***
Интересно, как может повести себя подросток, который потерял все. Скорее всего многие бы просто сошли с ума, не зная, как поступить и что делать в этом случае. Возможно, кто-то наложил бы на себя руки, чтобы не выносить ударов, приготовленных судьбой. Но есть совсем доля людей, которые не отчаиваются, не опускают руки, а просто встают и идут дальше, не смотря ни на что. Следующие полгода после того, как отец буквально вышвырнул меня из дома, пролетели как один день. Мне пришлось отказаться от многого, что когда-то приносило радость. Нужно было окончить школу, чтобы поступить в колледж. Ведь бросать ее, когда осталось так мало, не целесообразно. Я решил такую ошибку не совершать. Первое, что я сделал, это снял самую дешевую из всех доступных квартир в Лайме. Главным критерием в выборе было наличие крыши, годной кровати и подключенного интернета, ведь без него я как без рук. От друзей пришлось тоже отказаться, они и сами перестали со мной общаться, когда увидели, что я всецело отдал себя учебе. За моей спиной меня называли геем-ботаником, таким своеобразным лузером, которого никто не замечает в школе. Они ходят из кабинета в кабинет, иногда в библиотеку и никогда не разговаривают ни с кем. Со мной так и было: со мной перестали говорить — не знаю, почему так получилось, ведь раньше этого не было. Видимо, я был интересен, пока был сыном уважаемого человека, пока мог уговорить отца сделать что-либо, подсказанное друзьями. Но теперь я стал никем, и иметь со мной дело не имело никакого смысла. Чтобы не сойти от всего этого с ума, я решил завести дневник. В толстый ежедневник я заносил все, что происходило со мной в течение дня. Туда заносились все мысли, идеи, переживания. Все то, что когда-нибудь могло мне пригодиться, ведь не знаешь, как жизнь поведет себя дальше. Итоговые экзамены я сдал одним из лучших, набрав самый лучший балл. Это позволяло выбрать любой доступный колледж в стране. Когда-то я хотел отдать себя всецело искусству, но понял, что это больше не то, что нужно. Да, мне всегда нравилось петь, в детстве я обожал танцы и очень любил рисовать — все это было моей страстью, которой пришлось остаться за дверьми того дома, из которого я ушел. Отец всегда напоминал, что я должен пойти по его стопам. Стать тем, кем был он: уважаемым адвокатом или, на худой конец, прокурором. Тем, кто будет стоять на страже закона, помогать людям и добиваться справедливости. Он был идеалистом, я — нет, но выбрал это направление потому, что оно могло помочь мне выжить. Я мог подняться настолько высоко, что мог бы утереть нос отцу, который всегда напоминал мне о моей бездарности и нежеланию идти туда, куда я должен был идти. Но я сделаю это даже не наперекор ему, а потому, что я хочу показать, насколько сильно он ошибается. Поэтому я отправил документы в школу права Колумбийского университета, надеясь на то, что меня примут. Не знаю, с каких денег я стану за это платить, ведь все, что у меня есть, это меньше десяти тысяч долларов и та небольшая зарплата, которую я получаю, работая в Лайма Бин. Перед самым окончанием учебы и вручением документов, на школьный адрес пришло письмо от суда. Никогда бы не подумал, что родной отец откажется от своего ребенка не просто на словах, а официально. Но именно так он и поступил. Отец отказался от родительских прав на меня через суд, и ко всему прочему мне отправили судебный запрет на общение. По нему мне запрещалось приближаться к дому ближе, чем на полмили, а так же вступать в какие-либо разговоры. Этот урод даже вычистил мой банковский счет. Он сделал это намного раньше: уже через неделю после того, как выставил меня из дома, но тогда это была просто блокировка. Сейчас же на счету не осталось почти ничего: жалкие гроши в несколько десятков баксов. Может это прозвучит как-то странно, но мне от всего этого не было больно или страшно, я даже не переживал о своей судьбе. Единственное чувство, которое меня настигло, — это банальное омерзение. Из-за такой ерунды на почве эмоций и нежелания меня понять он составил дело. Решил сделать все, чтобы такой как я не был позорным пятном на его имени. Ну, что же, если он этого хочет, то пусть так и будет: я не стану протестовать или бежать и умолять об изменении решения, я приму его и буду надеяться, что этого ублюдка заест совесть. Хотя ее у него нет и никогда не было. Получение документов об окончании школы было праздником, но не для меня. Я просто был рад, что все это наконец-то закончилось. Пусть и на короткое время, но можно было вздохнуть спокойно, просто сесть и понять, как поступать дальше и в каком направлении двигаться, ведь от дальнейшего решения будет зависеть моя судьба, на ошибку у меня нет никакого морального права. В школу на вручение аттестатов никто не пришел. В глубине души я надеялся, что хотя бы мама сможет меня понять, пусть в тайне от отца, но я хотел, чтобы она меня поддержала. Ее не было, никого не было в этот день: я был один, как и последние полгода. Когда наконец-то все закончилось, я вернулся домой и обнаружил, что мне пришло письмо из тех мест, в которые я подавал документы. Только в Нью-Йорке меня ждали с распростертыми объятиями. С письмом о моем зачислении была небольшая сопроводительная записка, в которой говорилось, что моя успеваемость, личное дело, а также то небольшое эссе, которое я им отправил, впечатлили ректора. И поэтому они предложили мне стипендию. Теперь я мог не беспокоиться о том, где взять деньги на учебу. Я обрел место в жизни и, видимо, это единственное хорошее событие, которое случилось со мной за последнее время. Лето пролетело очень быстро. После того, как я отправил ответ с согласием на поступление, все свободное время я потратил на подготовку к занятиям. Нужно было приехать хотя бы с минимальным набором знаний. Ни в коем случае нельзя было показывать себя первогодкой-идиотом, который по ошибке попал туда. Когда пришло время уезжать, я собрал все, что у меня было. В принципе, не так много, ведь самым главным тут была только одежда и компьютер — все остальное не имело смысл и оставалось тем, кто будет жить в этой квартире после меня. От машины я тоже избавился, просто продал. Она была очень удобной, но все больше и больше вгоняла меня в расходы, которые я не мог себе позволить, да и ее не засунешь в самолет. Так что я слил ее первому попавшемуся парню, который ею заинтересовался, а полученные деньги положил на счет, про который, я надеюсь, отец ни в коем случае не догадается. Время пришло, наступил тот день, когда старая жизнь должна была полностью остаться в прошлом, а новая вот-вот начаться. Лайма больше не то место, в которое я мог вернуться, — Нью-Йорк станет им. В аэропорт Коламбуса меня доставило такси. Водитель был молчалив, и это очень радовало. Не хотелось ни с кем разговаривать. Я просто ехал и молча наблюдал за тем, как улицы, дома, все то, что было со мной всю мою жизнь, проноситься мимо. Жалел ли я? Даже не знаю. Может быть только слегка. Посадку не пришлось ждать слишком долго: когда я приехал, регистрация на рейс уже началась. Поэтому пройдя все возможные досмотры, я отправился в самолет. Прошло еще немного времени, когда все, наконец, заняли свои места, пилоты сделали объявление и начали делать то, что должны. Разгон, отрыв, взлет — теперь прошлое осталось внизу, сейчас меня ждет другая жизнь. И каким бы убогим или ничтожным меня не называли, я со всем справлюсь. Как бы дерьмово мне ни было, я выживу так же, как делал это всегда.***
8 лет спустя. В четыре часа утра Нью-Йорк особенно прекрасен. Если ты находишься выше уровня тротуара и тебе открыт вид на город, то можно стоять так целый день и не отрываться от него. Город внизу все еще горит огнями ночи, но над горизонтом уже готовится подняться солнце. Только его блики разносятся по небу, окрашивая его в различные цвета. После тяжелого рабочего дня и такой же тяжелой ночи приятно выйти на балкон и выбросить все мысли из головы. Прекрасный вид с двадцатого этажа, пачка сигарет и кружка кофе — больше ничего и не надо. Хочется стоять тут вечно, забыть обо всем, что было вчера и сегодня, или было вообще когда-нибудь. Только в такой миг я почему-то понимаю, насколько я ничтожен и жалок, все то, что я делаю, не имеет никакого значения. Даже то дело, что разложено по всей квартире, не имеет никакого значения, но почему-то я должен продолжить им заниматься. Ведь я адвокат и должен довести его до конца, оправдать человека, который и так виновен, но мне нужно сделать наоборот. Не знаю, надо ли, хочу ли я этого. Может быть стоило отказаться от него, не брать, доверить другому, заняться чем-то иным. Возможно, так было бы намного лучше. Так, Блейн, успокойся, приди в себя, нужно собрать обратно все мысли в кучу и продолжить работу. Да, эта женщина убила своего мужа, безжалостно выстрелила ему в голову. Это так, но я должен доказать обратное. На кону стоит огромный гонорар, который мне обещали, если я вытащу ее, как и рекомендации одного из лучших адвокатов в городе. Ну, и ко всему прочему мне никогда не помешают новые клиенты, которые обязательно прибегут просить помощи в своих тупых и мелких проблемах. Не знаю, почему со мной такое. Когда я начинал практику, все было таким захватывающим и интересным, каждое дело, которое попадало мне в руки, приносило в мою копилку что-то новое. Но сейчас все настолько опостылело, что хочется застрелиться от тоски. Сейчас не помогает ничего: ни сигареты, ни алкоголь. До употребления наркотиков я, слава богам, еще не опустился, что весьма странно в моем случае, ведь последние восемь лет я только и делал, что работал. Сначала эта гребаная учеба, которая полетела кувырком через несколько месяцев. Только чудом мне удалось удержаться, хотя я мог вылететь, если бы чуть не заявил на профессора, который пытался забраться ко мне в штаны. Я всегда догадывался, что такая практика тут не в новинку, но никогда не думал, что это случится со мной. Конечно же, я мог отдаться этому старому, потному, толстому уроду, но мне было мерзко, противно, ведь я никогда не опускался так низко даже за зачет. Я ударил его, поступил глупо; хотел пойти к ректору и заявить о случившемся, но не сделал. Ведь если слух разойдется — от меня избавятся первым. Проще ведь выкинуть нерадивого студента, чем увольнять преподавателя по уголовному праву. Я не пошел, не сделал ничего и, возможно, правильно поступил. Нужно было учить, тогда я зубрил каждую страницу учебника и, к великой моей радости, получит этот гребанный зачет: он не хотел его ставить, это было видно по его лицу, но он это сделал. Так продолжалось четыре года. Это был не единственный случай: требовали не только секс, деньги, выполнение различных поручений от простых до самых грязных. Некоторые пришлось делать, от остального я отказывался. Ведь я пришел получать образование, не становиться бесплатной портовой шлюхой, хотя, видимо, там никого это не волновало. Потом первая практика в бесплатной адвокатуре, первое полученное дело. Боже, сколько в мире, оказывается, идиотов, которые не могут спокойно сидеть на месте и не влезать в неприятности. В один день происходило столько, что иногда я удивлялся, почему этот город, эта страна, этот гребаный мир вообще существуют. Люди крадут, люди лгут, люди убивают друг друга как диких свиней. В какой-то момент хотелось послать всех нахуй и уйти. Уехать куда-нибудь, где меня никто не сможет достать. Чтобы вокруг не было ни одного человека. Мне казалось, я схожу с ума. И это было практически так. На работе видели, что с каждым днем мое состояние все хуже и хуже. Я стал более раздражительным, чем обычно, постоянно опаздывал, зависал как истукан, многое забывал. После всех этих заявлений пришлось обратиться к психологу, который поставил мне диагноз: затяжная депрессия на фоне одиночества. Возможно, доктор был прав; ненавижу, когда врачи оказываются правы. Я всегда один: после того, как приехал в Нью-Йорк, так и не завел ни с кем должных отношений. У меня были знакомые — просто знакомые, не друзья. Я поддерживал с ними связь периодически, но не стал бы обращаться, если бы мне потребовалась помощь. А она мне, видимо, требуется: начинает казаться, что у меня понемногу съезжает крыша. Кое-кто бы сказал, что мои проблемы решит улетный секс, но и этого у меня тоже нет. Я никому не нужный двадцатипятилетний девственник, который уже и забыл, как это — знакомиться. Как капризный ребенок я стою на балконе, прокручивая в голове всю свою жизнь, жалею себя как последнее ничтожество. Я просто не знаю, что мне делать. Нужно работать, но я не могу, я просто устал. Блейн сполз на пол, прижался спиной к стене дома и обхватил голову руками. Хотелось кричать о собственной ничтожности, о том, каким он все-таки оказался слабым, недостойным того, о чем мечтал, тому, к чему всегда стремился. Сейчас это было не важно. Дурные мысли прервал звонок телефона. Трубка лежала на кухонном столе, так что Андерсону пришлось встать, зайти в дом и ответить на звонок. — Андерсон слушает, — не понимаю, какой идиот может звонить так поздно — нормальные люди должны спать. — Привет, это Сантана. Я насчет дела об убийстве. Хотела сообщить, что сегодня утром состоится слушание по этому делу. Будет прокурор Смайт, он сделает все, чтобы ты проиграл. Ты справишься? — Ты во мне сомневаешься? — эта стерва меня всегда бесила. Пусть ты и училась в одной со мной школе. Неизвестно, каким образом нашла меня; я, если честно, этого до сих пор не понял. И при этом открыто утверждать о том, что я могу не справиться. Да мне вообще насрать на обвиняемую, меня даже не волнует, посадят ли ее или нет. — Нет, конечно, Блейни, я не сомневаюсь, но понимай свои возможности здраво. Ты прекрасный адвокат, но у прокурора нет ни одного дела, в котором он проиграл. Он приложит все силы, чтобы твой клиент сел в тюрьму и как можно дольше там оставался, — девушка немного беспокоилась за парня, она старалась скрыть волнение, но голос ее все равно выдавал. Ее не волновало, выиграют ли они дело или нет, состояние Блейна не внушало ей доверие, казалось, что он вот-вот взорвется от всех тех мыслей, которые были постоянно в его голове. — Значит, это будет первое дело, которое он проиграет. И знаешь, мне пора работать, увидимся утром в здании суда. Положив телефон, Блейн отправился на кухню. Нужно было сварить очередную порцию кофе, который стал настолько отвратительным, что выпивался за один глоток, лишь бы не чувствовать его вкус. Включив кофемашину, Андерсон заглянул в холодильник, в котором не оказалось ничего, что можно было съесть. — Черт. Придется идти за едой. Выходить не было никакого желания, но это пришлось сделать, ведь умирать с голоду не особо хотелось. Взяв куртку и ключи от машины, мужчина вышел в коридор и направился к лифту, который стоял на этаже. Спустившись вниз, Блейн оказался на улице и посмотрел по сторонам. Он вообще не представлял, в какую сторону нужно идти — обычно не сильно смотришь по сторонам, когда постоянно передвигаешься на машине. Единственной идеей было поехать в ресторан в верхнем Ист-Сайде, который обычно работал и по ночам. Несколько минут на то, чтобы прогреть машину, которая стояла на улице и несколько промерзла из-за достаточно холодной ночи. Самой холодной, если честно, хотя на дворе было лето. Блейн даже замерз немного, пока сидел в салоне и ждал, пока автомобиль нагреется. Ехать пришлось не так далеко: его квартира находилась всего в нескольких кварталах от ночного заведения, которое, к счастью, было открыто. Поставив машину на парковку, парень вошел внутрь. Самое обычное заведение, простой интерьер, отделанный в черно-красном стиле. Квадратное помещение, с одной стороны которого был расположен большой бар с огромным выбором алкоголя на любой вкус. Все остальное место занимали столики для разного количества гостей. Из декора было множество цветов различных форм и размеров. Они были везде: стояли на полу, висели на стенах, находились также на каждом столике. Блейн даже чихнул, когда вошел — ему никогда не нравился тот запах, который витал сейчас в помещении из-за цветов. Единственное, что удерживало парня в этом заведении, — это голод и хорошая кухня, которая имела славу далеко за пределами района. — Здравствуйте, — администратор заметила клиента и поспешила его встретить. Девушка подошла, приняла куртку и проводила к столику ближе к бару. Через несколько секунд подошел официант и принес меню. Блейн засмотрелся на парня: он ему очень понравился. Тот напоминал идеал Блейна, который он себе построил в голове. Сделав заказ, парень пытался занять себя, пока ждал блюда, и единственный возможный вариант — отвлечься на дело. Но в голову не шло ни одной идеи, ничего, что могло бы принести пользу на утреннем слушании. Цезарь и спагетти с сыром принесли достаточно быстро, но Блейн не обратил на них никакого внимания. Он даже не услышал, как подошел официант. В голове у парня было столько мыслей, что тот не знал, за какую стоит в первую очередь схватиться. — С Вами все в порядке? — парня несколько удивил вид клиента, ему показалось, что он сидит в каком-то ступоре. Брюнет даже вздрогнул оттого, что к нему обратились, и поднял на официанта взгляд, полный непонимания. — Вы что-то сказали? — Я спрашиваю, хорошо ли у Вас все? Просто Вы выглядите, будто у Вас много проблем, — парень сел напротив. Это было против правил, но сейчас ночь, и никто не будет обращать внимание. До появления основного потока клиентов было полно времени. Официанту просто хотелось поговорить с кем-то, чтобы не уснуть. — Все хорошо, спасибо за беспокойство. Просто все мои мысли о работе, и я не знаю, что утром делать, — Блейн подвинул тарелку с салатом и понемногу стал поедать его. Он как и всегда оказался очень вкусным. В этом месте все было вкусно: руководство ресторана следило за тем, чтобы клиенты оставались всегда довольны. — А кем Вы работаете? Может быть я могу помочь, мало ли. Я, кстати, Оливер, — мужчина протянул руку для знакомства и слегла улыбнулся. Он не хотел смущать гостя своим напором, боясь спугнуть. Парень ему очень понравился, но было досадно видеть его таким грустным, еще и с огромными синяками под глазами. Показалось, что он очень давно не спал и держался на честном слове. — Я адвокат. И думаю, у Вас вряд ли получится придумать, как мне выиграть дело, — покончив с салатом, парень принялся за второе. Ему очень не хотелось ни с кем разговаривать, но вежливость помешала сказать парню отвалить. Поэтому Блейн решил по-быстрому со всем расправиться и вернуться домой. До начала слушания было шесть часов, и за это время можно было изучить дело повторно, надеясь на чудо: вдруг в нем всплывут факты, которые он мог не заметить в самом начале. — Ну, да, с этим делом я не помощник, закон — это не мое. Я больше по музыке. Выступаю в небольшой группе и пишу музыку по настроению. — Приятно слышать, — съев все практически не жуя, чтобы побыстрее уйти, Блейн оставил сто долларов на столе и встал. Еще нужно было забрать куртку и снова прогреть машину, которая, скорее всего, снова остыла. — Подожди, — Оливер сразу понял, что парень не очень хочет идти на контакт, но все же надеялся на дальнейшее знакомство. Можно было просто взять его номер или пригласить куда-то. Так всегда прокатывало: парни всегда соглашались на свидание с ним, потом на ночь. Ему нравились такие грустные мальчики, у которых настроение менялось после безбашенного секса. Это была своего рода благотворительность для тех, кого жизнь обделила отношениями и активной жизнью. — Что тебе? — Андерсон не хотел больше тут задерживаться и дал слово, что больше никогда не придет. Он решил не обращать внимания на очевидный подкат: парень был милым, но слишком грубым. У него на лице было написано, что он хотел затащить Андерсона в постель и просто воспользоваться, как очередной игрушкой на одну ночь. И, конечно, Блейн не мог себе это позволить. — Может, дашь свой номер? Мы бы могли познакомиться поближе, — мужчина улыбнулся так искренне, насколько мог себе это позволить. Он считал, что перед ним очередной закомплексованный дурачок, у которого все плохо. Но Блейн не стал бы адвокатом, не умей он различать людей и их поведение. — Я не знакомлюсь, это во-первых, а во-вторых, ты не в моем вкусе, — не попрощавшись, Андерсон забрал свою куртку и вышел на улицу. В городе уже практически рассвело, жизнь стала возвращаться, новый день почти настал. Потребовалось двадцать минут на то, чтобы вернуться домой. Получилось бы намного быстрее, но Ауди как назло отказалась заводиться. Блейн проклял все, что только можно, и пожалел, что вообще купил эту машину. В автосалоне заверили, что она идеальна и прослужит без перебоев не один год, но, как и всегда, это была ложь. В квартире не было никого: Блейн даже не заводил питомца. Простую кошку, которую можно было взять на руки. Присутствие животины, возможно, развеяло бы то приторное одиночество, которое повисло в этой квартире. Но, к сожалению, правило дома запрещало наличие каких-либо животных на территории. Блейн разделся, налил себе кофе и принялся за изучение дела. Ему нужно было понять, как оправдать клиентку или получить наиболее приемлемую сделку. Так, посмотрим. Кэрол Хадсон обвиняется в убийстве собственного мужа посредством пистолета сорок пятого калибра, который принадлежал ее мужу. Сделала она все это исключительно из самообороны, защищалась от нападок домашнего тирана, который на протяжении многих лет издевался над ней и ее приемным сыном. Хм, можно попробовать предъявить превышение допустимой самообороны, но никак не предумышленное убийство. Пусть она и призналась, что стреляла, но пистолет взяла не заранее, а смогла достать его в момент перебранки. Так, посмотрим. Блейн порылся в документах и достал несколько фотографий. На них была запечатлена спальня, а точнее то, что от нее осталось. Было видно, что в комнате некоторое время назад была драка. С кровати все содрано, столик перевернут, несколько зеркал было разбито. Такое чувство, что потерпевший швырял свою жену по всей комнате. В какой-то момент женщина оказалась у небольшой тумбы рядом с кроватью. Видимо, в нем и лежал пистолет, с помощью которого она выстрелила. Экспертиза показывает, что оружие не стояло на предохранителе и выстрелило практически сразу, как его достали. То есть женщина самопроизвольно нажала на курок, не ожидая, что выстрелит. Тогда тут получается убийство по неосторожности. Лучше всего стоит провести повторный допрос. Так и поступим. Ну, а сейчас, я думаю, стоит вздремнуть, чтобы не отключиться прямо в зале суда. Убрав с кровати все документы, Блейн завел будильник на девять часов утра и лег на кровать, даже не раздеваясь: на это просто было ни времени, ни желания. Парень отключился еще до того, как положил голову на подушку — царство Морфея приняло его к себе моментально. Вот только на спокойный сон надеяться не стоило. Андерсона мучили кошмары, в основном это были отголоски тех дел, что он вел когда-либо. Будильник сработал в тот момент, когда его ждали меньше всего. Блейн смог что-то понять только с третьей попытки. Хотелось все бросить и спать дальше, но предстоящее дело не позволяло этого сделать. Нужно было подыматься и отправляться в суд. Будучи еще сонным, Блейн отправился в ванную, где привел себя в порядок в кратчайшие сроки. Кофе, выпитый на ходу, одежда, натянутая на скорую руку, и обязательно все документы, аккуратно сложенные в сумку. Приблизительно через час Андерсон был готов защищать своего клиента, пусть и в таком проигрышном деле.