***
Всё закончилось очень быстро и жалко. Не эти придурки, в смысле. Он был жалок, что сорвался, и знал об этом. Когда трое парней с криками разбежались прочь, Рин сполз спиной по забору. Его содранные в кровь руки щипали болью, из носа и разбитой губы текло. Нет, всё-таки он по праву имел кличку «демон» с детства, раз ради того, чтобы ему стало легче, сорвался на простых людях. Боль внутри все равно не ушла, а теперь ему стало еще хуже. Юношу тошнило и мутило, в голове стоял звон — это до него дотянулись-таки пару раз. Трое на одного всё же имеет преимущества. Но им всё равно не помогло. Рин уронил руки на колени и прободал сверху лбом. «Что я делаю?..» Беспомощная мысль костью укора вонзилась в горло. Еще надо как-то вернуться домой, а там Юкио. Говорить с братом совершенно не хотелось. Вообще говорить с кем-либо, если честно. Проблема в том, что зимой на улице особо не переночуешь, а если он так и не вернется — то Юкио пойдет его искать. Рин не хотел доставлять младшему близнецу еще больше проблем, чем просто его существование от которого и так проблемы. Отдышавшись после драки, Окумура-старший отстраненно потрогал свое лицо. Больно. Отняв пальцы, парень понял, что кровь все еще идет — она заблестела алым в свете фонарей в подворотне, где он сидел. Рин всегда считал, что если уж получил, то страдай честно, поэтому Курикару не шибко трогал ради исцеления. Но если он с таким видом сейчас вернется — начнется ссора, а Рин не уверен, что и тут сдержится и не нахамит брату. Поэтому, раз уж сегодня он ощущал себя полноправным чудовищем — почему нет? Одной причины для ненависти к себе больше, одной меньше. Вздохнув и мгновенно сморщившись от боли, Рин потянулся к чехлу на плече. И испуганно застыл, когда пальцы цапнули пустоту. Он резко повернул голову и понял, что чехла там нет. Что?! Куда?.. И тут Рин вспомнил, где его катана. Она осталась у Кимико в комнате. — Чёрт… — прошептал юноша. Глаза зажмурились, затылок откинулся назад, ударяясь о каменную стену. Замечательно. Он был так ошарашен словами девушки, что сбежал, даже забыв про Курикару. Еще одно облачко пара вырвалось меж клыков, взгляд синих глаз стал обреченным. Возвращаться в дом Кимото за катаной он не имел никакого желания. Возвращаться туда в принципе больше не было в его планах. Ему ведь запретили там появляться. — Знаю, таким, как ты разрешение не нужно, но тебе я запрещаю отныне переступать порог этого дома!.. Клыки скрипнули друг о друга, а по щеке прокатилась одинокая слеза. Рин просидел в подворотне до тех пор, пока не околел до такой степени, что стало невозможно терпеть. Он вернулся в общежитие, надеясь, что в такое позднее время брат уже спит и не заметит паршивого вида близнеца. Но не тут-то было. В их общей комнате все еще горел свет, когда Рин поднялся на этаж. Прикрыв веки, парень тихо выругался, но потом все равно понял, что этого не избежать, и толкнул дверь. Лицо Юкио бледно вытянулось, когда он обернулся и увидел в каком виде Рин чуть ли не ввалился внутрь. Одежда грязная, руки содраны, губа и нос — разбиты, воротник ветровки заляпан кровью. Окумура-младший настолько отвык видеть подобную картину, что сперва не среагировал. А когда приоткрыл рот, то Рин грубо оборвал: — Да, всё ровно так, как ты думаешь. Поэтому лучше заткнись прямо сейчас. Юкио плотно поджал губы, осекшись. Еще и такой тон. Обидные слова брата младший уже привык фильтровать мимо ушей — если бы он каждый раз злился на Рина, когда тот огрызается, они бы вообще друг с другом не разговаривали лет с двенадцати. Потому что только Юкио знал, что так Рин защищается от боли, которую испытывает внутри. Так что Юкио вынужденно проглатывает очень желанные нотации с нотой оскорбления, поднимается, и идет за аптечкой. К тому времени, как экзорцист возвращается, Рин уже сбросил верхнюю одежду и завалился на кровать. Юкио подошел к нему, но брат отвернулся. — Нии-сан… — Отстань. — Ты собрался дальше марать все кровью? — Постираю. Юкио вздохнул. Он тоже не поддерживал идеи при любом случае хвататься за Курикару, но лицо Рина и правда выглядело сильно болезненно. — Не хочешь так, возьму катану, — Юкио осмотрелся, но вдруг понял, что не видит красного чехла с Курикарой. — Где она? — У Шуры, — соврал старший в стенку. — Позвоню ей. — Не надо! — выпалил Рин, резко сев, едва Юкио начал вставать с кровати. — Черт… ладно, делай уже, что хочешь. Иногда Юкио думал, что читает брата, как открытую книгу, а иногда абсолютно не понимал, что у того в голове. Но пока Рин с видом, будто на него пистолет наставили, чтобы заставить обработать раны, сел, придвинувшийся ближе, близнец заметил у того искусанные губы и мокрые щеки. И вовсе не от крови. Внутри дрогнуло нехорошим предчувствием. Как бы сильно Рину не прилетало в драках — Юкио не припомнил, чтобы тот плакал хоть раз. Вот с грустных фильмов брат легко распускал сопли, а так, в жизни… Раскрыв аптечку, экзорцист вытащил обеззараживающие влажные салфетки, вату, перекись и пластыри — самый ходовой набор в их оставшейся семье из двух человек. И вновь эта вечная картина в тишине: младший брат опять латает раны старшего. Есть что-то, что не менялось, кажется, с их рождения. Только возраст. Но что в семь лет, что в семнадцать — Рин также поджимал губы, отводя взгляд, пока Юкио внимательно осматривал нанесенный ущерб и думал, с чего начать. Рин, кстати, сам вообще никогда себя не лечил. Если Юкио не было — так и ходил, пока не заживет. Его максимум был умыться да наспех залепить пальцы, если те кровоточили, причем, как попало. Но в последнее время Окумура-младший что-то отвык от должности личного врача своего брата. Тот давно ни с кем так сильно не дрался. «Эти несчастные хоть на своих ногах ушли?», — подумал он. Юкио принялся осторожно промакивать самые глубокие ссадины. Сперва Рин вообще не реагировал, хотя ему должно было быть больно. Но потом первый раз зашипел — когда ватка коснулась нижней губы, и тогда Юкио рискнул спросить: — Мне ждать неприятностей из Академии? — Нет. — Тогда кто это был? — Не знаю, — бросил Рин в сторону. «Подрался с незнакомцами? Еще лучше», — мрачно подумал Юкио. Но сперва решил закончить с ранами брата. Рин имел привычку начать уворачиваться от таких разговоров в прямом смысле, а тогда это затянет процесс. Когда старший близнец перестал напоминать жертву неотложки, а его тяжелое дыхание через силу чуть выровнялось, Юкио сложил остатки ваты и перекиси в аптечку и сходил выкинуть окровавленные салфетки. Рин продолжал сидеть на месте и смотреть перед собой. Любой здравомыслящий человек бы в этот момент обошел парня стороной от греха подальше, потому что весь его вид кричал «оставьте меня в покое». Но лишь младший брат знал, что именно в таком состоянии Рина нельзя оставлять одного. Однако, не зная хотя бы намека на причину его срыва — Юкио не понимал, что ему делать. Возможно, к нему просто придрались на улице? Такое бывало. Но Рин бы тогда не выглядел так… так бледно и измученно, словно не спал уже трое суток. — Что случилось? — тихо спросил Юкио, опустившись перед близнецом на колено и заглядывая в глаза. Может, там, в них, будут ответы? Такое похожее и одновременно другое лицо чуть повернулось. И, к удивлению, Рин не стал прятаться, как обычно это делал. Синие глаза встретились с бирюзовыми. И те, что были за стеклами очков, сжались в точки. У Рина зрачки были стеклянные. Такие же мертвые, какие Юкио совсем недавно видел у другого человека. — Да как обычно, — вопреки боли в этих глазах, хмыкает Рин неожиданно спокойно. Юкио мгновенно понимает о чем речь. О ком. Но, Дьявол, он ведь просто попросил Кимико не соглашаться на эксперименты с синим пламенем — что такого она сказала Рину, что он в таком состоянии, будто ему в спину нож воткнули?! Не из-за отказа же избавиться от проклятия он так выглядит? — Я устал, Юки… — прошептал Рин и пока его застилающиеся блеском глаза закрывались, голова упала в плечо вздрогнувшего близнеца. — Почему со мной всё не так?..***
— Может, хоть вниз спустишься? — Уйди, пожалуйста. Лежащая на кровати девушка уже было вернула наушники обратно, как голос Такеши позади не выдержал. — Слушай, на тебя смотреть жалко. — Так не смотри. — Если на меня тебе плевать, подумай о родителях. Они переживают о тебе. С этими словами парень вышел, а Кимико еще долго лежала на боку, спиной к двери, и не шевелилась. Апатия стала ее вторым именем после того, как Рин исчез. Кимико выплакала все свои слезы. До последнего. Ей даже казалось — споткнись она сейчас и больно упади — ничего не почувствует. В груди образовалась пустая дыра. С уходом Окумуры дом опустел. Здесь и раньше было не шибко людно или шумно, но не в этом дело. Ведь подсознание привыкло ждать, что знакомый голос вот-вот возникнет откуда-нибудь неожиданно: ворвется в дверь с запахом снега, постучится в комнату звонким голосом или напугает приветствием с кухни. Теперь же Кимико бродила, как призрак, по пустому дому, бездумно касаясь предметов и мебели, и чувство, что призрак сына Сатаны бродил здесь вместе с ней — угнетало. Душило горло слезами, которых теперь стало слишком много в каждом дне. Потому что только когда юноша пропал, Кимико поняла сколько непомерно много места он занимал в ее сердце и сколько воспоминаний унес с собой безвозвратно. Каждая кружка чая в полном одиночестве, каждый скрип одного отодвигаемого стула — все напоминало о Рине. И диванчик в гостиной, где они бросались подушками, и низенький столик, за которым учили уроки, и ковер в комнате, по которому раскатывались древние свитки — буквально куда бы Кимико не приткнулась в своем же доме, она не могла убежать от преследовавшего ее холода и темноты, от унылого эха того, что было раньше. Потому что Рин был везде: в скрипе кресла у компьютера, зевающий во время марафона «Темного дворецкого», в мягкой поступи по паркету, ведущий ее за руки в зал, в расческе, которой последний раз касался ее волос… даже в постере Ли Дон Ука, что стал теперь просто картонкой под пальцами — Рин остался закатыванием глаз и очередным ворчанием про извращенок. Рин был везде. И одновременно его не было больше нигде. Кимико знала, что справится с этим. Что всё пройдет. Тогда ведь прошло? От вывернутой наизнанку души не умирают. Просто тогда у Кимико было чем отвлечься. Тогда она убежала из своего мира в выдуманный, но теперь и он был для нее заперт, а боль в груди превосходила в тысячу раз. И кроме уже надоевшей однообразной музыки, отвлечений не находилось. А стоило поставить на паузу плейлист — мысли набрасывались одна хуже другой. Будь Кимико зрячей, она бы не выдержала, наверное… Подошла к Рину, все рассказала и извинилась. Он вряд ли бы простил. Кимико знала его слишком хорошо, чтобы понимать, чем ударить как можно больнее. Чтоб наверняка. Выдрать всю эту привязанность, всё доверие и любовь. Как же теперь выворачивает думать об этом. Но это всё уже не важно… потому что Кимико слепая, и она больше не может никого и никуда позвать вне своего дома. И, помимо самообучения новому восприятию окружения («адаптации», как умно выражался врач) — заняться слепому и правда было нечем. Поэтому уже на второй день после истерики Кимико заставила себя подняться с постели. Болото, в которое превращалась собственная комната после отбоя, еще даст не раз захлебнуться — Кимико все равно придется возвращаться в него каждый вечер. Кто же мог предсказать, что остальной дом будет терзать еще сильнее? Мама на второй день тоже заметила замкнутое состояние дочери и спросила про пропавшего гостя. — Поссорились, — коротко солгала Кимико. Наверное, поэтому с утра приходил Такеши — зная маму, она явно испугалась такого знакомого безразличия в голосе и начала бить тревогу, пока Кимико не ушла в бездну темного леса, в котором уже однажды терялась. Кимико было стыдно перед родителями. Но, наверное, ее вымученные улыбки и попытки не вывернуть из себя хотя бы треть завтрака — выглядели еще отвратительнее. Еда потеряла свой вкус. Кимико еще с первых дней слепоты начала плохо питаться и только сыну Сатаны удавалось впихнуть в нее хоть что-то, помимо чая. Поняв, что мысли опять утягивают на дно, Кимико спешно схватилась за плеер. Время лечит, да? Как скоро это пройдет? Ведь теперь ее дом не только крепость, но и одновременно камера пыток остатков воспоминаний. И из нее уже не сбежать. Сколько еще слезы будут обжигать щеки, пока не закончатся окончательно? Сколько еще сердце будет так надрывно биться внутри, пока не остановится? Сколько еще эти бабочки-людоеды будут выгрызать ее внутренности, пока не сожрут полностью до последнего нерва? Любить кого-то — всегда так больно? Больше походит на проклятие. Даже больше, чем лишение зрения. Кимико согласна променять лекарство от слепоты на лекарство от сердца — ей дышать больно, когда роящиеся во тьме демоны все-таки нагоняют ее в пустых комнатах и кусают этот бьющийся жалкий сгусток под ребрами. Сожрали бы уже полностью, да побыстрее. И если бы проблема была только внутри. Кимико буквально сходила с ума, оставаясь теперь в тишине. Но если раньше она находила в себе силу воли сдерживать себя морально и физически, то сейчас ее могла выбить из себя буквально любая мелочь… …пальцы дрожат, торопливо распутывая провода, чтобы сбежать в тексты надоевших до оскомины песен, но наушник соскальзывает мимо уха, падая в распущенные волосы. Кимико спешно начинает перебирать их, выискивая тот дерганными движениями. Так, будто от этого зависела ее жизнь следующие десять секунд. Наушник нашелся, но зацепился, больно дернув прядь за ухом. А потом, будто издеваясь, запутался еще сильнее. Пока Кимико вытаскивает наушник, с него слетает резиновый вкладыш для уха и… падает куда-то на пол. Бесшумно. Потому что эта штучка весит меньше мухи. «Чёрт!» Кимико стискивает зубы. Такая ерунда обычно не выводила ее из себя, но теперь… …плеер остается на кровати, а девушка рывком встает. Вырывает из пространства ручку кресла, взбирается на сидение, злым движением подтягивая себя к столу. Покрывающийся пылью ноутбук ее не интересует. Кимико перегибается через стол и начинает перебирать предметы на ощупь: тетради, ручки, карандаши, органайзер… вот! Небольшие канцелярские ножницы не предназначены для парикмахерских махинаций, но Кимико все равно. Она не так давно их купила, поэтому должны быть острыми. Девушка еще не успела ими попользоваться. Уже не успела. Она откидывает волосы на одно плечо, собирая их по кругу, и сжимает в хвост возле подбородка. Наверное, будет криво. Плевать. Она все равно никуда не выходит. Кимико сжала свои волосы одной рукой, а другой раскрыла лезвия ножниц, заводя их вокруг хвоста на уровне подбородка. — Не надо. Они красивые. Раскрытые лезвия замерли, готовые отсечь две трети, а пальцы вздрогнули. Кимико стиснула зубы еще сильнее. Какая теперь разница?! Рин все равно их больше не увидит. Чего жалеть-то? Кимико с минуту сидит, не шелохнувшись, а потом отводит ножницы. Бросает их на стол. Роняет лицо в дрожащие ладони и просто долго так сидит, не двигаясь. Немного успокоившись, Кимико осторожно вытягивает руку в сторону тумбочки под столом. Чертит ногтем до ручки выдвижного ящика вверху. Там, среди разбросанных в беспорядке косметики и стикеров, пальцы нащупывают кусочек мягкой ткани. Кимико цепляет его и вынимает из ящика. Браслет-напульсник Рина, что он дал ей перед первым выступлением. Он его так и не забрал, забыв. Она все хотела отдать, да так потом сама и забыла. Каждый раз натыкалась случайно и делала себе пометку вернуть, но все равно из головы вылетало. Кимико трепетно провела подушечками больших пальцев по мягкой ткани. Теперь это единственное, что осталось у нее от Рина. По щеке снова потекло. Кимико надела браслет на запястье. Как и тогда, ей на мгновение показалось, что его хозяин крепко взял за руку, успокаивая. Жаль, теперь это было возможно лишь в воображении. Утерев слезы рукавами, которые, наверное, уже насквозь были солеными, девушка вернулась на кровать. Аккуратно расчесала пальцами длинные спутавшиеся локоны, потом заплела косу. А после — отодвинула кресло и опустилась на четвереньки, шаря руками по ковру и ища резинку с наушников. Та укатилась недалеко — нашлась возле ножки кровати. Кимико вернула резиночку на место и отложила плеер. Вот так. Успокойся. Дыши. Оказывается, без глаз жить намного проще, чем без куска сердца. Те хотя бы не болят. «Ненавидишь меня теперь?..» Прижав запястье с браслетом к груди, девушка откинулась на кровать, глядя пустыми зрачками в белый потолок. Но, в отличии от комнаты, в потолке ее мира теперь существовала лишь беспроглядная тьма. И конца-края ей было не видно.***
Рин безразлично пялился в пространство. Он не назвал бы свое состояние драматичным словом «депрессия», потому что ему пока хватало моральных сил подниматься с кровати, разговаривать с братом, продолжать ходить в Академию и даже давить друзьям-эксвайерам улыбки через силу. Здесь бы больше подошло лаконичное «никак». Разве что записи в тетрадях опять начали проваливаться в пробелы и пустые страницы, чужие голоса — превращаться в однообразный фоновый шум, на который можно было не обращать внимания. Сквозь эту глухую стену постепенно переставали пробиваться лица, события и даже время. Такое извечно знакомое состояние, да? Будто в тумане ходишь, от кошмара к кошмару, а проснуться не можешь. Еще и Шура объявилась на днях и сказала, что послезавтра тренировка. А Рин так и не забрал Курикару из дома Кимото. И даже думать о том, чтобы идти туда, он до сих пор не хотел. Пока Юкио успешно держал на ушах лапшу, что катана у Киригакуре, Рин тяжело соображал, что ему делать. Тут вопрос времени, когда брат и наставница пересекутся где-нибудь и ненароком вскроется, что демонический меч, в котором заключены силы Сатаны, без присмотра валяется где-то в жилых кварталах. Рин знал, что так нельзя и ему надо скорее вернуть меч. Это вопрос не только его безопасности и ответственности. Парень не думал, что кто-то знает о том, где сейчас Курикара, как и не думал, что при всех выплюнутых ему словах, Кимико или ее родители с ней что-то сделают. В конце-концов за эти дни он ни разу не загорелся против своей воли, а значит, меч никто не трогал. По крайней мере, из ножен. Но всё равно. Возможно, Кимико и не знала, что Рин забыл меч. А может, знала. Парень не помнил, куда точно прислонил чехол в тот день. Но раз ему еще никто не написал и не позвонил, скорее всего, все-таки нет. Если чехол остался где-нибудь в углу — Кимико вряд ли «заметит». Только вот как забрать катану после всего этого из чужого дома? Может, ему просто попросить Юкио за ней сходить? Хотя… тогда ему точно пропесочат мозги за такую безалаберность. Ну, или дождаться госпожу Кимото и спросить вынести ему меч, чтобы не столкнуться с Кимико… Опять же — женщина на его памяти вообще хаотично бывала дома. Не караулить же ему возле? А если и она теперь в курсе, по чьей милости ее дочь осталась без зрения? Еще и от нее выслушивать? В конце-концов, можно собрать свою жалкую волю в кулак, и просто дойти туда и поступить по ситуации. Если дома будет только Кимико — паршиво, конечно. Но он может и не переступая порога просто сухо попросить отдать ему Курикару. Если уж Кимико так не хочется, чтобы по дому шастали демоны. В чем проблема? Он просто заберет свою вещь и уйдет. Боже, нет, представлять такое — тошно. И как это всё давит. Зачем он забыл меч? Насколько же его вышибло из себя, что он в принципе забыл то, за что хватался даже на грани обморока? Рин зарылся пальцами в волосы, прикрыв уставшие глаза. И в этот момент на него напали. Правда, не враги и не монстры. Две розовые юбки остановились возле парты, громко кашлянув. Рин поднял взгляд. Мисаки (Масаки?) и Чиса, одинаково скрестив руки на груди, зависли над его мысленно застонавшей душой. Им-то чего надо? — Окумура, что опять с Кимико? — в лоб поинтересовалась девчонка с темным каре. — У нее который день телефон выключен. — Мне почем знать? — буркнул Рин, отвернувшись. Кажется, это был тот раз, когда он жалел, что подруги Кимото перестали его бояться. Разговаривать с ними и тем более о Кимико он не хотел совершенно. — Потому что ты торчишь у нее дольше, чем мы обе вместе взятые. — Уже нет! — резко оборвал Рин. Мисаки и Чиса удивленно вздрогнули, переглянувшись. — Если она вам нужна — идите к ней сами, без понятия, что там с ее телефоном. — В том-то и дело, что мы ходили, — немного помолчав, негромко сказала Мисаки. — Она нас не пустила. «Что?», — уже было начавший раздражаться парень, вскочил на ноги, чтобы уйти от девчонок, но остановился. В смысле, «не пустила» подруг? Их-то за что? — Мы поэтому к тебе подошли, потому что ты единственный, с кем она последнее время общалась… — пробормотала вторая девушка с тревогой в голосе. Чиса заправила рыжие кудряшки за ухо. — Ну, после того, как… сам понимаешь. Рин прикрыл глаза и выдохнул. Подумав, что ему не хочется потом оказаться в такой ситуации снова, он решил сразу прояснить ситуацию и отделаться от Мисаки и Чисы. Они хоть ему и никто, но они были подругами Кимико и невольно напоминали о самой Кимико, терзая свежую рану в душе. — Она сказала, что «видеть» меня больше не хочет. Так что, извините, но я тут больше ни при чем. Разбирайтесь с ней сами, — отстранённо бросил он в сторону. Лица девушек пораженно вытянулись. — В смысле, видеть не хочет? Тебя?! — даже Рин не ожидал услышать такое изумление в голосах Мисаки и Чисы. Внутри больно сжалось. Вот так вот, представьте себе. Даже его. Девчонки опять переглянулись с потерянным видом. Рин устало провел рукой по лицу. Сказать или нет? Господи, да какая уже разница что они подумают?! Про него итак никто ничего хорошего не думает. Пошло оно всё… Поэтому, не успевают Мисаки с Чисой спросить что-то еще, парень резко выдает: — В состоянии Кимико виноват я. Девчонки затихли. Рин засунул руки в карманы, пряча глаза за рваной челкой. — Из-за меня она ослепла. Это я на случай, если вам она этого еще не сказала. Так что, как бы это не звучало, «видеть» именно меня она не захочет больше никогда. Если других вопросов ко мне нет, то оставьте меня в покое. Повисла пауза. Больше всего в этот момент Рину хотелось снова сбежать. Но он позволил Мисаки и Чисе переварить эту информацию и дать время осознать. Пусть лучше сразу тоже ему выскажут всё, чего он заслужил. В его никакушном состоянии только и позволять в себя пальцами тыкать. Авось, снова начнут презирать да бояться — зато хоть отстанут и не будут лишний раз напоминать о Кимико. — Окумура, ты дурак? — вдруг вырвалось сбоку. — Мисаки! — испуганно воскликнула Чиса, одергивая неожиданно выступившую вперед подругу. Но девушка только отмахнулась. Она подошла к Рину и поглядела прямо в глаза. Кажется, впервые за все время так прямо. — Не знаю, что там у вас с Кимико случилось, но ты явно что-то не так понял. — Ну да, я ведь не знаю значения слов «убирайся» и «не смей переступать порог этого дома»? — саркастично вырвалось у сына Сатаны. Не успела Мисаки ответить, как он ее перебил: — Слушайте, чего вам от меня надо? Сказал же, что мы с Кимико не общаемся. Почему она с вами разговаривать не хочет — я не знаю, но меня она теперь ненавидит и разговаривать больше не собирается… — Ага, и поэтому она чуть нашему старосте голову не отгрызла, когда он тоже вздумал сказать, что все это из-за тебя? — изогнула бровь Мисаки. Рин устало вздохнул, покачав головой. — Когда это было? В прошлом месяце? — он решил, что с него хватит и развернулся, чтобы уйти. — Позавчера, — донеслось в спину. Спина сына Сатаны окаменела на секунду. Он не обернулся, но прожигающий взгляд Мисаки почувствовал и затылком. На мгновение оступившись, парень ускорил шаг, уходя прочь, но все равно услышал: — Мисаки! Ты совсем, что ли?! Так с ним разговаривать! — Да достали, два кретина потому что!.. Сил моих нет!***
Рин не мог уснуть. Он в принципе не особо хорошо спал последние дни, но сегодня совсем глаз не сомкнул, как голова опустилась на подушку. Завтра вечером Шура будет ждать его на занятии, а Курикара всё еще дома у Кимико. «Мне придется туда сходить», — прижав пальцы к векам, гнетуще размышлял Рин. Хочет он или не хочет — выбора у него нет. Повернувшись, наверное, раз в сотый, с одного бока на другой, парню надоело маяться, поэтому он тихо поднялся с кровати и поплелся на кухню. Осушил стакан воды на кухне, параллельно зачем-то плеснув и себе в лицо. Как будто так легко можно смыть все терзающие мысли. Постояв немного в тишине общежития, Рин поднял взгляд перед собой. Когда-то счастливые видения пронеслись перед ним, стоило окинуть кухню расфокусированными зрачками: вот там они сидели с Кимико и ребятами, весело поедая карри, вот тут, за столом, склонялись над высушенными травами, пытаясь различить их по запаху и виду, этим полотенцем она зажимала его руку, когда он порезался, а здесь… Рин повернул голову на место возле плиты, вспоминая ту невероятно идиотскую причину, по которой они обоюдно довели до принципа выяснить мешаются ли клыки целоваться. Он, кстати, так потом и не решился спросить. Ему точно ничего не мешалось. Рин силой заставил себя отвернуться, вышвыривая из головы то единственное сумасшедшее воспоминание, которое до сих пор казалось выдумкой. Убрав стакан на место, юноша побрел прочь с кухни обратно в комнату. Юкио уже спал, поэтому ночные шатания близнеца могли его разбудить. Рину итак было стыдно за тот вечер, поэтому он усиленно делал вид, что ничуть не расклеился, но наверняка его жутко умный братец давно его раскусил. Окумура-младший, впрочем, не давал своему ученику послаблений и гонял по материалу, как и обычно, но Рин периодически ловил на себе его задумчиво-встревоженный взгляд за стеклами очков. Задумавшись, сын Сатаны не понял, как свернул по коридору и пришел не в комнату, а в тренировочный класс. Очнулся уже толкнув скрипучую дверь и почувствовав пепельный запах. Рука на поверхности облупившегося дерева обессиленно соскользнула вниз. Рин пусто посмотрел перед собой. На побитой временем парте все еще лежал учебник по анатомии, раскрытый на главе «Строение глаза». Пожалуй, это единственная схема, которую юноша назубок выучил по всем названиям добровольно. Он искренне старался. Но старания оказались напрасны — для управлением пламени нужна была вера, а Рин черпал веру из близких ему людей и своих убеждений, да только один черт остался без первого и второго. Все эти бумаги, этот пепел и зола, часы, проведенные здесь, капли расплавленных файликов — всё было зря, получается?.. Он так и не смог помочь Кимико. Не успел. Если Кимико так и останется на всю жизнь слепой, каково ей придется? Рин прободал виском дверной проем, роняя челку на глаза. Крохотный порыв сквозняка поднес пепельную пыль к босым ногам. — Знать тебя не желаю!.. Проклятый демон! Юноша стиснул футболку на рукавах.***
Он ощущал себя последним трусом, что так и не смог найти себе храбрости просто постучать и забрать катану по-человечески. «По-человечески, как же… меня тут за человека больше не считают», — мелькнуло в голове горько. Рин вскинул вымученный взгляд на темные окна старинного особняка. Время было уже около часа ночи — Окумура нарочно пришел поздно. Чтобы все уже наверняка спали в этом доме. Он чувствовал себя унизительно, пробираясь вот так, в чужое жилище, через забор и крышу, но вариант столкнуться прямо с той, что выгнала его отсюда, лицом к лицу, казался ему еще более уничтожающим. И плевать, что Кимико его все равно не видит. Поэтому Рин сейчас карабкался на черепицу между первым и вторым этажом, стараясь остаться незамеченным. Как жалкий воришка, ей-богу. Одно что пришел за своим. Но как же это все равно мерзко, вот так, под покровом ночи, лезть в чужой дом. Туда, где тебя не ждут. Как преступник, красться в место, в которое он раньше спешил с улыбкой на губах. Рин добрался до окон комнаты, в которой так часто бывал раньше и в которую сейчас хотел лезть меньше всего. Кроссовки аккуратно ступали по черепице, стараясь не топать лишнего. Он специально оставил зимние ботинки с тяжелой подошвой и надел их, чтобы поступь осталась бесшумной. В темноте это было сложно, но экзорцист справился. За пару метров до окна, Рин тихо снял с себя куртку и оставил ее тоже. Та могла издать лишние шорохи тканью, из которой сделана, а слепые люди слышат лучше, чем зрячие, Рин теперь это знал. Будет максимально тупо выдать себя такой мелочью. Подкравшись к подоконнику, Окумура закусил губу, выдохнул, а потом заглянул. Темно. Конечно же, там темно. Ведь уже ночь. Какое-то время Рин просто сидел, собираясь духом. Холод начал пробиваться под тонкую ветровку. В конце-концов, вобрав в себя морозного воздуха, юноша осторожно, кончиками пальцев, поддел створку и медленно-медленно приподнял механизм вверх. Всё было бы проще, будь на улице лето. Но на улице гребанная зима, и у него нет времени думать лишнего и морально готовиться — резкий перепад температуры может разбудить кого угодно. Поэтому Рин ныряет внутрь, на носочках спрыгивая вниз, и сразу же опускает за собой окно обратно. Быстро, но очень тихо. Только и успели шторки колыхнуться. Челка упала на глаза, когда в нос ударил знакомый аромат книг и сладких духов, а сам парень замер. И не оглядываясь, он почувствовал, что хозяйка комнаты здесь. Ее тихое дыхание донеслось до ушей. Рин выпрямился, отнимая руки от окна. Прикрыл веки и болезненно прикусил губу клыком. Ему дурно даже обернуться. Просто посмотреть на Кимико… Как же это душит. Почему жестоко поступила она, а так плохо ему? …ведь несмотря на всё это, на всё то, что сказали ему ее губы, что он так хотел поцеловать, Рин чувствовал ломающее его внутренности отчаяние. Потому что, в отличии от Кимото, он не мог вот так просто скомкать все то, что он испытывал к ней все эти недели, и вышвырнуть прочь. Не мог заставить себя злиться сильнее, ненавидеть настолько, чтобы задушить в себе эту бессмысленную любовь. «Просто забери уже Курикару и уйди», — дал себе оплеуху сын Сатаны. Сжав кулаки, Рин открыл глаза и повернулся. Стараясь не смотреть в сторону кровати, где еле заметно просматривался силуэт спящей девушки, юноша прошелся глазами по комнате. Где катана? Несмотря на обострившиеся органы чувств и осязания, он все-таки не видел в темноте, как кошки, поэтому, безуспешно пощурившись в сумрак, вынужденно вытащил телефон и включил фонарик. Кимико же все равно не увидит. Вскинув руку с фонариком, Рин осветил комнату, проходя чуть вперед, и заметил чехол с мечом. Тот был прислонен прямо между изголовьем кровати и столом на постер Ли Дон Ука. В таком свете улыбка актера показалась Рину сочувствующей. Сын Сатаны поджал губы. Потом осторожно убрал телефон и еле слышно подошел к кровати. Глаза не удержались, соскальзывая с цели на то место, где располагалась подушка. Чтобы забрать меч, ему придется подойти к кровати и перегнуться через спящую девушку. Рин прикрыл глаза на секунду. Хотелось вымученно вздохнуть, но издавать сейчас любые звуки было чревато. За что ему это? Собравшись моральными силами, парень всё же подошел. Тень от его силуэта упала поперек одеяла. Кимико крепко спала. Она лежала на спине, повернув голову набок и укрываясь до самого носа. Ее длинные волосы чуть спадали с края, а безмятежное лицо казалось очень бледным, но спокойным. Внутри болезненно съежилось. Рин сделал еще шаг, ловя какое-то движение сбоку. Вздрогнул, дернувшись на инстинктах, но потом опустил плечи — всего лишь зеркало. Как-то он застал Кимико напротив отражения, тоскливо рисующую отпечатки на поверхности. Она сказала, что не хотела бы забывать, как выглядит. А еще она сказала, что боится забыть его лицо. Она водила подушечками пальцев по его скулам и ушам, так долго, что Рин потерял счет времени, ощущая кусающие губы иголки и мечтая склониться вперед. Парень бесцветно посмотрел на свой темный силуэт. Наверное, теперь его мечтают поскорее забыть. Отпечатки так и остались на зеркале, и Окумуре казалось, что они до сих пор касаются его тела невидимыми руками. По краям, в раме, также остались воткнуты всякие стикеры, карточки и фотографии, торчали смешные рисунки от руки, старая открытка, какие-то коллекционные закладки с айдолами, а в самом верхнем левом углу Рин заметил билеты на ивент. Парень машинально шагнул к зеркалу, глядя на них. А ведь он хотел сходить туда не меньше Кимико. Потому что она сказала, что хочет пойти именно с ним. Жаль его подарок теперь не нужен. Причем, не только из-за потерянного зрения. Почему Кимико их не выбросила? Или она не трогала зеркало больше, забыв о них? Взгляд переместился чуть в сторону и зрачки наткнулись на кое-что, от чего в горле встал ледяной кусок. Рин протянул руку, осторожно выдергивая из рамы фотографию: они с Кимико на подработке в кафе. Она широко улыбается на селфи, крепко обняв его за шею, из-за чего даже в таком плохом свете заметно, что парень чуть красный. Он в фартуке бариста, она в том идиотском, но милом платье горничной. Оба выглядят счастливыми и веселыми. Рин смотрит на фото и ему кажется, что это было очень-очень давно, в какой-то другой жизни. В параллельной вселенной, где он — не проклятый демон, а простой парень. Поглядев немного на фото, Рин начал засовывать его обратно, как из-под пальцев что-то вылетело. Юноша машинально налету поймал… что это? Еще фото? Рин перевернул изображение на свет от окна и замер снова. Это же… — Эм. Привет, да. Тут такое дело… один парень с моего класса проиграл спор и ему сильно достанется, если он не выполнит задание и… На фото был он, Рин. В том ободке с демоническими рожками из магазина приколов. И она была спрятана под то фото с кафе. Зачем… зачем Кимико распечатала ее? С кровати донеслось какое-то бормотание. Рин вздрогнул, отвлекаясь. Зачем и почему — уже не его дело. Это всё осталось в прошлом. Надо уже скорее забрать Курикару и вернуться домой, пока Юкио не понял, что брата в соседней кровати нет. Он спешно сложил фото, как было, и вернул их в то место, откуда вытащил. Соскребя себя морально, юноша подошел вплотную к кровати. Можно было обойти, но там пришлось бы двигать кресло — только шуметь лишнего. Поэтому Рин медленно согнулся над кроватью, вытягивая руку к чехлу. Как назло, ручка на чехле перекрутилась, оказавшись с противоположной стороны — никак не дотянуться… Мысленно выругавшись, парень вынуждено чуть привстал на одно колено на край матраса и вытянуться сильнее. Пальцы почти царапнули чехол, подцепляя верхние ремешки… и тут краем глаза Рин почувствовал движение. Он резко повернулся и его зрачки испуганно сжались в точки. Кимико сидела на кровати. Ее глаза находились точно напротив его, а нос едва ли не касался его лица. Рин от неожиданности чуть не шарахнулся от перепугу, потому что на секнуду напрочь позабыл, что девушка его не видит. Еле успев задержать дыхание, парень закаменел в нелепейшей позе, вытянув руку в сторону. Когда она проснулась?! Она услышала его? Или он задел ее ненароком?! Черт-черт-черт!.. Лицо Кимико так близко, что сердце укатилось куда-то в пятки. Пальцы Рина так и не коснулись чехла, зато похолодели, будто он их прищемил. Хозяйка комнаты нахмурилась, чуть склонив голову набок и будто прислушиваясь. Рин все еще не дышал, лихорадочно соображая, что ему делать. Если она еще не закричала, может, он не выдал себя?! С секунд десять Кимико так и сидела. У парня от напряжения свело скулы. И тут девушка пошевелилась. Поняв, что еще немного, и она точно его коснется — Рин начал пытаться отстраниться, при этом не шурша одеждой. Еще немного, и он просто свалится прямо сверху! Парень и так еле держал равновесие… Он почти решился тупо схватить Курикару и просто убежать… Но тут Кимико ни с того ни с сего вытянула ладони из-под одеяла и подала их вперед. Рин не успел даже среагировать. Пальцы девушки ткнулись прямо в него. Губа дернулась панически, из горла чуть не вырвался нелепейший звук. Окумура понимал, что его попытки не шевелиться потерпели полное фиаско, но он почему-то так и не двинулся, не соображая, как ему поступить, пока Кимико хмуро ощупывала непонятное препятствие напротив себя. Странно, что она в принципе сразу не закричала. Рин не представлял, какого это: не видя и еще спросонья, понять, что возле тебя кто-то есть. Но тут его мысли вылетели из головы вообще — пальцы Кимото вскинулись вверх и коснулись щек. Рин забыл, что надо не дышать. Выдох сам вырвался из него, громыхнув в этой тишине, пока колючие мурашки прыгнули за шиворот. Девушка дважды вслепую очертила подушечками пальцев скулы и подбородок, а потом неожиданно скользнули по верхним краям острых ушей. — Опять ты, — вздохнула Кимико, узнавая его. Лицо Рина исказилось. Но он не успел ни подумать о том, как это прозвучало, ни понять, как ему среагировать и что делать, если она сейчас закричит, ни придумать ни единого адекватного оправдания на то, какого черта он делает в ее комнате ночью без ее ведома и остальное. Он в принципе ничего этого не успевает… …потому что пальцы не останавливаются на кончиках ушей. А вдруг стремительно ныряют за затылок, обхватывая голову. Рин только охнуть успел, теряя равновесие от сильного рывка вперед. В следующий момент колено подвернулось, а он свалился прямо на кровать рядом с Кимико. Чехол с Курикарой грохнулся на ковер так оглушительно, что, кажется, проснулся весь дом. Не успевают зажмуренные глаза испуганно распахнуться, уже слыша этот гневный окрик, как парень чувствует, что что-то не так. Никто не кричит. И вообще ему не откручивают голову, а будто… обнимают? — Рин… — прошептали еле слышно в макушку, почти касаясь губами. Тихонько так. Как зовя. Рин-таки распахнул глаза, но все, что он понял — это то, что его крепко прижали под шеей, обхватив руками. Парень так и лежит, ни жив ни мертв, зато отчетливо ощущая, как бешено колотится у него в груди. Как длинные волосы щекочут нос и скулы. И как горит кожа в тех местах, где она соприкасается с чужой кожей. Тонкие пальцы ласково перебирают собственные короткие волосы на затылке, а теплое дыхание зарывается в макушку, что-то бормоча. Что-то коснулось бедра. Судя по ощущениям — на него закинули колено. И дальше — потрясающая ти-ши-на. Кажется, он сейчас задохнется. И не от того, что его душат. Сердце пропускает попытку в инфаркт, когда до Рина доходит, что Кимико спит. И сразу с этим он вспоминает, что разговаривать во сне для Кимото — дело обычное. Просто это было так… он думал, что попался. Испугался настолько, что дурно стало. Вот же… черт… И теперь он лежит в плену этой мучительной ловушки, ощущая противоречиво раздирающие его чувства. Ему хочется одновременно отпрянуть поскорее, вырваться из этих бессознательных объятий, забрать свой чертов меч и наконец уйти. Но еще ему хочется прокусить губу до боли, вытянуться носом вперед, утыкаясь еще сильнее в эти волосы, скользнуть руками вперед, прижимаясь в ответ. От этого ломает презрением к себе и жалостью кусает горло. Слабак. Жалкий и никчемный слабак. Тебя предали, выкинули, как дворнягу прочь, ударили прямо по лицу этим мерзким прозвищем, толкнули прочь, а ты все равно тянешься обратно… самому не противно? Горечь жжет под языком, а приятное дыхание протыкает макушку невыносимостью. Почему даже после всего он не может просто забыть эту девчонку? Даже если не возненавидеть, то хотя бы угасить в себе то, что он к ней чувствовал… чувствует до сих пор. Рин беспомощно продолжает лежать в этих желанных и в то же время отравляющих объятиях. Ему стоит подождать, пока Кимото прекратит шевелиться и провалится обратно в более глубокий сон, а то выйдет еще более глупо, чем только что было возможно. «Не оправдывайся этим! Просто встань уже и уйди! Если она не услышала, как грохнулся меч, то остальное тоже не услышит». Но стоит заставить себя пошевелиться, как хватка вокруг опять оживает. — Не уходи, Рин… пожалуйста. Синие глаза изумленно расширились. Что? Она спит или нет? Стала бы Кимико такое говорить наяву? Может, ей снится что-то? Но она только что назвала его по имени, он ведь не глухой… или он ей просто снится? Пока Рин растеряно ломается, руки Кимико притягивают его к себе еще ближе, обнимают так крепко и отчаянно, словно ей снится дикий холод, а он — единственный источник тепла в вечной мерзлоте. Или наоборот, словно хотят собой укрыть от чего-то страшного. Прерывистое дыхание касается губами макушки. Кимико калачиком сжимается вокруг боромоча еще что-то, чего Рин не может разобрать. В глазах плывет. Парень больно закусил нижнюю губу, чтобы выдержать это. Почему она так жмется к нему? Почему он слышит свое имя? Да так, будто он все еще тот, кого ей наяву хочется касаться до сих пор? Вопреки тому, что Кимото девчонка — выкрутиться из таких объятий не так-то просто. У танцовщиц, даже бывших, довольно сильные руки. Если он не хочет сделать ей больно и при этом не разбудить — придется подождать, пока она сама расслабит их. Рин глубоко вдохнул, понимая, что обойти стол и отодвинуть кресло вышло бы ему морально дешевле. Впрочем, уже меньше, чем через пять минут, Кимико перестала дрожать и ее дыхание выровнялось, а тело расслабилось. Подождав еще немного, Рин медленно вытянул свободную руку, нашаривая запястье девушки и аккуратно снимая то со своей шеи. Вот так, без резких движений… Он уже почти выбрался и отстранился, садясь на кровати, когда его взгляд случайно упал на руку, которую он держал. Синие глаза опять изумленно моргнули. Это же… это же его браслет, разве нет? Рин чуть переместил большой палец, все еще держа руку Кимико чуть на весу и коснулся знакомой ткани напульсника. Он помнил, как отдал его ей. Почему… почему она надела его? Сейчас? Даже если браслет ей так понравился — Рин не помнил, что Кимико хоть раз спрашивала оставить его или надевала. Так зачем?.. Погодите-ка. Рин тупо смотрит на браслет, затем на фото, торчащие в рамки, а потом переводит взгляд на опять ворочающуюся Кимото. И вдруг вспоминает кое-что, на что он не обратил внимания тогда, когда она сказала ему убираться прочь. — …ага, и поэтому она чуть нашему старосте голову не отгрызла, когда он тоже вздумал сказать, что все это из-за тебя? — Когда это было? В прошлом месяце? — Позавчера. Мысли соединяются воедино. Ледяная удавка, душащая все эти дни, лопается на шее, а вот внутри взметается цунами. «Ах, ты!..», — Рин уставился на Кимико, возмущенно втянув носом воздух. Как он раньше об этом не вспомнил?! Хотя, конечно, он не обратил внимания — того, что он услышал, хватило, чтобы перекрыть в принципе все остальные органы чувств! Желание прямо сейчас стащить девушку за ногу с кровати, а потом хорошенько выкрутить ей уши ужалило под дых. Рин оторопело выронил руку Кимико. Ей-богу, если бы она сейчас проснулась — он бы не пожалел. На счастье Кимото, дрыхнет она, как убитая. Спасает ее уши то, что она слепая, как бы это ни звучало. У Рина находятся капли совести среди этого океана негодования, чтобы не пугать невидящую девушку до полусмерти ночью. И ведь как убедительно она сделала вид, что всё это правда! Рин понимает, что до него это все равно бы дошло. Рано или поздно. Когда бы он успокоился достаточно, чтобы вообще это вспомнить, но вот ведь лгунья позорная! И главное: зачем? Пока эмоции на лице сына Сатаны сменяют друг друга, Кимико, оставшаяся только наполовину под одеялом, ежится. Кое-как проглотив возмущение, Рин согнулся вбок, подбирая свой несчастный чехол с Курикарой с пола, а когда начал выпрямляться, то позади раздалось испуганное: — Кто здесь? Парень замер, глядя перед собой в темноту комнаты. — Рин. Позади раздался прерывистый вздох. — Я сплю, да? — не очень уверено пробормотали там. — Ага, — еле сдерживая язвительный тон, ответил Окумура. — Спи. — А, ну ладно… Видимо, удовлетворенная таким ответом спросонья, хозяйка комнаты кивнула сама себе. А потом сарказм вылетел у Рина из головы с концами. Вместо того, чтобы просто улечься обратно, Кимико вдруг коснулась его спины меж лопаток кончиками пальцев… — Останься тогда еще ненадолго… пожалуйста. И как обхватила поперек груди, роняя в кровать за собой, что он снова выронил Курикару. Рин только и поперхнулся воздухом. Холодный нос ткнулся в щеку, руки и ноги опять оказались на нем сверху, крепко прижимаясь, будто он подушка в полный рост. Нос потерся о щеку, вызывая катастрофическое покраснение на коже локально, в месте соприкосновения. Глаз Рина дернулся. «Прибью. Завтра же», — решил он.***
Обычно Кимико чувствовала себя по утрам отвратительно. Ей снились тревожные кошмары, сменяя один другой до самого будильника. Иногда она даже поднималась, не дожидаясь его — просто вымученно садилась на кровати и сидела так, ожидая, пока родители проснутся, чтобы не будить их своим ночным шатанием по дому и не вызывать вопросов. Но сегодня она на удивление выспалась. Не было привычной головной боли и мутности. Впрочем, тихое спокойствие длилось недолго. Кимико машинально помахала перед лицом руками и коснулась раскрытых ресниц. «Будто что-то могло поменяться». Она каждое утро проверяла открыты ли ее глаза, хотя могла ощущать открыты или закрыты веки. Но наивные крохи «а вдруг?» издевательски рассыпались во все стороны. Да еще этот сон. Уйдя из настоящего, болезненный морок прокрался в голову и мучал сновидениями. Но чем уютнее было там, в забвении, тем хуже потом возвращалось в реальность. Как вечная черная дыра, а она в ней — заблудившийся путник, натыкающийся на горы хлама из вещей и воспоминаний. Девушка почувствовала, что проснуться не успела, а ее уже душат слезы. Сколько можно?.. Кимико дождалась, пока мама и папа покинут дом, чтобы без лишней суеты и разговоров спуститься вниз — накануне родители опять завели разговор о сиделке, вызвав у дочери приступ отчаянного гнева, поэтому закончился ужин на не очень приятной ноте. Но еще менее была приятна причина, по которой он завязался. Кимико даже вспоминать не хотела. Холод всегда остужал и приводил мысли в покой. Расчесав волосы и отыскав по толщине ткани спортивный костюм, девушка оделась и вышла на улицу, привычно провожая себя вождением подушечками пальцев по стенам. Но, переступив порог, с удивлением ощутила, что холода нет. На деревьях пели птицы, а порожек оказался чуть влажным от подтаявшего снега. Девушка не знала, какое сегодня число, но ощутила, что в Токио скоро придет весна. Постояв немного, она плюнула, нашарила ладонью более-менее сухое местечко и уселась прямо на входные деревянные ступени, закутавшись в ветровку. Обхватила колени руками и положила сверху подбородок, глубоко вдыхая солнечный воздух. Прикрыла глаза, слушая, как где-то вдали ездят машины, ходят прохожие и смеются дети. И птицы пели. Так громко и красиво. Только в душе по прежнему пусто и больно. И очень-очень тихо. Вдруг что-то врезалось в плечо. Несильно, но Кимико вздрогнула, резко выпрямив спину. Какого?.. Она с опаской коснулась рукава и ощутила снежные крошки. «С крыши, что ли, упало?», — не успела девушка об этом подумать, как неподалеку раздался голос. — Пошли гулять. Пальцы вздрогнули еще раз. Кимико застыла. Этот голос. Это же его голос. Но… как? Почему? Может, ей показалось? Ведь обладатель этого голоса не мог здесь быть, после всего, что она ему наговорила! Не должен больше никогда сюда приходить… Калитка не скрипит, но Кимико слышит захрустевший снег от приближающихся шагов. Она не видит, зато буквально чувствует, как он подходит. Останавливается чуть рядом. И смотрит, заставляя мурашки скользнуть за шиворот. Кимико приходится собрать все свое самообладание, чтобы оставить лицо бесстрастным. — Что ты здесь делаешь? Разве я не сказала тебе держаться подальше?.. — Заткнись, а? Кимико осеклась и испуганно вцепилась в колени. Ей вдруг пришло в голову, что Рин мог не только оскорбиться от ее отвратительной речи, но и обидеться. Пришел добить, да? Тоже высказать что-нибудь эдакое, не выдержал промолчать? Наверняка ему есть что сказать. Что ж, она заслужила. Кимико сжала ткань штанов на коленках и медленно сцепила зубы, сглатывая вонзившееся под нёбо обречение. А ведь думала, хуже уже быть не может. Ладно, пусть… пусть выплевывает ей, что хочет — она переживет. Если ему станет легче после ее поступка, пускай… И вдруг Кимико почувствовала, как ей на макушку посыпался снег. — Эй, что ты делаешь?! — она подставила ладони над головой. Несмотря на свой поступок, она никогда бы не подумала, что Рин может быть тем, кому захочется поиздеваться над слепым. Стало не по себе. — Я позвал тебя гулять, извращенка, — повторил он, и Кимико опять застыла, так и не опустив руки. Это прозвище кольнуло внутри. Что он?.. — Разве ты не слышал, что я тебе сказала? — дрожащим голосом произнесла она. Раздался шорох, а потом что-то коснулась бока. Рин сел рядом. — Слышал, — спокойно ответил он. — Тогда почему ты здесь? Сердце забилось. Болезненно, надрывно. Кимико стиснула запрыгавшие губы. От Рина всегда так тепло, когда он рядом. Почему он вернулся? Зачем? — Мне показалось, ты плохо видишь, а не слышишь. Кимико возмущенно повернула голову на голос. Издевается? Но не успела она высказать что-нибудь резкое еще раз, чтобы оторвать эту жалкую всколыхнувшуюся надежду внутри, как Окумура произнес: — Знаешь, хоть ты и была права, но это было чертовски обидно. Услышать такое от тебя. Кимико отвернулась. Кажется, в этот момент она прикусила губу. — …но это было бы куда обиднее, если бы ты чувствовала, что говоришь правду. Сердце внутри замерло. «Что?..» Рин повернулся и, судя по звуку, подпер щеку ладонью. — Я с-сказала тебе правду! — заикаясь выдавила Кимико. — И я всё еще не понимаю, почему ты здесь. Уходи. Не желаю тебя слыша… — Врешь. Кимико застыла, как по голове огретая. Рин вздохнул. — Ты называешь меня демоном и сама забываешь, что это так. Я чувствую, когда мне говорят правду, а когда нет. Сейчас я чувствую ложь. И тогда… если бы я слушал не ушами, я бы тоже услышал ложь. Он сказал это таким очевидно-усталым тоном, что Кимико не выдержала: она всхлипнула и спрятала лицо в ладонях. — Я… — она не знала, что сказать. Но этого и не требовалось. Рин поднялся на ноги, вдруг взял ее за руку и потянул за собой. — Мне пофигу, зачем ты это сделала. Пойдем уже. — К-куда? — спотыкаясь, вынужденно спустилась со ступеней девушка, ощущая, как горит ее рука в его ладони. — У тебя точно со слухом всё норм? Я уже два раза сказал куда, — проворчал он и повел в сторону выхода на улицу. Кимико машинально прошла следом несколько шагов, но у самой калитки вырвала руку. Нет-нет-нет!.. Только не так, только не снова! Не надо, ну же! Не надо давать ей этой надежды, не надо, пожалуйста! Она не выдержит этого второй раз!.. Уйди, просто уйди, скажи, что пришел просто отыграться, отомстить, скажи тоже что-нибудь омерзительное, чтобы был хоть какой-то повод не глотать эти слезы в одиночестве! Пожалуйста!.. — Я не собираюсь никуда с тобой… Страдальческий вздох прервал эту намученную триаду, а потом Окумура вдруг шагнул навстречу. В следующий момент широкая ладонь легла на затылок и заставила девушку ткнуться носом в чужое плечо. Знакомый и до безумия родной запах кольнул обоняние. Тело против воли послушно вжалось в объятия — если это можно назвать объятиями, конечно — робко окаменев, и ощущая, как запрыгал подбородок. — Я верну тебе зрение, — коснулся уха голос сына Сатаны. — Обещаю. Мы с тобой выступим на Фестивале и ты прочтешь всю свою идиотскую яойную мангу и досмотришь все дорамы. Поэтому прекращай уже эту хрень. Кимико забывает дышать в этот момент. Она так и стоит, слепо уткнувшись в распахнутую куртку и чувствует, как ее медленно накрывает спокойствием. Обволакивает крепче объятий, щелчком зажигалки заставляя жалкие тлеющие угольки внутри тихонечко вспыхнуть. Слабенько, как фитили маленьких свечек. Но этого света уже достаточно, чтобы разогнать бросающихся из темноты страшных существ. Девушка всхлипнула и не выдержала. Она протянула свои трясущиеся руки вперед, робко обнимая того, кого так яростно отталкивала. Сжимает крепко, отчаянно, с надеждой. — Прости… Этого жалкого слова мало, чтобы смыть всю ту грязь, что она наговорила, но Рину, кажется, достаточно. И будто разом невыносимое давление на глубине океана, в котором она тонула, исчезло — сильные руки перехватили поперек груди и заставили вынырнуть на поверхность, чтобы, наконец, сделать глоток воздуха, а сердце вновь забиться.***
Дождавшись, пока девушка успокоится, сын Сатаны на полном серьезе вытянул ее на улицу. Кимико встала, как вкопанная, посреди асфальтовой дорожки. — Рин, какой гулять? Я спотыкаюсь на каждом шагу, — лицо у нее совсем стало жалким. Парень что-то прикинул, а потом опять рядом зашуршало. — Подними-ка одну руку, ага, — Кимико пошатнулась, поняв, что Окумура повесил ей на плечо чехол с Курикарой. — Что ты?.. — Давай, забирайся. Пока обойдемся так, значит, — с этими словами Рин взял Кимико за ладонь и положил себе на плечо, а потом это плечо резко ушло вниз. Девушка почувствовала, что он присел на колено к ней спиной. — Ты серьезно?.. — прошептала она беспомощно. — Я что, должна тебе на спину залезть? — Ага. — Но я же тяжелая. Окумура цокнул. Еще Кимико готова была поспорить, что он закатил глаза. — Тебе еще память отшибло? Лезь уже. Кимико не отшибло память. Про то, что сын Сатаны чертовски сильный, она помнит. Но всё равно. В голосе Рина чувствуется легкая грубость. Кимико его не винит. Она вообще до сих пор не понимает, зачем он это делает, да еще сдерживает себя, чтобы не сказануть ей тоже нечто добивающее. — Ты там уснула? Сдавшись, Кимото осторожно поправила лямку от катаны на груди. Затем сделала робкий шаг вперед, нашаривая ладонью второе плечо Рина. Когда она оперлась о лопатки парня грудью и чуть привалилась сверху, то остатки стыда сожрали изнутри, но тут сильные руки парня подхватили под колени, заставляя обнять крепче и это вылетело из головы. Кимико зажмурилась от невыносимости потопляющих ее эмоций и просто уткнулась Окумуре в плечо, чувствуя, что глаза наполняются очередными слезами. Да откуда в ней столько?.. Девушка до боли закусила губу и стиснула зубы, чтобы не всхлипнуть прямо Рину в ухо и не выдать себя, лишь до безумия крепко стиснула тонкие пальцы на его куртке. Кажется, она сейчас взаправду свихнется. Она одновременно испытывала дичайшее желание провалиться к самым истокам дантевского Ада от того, что мало того, что наговорила сыну Сатаны, так еще и теперь не смогла сдержать свои тщательно возведенные ледяные стены одиночества от него же, возможно, совершая самую жуткую ошибку в своей жизни. И в этот же момент она чувствовала, как эгоистично ей хочется послать все эти «правильные решения» и прижаться к Рину еще сильнее. Коснуться губами острого уха, дать услышать сумасшедшее биение собственного сердца и больше никогда не отпускать. А если и суждено будет сгореть — пускай. — Эй, Рин… — тихо пробормотала Кимико, покачиваясь в такт шагу и чувствуя, как Курикара тяготит плечи. — Зачем… зачем ты вернулся? На кой черт я тебе такая нужна? — Скажу… если ты ответишь мне на кой черт сделала это. Окумура остановился. Но тут рядом послышался звук проезжающих шин и Кимико поняла, что они просто подошли к дороге. А еще она вдруг поняла, что впервые вообще куда-то вышла из дома за несколько дней. Дальше своего двора. Хотя, «вышла» — сильно сказано. Скорее, ее без особого спросу тупо вынесли. Но девушка неожиданно осознала, что настолько верит сыну Сатаны даже после всего, что даже не задумалась над тем, что он мог как-нибудь отомстить и по-другому. Например, оставить ее в городе. Без зрения, без трости, без телефона. Он вытащил слепую девчонку гулять, а она просто согласилась, не задумываясь о рисках или в принципе своем беспомощном положении. А ведь у нее не было этой неожиданно вскрывшейся способности отличать правду от лжи, как у Рина. Почему она до сих пор так верит ему? «Выходит, придумывать отговорки бесполезно…», — подумала Кимико, прикрыв невидящие веки. — Я не хочу, чтобы тебя казнили из-за меня. — Ха-а?.. — а вот тут Рин споткнулся, чуть повернув голову в изумлении. — Казнили? Из-за тебя? Почему меня могут?.. — Потому что я хотела согласиться на то, чтобы ты снял проклятие, — зрачки юноши сжались в точки. Голос Кимико прошелестел в плечо, Окумура же так и стоял. — …но ты начал забывать о себе и своей собственной жизни, пытаясь помочь мне. Это неправильно. И тот способ… даже если на тебе всё заживает — мои глаза не стоят твоей боли, Рин. Как и моя жизнь не стоит твоей жизни. Я знаю, что тебе важно, чтобы в тебя верили, но… такого ведь и правда никто никогда не делал. Шанс только один. Если что-то пойдет не так — ты впервые ранишь человека синим пламенем, осознанно. Если я выживу — я смогу спасти тебя от суда Ватикана, дав показания, но если нет… что с тобой сделают? Я не хочу, чтобы тебя посадили в клетку или убили… — прошептала Кимико, вжимаясь носом в темные волосы на затылке юноши и вдыхая родной запах. Как же она по нему скучала. — Поэтому я подумала, что тебе лучше забыть обо мне. Рин как окаменел. Он пытался переварить то, что сейчас сказала Кимико, ведь даже в самых отчаянных предположениях не мог найти причины, по которым она его оттолкнула. Но он оказался полнейшим придурком, выискивая подобные ответы там, где скреблось его чувство вины за произошедшее с подругой. Оказывается, дело вообще не в этом. То есть, Кимико всерьез боится больше того, что ему прилетит повестка на гильотину за использование пламени на живом человеке, чем того, что он мог ее случайно убить? Впервые в жизни зубы Рина так сжались от горечи и пошатывающего разум удивления. Его оттолкнули — пытались — не потому, что он чудовище страшное такое, несущее за собой одни беды… а потому что за него боялись. До такой степени, что готовы были пожертвовать не только вечным скитанием в темноте одиночества, но и жизнью. — Но кто ж знал, что ты ходячий детектор лжи. Вот это я облажалась… — вздохнули в затылок, пуская мурашки за шиворот. А потом хмыкнули: — Ладно хоть в глаза тебе не могу смотреть. Поэтому я всё еще не понимаю, зачем я тебе… и вообще, кстати, куда ты меня опять тащишь? Шаг Окумуры возобновился. — Скоро узнаешь, — проигнорировав почти оба вопроса, ответил он странным голосом. — Звучит как-то зловеще… Знаешь, а я ведь не вижу других людей, поэтому мне будет не так стыдно сейчас заорать, что ты меня похитил. Вопреки словам, Рин не почувствовал, что девушка хоть каплю напряглась. От того внутри еще сильнее закрутилось. А ведь она даже не видит, куда они «идут». Это значит, ее слова о доверии настолько близки к истине, или же это апатия, доводящая Кимико до состояния «мне уже все равно», которую парень еле успевал сдерживать, пока был рядом? — Злишься на меня, да? — раздалось на плече. — Нет. — Зря. У тебя еще есть отличный шанс выкинуть меня где-нибудь на дороге и позабавиться с того, как я пытаюсь найти дорогу домой. — Да что ты такое несешь?! — оторопело обернулся Рин, пытаясь заглянуть в лицо Кимико. — Размышления о том, что я не заслужила такого человека, как ты, — горько протянули позади, опаляя словами. — Или всё-таки демона?.. Без разницы, — последнее Кимико пробормотала будто сама с собой разговаривала. Однако от того, как она тут же уложила подбородок на плечо, кольнуло через куртку. Из ее уст слово «демон» теперь прозвучало не как тогда, жаляще, будто ударом заточки, а с отголосками странной нежности. Но общий смысл всё равно заставил Рина всерьез обеспокоиться о состоянии Кимико. Идти осталось совсем немного. Не хватало только, чтобы подруга вновь свалилась внутрь себя. — Что первое ты хочешь сделаешь, когда снова начнешь видеть? — спросил парень первое, что пришло в голову, чтобы отвлечь девушку от подобных размышлений. — М-м-м, дай-ка подумать… — Кимико не стала портить атмосферу и поддержала иллюзию хорошего конца своей трагедии, поэтому притворно замычала, будто и правда раздумывая. Рин ждал чего угодно, начиная от «прочитать все обновления» до «сходить на ивент», но никак не этого. — Наверное, признаюсь тому, кто мне нравится, что я его люблю. Колючки от дыхания вонзились в скулу. Рин от неожиданности чуть не выпустил колени Кимико, споткнувшись на ровном месте. Внутри на мгновение сбился пульс. Кое-как сглотнув ком в горле и звон в ушах, парень выдавил: — И… кто это? Кимико буквально услышала эту попытку скрыть испуганное волнение за бесстрастным интересом. Губы растянулись, пряча беззвучный смех на плече белой куртки. Рин все равно не почувствует. — Не скажу, — протянула девушка, стараясь не засмеяться от прокатившегося мимо возмущенного выдоха. — Это еще почему? — насупился голос Рина. — Потому что я хотела бы видеть его лицо в этот момент. Странно, что он сам не догадывается, кстати… мне кажется, что ошиваясь рядом столько времени, сложно не заметить. Рин опять споткнулся. Было очень сложно не засмеяться, но Кимико стойко держалась. Нет, все-таки Окумура иногда действительно идиот. — Р-рядом? — Ага. Целыми днями торчит у меня в комнате и не видит. Сердечки так и летят во все стороны, когда смотрю на него. Кимико брякнула это, а потом поняла, что чуть ли не в лоб (ладно, в затылок) всё-таки дала Рину ответ на вопрос. Пальцы в один миг похолодели. Сначала мелькнули страх и паника, а потом… накрыло каким-то смущающим смирением. Наверное, она просто слишком много пережила, пока его не было рядом. Сил молчать не было. Его голос, что она так пыталась забыть, за какие-то несколько минут довели ее до состояния полного подчинения. Рин, у которого еще с первых слов про признание кровь с лица отхлынула, вообще отключился от логических соображений в мозгу. Кто-то был с Кимико все это время рядом. Торчит в комнате? Но сколько бы он не был у нее дома, кроме него самого и… «А, ну конечно», — вырвалось выдохом из груди. — Опять ты про своего корейца… придурошная, — проворчал Рин, вспомнив, что чертовски похожий диалог у них был возле Академии из-за персонажа какого-то аниме. Конечно, о ком еще могла говорить эта задротка? О своем картонной айдоле, не иначе, сделал выводы он, не видя, какое лицо было у Кимико за его спиной в это мгновение. — Мы пришли, кстати. Парень осторожно выпустил колени девушки, присев. Кимико машинально слезла, раздираемая противоречивыми чувствами. Куда там он ее привел, отошло на задний план. Зато глаз задергался конкретно так. Нет, он серьезно?! «Это будет очень аморально дать ему сейчас подзатыльник?!», — возмущенно втянула носом воздух девушка. Она тупо моргнула, когда почувствовала, что Рин подошел вплотную и подцепил с груди лямку от меча, забирая Курикару обратно. Тяжесть катаны исчезла. Кимико стиснула пальцы в кулаки и вдруг еле слышно произнесла: — И кто из нас слепой?.. Рин замер. Эти слова прозвучали тихо-тихо, почти шепотом, но он услышал, резко обернувшись. Но именно в этот момент Мисаки и Чиса уже налетели на притихшую Кимото с двух сторон. — Кимико-о!.. Ну, наконец-то! — завопила та, у которой из-под шапки выбивались рыжие кудряшки. Кимико оторопело покачнулась, задушенная двойными обнимашками. — Чиса? Ми-мисаки?! Вы чего тут делаете? — Мы не знали, как вытащить тебя из дома… — …и ты еще телефон свой вырубила. Что за дела такие? — с наигранным гневом щелкнули по лбу ноготки Мисаки, заставив моргнуть в никуда. — Вот-вот! Чего случилось-то? Договорились встретиться, а ты… Кимико стоит и слушает притворные упреки подруг. А еще то, как Рин на нее смотрит. Пристально, прожигающе. Но дело сейчас совсем не в том, дошли ли до сына Сатаны ее последние оброненные слова, а в том, что знакомый до тошноты ком опять в горле. Только он не похож на липкий шарик холодного и мерзкого залежавшегося риса или на гранитный камень, царапающий глотку. Он другой на вкус, однако, соли в нем не меньше. Кимико сжалась в окутавших ее объятиях. Она ведь уже смирилась с тем, что останется одна. Навсегда. И без зрения. Свыклась, стерпелась, скричалась беззвучным ревом в подушку, что всё кончено. Даже прикоснулась к трости, давясь осязанием вечного кошмара под подушечками пальцев, сжимая ту на коленях. Потому что лучше так, чем чувствовать эти жалостливые взгляды, давиться чужой виной и пытаться притворяться, что все когда-нибудь станет хорошо. Тяготить собой нормальных людей. Давать им бродить по руинам своей души пока не наскучит разглядывать этот унылый пустырь. Ведь когда-нибудь им это надоест, верно? Кимико оттолкнула не только Рина. Она решила отстраниться и от подруг. С уже кровоточащей дырой в душе, воткнуть туда еще что-нибудь убивающее — не велика задача. Зачем усложнять им жизнь? Но вот она стоит посреди города — без понятия вообще в каком месте точно, Рин, что привел ее сюда после всей гадости, что она ему в лицо выплеснула, продолжает пожирать глазами так, что даже без зрения чувствуется, а Мисаки и Чиса, которых она вообще в дом не пустила, обнимают с двух сторон, как будто и не слышали ничего подобного. Они все оглохли разом? — З-зачем вы это делаете? — сцепив зубами запрыгавшую губу, процедила Кимико. Девчонки замолчали. — Зачем?! Знаете же, что могу вас больше никогда не увидеть! Зачем возитесь со мной?! Сказала же: не надо! Оставьте! На кой черт я вам нужна такая?! — зачем пытаться, если она уже превратилась в скучнейшую унылую пародию на себя с нестабильными перепадами настроения?! Кимико больно впилась в губу, стиснув кулаки и вжав голову в плечи. С полминуты ребята молчали, а потом… — Ты точно ее головой не приложил, пока сюда вел? — вдруг поинтересовалась Мисаки. — Уже не уверен в этом. Хрень какую-то городит без остановки. — Я же сказала, что надо было где-нибудь поближе встретиться, — цокнула Чиса прямо напротив лица. — Страшно ведь так, наверное. Что-то мягкое коснулось мокрых щек, бережно утирая влагу. Платок насквозь пропах малиновыми духами подруги, которые она обожала с тех пор, как они летом втроем наткнулись на маленькую парфюмерную лавку — Кимико почему-то хорошо запомнила тот день и запах этих духов. Маленькие пальцы Чисы приподняли за дрожащий подбородок, проходясь заботливыми касаниями по скулам. — …ближе такого кафе нет, — тем временем ворчала Мисаки. — Тем более он сказал, что ему пофигу куда нести. Пошлите уже, стоим посреди перехода вообще-то! Две руки подхватили под локти с двух сторон, едва раздался писк светофора. Еще одни шаги ступали позади. Собственные ноги Кимико не слушались. Она так сильно прижала язык к нёбу, давясь тем, что чувствовала в эту секунду, что страшный переход своими ногами по неизвестной плоскости пронесся незаметно. — Тут бордюр, осторожно, — оповестила Чиса. Кимико машинально подняла ногу, нащупывая кончиком кроссовка перепад высоты между дорогой и тротуаром. Впереди стало ощутимо шумно. Судя по звукам, они подходили куда-то то ли к торговому центру, то ли к просто оживленному ряду где-то в центре города. Еще несколько шагов, и знакомый перезвон фурина. Это же кофейня, в которую они постоянно ходили одноклассницами. Ноги запоздало попытались упереться, но прочная хватка Мисаки и Чисы с двух сторон оказалась сильнее. Ребята вошли внутрь и довели Кимико до излюбленного углового диванчика у окна за загородкой. — Ладно, я пошел. Через пару часов приду, — пробубнил голос Рина позади. — И куда это ты собрался? — остановил его голос Мисаки. — Э-э… — растеряно выдал он. — Куда… нибудь? — Тогда дойди до бариста, закажи нам три карамельных латте, будь добр. Чего там ты будешь, не знаю, сам решай. Я угощаю, — с этими словами в воздух подлетела карточка, которую парень поймал чисто на автомате. Он так завис, ломаясь от того, что с ним до сих пор нормально общались да еще и не выперли, что просто молча развернулся и ушел, куда попросили. — Ми-мисаки, может, ты прекратишь так с ним разговаривать? — проблеяла Чиса нервно, когда Окумура отошел. — Ха? Нормально я с ним разговариваю. — Ты, конечно, так со всеми парнями, но это всё-таки Окумура. Мне вообще не по себе… — Ну… кое-кто так уверенно заливал, что сын Сатаны не опасен, что я подумала, раз уж и правда не прибил одну дуру, значит, можно, — в голову Кимико ткнулся указательный палец, выводя из оцепенения. — Чего дуру-то сразу? — пробурчала та. — Ты бы видела, с каким лицом он ходил, когда ты его отшила. Даже мне жалко стало. Кимико густо покраснела, возмущенно повернув голову в ту сторону, откуда раздался саркастичный смешок Мисаки. — Да вы обалдели обе?! И вообще — когда успели все сговориться?! — Примерно тогда же, когда у тебя начались проблемы с головой. «Я никому не нужна, не надо со мной возиться, зачем я вам такая»? — передразнила подруга, фыркнув. — Еще раз услышим такое… Кимико обхватила себя за локоть. Пока девочки снимали куртки, она замерла на месте. — Но я ведь правда… зачем? Всё в порядке. Я не хочу быть обузой теперь вашей компании. Мисаки и Чиса переглянулись. — Давай какую-нибудь гадость ей сделаем, пока она нас не видит? — протянула вдруг девушка с каре, заставив Кимико вздрогнуть. — Можем нарисовать ей усы. — Нет, лучше на лбу напишем «куплю мозги». — Или давай ей налепим стикер с подписью «я тебя люблю» и посадим перед Окумурой… о, вон он, кстати, идет. — Сдурели, что ли?! Заткнитесь сейчас же! — вспыхнула Кимико, дернувшись и чуть не въехав коленкой в стол. Еще громче бы заорали! И вообще, какого черта?! Услышав перед собой подначивающее хихикание, Кимико вспомнила, что на этом угловом диванчике всегда лежали маленькие подушки. Привычка быстро находить предметы без зрения сработала автоматически: девушка в один миг переместила колено, проехавшись носком кроссовка по полу до сидений, находя их край, а потом согнулась, царапая на ощупь начало спинки и первую попавшуюся там подушку. Кимико замахнулась в ту сторону откуда слышались сотрясающие столик звуки. — Только попробуйте что-нибудь такое выкинуть, прибью! — Ай! Ты как это сделала?! — взвизгнула Чиса, первой попавшись под горячую руку. Вернее, подушечку. — Я вас слышу, идиотки! — Ай, да блин! Мисаки, она нифига не слепая! Мисаки вытаращила глаза, а потом как расхохоталась в голос, наблюдая опешенное лицо подруги, которой прилетело по затылку от разъяренной Кимото да еще и вслепую. Кимико мгновенно развернулась на звук. И, судя по тому, с какой прицельностью взметнулась подушка — адаптировалась к своему состоянию девушка и правда лучше, чем они думали. — Че вы делаете? Вернувшийся со стаканчиками кофе Рин выгнул брови, наблюдая, как только что бледная, с остатками слез на щеках и притихшая Кимико, яростно скрипит зубами, пуская подушку в подругу. При этом все трое точно навеселе — он чувствует сильные эмоции счастья. Пока Мисаки и Чиса хохочут, сама Кимико безуспешно пытается сдержать губы, чтобы не улыбаться в ответ. Ее почти белые щеки горят красным, пустые глаза будто наполняются жизнью, хотя по наклону головы и жестам все-таки заметно, что девушка не зрячая. Однако, это не мешает ей размахивать зачем-то декоративной подушкой так уверенно, словно все то время, что не видела — только и упражнялась в том, как лупить людей вслепую. Услышав голос Рина, Кимико ойкнула, выронила подушку и резко села. Мисаки с Чисой переглянулись. А потом снова прыснули. Кимико повернула голову в их сторону, почему-то дико покраснев. Она вскинула кулак и предупреждающе покачала головой. Девчонки залились еще пуще. Рин понял, что он ничего не понял. Разве что спасибо за то, что он в тот день забыл про Курикару и нашел причину вернуться. Потому что когда бы до него дошло про истинный смысл поступка Кимико — могло бы уже быть непомерно поздно. Ведь огонек, что он всегда видел в ее живых глазах, так стремительно угасал и за это время мог потухнуть окончательно. Но сейчас, глядя на живое лицо подруги, слыша ее смех, и пусть даже вперемешку со слезами, он видел, что маленький тлеющий костерок вспыхнул обратно. Вообще Рин хотел уйти сразу, как доставил Кимико подругам. Честно говоря, он не ожидал, что они снова к нему подойдут. Эта обоюдная предвзятость висела в воздухе между ними еще с первого взгляда. Но, пожалуй, только благодаря девчонкам он решился следующим же утром войти в дом Кимото вновь без приглашения и проверить свою теорию. Просьба Мисаки и Чисы помочь им встретиться с Кимико и не у нее дома звучала сомнительно, но потом Рин подумал, что раз они подруги, то лучше знают друг друга. Кроме того, он теперь не мог не уважать их за то, что они не отвернулись от Кимико даже когда она сама решила закрыться от всех и вся. Плевать, что они там думали про него, как называли за спиной и прочее — Кимико снова улыбалась, смеялась и даже вон как разошлась в такой обстановке. Кажется, она приспособилась не видеть куда сильнее, чем они все переживали. Для этого надо быть очень сильным человеком. И не в плане способности ломать кирпичи голыми руками. Оттолкнуть от себя тех, с кем ей на самом деле хотелось быть — поступок глупый, конечно, но ведь Кимико осознанно решила это, зная, что останется одна. Она собралась выдержать это, зная, что ее могут возненавидеть и забыть. А еще… — И кто из нас слепой?.. У Окумуры нет возможности облизать свои резко пересохшие губы и решиться переспросить. Ближайшее время так точно. Но он уверен, что расслышал эту фразу без ошибок. Не отводя взгляда от Кимико, Рин медленно оставил поднос на краю стола и отдал Мисаки ее карточку. Кимико затихла. Он чувствовал, что она понимает, что он на нее смотрит. И от ее странной реакции тянет где-то под ребрами. Неужели?.. Рин не знал больше ни единого человека в окружении Кимико, кто так часто бывал у нее дома, кроме себя. Хотя Ли Дон Ук по факту вполне себе настоящий актер, вряд ли корейский айдол был досягаем для даже самых помешанных фанатов. И ему, судя по постеру, лет тридцать, не меньше… Черт знает специфичные вкусы Кимото, конечно, но тогда к чему бы она сказала эту последнюю фразу? Ладно, как бы там ни было, он еще успеет это выяснить. Рин уже собрался уйти из кофейни, где-нибудь пошататься и подождать пока подруги довытряхивают Кимико из себя, как его неожиданно остановили. — Куда ты вечно убегаешь? — спросили девчонки. Парень растеряно остановился. — Садись уже, Окумура, — вздохнули они, двигаясь. — Да я просто… погуляю пока. Не буду вам мешать. Девчонки переглянулись, пока Кимико тщетно сжимала губы от волнительной улыбки, слушая это. Она была невероятно благодарна подругам, что они всё-таки дали Рину шанс и присмотрелись к нему еще раз, внимательнее, и теперь принимали его, вот только… — Нет, ты смотри. Еще один. — Я начинаю думать, что это заразно. — Я теперь тоже переживаю. Кимико, ты что, его укусила? Или поцеловала, передав свой идиотизм воздушно-капельным? А то говорит точно, как ты, — бессовестно протянула Мисаки. Кимико резко поперхнулась кофе и долбанула коленкой под столом. Судя по странному звуку сбоку — у Рина лицо стало не менее красным. Он вряд ли был в курсе специфичных подколок подружек, но если бы и был, то Кимико все равно решила, что первой убьет Мисаки.