Шерлок Холмс. Сериал от Губернатора Содома. 3 серия: Дело о двух миллионах и пропавшей наследнице

Ватсон Это случилось в пятницу 31 октября 1894 года. Мы с Холмсом возвращались из оперы. Было холодно, сыро, накрапывал дождь, найти экипаж или кэб после представления было невозможно, и мы направились домой пешком. Холмс был мрачен и молчалив. После Вагнера он всегда мрачен, но в этот раз его угрюмость внушала мне беспокойство. Весь день он был дерганный и даже злой: брался за скрипку и откладывал, начинал читать газету и бросал. Накричал на миссис Хадсон, когда она спросила в каком часу подавать обед. Я устроился в гостиной со своими записками, внимательно следя за каждым движением Холмса, и замирая, когда он выдвигал один из ящиков своего стола. Меня беспокоил самый верхний, где лежал шприц для инъекций. Вторую неделю у нас не было никакого интересного дела, и Холмс маялся от скуки. Правда, рано утром миссис Хадсон принесла какое-то письмо, и я было, обрадовался, что оно от клиента, но видимо, это было не так. Мы шли в полном молчании, а мне всё не удавалось придумать нейтральную тему для разговора. — Я заметил в фойе афишу — через две недели будут давать восьмой концерт Вивальди, я бы послушал… — Холмс обожает Вивальди, но на мою реплику никак не реагирует. Лишь спустя десять минут я дожидаюсь в некотором роде, ответа: — Ватсон, кажется, за нами следят. Не оборачивайтесь и ускорьте шаг. Мы пошли быстрее. Когда до нашей двери оставалось шагов десять, на нас напали. Я услышал за спиной топот нескольких ног, а Холмс крикнул: — Бегите, Ватсон! — и толкнул меня вперёд. Я никуда не побежал, собираясь развернуться и дать бой, но меня мгновенно схватили, скрутили и ткнули в лицо остро пахнущей тряпкой. С Холмсом, насколько я мог увидеть боковым зрением за секунду до своего обморока, обошлись точно так же. Первое, что я увидел, придя в себя — лицо милейшей миссис Хадсон. Холмс Я живу преступлениями, я люблю преступления. Я — аморальный человек. Преступления не возмущают, а восхищают меня. Даже те, что направлены против меня. Поэтому, когда на нас напали у дверей нашего дома, и я услышал возле лица пронзительный запах хлороформа, меня волновало лишь то, что будет с Ватсоном. Хлороформ — отличное средство для того, кто решил похитить Шерлока Холмса по дороге из оперы. Любой, знающий меня хоть немного, поймёт, что я очень своенравен, свободолюбив и при любом насилии буду сопротивляться до последнего. Я не постесняюсь также пустить в ход самую подлую хитрость, какая мне придёт в голову и на которую мне хватит моего актёрского мастерства. А я уверен, что мой актёрский дар весьма разносторонний. Поэтому я мысленно похвалил своего похитителя за проявленную смекалку и расслабился. К тому моменту, как отрава перестала действовать, я лежал на широкой кровати в хорошо обставленной комнате. На прикроватном столике стоял поднос с горячим бульоном и несколькими ломтиками поджаренного хлеба с беконом. Моим похитителем был сэр Эдуард Брендон Филипп Кранчестер, пэр, член палаты общин и богатейший человек в Британии. Утром он прислал письмо, в котором требовал от меня участия в неком секретном деле, которое «может стать величайшим событием в моей карьере». Одна эта фраза отвратила бы меня от всякого общения с подобным клиентом. К тому же, как я понял, это была всего лишь кража, пусть и очень большой суммы денег. На моей памяти ещё был свеж скандал трехмесячной давности, когда владелец крупных угольных шахт на севере сэр Кранчестер отказался поддержать деньгами семьи пятнадцати погибших в шахте рабочих, ссылаясь на то, что горняки сами были виноваты в случившейся аварии. Какую бы сумму не украли у этого черствого скупердяя, я целиком на стороне воров. Поэтому письмо и визитка полетели в огонь камина. Ватсон конечно, осудил бы меня за отказ, поэтому я счёл за благо не сообщать ему о письме. И вот теперь сэр Эдуард хочет показать мне, что привык добиваться цели, не считаясь со средствами. Что ж, он дорого заплатит за свою самоуверенность. Должно быть, за мною пристально следили, потому как стоило мне встать с кровати, дверь распахнулась и в комнату вошёл Эдуард Брендон Филипп Кранчестер собственной персоной. У меня было искушение упасть на постель, но в последний момент я решил, что это будет совсем уж мальчишеской выходкой. — Мистер Холмс, я прошу и умоляю простить меня за моё дерзкое решение украсть вас… — Что с моим компаньоном, Джоном Ватсоном? — Надеюсь, он в добром здравии, как и вы сейчас. Отсутствие вашего ответа я истолковал как отказ. — Вы всё правильно поняли. Кражи — не моя специфика. — Но пропала моя дочь! — в редкие моменты душевная боль придавала лицу этого человека некоторую человечность. — Сколько ей лет? — Семнадцать. Но она совсем ребёнок. — Родители всегда склонны недооценивать самостоятельность своих чад. Должно быть, она просто сбежала от самодурства собственного отца. Обратитесь в полицию, скорее всего, её найдут в ближайшем отеле. — Моя дочь ни в чём не знала отказа. К тому же в воскресение, мы объявляем о её помолвке с герцогом Бристольским. — Возможно, перспектива замужества не радует её. — Нет, их чувства взаимны! Я уверен, мою дочь похитили вместе с деньгами, как заложника или нежелательного свидетеля. Умоляю, найдите мою дочь и мои деньги, сумму гонорара назовите сами, я готов на любые траты. Мне сразу вспомнились пятнадцать погибших мужчин, на семьи которых у чадолюбивого лорда не нашлось лишнего фунта. — Мой гонорар обычно составляет десять процентов от стоимости найденного предмета или вещи. Ваша дочь не вещь и не предмет, поэтому её поиск не будет стоить вам ни пенни. — Но это громадная сумма! — Плюс накладные расходы, — мне доставляло удовольствие следить, как борются в этом человеке алчность и страх. — Вы не представляете, о какой сумме идёт речь! — Мои услуги стоят дорого. Здоровье и моральный комфорт моего компаньона стоят ещё дороже. А они, подозреваю, серьёзно пострадали. Десять процентов от похищенной суммы. Или так или никак. — Хорошо. Но если вы не найдёте мою дочь, или она окажется мертва, ваш гонорар уменьшиться вдвое. Тут я не выдержал и расхохотался. Приятно иметь дело со столь цельным человеком. Деньги — вот что стоит у него на первом месте. — Боюсь, в данной ситуации нет ничего смешного, мистер Холмс, — член парламента приблизился ко мне с явной угрозой, написанной на лице. — Составляйте договор, и приступим к поискам. Дорога каждая минута. Ватсон Оказывается, негодяи усыпившие меня, долго колотили в дверь 221Б, и по-видимому, ушли с Бейкер-стрит только тогда, когда убедились, что моё бесчувственное тело заметили и не оставят без помощи. Это давало мне слабую надежду на то, что Холмса похитили не затем, чтобы потом убить. Зачем же тогда? Запугать? Ради выкупа? Ради его способностей? Какой-нибудь обезумевший или преступный клиент? Организовать такое слаженное похищение стоит немалых денег и весьма большой ловкости. Я не знал, что мне делать: немедленно сообщить в Скотланд-Ярд или набраться терпения и ждать вестей. Ведь если Холмса похитили люди, желающие сохранить всё в тайне, огласка может повредить. Если бы Холмс был в сознании, я был почти спокоен за него. Холмс сильный и находчивый, он умелый манипулятор и может найти подходы к любому человеку. Уверен, не только на меня он умеет воздействовать гипнотически. Но одурманенный хлороформом, он совершенно беспомощен. От этой мысли у меня всё внутри сжималось. «Мой мальчик», — так я с недавних пор мыслю о нём на самых тайных этажах своей души. Потому что даже будучи гением, он всего лишь человек, хрупкий и маленький на этой огромной планете, и такой неповторимый. Я люблю его, моя любовь только усилилась, когда он вернулся. Хотя, казалось бы, куда больше. Это больше, чем любовь к брату, отцу, сыну. Это даже больше, чем моя любовь к Мэри, как ни печально мне это было признать. Я боюсь, что мои чувства принесут нам только горе. Я оправдываю себя тем, что я одинок, что будь у меня дети, хотя бы один ребёнок, я бы не сосредоточил всю свою жизнь на Шерлоке Холмсе. На необыкновенном, совершенном человеке. Но это случилось. И ничего менять я не хочу и не буду. Я узнал счастье — оно состоит в том, чтобы видеть его, слышать его голос, наслаждаться проявлениями широты и изощрённости его ума, и быть с ним, когда он несносен. Защищать его от него самого. «Мой мальчик, я готов молиться всем богам, чтобы с тобой ничего не случилось». Но в сей момент, я не должен пугать миссис Хадсон. Нам повезло с её железными ирландскими нервами, но никто не вечен. Я рассказал ей свою версию произошедшего. Я не скрыл, что на нас напали, меня оглушили, а Холмс, вероятно, отправился преследовать нападавших. Запах хлороформа выветрился, поэтому врать я мог более или менее спокойно. Тем не менее, миссис Хадсон была обеспокоена: — Значит, нападавших было несколько? Как же мистер Холмс — один против нескольких негодяев? — С ним его трость, — успокоил я её. Хотя прекрасно знал, что в тот день Холмс трость не взял. Нужно припрятать её подальше, чтобы миссис Хадсон не заметила. Я решил набраться терпения и ничего не предпринимать. И если до восьми утра от Холмса не будет вестей, я подам во все газеты объявление такого вида: «Свидетелям происшествия с известной особой, случившегося возле дома номер сто девятнадцать по Бейкер-стрит будет выплачена сумма в две тысячи фунтов за любую информацию. Анонимность и секретность гарантируется». Кто-нибудь из нападавших, должен это прочитать и соблазниться большой суммой денег. Я сел за стол и набросал черновик объявления. На моём счёте денег намного меньше, но в крайнем случае, я могу рассчитывать на помощь Майкрофта. Объявление должно дать хоть какие-то плоды. Может, растревожит это осиное гнездо гипотетической возможностью предательства одного из похитителей. И я смогу извлечь из этого пользу. О том, чтобы лечь спать не могло быть и речи. Я достал свой револьвер и принялся за его чистку. Холмс Пока секретарь сэра Кранчестера составлял договор, я приступил к расспросам: — Сколько комнат в этом доме? — Тридцать три. — Сколько слуг? — Тридцать два или тридцать три человека… — Почему вы не знаете точно? — Экономка на днях сказала, что придётся уволить одну горничную, и нанять другую. — Что она сделала? — Кто? Горничная? Какое это имеет значение? — вспылил сэр Кранчестер. — Я не знаю. — Когда из дома пропадает столь значительная сумма денег, каждая мелочь имеет значение. Кстати, о какой сумме идёт речь? — Два миллиона фунтов. Если бы я не был так обеспокоен нынешним состоянием моего дорогого Ватсона, я бы наверное, удивился. Но в данный момент вся моя скудная эмоциональная палитра горела красным цветом беспокойства за друга. В этот момент в комнату вошёл секретарь с договором в руке. Я бегло просмотрел его, кажется, он был вполне правомерен. Хотя, пункт о том, что мой гонорар уменьшится в два раза при смерти дочери мистера Кранчестера, всё же позабавил меня. Впрочем, я не возражал. Вознаграждение и без того было весьма значительным. — Допишите в договор пункт, что во время расследования мой компаньон доктор Ватсон должен находиться при мне и перемещаться по вашим владениям так же свободно, как и я. Кранчестер если и имел возражения, то на этот раз оставил их при себе. Я написал коротенькую записку Ватсону и отдал её секретарю с просьбой доставить как можно скорее на Бейкер – стрит. — Когда была обнаружена пропажа? — Сегодня… то есть уже вчера утром. Проснувшись, я пошёл проверить комнату с деньгами и обнаружил взлом и пропажу. — И вы никому об этом не сказали? И не вызвали полицию? — Нет. — Почему? — Разве это не очевидно для вас? — раздражение моего клиента на меня никак не действовало. Встречались мне и более строптивые люди. — Хорошо, вы испугались возможности огласки. Утаивание двух миллионов от налогов даже члену парламента не сойдёт с рук. Как вы обнаружили исчезновение дочери? — Обнаружив пропажу денег, я забеспокоился о том, что грабители могли легко пробраться и в жилые комнаты. Дочери в её спальне не было. Не было её и в других комнатах, где она обычно бывала. — Кому вы сообщили об её исчезновении? — Только жене. Слугам жена сказала, что дочь заболела и не покидает своих комнат. А еду ей будем носить мы с женой. Я даже вызвал нашего врача, и он пробыл некоторое время в её комнатах. Но говорил с ним о своих болячках. Про дочь я ничего ему не сказал. — Она ваш единственный ребёнок и единственная наследница? — Она — единственный ребёнок и основная наследница. Жена после моей смерти получает постоянный доход. — Деньги были в монетах или в банкнотах? — Часть в монетах, часть в банкнотах и ценных бумагах. — И зачем понадобилось хранить дома столь огромную сумму наличными? — Это к делу не относится, — отрезал сэр Кранчестер. — Если вы не будете говорить, я буду строить предположения на пустом месте. И эти пустые предположения с большой вероятностью заведут меня не туда. — Предположения ни к чему. Я просто решил сменить банк. — Вероятно, английский на швейцарский? — Да. Деньги предназначались для отправки в Швейцарию. — Какой объём занимала эта куча денег? Чемоданы, саквояжи, ящики? — Четыре небольших крепких ящика с монетами. Один большой кожаный саквояж со стопкой ценных бумаг, и два средних кожаных саквояжа с банкнотами. — То есть это не то, что мог унести за один раз один человек? — Если переложить монеты в крепкий заплечный мешок, типа солдатского, то вероятно, смог бы. Общий вес этих двух миллионов составлял около ста фунтов (сорок килограммов). Нам пришлось отвлечься на минуту, чтобы подписать окончательный вариант договора между мною и сэром Кранчестером. Сразу после этого хозяин повёл меня осматривать место преступления. Как я и предполагал, он направился не в комнату своей дочери, а туда, где хранились пропавшие миллионы. Деньги хранились не в сейфе — такого огромного сейфа в доме не было. Для подобных целей имелась специально оборудованная комната в подвале, рядом с винным погребом. В помещении была всего одна дверь, и попасть туда можно было из небольшого коридора, ведущего на кухню. Дверь была тяжёлой, металлической, стена тоже была весьма прочной. Ни стена, ни дверь не имели особых повреждений, очевидно, похитителям удалось подобрать ключ. Однако, на двери, возле замка были царапины, долженствующие показать, что тут поработали отмычкой. Но я знал, как выглядят следы отмычки в неумелых руках. Потому что в умелых — отмычки не оставляют следов на поверхности двери. Нужно разобрать замок, чтобы увидеть следы от взлома. — У кого есть ключ от этой двери? — Ключ от этой двери большого размера, и он обычно лежит в сейфе, в моём кабинете. Ключ от сейфа всегда при мне. Я не снимаю его даже когда моюсь. Сэр Кранчестер вытащил из-под воротника край шелкового шнурка, на котором висел ключ. — Могу я посмотреть на ключ? Миллионер сморщился, но вытащил ключ из под одежды. Я тщательно изучил его. — Вы с женой, полагаю, спите в разных спальнях? — Что за нелепое предположение? У нас с женой общая спальня! — влиятельный политик с вытаращенными глазами напомнил мне салонную собачку. Мопса, кажется. — Что леди Кранчестер думает об исчезновении дочери? Она разделяет вашу версию о том, что девушка не по собственному желанию покинула дом? — Моя жена — не родная мать Сары. Вы сможете поговорить с нею завтра. Сейчас она уже спит. — Кто из ваших домочадцев мог знать о хранящейся в подвале сумме? — Из домочадцев — никто. И вообще — никто, кроме нескольких служащих моего банка. Мы соблюли предосторожность. Деньги были сложены в два обычных бочонка, монеты в одном, бумажные деньги – в другом, и под видом винной поставки, прибыли в поместье. Потом деньги в бочонках вместе с другими винными бочками были спущены в погреб. Лишь два бочонка с деньгами немного «ошиблись дверью». Потом я сам переложил деньги из бочек в саквояжи. — А куда вы дели пустые бочонки? — Отнёс в погреб, — сэр Эдуард, казалось, задумался: — По крайней мере, мне так кажется. — Давайте посмотрим. Бочонки с деньгами были как-то отмечены, чтобы отличаться от других бочек? — На них была наклейка Лондонской пивоварни. На всех остальных было наклеены этикетки французского поставщика вин. Хотя в сущности это было ни к чему — я сам сопровождал груз, и бочонки были у меня перед глазами. — Все бочонки были одинакового размера? — Да, чёрт возьми, они все были одинаковыми! По два галлона каждый! Какое это имеет значение? — Два галлона вина весят около двадцати пяти фунтов. Деньги весили сто фунтов. Кто-то из ваших слуг, помогавших с бочками мог заметить разницу. — К бочонкам с деньгами никто кроме работников банка не прикасался! Пустые бочонки действительно нашлись в погребе. Однако они стояли в стороне от других пустых бочонков и могли определённо привлечь внимание чьих–то слишком любопытных глаз, тем более, что у них было выбито дно и отсутствовало характерное отверстие. Вино из винных бочек забирают через специальные ввинчивающиеся винные краны, дно при этом остаётся не тронутым. Сэр Эдуард собственной рассеянностью перечеркнул все труды, нацеленные на безопасность денег. — Осматривать поместье в темноте — неудобно. Поэтому будьте любезны познакомить меня со своими слугами. — Вы думаете, в этом замешан кто-то из слуг? — Я в этом не сомневаюсь. — Хорошо, я велю их разбудить.