировать угнетали. Зато тот, второй их номер, был не таким сложным. И еще для Кимико он до сих пор оставался особенным. Потому что им Окумура Рин умудрился не только расколошматить ее страх перед сценой и боязнь упасть, но и вернуть ту искреннюю любовь к этому искусству.        — Тогда… потанцуешь со мной? Пожалуйста.        Рин пораженно опустил глаза на вытянутую ладонью вверх тонкую кисть. На мгновенье замер. А потом поднялся на ноги, без колебаний вкладывая свою ладонь в пальцы девушки.        — Конечно, — улыбнулся он голосом.        С того самого дня, как Кимико ослепла, ему приходилось исхитряться, чтобы заставить ее в принципе заходить сюда, не то, что заниматься танцами. Девушка как-то разом впала в безвозвратное отчаяние, похоронив в себе веру, что сможет когда-нибудь вернуться к делу всей своей жизни, что и разговаривать об этом не хотела. Но парень все равно замечал, как она еле заметными движениями кисти иногда повторяла их танец, когда он приходил без спросу и заставал ее в наушниках. Видел, как нерешительно останавливается, идя по коридору мимо зала занятий, но не заходит. Кимико хотела танцевать — Рин это чувствовал.        Хотела, но боялась. Испытывала стыд, что теперь ее движения и координация сильно упали. Неуверенно выкидывала пальцы вперед, никогда не выпрямляя руки до конца — банально боялась наткнуться на стену и зеркала, которые пугали ее внезапностью, когда она терялась в пространстве. Даже та самая первая истерика случилась у нее именно в этом зале. Похоже, как бы девушка себя не обманывала, она искренне любила это дело, и от того больнее ей было понимать, что она лишилась этого навсегда. Могла лишиться — поправляло упрямство напарника, затаскивающего в зал снова и снова.        И вот, впервые за всё время, Кимико вдруг сама просит его об этом. Хочет танцевать даже без зрения.        Она сдалась.        И одновременно с этим не собиралась больше сдаваться.        «Прости, Юкио. Я пыталась. Но спрятаться от твоего брата просто невозможно», — подумала Кимико. Да и уже не хотелось.        Их одежда опять абсолютно не подходящая незапланированной «репетиции», обуви вообще нет. Они даже ту музыку не нашли — Рин наугад ткнул какой-то плавный трек. Но сейчас им все равно. Дело не в музыке и не в одежде. Юноша увел девушку в центр зала и остановился.        Когда музыка заиграла, отражаясь эхом от отражений, по телу прошлись мурашки. Хвост сам выскользнул из-под кофты. Кимико закрыла свои не видящие веки, словно ей просто захотелось дать отдохнуть уставшим глазам, и шагнула юноше за спину.        Такой щемящий обман — делать вид, что всё в полном порядке. Эдакая мимолетная ложь самой себе пока не закончится песня — как будто она ненадолго прикрыла глаза, чтобы потом открыть. Это странно успокаивало. И только Рин в этот момент мог видеть их отражение и, в отличии от прошлого раза, теперь он мог смотреть неотрывно. Ведь тот танец стал для него чистой импровизацией, как и для зрителей.        Ладони девушки укололи мурашками позвоночник, а потом резко скользнули по телу: на плечо с одной стороны и по талии с другой, заставляя владелицу прижаться всей грудью позади. Рин никогда не видел со стороны насколько плавно, но в тоже время пластично и красиво Кимико владеет своими пальцами, касаясь его тела. Будто и правда живой плющ прорастал прямо по одежде, забираясь мурашками в кожу. Единственное различие между выступлением тогда и тем, что происходило сейчас — он не отпускал от себя Кимико ни на мгновение.        На девушке нет коварного платья с длинной юбкой и каблуков, но на ее веках вуаль мрака — и только он мог вести ее за собой в этот раз, чтобы она не упала. Даже если ноги перестанут ее держать.        Когда Кимико стекла по предплечью, оказывая с руках, Рин перехватил спину напарницы под лопатки, прижав к себе. И прежде, чем шагнуть в такт, ободряюще сжал одну ладонь, будто вновь говоря языком жеста «я тебя не уроню». Кимико покорно прижалась в ответ, расслабляя напряженную спину, позволяя оковам страха запутаться и подвести в равновесии — слететь на пол…        Колючие разряды на мгновение ужалили между телами, а потом парень и девушка медленно закружились.        Глаза Кимико были плотно закрыты. Она слышала музыку, чувствовала дыхание Рина, его руки на себе… касалась грудью ненормально колотящегося сердца. Это ее так изводится? Или нет? Босые ноги чуть привстают на носочках, машинально рисуя в воображении линию, по которой надо идти, как по лезвию тончайшего изломанного ножа… или как по хлипкой веревке под куполом цирка акробатке, что вышла на свой смертельный номер, тоже повязав глаза. Один неверный шаг — и пропасть. Только в этот раз у Кимико есть страховка, а потому она совсем не боится.        Она свободно откидывает голову назад, оголяя тонкую шею, и не думая о том, что где-то есть стены — сейчас для Кимико их нет. Взмахивает кистью рук, изящно доводя движения до конца, не переживая, что ударится пальцами. Даже когда Рин внезапно перехватывает запястье и отводит чуть в сторону, плавным порывом перехватывая вокруг талии, и заставляет шагнуть назад — Кимико не дергается. Покорно поддается, машинально перестраивая следующее движение своего тела под него.        Рину приходится невольно оторваться от отражения и вновь пропустить зрелище со стороны. Потому что то, что происходит прямо сейчас в его руках — красивее, чем любое, даже самое-самое лучшее место в первом ряду… Кимико всегда касалась его свободно, что в танцах, что в жизни, он привык к ее дыханию возле себя, к коленям, ведущим по бедрам, к кистям рук на своей шее, но сейчас происходило что-то иное. Что-то невероятно отличающееся от всего.        Она не кружилась — она рассыпалась в ладонях, так опасно теряя равновесие под ритм, будто была уверена, что под ногами не паркет, а мягкие волны моря, в которые можно просто упасть. Не обнимала, ведя пальцами по горящей шее, кладя руки вокруг тела — а буквально оказывалась внутри его ребер.        Она не касалась, она проникала под кожу.        Собственные руки перестали слушаться где-то там же — ладони, что всегда кололо от смущения и стыда, так позорно теряли смелость, когда это было нужно — не могли теперь оторваться. Будто оголодали по прикосновениям за такое короткое время.        Девушка закружились, и вот уже юноша не просто держит напарницу в своих руках, подхватывая в пространстве — он рывком заставляет ее вжаться в себя, чуть ли не врезаться грудью. Спина Кимико под ладонью ошеломительно послушно выгибается, поддаваясь такому подчиняющему жесту. Это так странно… чувствовать, что ведет уже вовсе не та, которая вела всегда и всюду, меняться ролями без договора, будто подавляя собой, но не видеть никакого сопротивления. Так танцуют настоящие партнеры?..        Зачарованный этим ощущением, Окумура не сразу понял, что танец подошел к концу — потому что музыка другой песни была длиннее, чем та, под которую они выступали прежде.        Однако, Кимико почему-то не останавливается. Перехватывает пальцы, на мгновение забирая власть обратно, и тянет дальше… а потом ныряет вниз, обжигающе соскользнув своим телом по груди. Рин кое-как успел сообразить, что это тот, последний, третий танец, который они готовили теперь. Она просто сразу решила продолжить его… но подождите-ка… он уже не такой, он опасный, хва!..        Кимико еле заметно тянет край одной губы вверх, а потом выкручивается из рук, в три кружащих шага оказавшись вне досягаемого пространства напарника. Рин знает, что дальше по связке та самая поддержка с прыжком, но та и двумя парами глаз выходила у них кое-как — Кимико же не собирается?..        Только и сорвался испуганный вздох, заставляя тело дернуться — девушка вообще без промедления и размышлений тут же оттолкнулась носочками от пола навстречу!.. Совсем спятила?!        Рин хотел выкрикнуть «стой!» да пришлось вскидывать руки, не теряя секунды на панику.        Кимико легко, будто поток веселящегося ветерка, прыгнула в его объятия… ухватила ногами вокруг талии и резко откинулась назад. Ей-богу — сын Сатаны все ругательства в этот момент позабыл напрочь, с ужасом ловя эту отбитую голову у самого пола и поддергивая обратно к себе. Только и взметнулись длинные распущенные волосы, опадая ему на плечи.        Музыка оборвалась также резко, как Рин вспомнил, что можно дышать.        Хриплое дыхание вырвалось из груди, перед глазами плясали пятна, руки немного тряслись. Дура, нет, такое творить без предупреждения?! А если бы не сообразил?! Если бы не среагировал?! Нельзя же настолько верить его силе! Он, конечно, обещал не ронять, но ведь не когда она вдруг решает проверить помнит ли он поддержку, которой можно убиться нафиг?! Зрение потеряла и теперь еще инстинкт самосохранения посеяла?!        Все эти лихорадочные соображения проносятся в голове Рина быстрее скорого поезда.        И всё это время он просто тяжело дышит, крепко держа девушку и не замечая, что находится чуть ли ни носом у нее в ключицах. Будто страшась, что она выкинет еще что-нибудь эдакое. Его руки до сих пор напряжены и подобрать ругательства не получается. Зато сама Кимото, кажется, вообще не волнуется о том, что только что едва не разбила свою дурную голову.        — А если бы не поймал? — сипло интересуется Рин, так и не подобрав достойных эпитетов.        — Поймал же, — пожала плечами она, болтнув одной ногой на его пояснице.        — Кимико-о…        — Я же сказала, что доверяю тебе.        Рин замер.        Я доверяю тебе.        Даже с его тугими отношениями с двоякими фразами он расслышал другое: я доверяю тебе свою жизнь.        Сделать такое, будучи не видя даже в какой стороне партнер — безумие. Он мог не просто не успеть ее схватить, он мог вообще не понять, что она собралась делать, а Кимико просто шаркнулась спиной назад, да так спокойно, будто они успели эту поддержку довести до идеала, что было вообще не так! Она всегда была напряжена, когда они пытались это сделать раньше. Но сегодня Кимото словно вообще не волновалась о том, что не видит.        Она не притворялась. Она действительно готова была вверить ему себя.        Рин вскинул взгляд исподлобья. Зрачки девушки пусто смотрели сквозь в пространство. А он — единственный, кто мог это исправить. Или усугубить бесповоротно.        — Я посмотрю еще раз на твои глаза? — как-то странно попросил он.        — Сколько угодно, — пожала плечами Кимико.        Рин осторожно поставил девушку на пол. Затем осмотрелся, пытаясь понять, где свет самый подходящий, чтобы попробовать своими глазами увидеть метку. Задумавшись, он машинально перехватил ладонь девушки и потянул к стене под светильники располагающиеся ближе всего к зеркалам. Кимико, отвыкшая за несколько дней от таких прикосновений вне танца, затаила дыхание, робко подчиняясь.        Беспорядочный хаос в темноте вдруг вновь обрел проводника, бережно ведущего по ровной тропе. Не давая спотыкаться и бояться. Кимико без колебаний послушно идет за ним.        Рин доводит до зеркал, отпускает руку и касается плеч. Кимико догадывается, что он разворачивает ее на свет. В поясницу уперлись хореографические поручни, тянущиеся как раз возле этой стороны — девушка как-то разом ощутила, что не очень ровно стоит на ногах после танца с непривычки, и что Рин шагнул вплотную, беря кончиками пальцев за подбородок. Голова мгновенно вскинулась, открывая беззащитную шею, в которую мгновенно и беспощадно впились жадные мурашки.        С учетом того, что Кимико успела наговорить парню в целом и сегодня в особенности — она не понимает, как у нее получается до сих пор справляться с лицевыми нервами. От внимательного изучающего взгляда буквально пробирает. Кимико чувствует себя так, словно Рин не детектор лжи, а сквозной рентген — прямо сейчас насквозь просвечивает ее душу, видит через грудную клетку этих изувеченных бабочек и пристально рассматривает, размышляя — стоит ли их лечить? Разумеется, при всех своих способностях ничего такого Рин видеть не может.        Зато он неожиданно шагает так близко, что девушка грудью чувствует его одежду и то, как звенит в ушах от ладоней на скулах.        Господи, и кто из них издевается над кем?        — «Посмотри» выше, — касается лица шепотом.        Кимико вскидывает ресницы, не в состоянии шевелиться больше ни единой частью тела. Мозолистые ладони сына Сатаны ложатся на кожу, обжигая невыносимым волнением. Рин чуть заставляет запрокинуть подбородок вместе с пустым взглядом в никуда.        — Что ты делаешь? — все-таки не выдержала Кимико, изумительно справившись с голосом, который был готов уйти в какой-то несуразный писк.        — Хочу увидеть метку. Я не понимаю ее размеров.        — Юкио же сказал, что она невидимая. Он и сам ее заметил только через какую-то линзу.        — У меня свои «линзы», — неожиданно хмыкнули возле лица.        В этот же момент Кимико поняла о чем он. Она не сколько услышала, сколько почувствовала, что по держащим ее рукам прокатился импульс. И догадалась, что глаза сына Сатаны в этот миг перестали быть синими — они выцвели в тот самый пугающий всех бледный лед с вертикальными зрачками. Представлять это потустороннее зрелище было еще волнительнее, чем ощущать. Кимико сглотнула, рисуя в воображении, как светящиеся в полумраке глаза парня-демона щурятся в такой близости от ее слепых зрачков. Рин еще чуть заставил запрокинуть шею, практически вжав в поручни, то ли нарочно заставляя девушку немного умирать, то ли и правда не замечая, как сбилось ее дыхание уже не отдышкой после танца.        Как только синее пламя окрасило радужку, парень смог увидеть.        На светло-карих не реагирующих глазах Кимико виднелась еле-заметная переливающаяся дымка. Будто тончайшая туманная завеса, не дающая свету извне пробиться к роговице. Никакая пленка рядом не стояла с подобной штукой — Рин сощурился сильнее, пытаясь хоть приблизительно понять ее толщину.        Он чуть ли не коснулся носом девушки, низко склонившись и пробуя подобрать градус, чтобы оценить шансы вообще возможности уничтожить проклятие без вреда.        Вот только выглядело проклятие паршивее некуда. Хуже, чем он рассчитывал. И от того внутри нехорошо завязалось узлом: слова о безоговорочном доверии, что так вдохновили, в один час сомкнулись неуверенностью на горле.        Как ему это сделать? Представить и пожелать уничтожить? Попробовать поджечь, как свечи, на расстоянии? Или оставить огонь в ладони и коснуться век так? Придется очень быстро отдернуть руку… но если он сделает это недостаточно быстро — на всем лице Кимико останется ожог. Опять же: на расстоянии сосредоточится куда сложнее, особенно, когда голову забивают такие тревожные мысли.        Он покачал головой, виновато отступив и погасив лед в глазах.        — Не могу… — вздох прокатился по ее губам.        Кимико молчала. Спрашивать почему — ни к чему. Синее пламя не повод для шуток. Пальцы Рина все еще обжигали скулы. Кимико не видит лица парня, но буквально ощущает, как он виновато сгорбился от того, что может и не может помочь одновременно.        Поэтому Кимико коснулась пальцами его ладоней, крепче прижимаясь щекой и улыбнулась, будто подбадривая. Но Рину не помогло. Внутри все противно сжалось. Улыбка сквозь боль — то, что Окумура хотел бы видеть на ее лице в последнюю очередь.        — Всё в порядке.        Он смотрел на ее приоткрытые губы и отчаянно хотел коснуться их, но понимал, что это подло. Она его не видит. Возможно, она не хочет этого. Но без зрения будет беспомощно терпеть. Просто от того, как она сама же жмется лицом к его рукам — разрывает на маленькие кусочки. Почему она это делает, если этими руками он может опалить кожу до углей?        Будто слыша его постыдные мысли, Кимико отпустила его ладонь и протянула свои пальцы уже к лицу. Рин перестал дышать. Подушечки пальцев мягко коснулись губ, промазав. Кимико виновато выдохнула и сместила пальцы на щеку. Она нарочно, да? Она специально заставляет чувствовать себя еще более виновным, и при этом тянет совершить отчаянный и бесповоротный поступок? И он сейчас не про глаза, кстати.        Рин молчит, но и не отходит. Так и стоит, держа ее голову в ладонях, колеблясь.        «Какой же ты дурак, Окумура», — думает Кимико. Поцеловать слепую девчонку — проще простого.        Но и ей не хватает духа самой признаться вслух, поэтому она мучительно ждет, покорно снося такие желанные и такие невыносимые прикосновения к коже лица. Ее терзает то, что Рин мог колебаться из-за того, что она всё еще слепа, и не быть уверенным, что хочет связать себя с подобной ответственностью. Кимико сразу решила, что ничего не будет предпринимать, пока парень сам не сделает этот шаг. Она не в праве тащить за собой во мрак.        Рин так не думает. Обычно он вообще не думает, а просто делает, но это не подраться с одноклассниками, в самом деле. Он думает, что сделать глупость хочется и можно, а вот что будет потом? Если бы она только видела. Если бы в глаза смотрела — он бы увидел ответ на свой вопрос? Горькая ирония в том, что он единственный способный даровать исцеление, и не может.        — Чего ты боишься?        Рин вернул своему измученному взгляду сосредоточенность. Какой двойной вопрос… или ему лишь мерещится?        — Боюсь сделать что-то не так, — в тон ответил он.        — Ну… не попробуешь — не узнаешь.        «Ты издеваешься?», — отчаянно взвыл внутри себя парень. Вот о чем они сейчас говорят, а? Черт ее поймешь! Это у него в башке другой смысл или Кимико нарочно его подначивает?!        Он помнит, как она сказала о том, что признается, когда сможет увидеть. Если эта уловка, чтобы в очередной раз придумать способ его замотивировать, то Рин признает, что эта подлость работает.        — Я сейчас зажгу пламя на ладони… Сможешь прикоснуться?        Кимико волнительно замерла, но кивнула. Пальцы юноши пропали со скул. Раздался тихий шорох — словно порыв ветра всколыхнул что-то осязаемое. Волнение поднялось в груди — девушка догадалась, что стоящий рядом сын Сатаны сделал, что сказал. Между ними стало ощутимо теплее.        Кимико не видит огонь, но чувствует. Синее пламя, да? Губительное и уничтожающее для всего живого, если владелец того пожелает.        Рин никогда не желал ей зла.        Может, именно поэтому Кимико не колеблется, вытянув руку в сторону источника тепла. Отблески голубых огоньков пляшут в синих глазах. Рин молча смотрит. Он даже не сказал ей, что можно, а она уже доверчиво протягивает руки к адскому пламени. Двумя ладонями обхватывает его горящее запястье… и вдруг притягивает обратно к своему лицу.        — Эй, спятила?! Осторожно!        — Чего ты нервничаешь? Сам же сказал прикоснуться… — протянула Кимико, будто вообще первый раз слышала, что такое синее пламя. — Так тепло, — ее глаза блестят, словно видят, но Рин знает, что это только игра света из-за его пламени.        Все так шарахаются от этих голубых всполохов, а она теперь позволяет касаться ими себя. Сама же боялась… почему сейчас так веришь?        Рин вдруг ощутил в себе смелость. Пламя вспыхнуло на второй ладони. Он нагнулся ближе и вернул вторую руку, объятую пламенем, к ее щеке, вновь взяв лицо девушки в свои пальцы.        Давай же! Ты уже плавил тысячи этих тонких листков и пленок, плотно лежащих друг на друге! Одно мгновение!        Кимико перестала дышать.        Рин стиснул зубы, не замечая, насколько близко приблизил свое лицо к ней, почти касаясь носом. Но…        — Все равно не могу, — горько процедил он.        Еще никогда в жизни он так не боялся навредить.        И никогда в жизни так не боялся сделать глупость. Черт! Это невыносимо!..        — Рин, — мягко позвала Кимико. — Я никогда не буду тебя винить. Просто знай это.        Синие глаза пронзительно вскинулись. И ведь в этих словах ни капли лжи. Рин чувствует.        Это неправильно, так нельзя, это абсолютно аморально выкидывать такое, когда она банально не видит его намерений, но он уже просто не выносит ничего этого! Не выдерживает ко всем чертям геенновым!..        Парень резко сокращает мизерное расстояние между лицами. Целует порывисто, быстро, зажмурившись.        Если бы Кимико вдруг решила отдернуть голову именно в эту секунду — у нее, наверное, ничего бы не получилось, потому что Окумура все еще ненормально сильный. Рин осознает это также стремительно. Его пламя испуганно гаснет меж пальцев, а ладони дергаются, отдавая свободу Кимико.        Сын Сатаны отстраняется также быстро, как паника, клацнувшая на сердце капканом.        Что он только что натворил?! Черт, придурок!..        В закрытом зеркальном классе расползается оглушающая тишина.        Ужасающая, давящая. Прямо-таки паническая.        Кимико пусто смотрит вскользь, но от понимания того, что она просто ничего не видит — не легче. Потому что она молчит и не двигается совершенно. Страх ворошит волосы и вгрызается в шею. Рин с отчаяньем внутри понимает, что совершил непоправимое, и стыд накрывает его до ушей.        Он начинает медленно отстраняться, заметив, что Кимико не реагирует. Дурак-дурак-дурак, зачем?!        Рин не успевает по настоящему испугаться того, что натворил — дверь седзи отъезжает в сторону, и его ноги сами отскакивают от девушки. Краем глаза парень успел увидеть, что Кимико машинально повернула голову на звук — и это хотя бы значит, что она живая, но ему что-то в данную секунду от этого не легче.        Госпожа Кимото, показавшаяся в дверях, удивленно поглядела на притихших ребят. Рин залился краской от стыда, хотя точно знал, что успел отдернуться от ее дочери до того, как она вошла.        — Добрый день, Рин.        Рин пробормотал приветствие в ответ через силу, почтительно кивнув, и ощущая, как горит не только его лицо, но и он весь до кончика хвоста.        — Вы можете освободить этот зал? В главном прорвало трубу над потолком, я сегодня буду вести занятия у своих тут.        — Х-хорошо, Кимото-сан.        Женщина, кажется, заметила странное поведение молчавшей дочери, но приняла это за очередную попытку замкнуться от всех из-за своего состояния. Поэтому она устало вздохнула и перевела взгляд на парня, чуть ли не умоляюще взглядом прося «ну, хоть ты ее расшевели, а?».        — Помоги ей дойти, ладно? — говорит женщина, прежде чем выйти.        — Конечно, — кивнул Рин дергано, давя вежливую улыбку.        Кимико, которая на подобное обычно возмущалась и говорила, что свой дом она знает и прекрасно дойдет сама, промолчала. От этого совсем жутко стало.        Когда женщина ушла, в звенящей тишине Рин буквально чуть было не услышал, как где-то под домом копошатся муравьи. Ему стоило отмереть, повернуться к девушке и сказать хоть что-нибудь, но парень боялся даже посмотреть в сторону Кимико.        Кажется, рано он обрадовался, что ему позволили вновь появляться на пороге этого дома.