Silentium Amoris

Дима выглядел, как сверхдовольный кот. Он улыбался, оперевшись на стену, и нагло курил, стряхивая пепел в пивную банку. — Я так-то не допил, — лениво кинул Максим. — И вообще, нехуй курить у меня в комнате. Фадеев тихо хмыкнул, поднимая банку и тряся её. Действительно, что-то булькает. Он затянулся в последний раз, после кидая бычок внутрь банки и протягивая оную парню. — На! — с широкой улыбкой сказал он, получая в ответ болезненный пинок ногой Голышева, что так шустро вылезла из-под одеяла. — Пидор. Мать Максима обещала вернуться поздно, из-за чего её сына вмиг решил позвать к себе друга. Фадеев прибыл незамедлительно, с порога утащив парня в спальню. Как давно они по-человечески трахались на кровати? Чёрт знает, но точно очень давно. Голышев в этот раз особо не сопротивлялся, позволил Диме командовать. После, слегка охладив пыл, они выпили по банке пива, сопровождая это бессмысленным трепом (Макс выпил чуть меньше), а затем все по новой. Сейчас они отходили после очередного раунда. Дима курил, с трудом пытаясь отогнать ненужные мысли тем, что он только что хорошо отодрал одного засранца, а Максим просто лежал, ибо шевелиться не хотелось совершенно. Ему было так хорошо, что любые проблемы встали на второй план. По телу разливалось приятное тепло, в районе паха классно гудело, а сидящий рядом парень не вел себя как конченая скотина. Идиллия. Голышев прикрыл глаза, погружаясь в звенящую тишину — отчего-то ранее напрягающее молчание с недавних пор стало ему нравиться. Ебаные Конченков и Лавров. Но про себя он понимал, что если Фадеев молчит, то это не к добру. Через пару мгновений Макс ощутил, как чужая тушка ложится рядом, а после кладет свою голову ему на плечо, плотнее прижимаясь. Дима тяжело выдохнул, обнимая его. От прежнего куража — ни следа. Максим бы возмутился, как обычно, ибо «что за пидорские жесты», но промолчал. Сейчас это будет лишним. Вместо этого он, поборов часть себя, запустил пальцы в его волосы, сильнее прижимая его голову к своему плечу. Но та самая его часть тоже не сдавала позиции, развеяв мысли Макса о том, что неплохо бы ещё и поцеловать его — без какого-либо подтекста просто чмокнуть в лоб. — Что за пидорские жесты, Голышев? — пробубнил Дима. — Тебе когда-нибудь кто-нибудь говорил, что ты говно? — Сотню раз. А тебе, любимый? — Фу, блять! Хотел я как лучше, но забыл, кажется, что Фадеев — это Фадеев. Дима широко улыбнулся. Рука Максима была по-прежнему на месте. Тиканье часов казалось слишком громким, однако неплохо успокаивало. Максим в душе не ебал, что в голове у Димы, но подозревал, что там пиздец, однако и лезть не планировал. Фадеев заткнулся, что само по себе удивительно, а значит, его мысли заняты чем-то важным. Голышев, осознав, что слишком много думает об этом идиоте, одернул себя, старательно забивая голову чем-то иным, но тщетно. Почему-то он до сих пор считал их отношения неправильными, при этом одновременно думая, что клал он на мнение окружающих. Вот так странно и непонятно. Димка ему очень нравился, но ярлыки мешали спокойно жить. — Расслабься уже, — низко позвал Дима, — не напрягайся из-за хуйни. — С чего ты взял, что это так? — Чувствую я, что ты напряжен. — А почему из-за хуйни-то сразу? — А когда-то было иначе? Максим лишь пожал плечами. Ну, возможно. Он считал, что напрягаться из-за хуйни — нормально, а вот мысли его и заботы далеко не хрень, так что думать об этом вдвойне нормально. — И с каких пор это ты у нас такой охуенный телепат? — продолжил Голышев. Дима хихикнул, после чего пощекотал бок парня кончиками пальцев, тем самым вызвав приятную дрожь, но не ответил, ибо не знал как. Максим, вроде как, слегка расслабился и даже отвлекся. Дима тоже. Часы по-прежнему тикали очень громко, и Фадеев отчего-то решил, что все это слишком скучно. — На субботу все в силе? — руша уже привычную тишину, поинтересовался Максим. Он знал, что все будет, как они договаривались, но решил переспросить. — Ага-а, — кивнул тот, а после привстал, чтобы взглянуть на Макса. Последний поджал губы, глядя в стену. — Только я Лаврову ничего ещё не сказал. — Меня это волнует в последнюю очередь, — решил Голышев, немного солгав. Не то чтобы это его волновало — на Игоря ему было плевать, а вот присутствие Стаса его реально заботило. И он сам не понимал почему. Вроде, они когда-то посрались, да и сейчас не особо общаются, но он чувствовал, что Конченков там должен быть, а без Лаврова он вряд ли придёт. — Да они согласятся, — Дима прервался, поправляя одеяло, — я великолепно владею даром убеждения. — Плавали — знаем. По сути, Лавров согласился бы и без волшебного «дара» Фадеева, ибо хороший концерт одновременно с попойкой задаром — подарок судьбы. Надеялись они, что в этот вечер произойдёт и ещё один подарок, но вероятность того была ничтожна. Хотя Макс давно заметил, что она растёт. Достаточно было дать этому парню один-два, ну, может, три пинка, как все пойдёт по плану. — И с каких пор мы занимаемся благотворительностью? — удивился сам себе Голышев. — Ну, лично мне это все реально интересно, — честно ответил Дима. — Экспериментатор хуев. Фадеев промолчал, окончательно сел и потянулся за очередной сигаретой. Диме в какой-то степени нравилось делать людям хорошо, как-то помогать, хоть порой и безвозмездно, ведь чаще всего скрытно. Вот и сейчас: ему был по-настоящему интересен Стас, тем более, что с ним якшался его друг, а это ебаное комбо. Так уж было заведено: да, Фадеев — скотина, но в карму он верил, посему восстанавливал баланс черно-белого. Хоть и столь своеобразными методами. — Скоро мать придёт, — вспомнив о времени, сказал Максим. Она, конечно, смирилась с тем, что сын курит, но дымить дома было нельзя. — Я потом открою окно, сиди ровно. Голышев и до этого-то слабо протестовал, а сейчас вообще махнул рукой. Спорить с Димой бесполезно. Фадеев пару раз затянулся, а после предложил сделать то же самое и Максу. Тот встал, откинув одеяло, и, совершенно забив на наготу, сел рядом, рукой следуя за сигаретой. Но Фадеев вмиг засунул её обратно в рот, крепко зажал фильтр меж губ. — Пидор. Голышев, слабо удивляясь этому придурку, потянулся за полупустой пачкой, ибо его уже раздразнили, однако Фадеев успел поймать его, утягивая в глубокий поцелуй «с дымком»: Дима выдохнул дым прямиком ему в рот, затем, дав Максу секунду на вдох-выдох, полез сосаться сразу с языком. Глубоко и влажно. Голышев сперва недовольно застонал, но ответил, а потом и вовсе уселся на колени парня, крепко притягивая его к себе за шею. В такие моменты никто не шутил про «пидорские жесты», ибо было совсем не до этого. Дима удобно уместил ладони на его ягодицах, сильно оттягивая и сжимая одну, средним пальцем скользя в ложбинку, целуя пухлые губы с особым напором. — Давай по-быстрому, пока никого нет, — прохрипел Дима. Он был уже прилично на взводе, как и нагой Максим. Зачем, спрашивается, он сам трусы натягивал, если сейчас их опять снимать? — Только теперь я сверху, — добавил Максим. Дима вновь улыбнулся, резко укладывая его на спину. — Не сегодня, дорогой. Времени мало, так что давай сюда свою задницу. Фадеев сел, притягивая парня к себе за бедра, готовясь к протесту, однако его не последовало. Дима спокойно разделся, запихивая трусы под подушку, чтобы потом не искать, после чего широко раздвинул длинные ноги Голышева, прижался членом к напряжённому входу, потерся. — Она потом опять болеть будет, — лишь сказал Максим. — Я потом поцелую, где болит. — Придурок. Мать Максима пришла вовремя, а комнату они так и не проветрили из-за слишком долгого «по-быстрому». Поэтому пришлось прикинуться спящими, а Максиму — кусать подушку, ибо Дима реально поцеловал, где болит, и далеко не раз и не два, хоть там и не особо болело.