Я смотрю в твои глаза И тону в своей любви. Я прошу лишь слово, Если ты готова, Пусть об этом скажут губы твои: Если да, тогда все звёзды в твоих руках, Тогда все улицы в облаках именем твоим. Если да, мы не расстанемся никогда, Мы будем вместе с тобой всегда, если да. Всё зависит от тебя. Я могу только мечтать, Представлять пытаюсь, Глупо улыбаюсь, Просто без тебя мне нечем дышать. Если да (с) Мачете (Токио)
Казалось, что его вычистило до самых кишок. Билл бы даже сказал, что и кишки тоже вычистило. Когда желудок прекращал болезненно сокращаться, Том хватал его за волосы и, перекинув через бортик ванны, поливал холодной водой. Билл захлебывался, вяло отбивался и сопротивлялся, но Том не слушал, что-то приговаривал и продолжал лить воду. Потом желудок снова сводило судорогой, и Том макал его носом в унитаз, чтобы через несколько минут вернуться обратно к ледяному душу. — Том, там такси приехало, — сказал кто-то. — Сейчас, — озабоченно отозвался Трюмпер, поднимая Билла за волосы и пытаясь разглядеть признаки вменяемости в окосевших глазах. — Я… это… — заплетающимся языком выдал Билл. Пьяно рыгнул и попытался сползти по стене на кафель. — Черт, — выругался Том. Отвесил ему звонкую пощечину. Не помогло. — Нах он тебе сдался? — раздраженно поинтересовался голос. — Тебя забыл спросить, — огрызнулся. — Пш… шп… п-шёл! — махнул Билл рукой на противный голос, потерял равновесие и грохнулся в пустоту. Голова болела так, как никогда еще не болела. Ее стягивало обручем и разрывало на части. Потом снова взрывало и стягивало. Билл распахнул глаза и даже не сразу понял, где находится. Это была небольшая комнатка с веселыми занавесками и старенькой, но еще крепкой тумбочкой. Именно это Билл увидел и осознал в первую минуту — тумбочка и занавеска. Потом взгляд сфокусировался на дальних предметах — стол, простенький компьютерный стул. Еще одна кровать. На которой кто-то спит. Он осторожно приподнялся на локте. Осмотрелся. Где он? И кто это? Одежды нет. Нет даже трусов. Билл побледнел. Он не помнил вообще ничего. Последнее, что осталось в памяти, — как он входит в злополучную квартиру на третьем этаже, пьет игристое вино и… А дальше полный провал. Пустота… Билл сел, свесив ноги с кровати. Очень хотелось пить. В глотке до такой степени сухо, что даже языком неудобно ворочать. Его затошнило. Он обхватил лицо руками и сделал над собой усилие, запретив желудку возвращать содержимое обратно. Что ж так плохо-то? Человек на соседней кровати завозился и повернулся к нему лицом. Билл понятия не имел, кто это… На него накатила паника. Твою ж мать! Где он? Кто это? Какого черта здесь происходит? — Что, сон алкоголика краток? — раздалось ехидно сбоку. Билл резко повернулся на голос и тут же со стоном втянул голову в плечи. Боль ударила по мозгам с такой силой, словно хотела их выбить напрочь. Он попытался сфокусироваться на говорящем, но в глазах отчаянно двоилось. — Херово ль тебе, друг мой? — присел на корточки перед ним человек. — Херово, — прохрипел Билл. — Воды и таблеток? — участливо спросил. — Нет, шлюх и крэк! — огрызнулся Билл. — Хочешь нюхать со мной кокаин на голых шлюхах? Как ты делал это прошлой ночью? — веселился уродец. — Думаешь, слабо? — Эк тебя торкнуло, — рассмеялся человек, и до Билла наконец-то дошло, что перед ним… Том. Твою ж мать… — Заткнулись, ушлепки! — рявкнул спящий. Том ухмыльнулся и вышел. Билл закутался в одеяло и засел в углу на кровати, тоскливо уставившись на дверь. Все так необычно и непривычно. Он в комнате Тома. Возможно, в его постели. В которой бы он так хотел оказаться. Голый. И совершенно при других обстоятельствах. Вот стул и стол Тома. Вот мир, в котором живет Том. Одежда Тома. Наверное, друг Тома. Он видит Тома разным — довольным, грустным, злым, счастливым. Билл отдал бы сейчас все на свете, чтобы поменяться с ним местами и быть рядом с Томом. Видеть его, слышать его. Касаться его… Том вернулся через минуту с бутылкой воды и парой таблеток. Билл, проглотив обезболивающее, жадно вылакал всю воду. Жизнь еще не стала прекрасной, но уже явно налаживалась. — Как я тут оказался? — спросил шепотом. Том сел рядом. Прислонился спиной к стене и заинтересованно посмотрел на Билла. И Билл впервые за два с половиной дня их знакомства позволил себе открыто рассмотреть парня. У него был красивый, практически безукоризненный профиль — ровный нос, красивый подбородок, идеальная линия переносицы и безупречный лоб. Очень вкусные губы — нижняя губа чуть пухлее верхней и проколота. Эти губы хочется целовать, засасывать, ласкать. На щеке небольшой шрамик. Бровь перебита, но это не бросается в глаза, если не рассматривать. Брови густые и очень красивой формы. Волосы каштановые, собраны в хвост на затылке. Он немного растрепан, но это выглядит очень органично и мило. — Ты совсем ничего не помнишь? Билл покачал головой: — Я помню, что пил «Прозекко»… Но как-то слишком быстро опьянел. — И с игристого тебя так развезло? — удивился Том. Он пожал плечами и опустил взгляд. — Тебя в говно пьяного и упоротого пытался трахнуть какой-то хрен, и ты не помнишь? Билл готов был поклясться, что в голосе Тома прозвучала ревность. — Я искал тебя. — Серьезно? Так искал, что в полночь превратился в тыкву? — истекал желчью Том. Билл потупился. — Я наткнулся на тебя чудом. Ты понимаешь, если бы я случайно не заметил тебя… — Слушай, ну я уже понял, что ты Бэтман и Супермэн, — вспылил Билл, потому что ему было крайне неприятно слушать, как он опозорился. — Хватит уже трахать мое сознание чувством вины. Я редко пью и… И не знаю, что пошло не так в этот раз. Где моя одежда? — Висит в ванной. Мокрая. Ты облевал всё такси. Включая меня и себя. Билл густо покраснел. Не таким он хотел предстать перед Томом. Вот вообще не таким… — Мне, правда, очень жаль. Я… Я просто… С непривычки. Я действительно почти не пью… А тут… Том хмуро смотрел перед собой. — Я облажался. Прости. Ни единый мускул не дрогнул на лице. — Спасибо, что не бросил меня там. Я, наверное, пойду. — Голый? Билл снова покраснел и уткнулся в колени носом. Господи, как стыдно-то… — Ладно, спи. — Том резко поднялся и бросил тихо: — Мне надо контрольную дописать. — Том, — тихо позвал Билл. Он чуть повернулся. — Прости. Я подвел тебя. Том не ответил. Вышел из комнаты. Билл завалился на бок и закрыл глаза. Ему было очень плохо. Его ноги упирались в теплые бедра, а слух ласкало едва слышное перешептывание клавиш ноутбука. Билл осторожно приоткрыл глаз и посмотрел на сидящего в ногах парня. Том что-то увлеченно печатал, не обращая на него внимания. Ноги вытянуты, лежат на стуле. Лицо совершенно спокойное и очень светлое. Губы чуть тронуты улыбкой. Пушистые ресницы светились под электрическим светом настольной лампы. Комната погружена в полумрак. Постель напротив заправлена. Тишина. Они только вдвоем. И Том сидит у него в ногах, а не за столом или на другой кровати. Билл улыбнулся. У него никак не получалось перестать им любоваться. Всё-всё-всё, до мельчайшей черточки было ему так хорошо знакомо и так нежно любимо. Да, увы, именно так — любимо. Это чувство вспыхнуло факелом и лишь сильнее разгоралось с каждым часом. Том повернулся к нему и одарил улыбкой: — Ну ты и дрыхнуть здоров. Билл зевнул. — Я бы еще поспал, но ты ж не даешь. Шуршишь всё, ногами шаркаешь. Том покачал головой: — Наглость — второе счастье? Билл засиял и несильно пихнул его ногой. Том засмеялся. — Кстати, раз уж ты тут. Пока ты дрых, я посмотрел темы для проектов по истории языка. Можно взять вот эту — «Лирическая поэзия как отражение характера немецкого этноса». — Звучит кошмарно. Я видел, там было что-то менее заумное. Про сленг, например, про надписи на футболках. Можно сделать классное исследование. Том недовольно закатил глаза. — Ты тупой? «Лирической поэзией» мы убиваем сразу трех зайцев, потому что эта тема переплетается еще с двумя предметами. Мы делаем один проект по трем предметам одновременно — одну большую работу для истории языка и два доклада на ее базе для двух других предметов. — Есть один маленький нюанс. За большую работу мы получим одну оценку на двоих, а как будем делить две маленькие? Одну тебе, вторую мне? — Две тебе, две мне. По одному предмету мы с тобой точно не пересекаемся, можно один реферат на двоих. По другому — сделаем на одну тему разными словами. Только и всего. Ты вот трудности любишь. Лично я за то, чтобы поработать один раз качественно, а потом сливки собрать. Честно говоря, Биллу было все равно, что и как делать. Он был рад уже тому факту, что у них совместная работа с Томом, что можно будет говорить, обсуждать, да просто смотреть на него и слушать. — Тогда нам надо продумать план и поделить, кто за что отвечает, — кивнул Билл. — Соберем информацию, и можно будет из нее уже «скроить» проект. Том довольно закивал и снова уткнулся в ноутбук, позволив Биллу вновь заняться его любованием. Вечер проходил очень и очень неспешно. Том что-то увлеченно печатал, Билл лежал и пялился на него. Для себя он решил, что будет рядом настолько долго, насколько позволит хозяин комнаты. В любом случае, вылезать из-под одеяла ему не хотелось — Том не предложил ничего из одежды, а сверкать голой задницей Билл был пока не готов. Наконец-то, Том перестал строчить и стал перечитывать написанное. Билл терпеливо молчал, хотя хотелось говорить, спрашивать, слушать. — Спасибо за тишину, — повернулся Том. — Я должен был сдать это еще три дня назад. — А что ты писал? — Доклад по менеджменту в музыкальном бизнесе и индустрии развлечений. «Особенности взаимодействия с масс-медиа в Европе, США и России». Интересная тема, но пока собрал фактуру… — Том вздохнул. — Сейчас отправлю всё преподу, и пойдем отмечать. — Как вчера? — в ужасе распахнул Билл оплывшие глаза. — Нет, все будет цивильно. Обойдемся сегодня без Молли с кексом. — Какой Молли*? С каким кексом*? Том усмехнулся: — Апельсиновым. — Я не употребляю наркотики, — пробормотал Билл, где-то отдаленно осознавая, что вообще ничего не помнит о своих похождениях. — Я заметил. Как ты вообще умудрился так обдолбаться и ужраться за столь короткий срок? — Долго ли не умеючи? — помрачнел Билл. — Ладно, надеюсь, ты хотя бы повеселился. — Я не помню… — тихо признался. — Я никогда не был на таких тусовках. — Оно и видно. Первое правило подобных пати — все напитки открывать только самому. И пить только то, что открыл сам. Во всё остальное может быть подмешено любое дерьмо, которое очень быстро превратит тебя в слюнявый овощ. Вот вчера, например, ты был отличной тыквой. А я не всегда могу оказаться в нужном месте в нужное время. Цени мою доброту и заботу. Туса в общаге не имела ничего общего со вчерашней. Билл, одетый в рваные джинсы и еще больше рваную майку Тома, неотступно следовал за своим «покровителем». Тот привел его к друзьям, где их покормили пиццей и напоили пивом. Какой-то парень играл на гитаре и пел песни на русском языке, ему подпевали свои же русские. Две польских фрау танцевали под эти песни. Иногда к ним присоединялся парень из Испании, и тогда танцы становились грязными и очень веселыми. Немецкие и итальянские студенты болтали между собой и играли в джангу. Русские часто поднимали тосты. Кто-то порывался читать стихи. Кто-то предложил за каждую вытянутую в игре палочку придумывать строчку к бесконечному «стихотворению». Все выпивали, смеялись и общались. Билл забился в угол и все больше наблюдал. Пить он не мог со вчера, есть ему особо не хотелось, состояние у него было очень разбитое, а познакомиться с жизнью в общаге интересно, поэтому он хорохорился, как мог. И, конечно же, ему было важно увидеть своего Тома. Какой он? Как к нему относятся друзья? Как ценят? Прислушиваются ли к его словам? Он впитывал Тома. Запоминал. Том, ничего не подозревающий о том, что является объектом столь пристального изучения, балагурил и зажигал весь вечер. Он травил байки, показывал что-то в лицах, изображал в фантах, когда проигрывал очередную битву в джанге и разрушал башенку. Все смеялись. На него смотрели. Его то и дело куда-то звали. Он был явно в своей стихии, его любили, уважали и ценили. Иногда Том втягивал в разговоры и мелкие проказы стесняющегося и краснеющего Билла. Делал он это очень бережно и доброжелательно, поддерживал и поощрял инициативу. И Билл был ему бесконечно благодарен за всё, что тот для него делает. Казалось, что он попал в другой мир, и Том помогает ему освоиться. Все разошлись только к утру. Билл шел за Томом в его комнату, а в голове рождались очень непристойные фантазии. Сейчас они снова будут одни. И всё случится. И эти вкусные губы будут ласкать его губы, а язык будет врываться в его рот. Он наконец-то снимет с него футболку и нежно дотронется до горошинки соска. И Билл обязательно будет очень стараться, чтобы ему понравилось. Он сделает всё, чтобы ему понравилось, чтобы Том захотел повторить… От этих мыслей немного подкашивались ноги, вдоль позвоночника бегал холодок, а живот щекотали бабочки. Скоро все случится. И Том даже представить не мог, как сильно Билл боялся и хотел… Но… Том вошел в комнату. Включил свет и тут же его выключил, зашипев на Билла, чтобы тот не шумел. На соседней кровати спал парень. Секс отменяется… Билл расстроено сглотнул и… неожиданно вспомнил, что у него дома уже вторые сутки сидит голодный Кот. — Кот, — прошептал он. — Я совсем забыл про Кота. — А что с ним? — тихо спросил Том. — Я не оставил ему еды. Мне надо домой. — Ну куда ты пойдешь в такую рань? — Мне надо, прости, — покачал он головой. — Надеюсь, что одежда высохла? К сожалению, одежда высохла. Билл быстро переоделся в свое. Они немного поспорили с Томом, что делать с его джинсами и майкой — Билл хотел забрать всё домой и постирать, Том отмахивался и говорил, что оно того не стоит. В итоге, решили, что у Тома будет лишний повод зайти к нему в гости и забрать свое фирменное рванье. Потом Том пошел провожать его к выходу из общежития. Он что-то рассказывал о студенческой жизни, о ребятах, с которыми они сегодня веселились, о том, как сдавал прошлую сессию… Билл слушал, особо не вникая, смеялся и смотрел на него. Черт, в животе все еще порхали бабочки, в голове крутились пошлые мысли, но мирозданию было явно наплевать на его нескромные желания. На улице Том решил его еще немного проводить. В этот раз до университета. Они неспешно шли по пустынным улицам, и тут Том задал самый любимый Биллом вопрос: — А что вы там делаете на своем факультете литературной критики? И Билла понесло. Он рассказал, как много они читают и обсуждают литературных героев. Как разбирают произведения и учатся видеть смысл за рядами букв. Как переплетаются судьбы авторов с судьбами героев, сколько в мировой истории случаев, когда описанное в романе того или иного автора через некоторое время воплощалось в жизнь. Билл даже привел в пример себя и рассказал о Хранителе. Он говорил, как больной мейн-кун помог ему правильно написать текст и исправить ошибки. Как однажды написал о нападении на Творца, а через некоторое время на него самого напали. Он говорил о том, что его текст живой и умеет управлять им. — По-моему, это автор должен управлять текстом, а не текст автором, — немного скептично отозвался на это Том. — Понимаешь, не всегда автор может управлять героем. Иногда он выходит из-под контроля, и автору остается только бежать за ним следом. Ты пишешь музыку? Ты понимаешь, о чем я? — Не то, чтобы я ее пишу… Но в целом, понимаю, да. Импровизация? — Что-то вроде того, — немного неуверенно. — И так в тексте появляются новые сцены, новые персонажи, все новое. Я… Ты только не смейся, пожалуйста… Мой главный герой… Дракон… Я всегда видел его только драконом. Но я знаю, что он умеет обращаться. И вот он впервые несколько недель назад превратился в человека… Но я не видел его. Я знал, что он… Человек. Ну, как… Руки, ноги, голова… Обычный человек. А потом я увидел тебя и понял, что он — это ты. Расслабленное лицо Тома вытянулось. Улыбка как-то сползла и перекривилась. Глаза стали большими. Том нервно хихикнул: — В смысле? — Ты не подумай ничего плохого! — поторопился объяснить Билл. — Это называется прототип. Ну, когда ты берешь человека и лепишь с него героя. Так персонаж получается живым. — Круто! То есть ты убьешь своего героя, и я отправлюсь вслед за ним? — Зачем мне его убивать? — Мало ли… А как зовут твоего Хранителя? Билл замер, задумчиво глядя вдаль. Пожал плечами: — Просто Хранитель Творца. — Странное имя… Это как если бы меня звали сын отца. А другое что-нибудь есть? Он распахнул рот, чтобы ответить, но слова застряли где-то глубоко внутри. Он переделывал эту фразу раз пять, пока она не стала звучать так, как звучит сейчас. Так, как прозвучала из уст Тома. Слово в слово. Том тут же сделал умильную мордочку и улыбнулся улыбкой чеширского кота. — Пропалился. — Потеребил колечко пирсинга в губе и облизал Билла взглядом. — Я… — проблеял Билл. — Ты не поверишь, но я… — Непроизвольно поднес палец ко рту и вцепился зубами в ноготь. Том осторожно опустил его руку, не давая сгрызть ноготь. Взгляд теплый и озорной. Губы расслаблены, уголки едва заметно ползут вверх. Билл ухватился за его пальцы словно за спасительную соломинку, продолжая глупо пялиться. — Пожалуйста, будь моим прототипом, — попросил тихо и осторожно. Том нервно хихикнул: — Это самое странное предложение за всю мою жизнь. — Потом мягко улыбнулся и добавил: — Я никогда не был ничьим прототипом. Думаю, мне это было бы интересно попробовать. Но при одном условии — обещай, что не причинишь мне вреда. Билл широко улыбнулся и на радостях подался вперед, впившись в такие вожделенные губы совершенно небратским поцелуем. Его язык ворвался в чужой рот и по-хозяйски прошелся по зубам. Губы засосали губы. Очень вкусные губы. Необыкновенно мягкие, сладкие губы. Поцелуй длился ровно три секунды. Которые понадобились Биллу, чтобы осмыслить произошедшее. Он ошеломленно замер. — Что это было? — ошарашено спросил Том, смешно вытаращив глаза. Вот только его тон был совершенно не смешным. — Поцелуй, — смутился Билл, отступая, но так и не отпустив его пальцы. — Мммм… — промычал он. — Прикольно. Билл покраснел, стыдливо улыбнулся и сделал еще один шаг назад, все-таки отпустив его руки. Ноги подкашиваются. Хочется провалиться сквозь землю. — До завтра? — спросил тихо. — До понедельника, — поправил Том. Билл заставил себя развернуться и пойти прочь. Не рвануть, не свалиться и даже не споткнуться, а спокойным ровным шагом пойти прочь. Кажется, он только что все испортил. Прощай, Том. Кот спал на его подушке и даже не поднял головы, когда Билл, пройдя в комнату, включил свет. Он немного посмотрел на животное пустым взглядом. На душе было очень тошно. Сходил на кухню и насыпал ему еды, налил воды. Вернулся, разделся и лег спать. Потревоженный Кот покрутился немного. Потом вытянулся вдоль тела и зафырчал. Билл грустно улыбнулся, обняв мейн-куна. Он все испортил… Всё-всё-всё. Как теперь смотреть Тому в глаза?История 28.
— Что нового в городе, Рей? — спросил Хранитель, беря лошадь под уздцы. Лесник спешился и снял дорожную сумку с седла. — Все готовятся к осенней ярмарке. Артисты бродячие приехали. Обещают красивое представление. Я видел там одну певичку… — Мужчина подмигнул. — Ох, и хороша ж! — Я тебе дам хороша, старый черт! — пару раз огрела его полотенцем Лейла. Не сильно, больше для вида. Хранитель и Рей засмеялись. — Папка! Папка! — несся из дома Хейко. Подбежал к отцу, повис у него на руке. — Вытри лошадь, напои ее и стреножь. Пусть пасется, пока трава есть, — попросил Рейнер Хранителя, а сыну положил на плечо тяжелую сумку: — Неси в дом, сынок. Хранитель кивнул и повел животное в стойло. Ему пришлось постараться, чтобы приручить чертову кобылу. До этого она могла лишь истерично ржать и метаться, стоило ему выйти во двор. Он тщательно вытер лоснящиеся бока. Напоил животное. Связал путами передние ноги и выгнал в леваду. Повернулся и нос к носу столкнулся с Аишей. — Держи, — протянула девушка глиняный кувшин с молоком. — Береги себя, пожалуйста. Ты еще слишком слаб. — Я чувствую себя прекрасно, — отозвался Хранитель и припал к широкому горлышку. Молоко было чуть теплым и пахло коровой. Аиша улыбнулась: — Да-да, я помню, как ты три дня назад потерял сознание на берегу и напугал Хейко. Хорошо, что не захлебнулся и не задавил мне брата. — Я немного перестарался с активностью в тот день. Но мне хочется двигаться, хочется вершить великие дела… Ты не представляешь, как я устал просто лежать. — Ты не просто лежал. Ты серьезно болел. Поэтому с активностью надо пока повременить. Она протянула руку и вытерла молочные усики. Хранитель неожиданно зажал ее ладонь между щекой и плечом, прикрыл глаза, довольно улыбнувшись. — Ты очень хорошая, — прошептал горячо. — Обо мне никто и никогда не заботился. Пальцы пощекотали скулу. Он улыбнулся. — Скажи, а когда ты уйдешь? — тревожно спросила Аиша. Он тут же отпустил ее руку, погрустнел. По лицу скользнула мрачная тень. — Когда Творец позовет. Это может произойти через минуту, а может через месяц. Ну, или когда твой отец меня прогонит. — Папа не прогонит, — заверила она. — Он очень хорошо к тебе относится. Ты помогаешь ему. — Мне неудобно. Я и так у вас задержался. — Нет-нет, пожалуйста! — Аиша подалась вперед и крепко обняла его. Хранитель неуверенно обхватил ее одной рукой. Он не умел обниматься. Он вообще ничего не умел такого, что умели люди. Он не понимал их прикосновений. Не понимал, зачем они касаются губами губ, зачем тыкаются лицами в грудь другого. Он удивлялся, когда Хейко брал его за руку. Причем эти действия всякий раз имели разный характер. Мальчишка мог испугаться и крепко схватить его — и в Хранителе тут же просыпалось желание защищать его. Мальчишка мог куда-то радостно тащить его за руку — и Хранитель подчинялся. Мальчишка мог взять его ладонь и идти рядом — и Хранитель улыбался, понимая, что сейчас между ними возникло абсолютное доверие. У Аиши были иные прикосновения. Они волновали его. Заставляли трепетать. Как будто раскрывали его душу навстречу солнцу. Да, она точно так же, как брат, могла схватиться за него в страхе, могла тащить за собой или просто держать за руку, но были и другие прикосновения. ТЕ САМЫЕ. Особенные. Прикосновения нежности и заботы. Никто и никогда так не касался Хранителя. И именно эти прикосновения рождали в его теле доселе неизведанные ощущения. А еще в такие моменты от нее пахло как-то совершенно по-особенному. Хранитель никогда до этого не чувствовал такого запаха — волнующий, будоражащий, электризующий тело и отключающий разум. И это его немного пугало. Он не понимал себя. Он стал относительно хорошо себя чувствовать где-то через неделю после того, как Рейнер начал лечение. Раны, как и прежде, промывала Аиша, закладывая в «карманы» лечебные вытяжки, нейтрализующие яд. Лесник ставил уколы каждые три часа на протяжении нескольких дней. Из-за них Хранителя ужасно крутило, суставы выворачивало наизнанку, а внутренности словно кто-то взбивал большим вентилятором. Сквозь полубред он слышал, как Аиша умоляла его не терять сознание, потому что их дом слишком мал для дракона. Хранитель панически боялся обернуться и категорически запрещал себе выпадать из реальности. Фактически неделю он находился на грани полузабытья, и это было ужасно. Потом он проспал двое суток кряду и проснулся совершенно здоровым человеком. Да, бледным, отощавшим и очень слабым, но здоровым. Хранитель почувствовал это. Организм справился с отравлением. Он выжил. Первые несколько дней он просто выползал из дома, чтобы погреться на солнышке на лавочке у входа. Лейла, мать Аиши, варила для него бульоны и заставляла их пить. Она очень хорошо и с большим удовольствием готовила. Хранитель съедал всё, что ему предлагали, чем несказанно радовал хозяйку. Его отменный аппетит быстро отразился на внешнем виде: впалые щеки порозовели, ребра перестали торчать, а руки больше не походили на лучины. Хранитель поправлялся буквально, набирался сил, приходил в себя. Он уже даже мог немного использовать магию. Правда, пока его хватило только на то, чтобы спрятать крылья и хвост, но хоть что-то… В любом случае, сидеть на лавочке было лучше, чем лежать дома и глазеть в потолок. И лишь Аиша приходила к нему каждый вечер и пела колыбельные. Он брал ее руку в свою, подкладывал под щеку и закрывал глаза. С ней было хорошо и спокойно… — Папа сказал, что в городе будет ярмарка, артисты приехали. Хочешь поехать с нами? — А это не опасно? Любой мало-мальски сильный маг увидит мой истинный облик, если захочет. Зеленые глаза Аиши стали большими: — Вряд ли у нас есть такие маги. У нас и драконов-то нет, о них написано только в сказках. Знаешь, как я испугалась, когда увидела их тела в лесу… Это… Это… Ты себе не представляешь, как это страшно. Да даже если у нас и есть маги, способные увидеть тебя драконом, я сильно сомневаюсь, что они ожидают встретить на городской ярмарке синюю ящерицу-переростка. — Девушка задорно рассмеялась, и Хранитель решил не обижаться на глупую шутку. Еще никто не называл его ящерицей-переростком. — Мне бы не хотелось, чтобы у нас всех были неприятности. Я знаю ваш мир только в пределах леса, но я понятия не имею, что в головах ваших людей. — Лучше бы ты подумал о том, что наше окружение — это наше отношение к окружающему миру. Если ты хороший человек, ну или дракон, например, то и окружение у тебя будет хорошее. А если ты везде ищешь неприятности, то и неприятности очень быстро найдут тебя. — Я бывал во многих мирах. Я научился не доверять никому и верить только в себя и собственные силы. — Ну и молодец. Правда, немного странно, что ты еще жив. Что-то когда я нашла твою бездыханную тушку в лесу, силы у тебя было, прямо скажем, маловато для махания крылышками. И вряд ли бы ее у тебя прибавилось, если бы ты не доверился мне. — Грешен. Каюсь. — Хранитель опустил голову, пряча улыбку. — Вот-вот, — она положила руку ему на плечо. — Учись доверять. И давай мы уже имя тебе придумаем. Его взгляд стал мягким и любующимся. Он медленно покачал головой и прижался щекой к ее руке на своем плече. — Только Творец может это сделать. — Я уже ненавижу твоего Творца. Надеюсь, что он хотя бы парень? Хранитель вопросительно поднял бровь и широко улыбнулся. — Если это она, я ей косы выдерну, — мстительно прищурилась Аиша. Хранитель сгреб ее в охапку и расхохотался. Они ушли на берег озера. Волны тихо шуршали о песчаный берег, как будто переговариваясь друг с другом. Солнце висело на границе воды и неба, разделяя их бело-золотым свечением. Гладь воды подрагивала золотистой ртутью, а небо словно расчерчено детской рукой дымчатыми желто-красно-оранжево-фиолетовыми полосами. С левой стороны берег окаймляет черный лес, а с правой — стелется сиреневый туман горных вершин. Хранитель втянул вкусный воздух и шумно выдохнул. Ему захотелось немедленно расправить крылья и взлететь навстречу закату. Он так давно не был в небе. Чувство радости. Безграничность свободы. Холодный ветер, облизывающий тело. Свободное падение и… хлопок раскрывающихся крыльев. Потоки воздуха. Головокружение, когда чуть меняешь положение крыла и резко уходишь в бок и вниз. Счастье летать… — Откуда ты пришел? — тихо ворвалась в его мысли Аиша. Он вздрогнул. Показал пальцем в сторону гор. — Там Творец открыл портал и ждал меня. Он был здесь несколько дней. Размышлял о чем-то. Он ждал меня. Готовился к нашей встрече. Он должен был что-то сказать. Очень важное для меня. Возможно, он хотел сказать, что пришло время возвращаться на Арктур. Возможно, он хотел, чтобы я вернул ему память… А потом он почувствовал Эльвенэль. Он ждал меня до последнего, подпустив ее максимально близко к себе. А когда оставаться на этом месте стало слишком опасно, он ушел, закрыв портал. Мы разминулись в несколько минут. Я гнал к нему, как сумасшедший… — Ты его любишь? — Я ему предан. — А есть кто-то, кого ты любишь? Он посмотрел на нее. Аиша стояла очень близко. Ее большие глаза были широко распахнуты. В них отражалось солнце и небо, добавляя к наивной зелени игривые красно-желтые искорки. Влажные пухлые губки. Темно-русые волосы заплетены в две косы и украшены желтыми ленточками. Длинная шея. Узкие плечи. Тонкие руки… Он не ответил. Хранитель никогда никого не любил. Он не знал, что значит любить. Опустился на пригорок. Сорвал маленькую маргаритку и протянул Аише. Девушка приняла цветочек. — Какая она, любовь дракона? — Села рядом. Он пожал плечами. — Я ни разу не видел ни одного дракона, который бы любил. Драконы преданы своему хозяину. — А дракон может полюбить другого дракона? Хранитель задумался, глядя на воду. Аиша не спускала с него глаз. — Может, — ответил наконец-то. — Наверное, — добавил очень неуверенно. — Я не знаю. Я не очень понимаю, что значит любить. Что такое любовь? Аиша улыбнулась. Взяла его руку в свою и приложила к своей груди. — Чувствуешь, как бьется мое сердце? Он кивнул. — Когда ты любишь, то сердце стучит быстрее. А вот тут, — дотронулась до его груди, — становится тепло. Ты испытываешь радость. Кажется, что солнце светит иначе, что деревья очень красивые. Птицы вокруг поют громче. И хочется танцевать и улыбаться. Весь мир, всё-всё вокруг тебя словно превращается в радугу после дождя. Хочется кружиться, сбивать капли, ловить их ртом и смеяться. Хочется смотреть на любимого человека, впитывать его, слушать, запоминать. Хочется быть с ним. Касаться его. Целовать… — Целовать? — оживился Хранитель. — Это когда вы облизываете друг друга? Я видел. А зачем? — Зачем? — Аиша слегка надавила ему на грудь, вынуждая лечь. Подалась вперед. — Чтобы почувствовать бабочек и то, как… губы тают на губах… Ее губы накрыли его. Мягко и очень осторожно. Легкие касания, словно прикосновения крылышек мотыльков. Маленькие поцелуйчики в уголки. Бережно провести языком по губам, вобрать нижнюю и чуть засосать. Он выдохнул и расслабил губы, прикрыв глаза и полностью отдавшись ощущениям, позволяя ей играть с собой. Язык медленно проник внутрь. Прошелся по зубам, подразнил язык. Нос снова уловил этот запах… Запах, рождающий желание… И Хранитель ответил. Это получилось как-то само собой, как-то очень естественно и неожиданно для него. Обмен слюнями оказался не так уж плох, нежели казался со стороны. Его смыло эмоциями в «воду» и заставило качаться на волнах. Поцелуй был похож на полет — безграничное удовольствие и свобода, счастье и блаженство. Рука непроизвольно заскользила по тонкому девичьему стану. По груди разливалось тепло, в животе запорхали бабочки, а внизу Билл дернулся и отодвинулся от стола, удивленно уставившись на черные буквы на белом фоне. В груди разливалось тепло, в животе щекотали бабочки, а член весьма однозначно намекал на то, что не мешало бы сходить в ванную. Потом он как-то излишне ехидно улыбнулся от осознания своего героя, его, так сказать, новых характеристик. Хранитель девственен. Причем он до такой степени невинен, что понятия не имеет, что такое поцелуй. Билл нервно заржал. С другой стороны, ну откуда ему быть опытным, если в образе человека он ходит всего ничего, а подкатить ни к одной драконше не мог, потому что все время или сражается с другими драконами, или несется за Творцом. Когда бы у него было время разводить трали-вали и решать пиписькины дела? Второе осознание было хуже первого — Билл заревновал Хранителя к героине. Проходной героине, между прочим. Которая полезла со своими поцелуями к его невинному Хранителю. Которая едва не лишила девственности несчастного раненного дракона. А этот ящер-мутант тоже хорош! Слюни распустил! Чуть было не снял с себя портки и радостно не предался разврату на траве с песком, забивающимся в жопу! Билл решительно удалил любовную сцену и пошел мыться. Время — три часа ночи, ему завтра к первой паре, а он фигней страдает, вместо того, чтобы спать крепким сном младенца. На первую пару он благополучно проспал. Кот пришел к нему под утро, когда будильник прозвонил второй раз, забрался под бок. Билл обнял его, пообещав полежать не дольше пяти минуточек, и они счастливо продрыхли до девяти. Ну и ладно. Билл шел по коридору, прочесывая взглядом студентов, стараясь заметить знакомую фигуру. Знакомая фигура действительно внезапно вынырнула из ближайшей аудитории. Правда, не совсем та, кого бы он хотел увидеть, но тоже слишком хорошо знакомая, во всех, так сказать, интимных подробностях… Билл спрятался за колонну и затаился, внимательно следя из укрытия за Бенжамином. За бывшим вышел какой-то тощий белобрысый парень. Бен приобнял его за талию, и они вместе пошли по коридору. Билл напряг память. Он узнал его. Парень был со второго курса, ездил на красной «Мазерати». Как зовут, не вспомнит, но Билл очень хорошо помнил тот момент, когда Бен чуть не сожрал его взглядом. Они стояли во дворе и что-то обсуждали. И тут вплыла эта красота и начала парковаться чуть ли не на ногах Билла. Когда парень вылез из машины, Билл ему громко и ненавязчиво сообщил, что водила — криворукий мудак с глазами на яйцах, парковка тут запрещена, и вообще. Парень посоветовал Биллу пойти на известный детородный орган. Билл повернулся к Бену и увидел его взгляд, полный обожания и похоти. Всего секунда. Потом Бен ухмыльнулся и потянул Билла прочь, тихо посоветовав не связываться с этим чмошником. Однако… Так вот в чем дело… Спор с Люкой — это не основная причина того, что Бен решил кинуть Билла. Ему надо было потрясти яйцами перед чуваком на «Мазерати». Своих денег нет, но ведь всегда можно придумать, как их добыть. Он вздохнул. Посмотрел по сторонам. Другая, более нужная фигура на горизонте так и не нарисовалась. Настроение резко испортилось. В маленькой аудитории было только одно свободное место, и Билл торопливо опустил пятую точку на стул, ибо за ним шли еще трое, и времени на раздумья у него не осталось. Повернулся к соседу и широко улыбнулся, узнав друга Тома: — О, привет! Майк оторвался от игры в телефоне и посмотрел на Билла. Улыбнулся сдержанно. — Привет! — Вернулся в телефон. — Говорят, что зачеты он ставит за посещаемость, — понизив голос, весело зачирикал Билл Майку в ухо, чувствуя колоссальную неловкость от ситуации. — Типа, если занятия не пропускаешь, то молодец и лови зачет. — Ммм, здорово, — кивнул Майк, продолжая схлопывать разноцветные пузырики. Он хотел спросить про Тома, но никак не мог придумать, как подобраться к теме. Майк явно не спешил расплываться в умилении от обрушившегося на него счастья в виде Билла. — А ты не знаешь, по «Истории языка» уже известны оценки? — Не, да там нормально все будет. — Я просто переживаю, что ваш друг мог дать Тому не те ответы или там еще… чего-нибудь… — Не, Рудольф не кидала. Он нам часто помогает. Контрольные по латыни делал? — Да. — Что получил? — Не надо о грустном. — Билл непроизвольно сморщился, вспомнив тот ад на втором курсе. — Готовился? — расплылся в наидовольнейшей лыбе Майк, явно почувствовав себя на коне. — Зубрил. Чуть глаза не вытекли. — А мы по единице. Правда, нам это стоило по соточке с носа, зато без нервов. Кстати, латынь можно пересдать завкафедре. Ну, это если ты тоже хочешь единичку в диплом. Они разрешают. — Да ну! Пусть подавится своей тройкой. А ты Тома не видел? — Потерял? — ехидно. — Угу. Всю ночь плакал, — вторил ему Билл. Майк засмеялся. — Фанат? — Даже плакат на стену повесил. — Заставка в телефоне есть? — Кстати… Хорошая тема. Майк состроил разочарованную мину и снисходительно глянул на Билла. Тот не выдержал и засмеялся. — Так приятно, когда студенты встречают тебя громким смехом, — раздалось рядом. Майк и Билл синхронно повернулись на голос и кивнули мужчине. Преподаватель ухмыльнулся в шикарные пышные усы и прошел к своему столу. — Добрый день, господа! Начнем. Лекция была нудной и отчаянно неинтересной. Майк всю пару лопал виртуальные пузыри. Билл «кроил» придуманный вчера план по их проекту с Томом. Первую половину воскресенья он пролежал со скорбной физиономией, прокручивая в голове события последних дней и страдая от собственной глупости и спешки. Накрутил себя до истерики и настоящего полноценного психа — всё пропало, теперь Том его точно бросит, а может, и не бросит, может, у них вообще вроде ничего и нет, а Том просто решил над ним поиздеваться. Потом Билл надумал, что это Бен его послал, чтобы поглумиться, как раз все сходилось — зачем бы Тому было тащить его к себе, раздеваться целиком, водить по друзьям? А может, он снял видео и выложил это в интернет? Может, они его в бессознательном состоянии… Так! Стоп! Нет. Фигня какая-то. Билл решил, что голову надо занять чем-нибудь полезным. Из полезного был только проект. И теперь именно проект должен был реабилитировать Билла в глазах Тома. Шесть часов он просидел в интернете, собирая материал и копируя информацию. Теперь бы как-то все это систематизировать и выстроить логически. А потом добавить практической составляющей и готово. Когда же эта чертова лекция уже закончится… — А Том чем занимается? — тихо спросил Билл, когда все дела были сделаны, и надо было что-то решать с зевотой. — Сейчас или вообще? — Ну, вряд ли ты знаешь, что он делает сейчас, — ухмыльнулся он. — Почему? — дернул плечом Майк и улыбнулся. — Сейчас он спит. По крайней мере, собирался спать, когда я уходил. Прозвучало весьма двусмысленно, и Билл прикусил язык, чтобы не ляпнуть чего-нибудь нехорошего. — А вообще, — как ни в чем не бывало продолжил парень, — в клубах подрабатывает. Он очень крутой диджей. — Прям крутой-крутой? — скептично хмыкнул Билл. — Не, ну не до такой степени, но крутой. Он занимается музыкой, миксует хорошо. В клубы его приглашают. Не вот прям пафосные, но в хорошие. Он на студии хочет работать, с группами. — Какой? — Не знаю. Он говорил, я не запомнил. — Вы давно дружите? — С первого курса. — Он с кем-нибудь встречается? Майк посмотрел на него по-особенному, оценивающе, понимающе. В этом взгляде Билл заметил и насмешку, и сожаление, и каплю ревности. Он выдержал, не отвернулся, не смутился. Он ждал ответа на самый важный для себя вопрос. Майк усмехнулся и снова принялся гонять пузырики в телефоне. Вот и как это понимать? На перемене они вышли на улицу. Майк от души потянулся и закурил. Билл снова заметил Бена с белобрысым владельцем крутой тачки. Они оживленно не то спорили, не то ругались, не то обсуждали что-то на повышенных тонах. Билл напрягся. Захотелось немедленно скрыться в помещении, пока его не увидел бывший. — Маааайк, — протянул сзади знакомый голос. — Как оно? Билл вздрогнул и фактически силой заставил губы не улыбаться по-идиотски широко и по-щенячьи счастливо. Том светился так, что солнце меркло. Друзья обменялись замысловатыми рукопожатиями. — Кошмарно! — трагичным голосом молвил Майк. — Что так? — участливо поинтересовался Том. — Вот! — Майк показал пальцем на Билла. — Развлекаю твоего фаната. Сил моих больше нет. Билл почувствовал, как уши вспыхнули огнем. Казалось, что даже черные волосы приобрели приятный малиновый оттенок. — Я всю пару молчал, — заикаясь, пробормотал Билл, и Том, наконец-то, удостоил его взгляда. — Да я только… Я… Я бы не сел… Там мест… Том и Майк закатились от смеха. Билл поджал губы и недовольно засопел. — Он шутит, — обнял его за плечи все еще смеющийся Том. — Рад тебя видеть. Ну что, идем? — к Майку. Тот с готовностью кивнул. — Ты с нами? — повернулся к Биллу. — А куда вы? — В музей современного искусства. Я бы так назвал это место. Билл покосился на стены альма-матер, вспомнил про две пары, которые еще должны быть, и кивнул. Прогуливать пары в музее — только в их уни такое возможно. Это было настоящее приключение — веселое, озорное и приятное. Том притащил их в мастерскую к скульптору, как он утверждал, «ужасно талантливому, но неизвестному, зато творящему настоящее современное искусство». Скульптор, видимо, их ждал. Раздал всем пива, показал некоторые из своих работ. Потом отвел в угол и высыпал на стол кучу безделушек разной степени упоротости. У Билла аж в зобу дыхание сперло — так много брутальной красоты и всё можно трогать, мерить и рассматривать. Кольца, браслеты, украшения для пирсинга — оооо, если и существовал рай на земле, то он определенно располагался в этом углу мастерской. Том тоже с большим энтузиазмом изучал украшения, обсуждал с Биллом, что интересно, насколько креативно, что стильно. Билл с видом знатока консультировал друга, выбирая для него браслеты и кольца. Гадкий Том еще постоянно подпитывал его эго, ненавязчиво бросая, что, мол, Билл очень стильный, и его консультации бесценны. Билл не был стильным, на стиль у него не всегда хватало денег. Билл больше был странным, в том числе в одежде. Но эта странность чаще нравилась окружающим, а он не спешил их разочаровывать. И вот теперь странный Билл встретил странные украшения, и они однозначно нашли друг друга. — Посмотри вот это, — протянул Том ему браслет. — Нравится? — Забавный, — покрутил его Билл. Две цепочки. Одна опоясывала запястье, другая кисть. На руке смотрелось очень интересно. — Классная штуковина. Ненавязчивая, но притягивающая взгляд. Том кивнул: — Да, мне тоже понравилось. Я же говорю, Бруно — талант! — А вот это необычно очень. Как тебе? — Билл показал Тому кольцо, сделанное явно из гвоздя в виде греческой омеги. Надел его на палец. Село как влитое. — Хм… Как на меня делали. Том тоже померил кольцо. И ему подошло. — Эй, хватит там ковыряться! Идите лучше сюда! — позвал их Майк. Ребята отложили украшения и пошли на зов. Майк стоял на крыше, которую превратили в маленький оазис — пуфы для сидения, деревья в кадках, закрывающие отдыхающих от взоров жителей других домов. Великолепный вид на город. На гриле готовились колбаски. Мраморный стол, на котором лежала зелень и стояли кетчуп и много пива. — Сейчас, почти все готово, — улыбнулся Бруно, скидывая колбаски в миску. — Том, ты сделал, что я просил? — Да, всё покажу. Думаю, тебе понравится. — А что ты должен был сделать? — спросил Билл тихо. — У Бруно скоро выставка. Он просил меня подобрать музыку. Это называется фоновое функциональное музыкальное сопровождение. Мы на прошлой неделе встречались. Это не займет много времени, не переживай. — Я и не переживаю. — Билл улыбнулся мягко. — Я никуда не спешу, и мне интересно посмотреть, что это такое. Потом Билл все больше ел, смотрел и слушал. Майк запустил на ноуте музыку, и они с Томом объясняли, как музыка «пойдет» по галерее за зрителями. Билл ненавязчиво заметил, что не совсем понятно, что делать опоздавшим, но Майк все продумал (оказалось, что он пробует силы в звукорежиссуре или что-то вроде того, в общем, он должен сделать так, чтобы звук «тек» за зрителем) — в зале расположат несколько звуковых точек, которые будут звучать автономно, но при этом не перебивая друг друга. Билл еще попытался поумничать, чем раззадорил всех, и быстро умолк. Том прокручивал композиции, «перетекал» их друг в друга и «переплетал». Бруно «выстраивал» картины на плане. Они искали нужный ракурс для звуковых точек. Все это было безумно интересно. Билл смотрел на Тома, слушал, впитывал. Он замечал, как тот общается, держится, жесты, позы, фразы. Как хохмит, улыбается, машет руками. Доказывает, спорит, морщится и настаивает на своем. Он взял салфетку и принялся записывать мысли, чтобы не забыть, не упустить, не потерять ни единого слова. Их мозговой штурм продолжался до позднего вечера. Бруно отверг какие-то композиции, и Том тут же предложил другие, перекинул несколько картин и иначе расставил некоторые скульптуры. Майк сбежал раньше, у него была еще какая-то встреча. И судя по блестящим глазам, весьма приятная. Билл терпеливо ждал, когда же творцы договорятся. В голове уже крутился сюжет для новой главы и правки по тексту к характеру Хранителя. У него дракон был слишком идеальным, не совсем живым и настоящим. Если добавить кое-каких штрихов к портрету, то все обязательно заиграет другими красками — более яркими и сочными. Они брели по вечернему Берлину и наслаждались теплым вечером. Погода еще оставляла желать лучшего, днем то моросил дождь, то выглядывало солнце, то дул пронизывающий холодный ветер, то вдруг становилось тихо и тепло. Хотелось то снять куртку, то достать шерстяное пальто и теплый шарф. И только Биллу было не жарко и не холодно, лишь бы дождь не капал. Они с Томом шли по улице и болтали обо всем. Это было такое единение душ, какого никогда с ним не было раньше. С ним было очень легко и интересно. Том бесконечно много говорил, размахивал руками и задорно смеялся. Билл опять слушал и впитывал его, открыто любуясь, провоцируя на спор, временами специально дразнил и поддевал. Том велся на провокации и шутил, провоцируя сам, поддевая Билла, заставлял краснеть. А еще Том смотрел на него. Постоянно смотрел. И касался его руки. И эти взгляд и прикосновения кружили Биллу голову. И он улыбался еще шире и еще счастливее. Существует ли любовь с первого взгляда? Да. Существует. Билл теперь это точно знает. — Если хочешь, зайдем ко мне. — Билл нерешительно показал Тому взглядом на черные окна на первом этаже. Они стояли у его подъезда почти в полной темноте. И только желтоватый свет из окон на втором этаже едва дотягивался до их лиц, ложась неровными резкими тенями. — У меня дома кот, — добавил шепотом. — Большой такой, черный… — Которого ты тут нашел? — посмотрел в темень Том. — Да, вот на этом месте. Ну не совсем на этом. Вон там, около ступеньки. Возникла неловкая пауза. Том все также игриво сверкал глазами и гонял языком колечко в губе, отчего у Билла сносило крышу и накрывало возбуждением. Том сейчас был похож на демона-искусителя, а Билл чувствовал себя старой девственницей, которая никак не может заманить в свои владения жениха. Он перекатывался с мыска на пятку и обратно, засунув руки в карманы, чтобы хоть как-то скрыть бугорок полувозбужденного члена в тесных джинсах. Чертов Том! — А еще я там накидал по проекту… Но времени не было тебе показать… Складывалось ощущение, что Том тупой и не понимает намеков. Или не хочет… Да, наверное, он просто не хочет. Friends only… — Ты завтра на драматургию идешь? Билл кивнул. — После занятий можем посмотреть и обсудить. У тебя будет время? Билл снова кивнул. Надо включать борзометр. Friends only значит friends only. — Ладно, давай вали. Хватит здесь стоять. Мне утром еще на работу. — Билл несильно подтолкнул его в плечо в сторону дороги. — Давай, давай, проваливай. И не забудь, место у окна — моё. — Ты прям хамишь! — вздернул нос Том, перехватив его руку. — Хоть прям, хоть вкривь, а место у окна моё, — попытался вырваться Билл, не особо настаивая. Том резко дернул его на себя, обхватил за талию и впился в губы жадным болезненным поцелуем. Зубы стукнулись о зубы. Язык ворвался в рот требовательно и агрессивно. Том словно заявлял на него свои права, по-хозяйски забравшись под худи и коснувшись холодной рукой горячей кожи. Рука тут же сползла вниз по пояснице. Под ремень в джинсах. Легла на ягодицу и сжала ее. Билл не остался в долгу — провел рукой по боку и растаял от бархата его кожи. Том оторвался так же стремительно — резко отпрянул на шаг и дерзко улыбнулся. — И не надейся. Билл ухмыльнулся в ответ: — Я сказал, моё, значит, моё. До завтра. Повернулся и быстрым шагом скрылся в подъезде, широко улыбаясь и едва ли не прыгая от счастья. Том пах нереально вкусно и капитально сносил ему голову. А еще некстати вспомнилось, что Хранитель девственник. Почему-то эта мысль заставила Билла рассмеяться. Так может у нас здесь не friends only, а самый настоящий virginal**?