contrast

      – Хён, – Чимин влетает в студию без стука, и от резкого толчка дверь громко ударяется о стену. Парень виновато улыбается и закрывает ее, уже аккуратно щелкнув замком. В его руке неизменный стаканчик кофе из старбакса, а на голове красная шапка. Он привычно ставит пластик на стол перед Юнги, когда замечает, что старший что-то активно пишет в блокноте, и плюхается на маленький диван, расслабленно выдыхая.       Такой Мин, поглощенный работой, отстраненный от всего и погруженный в свои мысли, охваченный вдохновением, заставляет восхищаться. Его лица не видно, но напряженные плечи и шея выдают всю сосредоточенность, длинные, узловатые пальцы ловко крутят ручку и быстро клацают по клавиатуре, демонстрируя профессионализм. Мин однозначно любит то, чем занимается, и музыка доставляет ему удовольствие. Пак понял это, когда немного ближе узнал композитора. Тогда Юнги дал прослушать ему пробную версию его трека, тягучую и пробирающую до дрожи. Это были всего лишь наброски будущего шедевра, но они уже въедались под кожу раскаленным железом, вызывая во всем теле желание начать двигаться. Именно тогда Чимин уже в голове начал ставить танец: плавный и порывистый, дерзкий и чарующий.       Юнги пропустил тот момент, когда Чимин стал кем-то больше, чем обычный заказчик. Просто в один день, уже после того, как забрал готовую композицию, он пришел к Мину в студию с двумя стаканами американо и пакетом сладких булочек, сказав, что идти ему некуда: в репетиционном зале прорвало трубу, домой дико не хотелось, а студия старшего находилась поблизости. Юнги честно хотел его послать, но очередной недосып и голод давали о себе знать, поэтому он разрешил остаться донсену. А потом еще раз. И еще.       И вот Чимин методично два-три раза в неделю наведывался к нему в студию, принося с собой кофе и часто свежую выпечку, включал кондиционер, освежая застоявшийся воздух, и рассказывал о своих успехах. Юнги слушал в пол уха, не всегда даже понимая значения сказанных фраз, но отчего-то, когда он возвращался в холодную квартиру под кучу одеял, в его голове звучал именно голос Пака, звонкий и порывистый. И засыпать было легче.       – Чего такой шумный? – брюнет устало трет глаза, отпивая из стаканчика остывший напиток, и разворачивается на кресле к гостю. Чимин уже с полчаса громко дышит, шуршит одеждой и вообще всячески пытается привлечь внимание композитора, выдавая свое нетерпение.       – Я закончил постановку танца, – его лицо озаряет совершенно счастливая, сияющая улыбка и глаза превращаются в щелочки. Парень порывисто достает телефон и что-то ищет в нем, а потом пихает гаджет в руки Мина и придвигается ближе, нервно теребя края пальто и смотря на экран. Юнги видит обычную танцевальную студию с черно-белыми стенами, которые из-за приглушенного света кажутся совсем темными и мрачными, в центр выходит Чимин, лица которого не видно, так как две лампы работают позади него, оставляю зрителю только его силуэт. Слышатся первые звуки написанного Мином трека и парень на экране начинает медленно двигаться, плавно скользя в полумраке. Его движения профессиональны и красивы. Тело подчиняется звукам музыки, будто ноты выстраиваются в длинные нити и завладевают всем Паком, направляя. Неожиданные выпады и невообразимые изгибы заставляют Юнги на долю секунду задержать дыхание и понять, что сердце сбилось со своего прежнего ритма. Музыканту определенно нравится то, что он видит перед собой.       – Это шикарно, – срывается с его губ и Юнги уже начинает себя корить за несдержанность, но еще более счастливая улыбка сбоку дает понять, что это именно то, что он него хотели услышать.       – Спасибо, хён.