Я смотрю, я рассматриваю тебя, Изучаю изгибы твоего тела. Я смотрю, я рассматриваю тебя, Может слишком открыто, слишком смело. Я смотрю на тебя, как никто не смотрел, И не будет смотреть в этом правильном мире. Я хочу, как никто никогда не хотел, Где угодно: в машине, в подъезде, в квартире. Может я не такой, как мечтаешь ты, Или просто не в кайф, когда пялятся люди, Я смотрю, я закручиваю болты, Если ты ещё здесь, значит всё ещё будет. Знаешь, так совсем нельзя, Слабонервные особы могут даже ахнуть, Я хочу тебя, я хочу тебя, я хочу тебя! Хочу тебя! Хочу тебя (с) Звери
Пожилая преподавательница окинула взглядом аудиторию и закурила в тонком длинном мундштуке тонкую и отчаянно вонючую сигаретку. Это было вдвойне интересно, потому что курение в стенах уни строжайше запрещено, но фрау Лукреция фон Ригер сие предписание, по всей видимости, игнорировала в принципе. Она была не просто пожилой. Она, казалось, выносила раненых с поля боя еще во время первой мировой, а то может быть и знавала самого Франца Иосифа I лично, чему Билл ни разу бы не удивился. Немецкая писательница, литературовед, театральный и литературный критик, доктор искусствоведения и профессор в одном лице, если верить Википедии, родилась аж в 1925 году. Разменяв девятый десяток, она, между тем, была тем еще живчиком, с пронзительным умнейшим взглядом и низким прокуренным бархатным голосом. — Я вижу, что за зачетом к нам заглянуло несколько новеньких? — Тонкие губы растянулись в ухмылке. Наманикюренный красный длинный коготок постучал по мундштуку, сбивая пепел в массивную хрустальную пепельницу. Идеальные ногти и костлявые сморщенные пальцы, унизанные старинными восхитительными перстнями, — удивительный контраст современности и глубокого прошлого. — Представьтесь, господа. Расскажите о себе, своих заслугах и побалуйте нас чем-нибудь интересным. Новеньких набралось пять человек, включая Тома и Билла. Каждый вставал, называл себя и коротко рассказывал, с какого курса и чем занимается. Том и еще один музыкант (как фон Ригер назвала ребят с продюсерского факультета) подверглись особому допросу, потому что «музыканты к ней заглянули впервые». Профессора интересовало, что изучают молодые люди, какие вещи пишут, знакомы ли с драматургией и как относятся к современным постановкам. Решила, что группе обязательно надо провести одно занятие «на выходе» и посмотреть какой-нибудь мюзикл. Все оживленно поддержали идею наставницы. Потом настала очередь Билла. Он сказал, что пришел вольнослушателем и будет счастлив, если легенда университета позволит ему остаться, что готов выполнять все задания и не просить за это никаких оценок. — Похвальное рвение, молодой человек, — усмехнулась фон Ригер, закуривая очередную сигарету. — Всем бы так — ходить на занятия и не получать оценок. Что ж, будь по-вашему. Но при одном условии — когда все откажутся отвечать, вам придется принять удар на себя. Так сказать, будете спасать общественность от плохих отметок. — Я готов! — широко улыбнулся Билл, принимая вызов. — А раз готовы, то на ловца и зверь бежит. Сможете нам что-нибудь прочитать? — Только у меня нет ни одной пьесы… — растерялся он. — А что у вас есть? Проза? Стихи? — Проза. Я могу прочитать одну главу из своей работы. — Валяйте. Только найдите что-то короткое и интересное, чтобы мы здесь со скуки не заснули. — Она изящно выпустила дым через нос. — К вашим услугам, — учтиво кивнул Билл, выходя к доске. В аудитории присутствовало человек тридцать, не больше. И все смотрели на него доброжелательно, не смотря на достаточно колючие слова фрау профессора. Он открыл старый файл с рукописью, который записал на телефон к семинару в прошлом семестре. Черт, как страшно-то. Обычно «Хранитель» нравился слушателям, но понравится ли он драматургам. — Краткая предыстория… — начал Билл, быстро листая странички в попытке найти что-то приличное. Колени дрожали от волнения. — Не надо предысторий. Читайте так, как есть. Мы будем оценивать ваш текст, а не пояснения к нему. Билл громко выдохнул, найдя наконец-то нужную главу: — Хорошо. Вашему вниманию представляется одна из глав романа «Хранитель Творца. Арктурианские хроники». Итак,история 14.(*)
Лес медленно пожирали сумерки. Солнце спряталось за горизонтом, изранив небо красно-желтыми полосами и подсветив низ тяжелых свинцовых туч, превратив их в кроваво-малиновое суфле. Стало холодно. Хранитель бросил тревожный взгляд на тонкий серп месяца. Уже второй раз он встречает рождение новой луны, а вестей от Творца всё нет. Он предчувствовал опасность. И это ему совершенно не нравилось. Он встал, потянулся, расправив крылья. Легко нырнул в темноту пропасти, поймав потоки воздуха, и направился в лесную чащу в убежище. Он выбрал хорошее место посреди топи. Пещера была довольно большой, глубокой, а главное сухой. Если бы не комары и мошки, можно было бы считать, что жить в этом гиблом месте вполне можно. Правда, охотиться тут совершенно не на кого, но Хранитель решил и эту проблему — таскал овец у крестьян. Те, конечно, не приходили от этого в восторг, но что делать? Ему же надо что-то есть. В свою очередь, Хранитель старался не нападать два раза на стадо. Он вообще старался дважды не появляться на одном месте, чтобы избежать преследования людей. Сейчас он был сыт, доволен и только тревога портила его умиротворенное настроение. Дракон опустился на поляну около пещеры. Окинул взглядом близлежащие кусты. Втянул воздух носом — пахло тиной и застоявшейся водой. Фыркнул и вошел в пещеру. В импровизированном гнезде свернулся и вскоре заснул, подумав, что хорошо бы сменить место, перелететь куда-нибудь подальше отсюда, пока крестьяне не выследили его. Он очнулся от какого-то шума не то в голове, не то в окружающем мире. Звучал колокол. И это кошмарное тревожное бум-бум-бум било по сознанию не хуже оглушающего удара по голове. Хранитель в ужасе распахнул глаза. Его окружила галдящая толпа, громко скандирующая: — Сжечь его! Сжечь его! Сжечь его! Хранитель дернулся в тщетной попытке подняться. Зарычал. Задергался. Бесполезно: его заковали в крепчайшие цепи, связали веревками и засунули в маленькую клетку. Он постарался увидеть солнце. Судя по расположению — сейчас вечер. То есть он проспал сутки? Проспал ли? Сутки ли? И как эти люди проникли в пещеру, выволокли его оттуда, не разбудив, протащили через топи по лесу в деревню и буквально спеленали веревками и цепями? Он хоть и молодой дракон, но все равно тяжелее иной кобылы. Накатила паника. Он заметался, забился, попытался расправить крылья и вырваться на свободу, но путы оказались слишком крепкими, а клетка не в меру надежной. Хранитель тяжело задышал, со страхом уставившись на деревенских. — А ну! — к клетке вышел рослый мужчина и поднял руку, призывая всех к тишине. Толпа постепенно затихала. — Сжечь его! — выкрикнул кто-то. И снова одобрительный гул. — Замолчали все! — рявкнул мужчина. — Да, эта тварь долго пугала наш народ и жрала наших овец, убивала людей. Но мы не будем его сжигать. Через неделю придут сборщики ясака(1) за мягкой рухлядью(2). Вы все знаете, что платить нам нечем. А значит терпеть нам снова грабительство и разорение. Мы отдадим им то, что у нас есть, и подарим Великому Князю эту тварь для развлечения. — А какая нам с того выгода? — резонно спросил мужской голос из толпы. Хранитель тоже навострил уши. — Цепи делал наш Буданко, а он свое дело знает, — расплывчато ответил мужчина. — Как далеко уйдет обоз с рухлядью? — Чем дальше от нас, тем лучше. Эта тварь жрет людей. Никто от нее не скроется. Людей Хранитель ни разу в жизни не ел и даже не собирался. Интересно, почему этот человек второй раз акцентирует внимание на том, что он питается человечиной? — Но они вернутся за новым ясаком. Еще и баскаков(3) с собой прихватят. — Не вернутся, — ухмыльнулся мужчина. — Буданко знает свое дело. Кто тронет тварь, будет иметь дело со мной. Я понятно объясняю? Ладно, значит у него есть неделя, чтобы убраться от этих людей подальше. Остается понять, как бы ему освободиться из пут и вырваться из клетки. Но ни ночью, ни следующим днем, ни через два дня Хранитель так и не смог освободиться. Ночами он мерз от холода. Днем загибался от жары. Лапы и крылья занемели так, что он их почти совсем не чувствовал. Ему было холодно, голодно и очень страшно. Его охраняли. За любую попытку хоть как-то пошевелиться, его жестоко били палками. Хранитель злился, рычал, огрызался и снова получал удар за ударом. Его били до тех пор, пока он не выбивался из сил. Но даже тогда он скалился на обидчиков и готов был укусить в любой момент. А еще он постоянно думал о Творце и звал его на помощь. Но… Утром третьего дня к нему подошли двое. Тот самый мужчина и второй — крупный, крепкий, широкоплечий. Он него пахло огнем и металлом. Кузнец. — Сделаешь так, чтобы тварь смогла вырваться? Металл нужен мягкий, но с виду крепкий. Она должна напасть на них и растерзать. Тварь голодная. Должна напасть. Я еще зарежу рядом с ней овцу и залью кровью дно телеги. Она нападет. — Ты хочешь, чтобы она рядом напала или все ж через лес они проехали? — Я бы их сам уничтожил, да только погубит это деревню. Тварь с той стороны леса должна напасть, подальше отсюда. Мы ее потом забьем и Князю поднесем. Мол, вот он, поганец, змей ползучий, покушался на твое добро. — Лучше живого Князю отдать. Ему такая зверюка по нраву придется. — Тогда сделай так, чтобы он вырвался да перебил их побольше, а уж мы с ребятами твари применение придумаем. — Странный план, ну да тебе, Велеба, и отвечать за него. Я бы тварь на цепи у нас оставил. Кто придет, того твари скормим и дело с концом. Слух пронесется, что у нас дракон есть, ни один баскак носа к нам не сунет. Боятся они драконов. Мужчина как-то по-новому посмотрел на кузнеца. — Твоя правда, Буданко. А ну как мы дракона для устрашения держать будем. Басурмане не сунутся к нам. А кто сунется, того мы дракону и скормим. Вот только опасно это. А если вырвется? Если на деревню нападет? — Не вырвется. Я свое дело знаю. Цепи на совесть скую. Вели вбить четыре столба, да поживее. Привяжем к ним тварь за лапы. Колеса повесим. Дернется тварь, мы ее за лапы и натянем. Ну и ошейник сделаем с острыми шипами внутрь. Как шелковый будет. Только вот как бы его заставить деревню охранять? — Палками, — рассмеялся Велеба. Сутки вокруг него все шумело, гремело и мельтешило. С одной стороны мужики вбивали столбы. С другой — кипела работа на кузне. Через сутки его лапы заковали в цепи, на шее застегнули страшный тяжелый ошейник с шипами, от которого тоже шла длинная и тяжелая цепь. А посреди деревенской площади установили клетку немногим больше той, в которой он сейчас находился. Хранитель понадеялся, что для того, чтобы перевести его из одной клетки в другую, его выпустят, а уж он-то рванет на свободу со всей оставшейся силой, но не тут-то было. Чертов Буданко и тут все продумал! Цепи на передних лапах и шее приковали к столбам, и только после этого маленькую клетку подвезли к большой и разрезали веревки. Его, сопротивляющегося всеми конечностями, подгоняя палками, заволокли в большую клетку, буквально растянув на земле. Дверь сзади закрылась. Задние лапы тоже приковали. Он был распят и совершенно не мог шевелиться. А потом Велеба, как и обещал, зарезал рядом с ним овцу и часть ее внутренностей выкинул в клетку, забрызгав землю кровью. Голодный Хранитель чувствовал себя диким зверем, попавшим в западню. Хотелось убивать от обиды. Рвать. Ломать. Уничтожать. Его опять били палками. Он метался, насколько позволяли цепи, рычал, пытался достать обидчиков, но те лишь издевались над ним и снова били. Вечером к нему кинули людей. Дверь клетки захлопнулась. Хранитель, забившись в угол, рычал на дрожащих пленников. Он не хотел убивать несчастных. Но от них так вкусно пахло страхом и едой. А он был таким голодным, затравленным и злым… Люди во главе с Велебой через несколько часов убили их сами в его же клетке. Подняли на пики. Избили Хранителя. Но даже тогда он не притронулся к свежему мясу, которое так бесконечно вкусно пахло едой. Два долгих и самых мучительных месяца Хранитель провел на цепи в чертовой клетке, изнывая от голода, жажды и холода. Деревенские еще сделали несколько безуспешных попыток накормить его человечиной, но всякий раз убивали пленников сами, уродовали их тела и выставляли это, как проделки дракона. Дракон же совсем обессилил и потерял всякую надежду вырваться. Зима все чаще напоминала о себе. Землю сковывали заморозки. Его трясло от холода, тело болело от постоянных побоев. Он умолял Творца помочь ему, но тот, видимо, совсем забыл про своего верного Хранителя. — Какой мальчик, — ласково протянул однажды женский голос. Хранитель с трудом разлепил глаза. Ночь выдалась морозной, и он не рассчитывал уже проснуться. — Как же тебе, должно быть, больно, — снова произнесла незнакомка и протянула руку, коснувшись его разбитой кожи. Он видел ее истинный лик. Перед ним стояла драконесса в образе человека. Золотисто-белый дракон. Очень красивый. С богатой гривой и винтообразными рогами на морде-маске. Большие крылья. Гребень между ними. Длинный узкий хвост. Ему даже показалось, что это видение, потому что в этом чертовом мире он был единственным драконом. — Ваша светлость! — окликнули ее. — Зверушка кусается. Женщина жестом подозвала к себе одного из его постоянных мучителей. — Как давно у вас эта зверушка? Где вы его поймали и как? — Поймали осенью в болотах. Тварь повадилась у нас овец таскать. Мы ее выследили, оглушили и скрутили. Теперь вот провинившихся ей скармливаем, — расхохотался. — Мммм, — задумчиво протянула она. — И как, хорошо ест? Что-то он у вас тощий и еле живой. — Как поработает, так и полопает, — вновь закатился от собственного остроумия мужчина. — Мало работает, ничего не лопает. — Постарайся не умереть в ближайшее время, — сказала тихо, обернувшись к Хранителю, и громким голосом добавила: — Эй, позови ко мне Великого Князя. Скажи, Многолика нашла для него подарок. Великий Князь тоже оказался драконом в образе человека. Этот был черным драконом. Из низших. Скорее всего, слуга драконессы, судя по тому, как угодливо он держался рядом с прекрасной женщиной. — Я хочу подарить тебе этого дракона. Заплати старосте и забери его в столицу, — заискивающим голосом приказала она. — Ну, Велеба, ты же слышал, что моя Многолика даровала мне твоего дракона? — гордо вскинул Великий Князь голову. — Исполняй пожелания княгини. Велеба несколько растерянно посмотрел по сторонам. — Но, Великий Князь, дракон совсем плохой. Хочешь, мы весной пришлем тебе нового, сильного, крепкого? А этот почти дохлый. Очень больной дракон. — Мне этот люб, — отрезала Многолика. — Или приказать моим людям высечь тебя за непослушание? — нахмурилась. — С огнем играешь, Велеба! Велеба нехотя махнул рукой, чтобы Хранителя освободили. Тот был настолько слаб, что даже не мог взмахнуть крыльями. — Подгони телегу покрепче. Пусть дракона погрузят в нее и доставят в столицу. Будет нам потеха! — приказал Князь. Хранитель не знал, сколько прошло времени, прежде чем они тронулись в путь. Он потерял сознание от голода. А когда очнулся, то оба дракона в дремучем лесу питали его магией и отогревали между двумя большими кострами. Рядом стояли привязанные овцы — его ужин. Невдалеке журчал ручей. Вода… — Кто вы? — тихо спросил он. — Меня зовут Эльвенэль, — улыбнулась женщина. — Я искала тебя. Меня прислал Творец. Мы с тобой оба должны найти его и спасти. Отныне я твой преданный друг и верный помощник, Хранитель Творца. — Слегка поклонилась. Хранитель слабо улыбнулся. Он знал, что Творец не оставит его в беде. В аудитории стояла тишина. Билл покосился на Тома, но по хмурому лицу друга было не понятно, понравилось ему или нет. Фрау фон Ригер шумно выпустила дым через нос и спросила: — Что мы можем сказать об услышанном? Кто? Руку подняла одна из студенток. — Давай, Моника. Начни первой. Но без фанатизма. Легко. Не пугай мальчика. — Я буду сама деликатность, — улыбнулась девушка. — Мне показалось, что герои немного картонные. Мы не увидели этого Хранителя. Какой он? Что думает? Как оценивает ситуацию? Как выглядит, в конце концов? Я понимаю, что писать от лица дракона тяжело, потому что мы не знаем, как думает дракон, но автор мог же пофантазировать. Тем более сказка — это такая благодатная почва. — Я согласен с Моникой, — сказал с места парень с сильным восточным акцентом. — Картинки нет совсем. Вроде бы где-то есть претензия на описание природы-погоды, но я не вижу быта, не могу понять, что это, какой исторический период, кто действующие лица? Вот что такое рухлядь? Почему она мягкая? Что такое ясак? Баскаки? Нет, я понимаю, что баскаки — это, наверное, SEK(4) князя. Но дальше-то? — Я взял мир древних славян. Это должно быть понятным из их имен, — проблеял Билл сиплым голосом. Ноги предательски подгибались. — Мягкая рухлядь — это оброк (иначе дань или ясак) на деревни охотников, которые должны каждую осень сдавать в казну князя пушнину. А баскаки, да, это вроде нашего SEK. А описать все кругом я не мог, потому что дракон видел только часть деревни… — Диалоги плохие, — фыркнула девушка, сидящая рядом с Моникой. — Мне кажется, что с ними надо еще поработать. Они скучные. Помните, фрау Лукреция, вы читали рассказы, и мы разбирали диалоги в них? Жаль, что молодой человек не присутствовал тогда на наших занятиях. — Надеюсь, что после вашей критики молодой человек от нас не сбежит, — улыбнулась фон Ригер. — Моника, Фреддерк и Софи совершенно верно подметили — тексту не хватает картинки, персонажам живости, а диалогам натуральности, но, в целом, видно, что текст написан с большой любовью, но не пропущен через себя, сквозь себя. Словно Билл наблюдает за всем со стороны, а не принимает в тексте участие. Текст надо писать собой. Добавлять в текст себя. Текст — это живая материя. В зависимости от того, выспался ли ты, поругался с соседом, столкнулся с кем-то на улице, уронил бутерброд на свежую сорочку за десять минут до встречи с важным клиентом, в зависимости от множества факторов текст будет всякий раз играть по-разному и по-разному же он будет восприниматься другими. Читатель будет считывать ваши эмоции, ловить интонации и проносить, пропускать через себя. А ты не впустил этот текст в себя, Билл, поэтому твой читатель остался неудовлетворенным. Садись, молодец. Скучать не дал, но хотелось бы услышать больше позитива, ну и поработай над текстом. Если хочешь, то к следующему семинару можешь подготовить еще одну главу из этого романа, только с учетом всех замечаний. Билл, пунцовый от стыда, поблагодарил женщину и вернулся обратно. Хотелось раствориться в пространстве от критики. Наверное, она была обоснованной, но текст он написал давно и не сильно правил с тех пор, поэтому все эти века, меха и прочие ха-ха и не были толком прорисованы. — А мне понравилось, — пихнул его локтем Том и лукаво подмигнул. — А что дальше было? Хранитель им всем отомстил? Биллу послышался сарказм в его голосе. Вот только юморить сейчас не стоит, иначе он выпустит пар на сидящего рядом шутника без всякой деликатности. — А ты бы отомстил, если бы был Хранителем? Ну, ты, типа, прототип. Чтобы ты сделал, будь ты Хранителем? — раздраженно бросил Билл, сверля Трюмпера колючим и злым взглядом. — Я бы… — Том на секунду задумался. Ухмылка сползла с лица. Он стал серьезным, мрачным и очень темным. — Я бы, окажись на месте дракона, пришел в себя, набрался сил и вернулся. Я бы выловил всех, кто бил и издевался надо мной, кто морил голодом, заставлял есть человечину, всех-всех до единого, и убил. У одних смерть была бы быстрой. У других — мучительной и долгой. Чертов кузнец и староста… Я бы их убил с особой жестокостью. Потому что никто не имеет права издеваться над драконом, который никому ничего не сделал плохого. Это прозвучало как откровение. Словно только что Билл увидел не своего светлого, мягкого и улыбчивого Тома, а его скрытое в самой глубине сознания темное альтер-эго. И это его немного напугало. Но было еще кое-что, чего он испугался. Том как будто читал ту главу… Билл достал телефон и принялся листать текст. — Вот. Это следующая пятнадцатая история. Последний абзац. Хранителю понадобился месяц на то, чтобы завершить все дела в деревне. Эльвенэль научила его обращаться. Теперь он стал практически неуязвим для этих тупых неповоротливых людишек. Пока они метались в истерике по округе, пытаясь найти убийцу, он преспокойно щебетал на ветках снегирем или куницей наблюдал с ели за суетой. Каждый день он убивал одного из своих обидчиков. Старосту он оставил напоследок, справедливо рассудив, что нет ничего страшнее и мучительнее ожидания смерти. И не ошибся! Однажды Хранитель просто встал у него на пути. Ночь была лунной и ясной. Синее небо украсило ожерелье Млечного пути. Белый снег отливал голубоватым серебром. Это была идеальная ночь, чтобы умереть, красивая и очень спокойная. Он стоял посреди дороги такой молодой и сильный и насмехался над Велебой. Тот понял всё сразу же. Сильный запах страха ударил в ноздри. Хранитель блаженно прищурился и потрогал ледяной воздух языком. Велеба же хотел, чтобы он убивал людей. Он обвинял его в убийствах, злил и дразнил, изнывающего от голода, подсовывая в тесную маленькую клетку куски человечины. Да-да, Велеба, вот и к тебе пришло проклятие дракона, бойся, беги, спасайся. Мужчина истерично всхлипнул, тихо охнул, схватившись за грудь, и упал замертво. Хранитель еще раз потянул носом. Нет. Умер. Этот запах он ни с чем не спутает. Еще и в штаны наделал. Фу таким быть. Что ж, пора и ему отправляться в путь. Эльвенэль ждет. — Да, — кивнул Том, мстительно сверкнув глазами. — Именно это я бы и сделал — убил их. Знаешь, я не стал этого говорить при всех, однако, у меня тоже есть вопросы. Билл вопросительно выгнул бровь. У доски читали пьесу, и ему бы надо послушать, чтобы потом тоже поучаствовать в разборе, но открытость Тома сейчас важнее. — А что делал Творец, когда над его драконом издевались? Почему он не помог? Почему не пришел на помощь своему преданному другу? Он не ожидал именно такого вопроса. Более того, Билл этим вопросом и вовсе не задавался. — А я с ним живу? — нервно дернул он плечом и отвел взгляд. — Ну ты же автор! Ты же творец! — горячо и несколько агрессивно давил Том. Билл смутился. — Ты творец этого произведения и не можешь сказать? — шипел он почему-то зло. — Тихо там. Вы мешаете, — цыкнул на них парень, сидящий впереди. Они замолчали. Это дало Биллу небольшую фору на размышления. А ведь, действительно, почему Творец за всё время рукописи практически ни разу не помог Хранителю? Дракон постоянно влипал в истории и сам же из них выпутывался. А что же Творец? — У Творца проблемы с памятью. Он не помнит ни своего мира, ни себя, ни Хранителя. — А как же он путешествует по мирам? — В своих фантазиях. В его голове рождаются картинки… Просто картинки… Миры… Фантазии… Он в их плену. — Ответ, прямо скажем, был дерьмовым. Билл и сам это понимал, и видел, что Том неудовлетворен его глупым бредом. Но это первое, что пришло ему в голову. — Я хочу это прочитать, — нехотя сдался Трюмпер. — У меня много вопросов к этому злобному говнюку, и я хочу получить на них ответы. — Какому? — непонимающе моргнул Билл. — Творцу твоему. Дашь мне текст. — Конечно! — А я и не спрашивал, — буркнул Том, отворачиваясь и делая лицо слишком серьезным. Билл самодовольно улыбнулся. Эк он его подцепил всего одной маленькой историей. Ох, то ли еще будет! Занятия закончились внезапно. Три часа пролетели так быстро, что Билл и глазом не успел моргнуть. Семинары по драматургии оказались «весьма годными», как заметил Трюмпер, и Билл с ним тут же согласился. Теперь осталось понять, что делать следующие три часа до его семинара. Был вариант пойти домой и пообедать, если Том сейчас куда-нибудь срулит. Или остаться с ним, если у друга нет никаких планов, но есть время пообщаться. Словно прочитав его мысли, Том махнул рукой в сторону лестницы: — Пошли ко мне. Надо подумать над проектом. Кстати, кто-то обещал показать, чего он там в выходные нацарапал. Надеюсь, ты с флешкой? Билл замялся. Сохранить текст на флешку он не сообразил, вместо этого он все распечатал и второй день таскал в сумке. Том заметил его нерешительность. — Ну что еще? — спросил со вздохом. — Я текст распечатал. Том закатил глаза: — Убей Билла — спаси дерево. Откуда ты взялся такой… Эм… Несообразительный? — Тебе во всех подробностях рассказать? — недовольно буркнул он. Том заржал и замахал руками: — Ой, нет-нет, уволь! По дороге Том веселил его байками из своей жизни, от которых Билл ржал до слез и рези в животе. Он рассказывал, как однажды его попросили сделать музыкальное сопровождение на похороны древнего дедушки. И Том, проклиная всё на свете, потратил сутки на то, чтобы найти самую слезовыжимательную классику и составить из нее чудеснейший сет-лист на четыре часа беспрерывного звучания. Всё было до такой степени прекрасно, что Майк, которому выпала честь заслушать первые пятнадцать минут, начал рыдать уже через пять минут, умоляя дедулю вернуться с неба на землю. Заказчик же пришел в дичайшую ярость. Высказав матом всё, что думает о Трюмпере, он уже вознамерился пойти вон, когда ошарашенный Том все же спросил, а чего, собственно, хотел сам заказчик. — Ты только представь! Дед любил рок. Был фанатом Boston, Aerosmith, The Vibrators, Van Halen, Genesis, Led Zeppelin, Nazareth, Kiss, Queen и еще кучи групп. В костюме — старичок — божий одуванчик — чистенький, беленький, светленький. Без одежды — татухи везде! Бьюсь об заклад, что даже на члене он чего-нибудь набил. Днем до последнего работал мелким клерком, а вечером зажигал в клубах с молодухами. На одной из них и скончался. Я собрал все самые озорные хиты 70-х! В общем, выносили деда из морга под «Автоматического любовника» The Vibrators (5). «Двигаясь реально очень быстро, Это будет долгая, очень долгая ночь. Я не думаю, что ты собираешься в последний путь». Ты понимаешь, да?— захлебываясь от смеха, вещал Том. Билл не сильно понимал, но Трюмпер ржал так заразительно, что он смеялся над самим Томом. — Несли под Status Quo (6) — «Ты помнишь, нам сулили жизнь в раю, Спи — загорай, забудь печаль свою…» — «Не вешай нос, солдат, О-у-о, не вешай нос, солдат! Вокруг твердили: “Наш сосед — герой”, Если б ты знал, что не придёшь домой! Oh, oh, you're in the army now!» — подпел Билл. — Shots ring out in the dad of night… — загибался Том. — The sergeant calls: stand up and fight! — выразительно прокричал Билл, и они снова загоготали. — «Встань и иди!» Серьезно? Неееет! — А хоронили под… — Стой! Дай угадаю! Queen! The Show Must Go On! (7) — Даааа! — всхлипнул Том, размазывая слезы по щекам. — Я тебе клянусь! Это были самые мировые похороны на свете! Я такого веселья нигде не встречал! Это нереально круто! В общем, заказчик остался очень доволен. Говорит, что дед видел меня на тусовках и хотел, чтобы именно я составил для него «музыкальный план, ежели чего». Они зашли в лифт и поехали на этаж Тома. — А почему ты живешь с тем парнем? — спросил Билл. — Вроде бы на старших курсах селятся уже по одному? Том поморщился. — Давай не сейчас. — Вы с ним не очень ладите? — Скажем так, мы вынуждены в этом году жить вместе, поэтому просто живем вместе. В любом случае, это финансово выгодно, квартиру снимать дороже. Сколько ты платишь, если не секрет? — За нее платит фонд поддержки образования. Ну, то есть он перечисляет мне пособие, из которого я плачу за жилье. Не очень дорого. Том стоял так близко. Иногда носа Билла касался его запах — легкий, свежий, немного необычный. Хотелось к нему прикоснуться, ощутив тепло тела, вдохнуть, попробовать на вкус. Хотелось им обладать. Целовать. Гладить. Наслаждаться. Его хотелось тискать и любить. Любить так сильно, как только возможно. Билл чувствовал легкое возбуждение. Такое… пробуждающееся, копошащееся какое-то, нежное и мягкое. Ничего не предвещало плохого. Неожиданно Трюмпер сделал быстрый шаг вперед, впечатав его спиной в стену, и жадно припал к губам. Короткий и колючий поцелуй. Резко оторваться и уткнуться носом в шею. Шумно вдохнуть. Оставить маленький засос на ключице. Снова вдохнуть. Нос скользит по шее, к мочке, целует в ухо. Страстно выдыхает: — Господи, откуда же ты такой вкусный взялся? — Тебе с подробностями? — рассмеялся Билл, шаря руками по стройному телу и чувствуя его возбуждение через плотную джинсовую ткань. — Лучше заткнись, — рыкнул он, вновь впиваясь в губы. Билл не стал спорить, позволив себя целовать. Дверь в комнату Том открывал дрожащими руками и с такой-то матерью. Билл лукаво стрелял глазками по коридору, испытывая колоссальнейшее удовольствие от предвкушения. Живот щекотало, разум искрился от собственных фантазий, он был одной большой эрогенной зоной, и, кажется, даже покрылся мурашками. Едва они переступили порог, Том тут же захлопнул дверь, повернул ключ и снова впечатал его в стену. Руки быстро скользили по телу, изучая его. Он задрал футболку и поцеловал сосок, чуть прикусив его. Начал спускаться ниже. Щекотно уткнулся носом в живот и опять глубоко вдохнул, обняв его за бедра. — Ты ведь мой? — спросил тихо, глядя снизу вверх. — Только твой, — прошептал Билл, стаскивая резинку с его волос, распуская волосы, как мечтал об этом несколько последних ночей. Это был лучший секс в его жизни. Они рухнули на постель, и какое-то время просто наслаждались друг другом — гладили, целовали, изучали. Том был нетерпеливым, но очень нежным и внимательным. Он явно смаковал, вкушал Билла, как очень дорогое блюдо от именитого шеф-повара. Он как будто раскладывал его по вкусовым нотам — вот лизнул за ушком, втянул носом запах, выдохнул шумно, провел языком по шершавому подбородку и опять засосал губы. Опускается на грудь, щекочет языком пупок, целует дорожку к джинсам. Но Том не спешит, дразнит его. Трется через ткань своим возбужденным членом о его член и снова упоительно целует. А Билл… Билл просто любовался им и позволял себя любить. — Мой? — снова в полубреду шепчет Том. Взгляд затуманен. Он, скорее, даже не отдает себе отчет, что что-то сейчас говорит. — Твой, — стонет Билл, изнывая от желания. Мысль о смазке пришла ему в голову неожиданно. Билл вдруг понял, что на сухую будет не очень. Он с огромным трудом заставил себя сосредоточиться на главном и отлипнуть от Тома. — Нам бы чего-нибудь жирного, — вкрадчиво попросил он. Том замер и удивленно уставился на друга. — Ну, там крем… — Зачем? — недоуменно. — В смысле зачем? Чтобы было приятно. — Господи, ты про лубрикант, что ли? — Трюмпер с явной неохотой сполз с него и пошел к шкафу. Из коробки с носками извлек пузырек с прозрачным гелем. — Надеюсь, это тебя расслабит, — поставил рядом с подушкой и сел в ногах. — Меня ты расслабляешь, — мурлыкнул Билл, поднимаясь и перебираясь к нему на колени. Обхватил лицо ладонями и принялся целовать. Потом нажал ему на грудь, вынуждая лечь. Том с улыбкой подчинился. Билл покрывал маленькими поцелуями его лицо, шею, ключицу. Он осторожно касался кончиком языка кожи и шумно втягивал его запах. Чуть прикусил мочку, прошелся по раковине уха. Том засмеялся, немного отстраняясь, — щекотно, захотел перевернуть их, но Билл не позволил. Нет, сегодня его соло. Он хочет, чтобы голову Тома снесло от восторга, чтобы Том остался доволен, захотел быть с ним. Он опустился к шее, принялся целовать ее в самых нежных местах — за ухом, у границы волос, чуть ниже… Кожа Тома покрывалась мурашками. Билл оставлял на ней мокрые следы языком и тут же дул. Том млел и открывал шею для ласки. Иногда он касался носом Билла и скользил им по коже, словно следуя за его запахом. Билл целовал кончик его носа, а Том улыбался на это, терся о его тело своим телом, и опять кончик носа изучает запах. Билл оторвался от поцелуев и сел у него на бедрах. Он хотел посмотреть на Тома. Увидеть его не самоуверенным и дерзким, а беззащитным и открытым их… Отношениям? Сексу? Любви? Билл склонил голову на бок и улыбнулся. Том распахнул глаза и сделал очень жалостливый взгляд — ему нравилось, он хотел еще. Билл медленно расстегнул ремень на джинсах. Сначала своих. Потом его. Пуговки. Провел кончиком ногтя по волосатой дорожке от пупка к резинке трусов. Погладил около впадинки пупка, снова провел ногтем по дорожке. Его хотелось сгрести и уткнуться носом в теплый вкусный живот. Им хотелось дышать и наслаждаться. Его хотелось целовать и вылизывать. Билл осторожно опустился на него и принялся губами собирать россыпь родинок на ключице. Том шумно выдохнул и откинул голову назад, прикрыв глаза. Кадык дернулся. И Билл тут же не сильно прикусил его зубами. Лизнул. Том улыбался. Ресницы подрагивали. Но кроме родинок тело Тома украшали многочисленные шрамы. Причем они были относительно одного цвета, что наводило на мысль, что Трюмпер стал «счастливым» обладателем этого сомнительного «богатства» единомоментно. — Что это? — аккуратно провел он пальцем по самому длинному шраму на боку. Том приподнял голову, поморщился и отмахнулся: — Не надо сейчас. И Билл снова принялся его целовать и ласкать, очень осторожно касаясь чьих-то отметин. Он насчитал их двенадцать штук. Чаще небольшие, по два-три сантиметра, но были и длинные, сантиметров по пять. Это нож, щелкнуло у него в голове. И стало страшно. А потом Билл любил его. Он вспомнил всё, чему научился с Беном. Вспомнил и его обидные слова про бревно, поэтому полностью взял инициативу в свои руки, заставив Тома просто лежать и получать удовольствие. Том не возражал. Он лежал, смотрел, улыбался и гладил, пока Билл активно играл с его членом. Том кончал очень красиво — запрокинул голову назад, открыв взору прекрасную длинную шею, к которой прилипли прядки непослушных волос. Рот приоткрыт. Взгляд затуманен. Щеки розовые. И тихий-тихий стон, как шелест листвы, настолько интимный, что Билл, сдерживающийся из последних сил, отпустил внутренний тормоз и полностью отдался ощущениям. Оргазм не заставил себя долго ждать. Билл излился ему на живот и напрягся — Бен бы уже закатил скандал по этому поводу. Но Том расслабленно улыбнулся и уронил руку на пузо, аккурат на результат Билловой страсти. Провел пальцами вверх, размазывая сперму. Поднес пальцы к носу: — Ты нереально вкусно пахнешь. — Перестань, — смутился Билл, осторожно вставая с его бедер и ища взглядом что-нибудь, чтобы вытереть зад. — Я в душ. Какое полотенце твое? — Нет, — заканючил Том. — Иди сюда. — Подвинулся. — Полежи со мной рядом. Мне еще никто так голову не сносил, как ты. Билл не смог отказать. Вытянулся вдоль его тела, уткнувшись носом в потную подмышку. Том накрыл их одеялом. Стало очень хорошо, тепло и уютно. — Откуда это? — спросил еще раз, проведя пальцем по шраму. Том скривился, словно гадость понюхал. — В августе меня порезали. Я встречался с парнем, его бывший меня заказал. Четырнадцать ножевых, но как в анекдоте — пуля попала в голову и прошла навылет, мозг не задет. Руки порезал сильно. Я на гитаре раньше играл, теперь не уверен, что получится. В реанимации долго был, потом еще в больнице… Пропустил начало учебного года, завалил сессию, чуть не вылетел. Мне Георг и Майк очень помогли. — Георг? — Парень, который договорился о тусовке, помнишь? Билл покачал головой: — Тот, который оплатил всё? Я его не знаю. — Не, это другой. А это… Не важно, я покажу его. Он и про тебя сразу же все узнал. Про Бена твоего. Он с Отто Хохом, тем чуваком на «Мазерати», учится в одной группе, поэтому проблем с информацией не было. Они за меня очень боятся. Бен твой с Люкой дружбу водит, денег ему должен, как сказали. В общем, как-то все херово. — Я говорил? Бен решил с меня денег поиметь. Фактически поимел. Их гоп-компания за мой счет решила отдохнуть на каникулах, а я случайно услышал об этом, когда Бен жарил какого-то мудака в туалете. — Хочешь, я поговорю с ними? — Нет. Я про Люку тоже наводил справки как-то, было дело. Он будет прессовать Бена, а не меня, потому что ему Бен должен, а не я. Бен подставился сильно. Люка теперь из него всю кровь выпьет. А тот парень… Ну, из-за которого… ты… это… Том улыбнулся. — Оу, у него все отлично. РомантИк по полной программе. Он радостно вернулся к бывшему, не забыв мне в реанимации рассказать о большой и чистой любви, о том, что все ошибаются и не надо принимать близко к сердцу физическое влечение и выдавать его за то, чего нет и никогда не было. Ему надо было развеяться, ну и я должен все понять, простить и отпустить. Я стрессанул на это и чуть не склеил ласты. Но это уже другая история. — Ого! А я все понять не мог, почему твои друзья были против меня. — Они не были против тебя. Они навели про тебя справки и решили, что гимор с Люкой мне не нужен. Ну и мутный ты какой-то, согласись. — Я мутный? — аж подпрыгнул Билл. — А то кто ж! — лукаво покосился на него Том. — Но вкусный. Меня нереально прет от твоего запаха. Кажется, я могу нюхать тебя вечно. Ты мой личный сорт кокаина. Особенно, когда ты пахнешь возбуждением и сексом. Ты даже не представляешь, насколько ты вкусный. Билл погрустнел, вспомнив Бена. Из-за этого подонка он чуть было не остался без Тома. — Бродя между Мирами и душами, будь осторожен: может, какая-то душа решит прийти к тебе надолго, а какая-то станет частью тебя. Как думаешь, хорошая фраза для начала новой главы? Билл кивнул. Очень хорошая. — А ты мне почитаешь еще про своего Хранителя? Билл улыбнулся и снова кивнул. — Только сначала мы посмотрим, что я собрал для проекта. Ты скажешь, то или не то, а потом я тебе почитаю. — Замётано. — Том зевнул. — Предлагаю пару часов поспать, потом будем заниматься. А то мне сегодня ночью еще работать. Если хочешь, можешь пойти со мной. Только, чур, без кокса и экстази! Мне твоей кривой рожи за глаза хватило в прошлый раз. — Ты теперь будешь это вспоминать до конца моих дней? — Нет, до тех пор, пока не перестанешь краснеть, — рассмеялся. — Давай спать. — А сосед? — Рауль придет вечером, можно не дергаться. Мы уже свалим отсюда к тому времени. — Это из-за ранения ты с ним в одной комнате оказался? — Да. Пока я три месяца по больницам-друзьям жил, мою комнату ему отдали. Я не стал его выгонять. Мы друг друга не напрягаем. К тому же, я не вижу его днем, а он редко видит меня ночью. Очень удобно. Спи. Нам надо хорошо выглядеть ночью и продержаться до утра, а потом еще как-то отучиться. Билл поудобнее устроился на узкой кровати, покрепче обняв Тома. Тот повернул к нему голову, уткнувшись носом в волосы, и закрыл глаза. Билл поймал его дыхание. С ним было очень хорошо и спокойно, он чувствовал себя защищенным, уверенным, влюбленным и… любимым? __________________________________ * Здесь и далее весьма вольное использование автором историй славянских "страшных" слов, не взирая на времена и нравы. Пример отвратной работы с исторической фактурой :))) 1) Ясак - (монг. засаг «власть»; тат. ясак — натуральная подать, башк. яһаҡ «подать, налог») — в России XV — начала XX вв. натуральный налог с народов Сибири и Севера, главным образом пушниной. До начала XVIII в. взимался также с народов Поволжья. Слово ясак пришло в русский язык со времени завоевания и освоения Сибири и создания системы сибирских острогов и зимовий, которые служили местом сбора ясака. Сбор ясака был основной целью приведения под «высокую государеву руку» обширных неосвоенных территорий. Ясак вносился в казну соболями, лисицами, бобрами, куницами и другой пушниной, а иногда и скотом. Все эти меха (мягкая рухлядь) составляли для казны важный источник дохода и серьёзную статью отпускной торговли. Первоначально сбором ясака ведал Сибирский приказ; с 1763 года мягкая рухлядь стала поступать в Кабинет Его Императорского Величества. 2) Мягкая рухлядь - выделанные шкурки пушных зверей (млекопитающих с ценным мехом), используемые для производства меховых изделий. Пушнина добывается охотой (пушной промысел) или является продукцией звероводческих хозяйств. Как правило, мех является единственной целью охоты, мясо и другие составляющие не используются. Охота и торговля пушниной являлись важными факторами в освоении Сибири и Северной Америки. Пушнина была товаром с высокой рентной составляющей (таким же как нефть или каучук). 3) Баскаки - представитель монгольского хана в завоёванных землях, сборщики налогов. С тюркским термином «баскак» связаны и, вероятно, тождественны ему монгольский даругачи (даруга) и персидский шихнэ. 4) Spezialeinsatzkommando (SEK) - отряд особого назначения полиции Германии.