Пролог.
«Несломанная игрушка»
Наши узы крепче любовных, Два врага, извечных и кровных… И меж статуй безмолвных Желаем былое увидеть, Хотим прощенье найти… Так легко любить ненавидеть И так сложно навечно уйти! В тишине шепчет кто-то: «Спаси же!» Друг для друга враги всех ближе. «Ода моей печали. Послесловие» (с).
Больно, как же ему было больно! От этого хотелось плакать, хотя он этого никогда раньше не делал. До этого момента. Слезы душили, он, скорчившись на огромной кровати, кусал губы. Две мокрые дорожки на его щеках были холодными, хотя кожа горела. Сил нет, все тело – словно одна кровоточащая рана. Дрожащими руками хрупкий рыжий паренек потянулся к телефону, лежащему на прикроватной тумбочке. Ему огромных трудов стоило набрать единственный знакомый номер. В трубке раздались сначала гудки, а после - строгий мужской голос. Реборн спрашивал – что случилось. Но ответом мужчине было лишь молчание. Паренек, беззвучно всхлипывая, сжал пальцами простынь. Секунда, две… пальцы разжались. Рыжик лежал безвольной куклой. Душе Тсунаеши вдруг стало все равно. Боль перестала иметь значение. А в трубке повисло молчание, звонок окончился, но перед этим в ночной тишине комнаты раздалось одинокое: «Дождись». Мужчина в строгом деловом костюме молча слушал врача, который уверял его, что с Савадой Тсунаеши все будет в порядке, он только полежит две недели в больнице, хотя состояние его уже далеко от критического… — Нет. Я хочу перевезти его к себе. Он не будет лежать здесь, – врач на мгновение замялся. Но потом согласно кивнул. Спорить с Реборном не решился бы никто, ведь он – известная личность в ночном Токио. Доктор беззвучно пошел в палату к Тсуне. Нахмурившись, смотрел на бессознательного парня, который был его приемным сыном. Трель мобильника. — Слушаю, – на другом конце трубки раздался взволнованный голос девушки, спрашивающей, как там рыжик. – Ничего страшного, Бьянки. Но найди мне тех, кто сделал это с ним. Даю тебе день. – Не попрощавшись, отключил телефон. Но через три минуты раздумий все же сам позвонил родному сыну: — Джотто, это я. — Ты где, отец? — В больнице. С… Тсуной. — С ним что-то случилось? — Да… его изнасиловали. — Где вы? — Больница напротив «Хитцукаши». — Скоро буду, – гудки. — Я найду их, Тсу-кун, – на губах мужчины появилась мимолетная горькая улыбка. Солнце через оконное стекло осветило черные глаза, полные неприкрытой ярости. А на другом конце города два самых известных парня в шоу-бизнесе – Рокудо Мукуро и Хибари Кёя, вспоминали с садистскими улыбками, каким податливым и слабым был тот, кому они показали наглядно «чего стоит работа моделью». Когда мегаполис погрузился во тьму, Тсуна, лежа в больничной палате, сжимая зубы от болезненных воспоминаний, дал беззвучную клятву. После этого дня началась новая история. Через пару лет не будет существовать ни одного человека в Токио или за его пределами, не знающего Саваду Тсунаеши.Джотто. «Узы ненависти и любви»
«Улыбнись одинокой могиле. Стало прахом все то, что мы чтили. Ода моей печали. Стих второй, отрывок» (с).
Тсунаеши делает вид, будто спит. Только я же вижу, как подрагивают его ресницы. Тяжело вздохнув, я слегка помотал головой — пытаться обмануть меня! И вообще, после того, как вчера мы с отцом привезли паренька домой, он все время лишь спал и лежал. А что, если он просто встать не может? — Тсуна, просыпайся, уже пора завтракать! – веки дрогнули, и мой брат неохотно открыл глаза, в которых не было и частички сна. В нашей семье он появился шесть лет назад, инициатором его появления был я, хотя это и звучит странно. Но когда я увидел Саваду, то…влюбился. Очень сильно и безвозвратно. А после мой возлюбленный стал частью нашей семьи, правда фамилию он не сменил, из-за чего многие просто не догадываются, что такой хрупкий и маленький юноша имеет в приемных отцах самого Реборна Примо! Видимо и те, кто изнасиловал его, тоже этого не знали, но это не важно. Каждый, кто сделал Тсуне больно, будет наказан, я не умею прощать. Этому меня научила жизнь. — Давай помогу! – недолго думая, не слушая возражений, но очень осторожно я откинул одеяло, склонившись над парнем, и подхватил его на руки. Он такой легкий. Большая не по размеру пижама оголяла ключицы, взглянув на которые я не сдержал тяжелого вздоха. Тсунаеши такой беспечный! Я же – совсем свихнулся…его глаза, его губы, его руки…желание обладать приходится запихивать куда подальше. Мы, хоть и не кровные, но все же братья. — Сейчас сходим к отцу, а после уже будет завтрак, – покинув его комнату, которую он оформлял сам, мы отправились в кабинет к Реборну. Я тоже зову мужчину по имени, как и Савада, так легче. Хотя говорить «отец» приятней. Живем мы в квартире одного дома на седьмом этаже; весь этаж, кстати, и занимает наше жилище. По площади оно огромно…но для меня важна не площадь, а уют. Буквально все комнаты созданы по эскизам моего брата, кроме кабинета и спальни Реборна. Тсуна же дизайнер, точнее модель. Он любит шить одежду, но больше всего ему доставляет удовольствие носить ее. Но о пристрастиях своего возлюбленного расскажу позже… Когда перед нами возникла дверь, маленькая ручка рыжика постучалась в нее, я же был занят. Слуха коснулось громкое «Войдите!». Через полминуты мы уже предстали перед нашим строгим родителем. Под пристальным взглядом черных глаз я помог сесть «больному» в мягкое кожаное кресло около стола, устроившись рядом с ним. В комнате повисло напряженное молчание, которое вскоре прервал отец: — Я нашел их, – голос неумеющего уступать человека. Именно таким и должен быть «царь и император» крупнейшей в мире нефтяной державы. Он – Судья и Бог Токио, и никак иначе. Поэтому я ни на секунду не сомневался в том, что насильники моего брата предстанут перед нашими взорами. Лишь коснувшись моего возлюбленного, они подписали себе смертный приговор. Мои голубые глаза загорелись дьявольским огнем: я самолично убью их… — Нет, отец, не смей! – и я и мужчина посмотрели на юношу с хорошо скрываемыми удивлением и непониманием. Львенок, как я часто раньше называл рыжика, сидел, вжавшись в кожаную обивку кресла. Он весь дрожал, тонкие руки обвивали худые плечи. Но тем не менее его взгляд горел. Впервые за все шесть лет Тсуна перечит «Царю». Ведь на это отважится только глупец…очень храбрый глупец. Раньше за Савадой я подобных черт не замечал. – Не трожь их! – Глаза, всегда имевшие цвет умопомрачительной карамели, вдруг вспыхнули золотом. Чистым, неповторимым, сильным и гордым золотом… Он и вправду мой брат!.. Мгновение длилось молчание немного опешившего Реборна, но после, с каким-то холодным выражением лица, он дал ответ: — Это мне решать, что с ними делать, – от подобного парень дернулся, словно от пощечины. И неожиданно, но ловко, морщась от боли, Львенок скользнул вперед, покидая защиту уютного кресла. — Не смей их трогать! – невысокий рыжик выпрямился и взглянул прямо в бездну глаз напротив. А потом, не торопясь, повернулся и отправился к двери, бросая через плечо как-то небрежно: — Они мои враги. А уже потом твои. А врагов нужно беречь…чтобы самому их сломать, – тихий щелчок двери отделил Тсунаеши от нас, в комнате вновь повисло молчание. Я ошалело глянул на императора, не понимая, что случилось с моим возлюбленным. На меня смотрели черные омуты, полные неожиданной для меня издевки. Все же я сын своего отца, я без слов понял к какому решению пришел мужчина: он дает волю Саваде. Пусть летит свободно…а мы – его семья – не дадим его крыльям сломаться. Пусть и по-своему, но Бог Токио любит Тсунаеши. Его невозможно не любить. Когда мир окунулся в ночную темноту, я находился в своей спальне, погружаясь в пучины наслаждения…тонкие пальцы мои ласкали твердую плоть; глухие хриплые стоны наполняли пространство. Мучительно долго доводя себя до грани, я шептал имя самого желанного в мире человека… — Тсуна…Тсу…наеши-и-и!— когда-нибудь он будет моим. Никто не получит его кроме меня! Перед взором встают золотые глаза, и сладостная волна окатывает с ног до головы мое жадное тело, впиваясь иглами в кожу… Хочу Саваду…его сердце, его душу я заберу, не отдам тем, кого он ненавидит.Хибари. «Те, кто диктует жизнь»
«И вот смотрю я в зеркала – в них я один. Раз за разом, словно не живой. Почему? Потому что я мертв без своего Неба. Смысл души моей, отрывок. (с)».
Предупреждение: все тренды, агентства, журналы, кутюрье выдуманы автором. Все соответствия с реальностью являются случайными. Очередная вспышка фотоаппарата. Я с полным недовольства лицом отвернулся, натыкаясь глазами на еще одного человека с таким же, как и у меня взглядом. Рокудо Мукуро. Я терпеть не могу этого мужчину со слащавой улыбкой. Но он – не последняя личность в модельном бизнесе, поэтому неосторожно будет с ним враждовать. Приходится терпеть его общество. Вспышка. Фотограф — невысокий молодой паренек с темными каштановыми кудрями, которого звали Саширо - по два раза повторял, как должен встать Ламбо для очередного хорошего снимка. Ламбо Бовино – новая модель, ее недавно принял в агентство директор нашего агентства Занзас. И я, и Мукуро одновременно хмыкнули. Этот мальчик с зелеными глазами обладает пусть и не слишком яркой внешностью, но объемной шевелюрой. Вот и пусть рекламирует шампуни, а настоящую работу оставит нам! Я и Рокудо – две самых известных модели Японии и являемся «лицами» многих известных журналов. Например, я был лицом J`eoDe за весну 2011, этот журнал считается вторым по актуальности у читателей страны. А агентство, в котором мы с синеглазым работаем – R&D – за наш же счет и прославилось, начало получать огромную прибыль. Вот на эти деньги и были наняты две новых модели: Ламбо Бовино и Суперби Скуало. — Ему бы с его шевелюрой шампуни рекламировать, а не одежду! – задумчиво разнеслось рядом. О, похоже, что я не один так думаю! Но внутренний голос, подрабатывающий еще моим личным садистом, добавил: «Хотя тебе, туманник, с похожей на ананас прической, может выпасть что-то и похуже!». Туманником Мукуро прозвал именно я, после того, как рекламируя новый аромат в коллекции Сherry trees, он появляется в объективе камеры посреди тумана. Настоящий ежик в тумане… — М…Кея…ты слышал, открылось новое модельное агентство? И название такое…хм.. а, точно, Heaven and Hell, – парень с красивыми синими глазами и волосами странного цвета задумчиво смотрел на то, как работает наш фотограф. В ответ на его слова я промолчал, да и «мой компаньон» привык к моей немногословности, поэтому продолжил: — Говорят, будто наш Занзас и там будет исполняющим обязанности директора, - удивленно вскинув брови, я взглядом спросил у собеседника: «Как так?» Дело в том, что Занзи (как его иногда называют модели) – директор R&D, ну точнее только исполняющий обязанности. Да…этого человека, раз встретив, не забудешь! Обладая неповторимой внешностью, он является еще и эталоном строгости, ярости и даже вседозволенности. — Но вот главным в новом агентстве будет Джотто Примо, – синие глаза лукаво блеснули, а я дернулся от этого имени. Джотто Примо. Я видел его наяву всего раз и запомнил навсегда. У него блондинистые волосы медового оттенка и удивительно яркие аквамариново—голубые глаза. Но, несмотря на необычную для японца внешность, он внушает ужас. Известные, наверное, на весь мир, Примо входят в десятку самых богатых семей. Все в Токио знают, что Джотто ненавидит, когда ему предлагают встречаться, и без разницы – отказал он девушке или парню. Этот блондин вообще известен своей жестокостью. Но мы с Мукуро, хоть и относимся к «элите», знаем кое-что интересное, правда, немного. Это доказывает, что даже мы далеки от семьи нефтяного магната Реборна. А знания все сводятся к одному – Джотто просто до умопомрачения любит своего приемного брата…которого мы не видели. В голове всплыл образ Примо и мне вдруг вспомнился Савада. Да, тот рыжий невысокий паренек со смазливой мордашкой. Ох, это приятные воспоминания. — Помнишь, как позавчера мы поиграли с Тсунаеши? – я посмотрел в глаза туманника, видя в них ответную похоть. Вспоминая о том, как такое хрупкое, словно девчачье, тело извивалось подо мной, как он стонал и просил остановится, я мурлыкнул. Жар окатил меня с ног до головы, и в штанах стало тесно. Совесть, тихо шептавшая, что я жестоко и неправильно поступил, осталась неуслышанной разумом. Хотя, почему мы изнасиловали Саваду? Бесспорно, он по-детски красив, но причина не только в этом, но и в том, что, будучи до омерзения наивным и доверчивым, он все время повторял: «Я стану моделью! Моя мечта исполнится, семпай!». Таким, как он – не место в этом мире шоу-бизнеса. Красота у парня есть, но нет мозгов. И это бесит: такой слабак, не обладающий ни связями, ни знакомыми, является тем, которых называют «никто»… — О да, бедный, маленький рыжик! – Рокудо попытался сделать грустное выражение лица, но не получилось. – Кстати, мы его с тех пор не видели…да фиг с ним… — Туманник вдруг вскочил и бросился в другую часть зала. Сначала я не понял что с ним, но через минуту на всю студию разнесся голос Занзаса: — А ну быстро привели себя в порядок! Чтоб нигде – ни соринки! – Э? А в чем собственно дело? Но исполняющий обязанности тут же добавил: — Хозяин сегодня приедет… — М…я, похоже, не говорил, но настоящим владельцем нашего агентства является именно Реборн Примо. Не заниматься же ему только нефтью. — …вместе с сыновьями, – донеслось совсем тихо. Повинуясь любопытству, я быстро оказался рядом с Рокудо и получил от него точно такой же заинтересованный взгляд. Нам очень хочется узнать, кто же является «тем самым приемным братом Джотто», от которого в восторге вся семья Примо. Наверное, он – необыкновенный красавец. Может, он тоже модель? Но вдруг шум стих и все, в том числе и я с туманником, толпой направились к главному входу R&D. Через окна во всю стену я увидел, как перед агентством притормозил черный лимузин. Из него вышли два охранника, как и из подъехавшего следом BMW. Человек в костюмах было около четырнадцати. Дверца лимузина открылась и перед восторженными взглядами моделей, фотографов и Занзаса предстал сам Реборн или же «Император». У него были черные волосы и глаза, красивый дорогой костюм. Следом из машины на свет появился Примо, который выглядел просто божественно…парень, вдруг обернувшись, подал руку кому-то... и из темноты появился он… Мое сердце замерло… второй сын нефтяного магната — это…Тсунаеши. «Движимый местью».
«Тысячи надгробий солнце озарит. В сердце моем ненависть царит. Ода моей печали. Стих четвертый, отрывок».
Я нервничал. Джотто, словно чувствуя мои метания, успокаивающе погладил по плечу и я, улыбнувшись, поближе придвинулся к парню. И как всегда не заметил странного голодного блеска в его глазах… Накатили воспоминания. После того, как Реборн сказал, что отдаст Кёю и Мукуро мне на растерзание, прошло уже два дня. Два дня…моих мучений, боли. Я не мог понять, почему же те, кого я считал чуть ли не богами взяли и изнасиловали меня! А теперь мне нужно с этим жить. Точнее пережить случившееся. Это сложно. Сердце после этого случая словно отгородилось от мира железобетонной стеной. Вроде бы бьется, но на лице проскальзывает холодное отчужденное выражение. Брат спрашивал, все ли со мной в порядке, а я, улыбаясь неестественно и напоказ, беспечно отмахивался от него. Не смешно, знаете ли, спрашивать о подобном! Душа же создавала план мести. И в голову пришла идея. Отец, которого я редко о чем либо прошу, с удовольствием выслушал мою просьбу. А через пару часов после этого Примо сообщил мне, что моя воля исполнена, — новое модельное агентство под названием «Heaven and hell» начинает свое существование. Во главе же этого заведения встанем мы – я и Джотто. И вот мне пришлось из-за этого ехать в R&D, но я не сдержал пораженного вздоха. В голове билась одна мысль: «Скоро, совсем скоро я увижу их!» Сижу сейчас в лимузине, вся семья Примо в сборе. И направляемся мы в агентство. Сердце, при приближении к знакомой улице и зданию начинает биться быстрее. Мне страшно, не хочу вновь встречаться с этими…зверями! От печальных мыслей меня отвлек шум тормозов, машина остановилась. Так, Тсунаеши, успокойся и дыши спокойно. Они не должны видеть твоей боли! Рука брата на моем плече сильнее стиснула белую ткань пиджака. Кстати, вчера мы втроем ездили в бутик, покупали одежду из новой коллекции Кристиана Н. И сейчас я облачен в белоснежный костюм, черную шелковую рубашку и красивый галстук цвета жженого сахара. Дверца лимузина открылась, и Джотто, одарив меня нежным взглядом, покинул чудо техники. Но когда брат подал мне руку, все сомнения вдруг пропали, а на смену им пришла гамма чувств: ярость, злость, презрение, гордость… Улица встретила меня шумом. Люди из R&D шептались, показывая пальцами на меня. Окна во всю стену давали мне отличный обзор и тут взгляд, неосознанно блуждающий по знакомым лицам, выхватил две фигуры. Вообще я раньше работал в этом агентстве, поэтому все меня здесь знают. Правда никто не догадывался, что я — из семьи нефтяного магната, и потому сейчас не сдерживают пораженных охов и ахов. Ну а кто виноват, что меня здесь не уважали, а я хотел пробиться в свет без помощи отца? Что, думали, будто у меня нет гордости и связей, думали, будто я слаб?! Наивные! Мой взгляд слегка небрежно остановился на Кёе. А парень замер, бледная кожа, казалось, стала еще бледнее. Я встретился с ним глазами: красивое серебро горело неподдельными и постыдными удивлением и страхом. И я, чувствуя внутри странную удовлетворенность, не сдержал презрительной ухмылки. Отныне никто никогда не посмеет сделать мне больно. Сам буду наказывать зарвавшихся! Месть - поистине сладкое чувство! Я почти что наслаждаюсь этим пораженным, слабым и беспомощным Кёей. Он замер, не в силах отвести взгляда, на что я в ответ одариваю его еще одной порцией пренебрежения. Но тут мое садистское течение мыслей прервал Джотто. Он, мягко обвив мое запястье своими длинными пальцами, повел меня навстречу Занзасу и столпотворению людей. Зрительный контакт с Хибари прервался. Стоило мне пройти через расступающиеся ряды моделей, как я заметил еще кое-кого. Ох, да это же сам Рокудо Мукуро собственной персоной! Но его я ненавижу еще больше, чем Кёю, извращенец! Его я не удостоил даже вниманием. В груди разлилось приятное тепло. Брат, следивший за выражением лица моего, вдруг притянул меня к себе, приобняв за талию. Я недоуменно посмотрел на блондина. Парень вел меня за Занзасом и отцом, которые что-то негромко обсуждали. Склонившись к ушку, он прошептал? — Просто будь со мной, – я в ответ лишь промычал что-то непонятное и жутко покраснел. И тут буквально ощутил этот злобный взгляд между лопаток, но не обернулся. Незачем обращать внимание на мелких сошек. А свое изнасилование я припомню им позже! Вскоре я, красный, словно помидор, и все остальные оказались в кабинете директора R&D. Помещение было огромным, но мне не понравилось его оформление: все слишком унылое. Вот я бы…сделал зарубку, что в своем агентстве дизайном займусь самостоятельно. Усевшись в кресло, пропустил мимо ушей разговор о всяком и разном. Лишь однажды выразил свое согласие, когда Реборн предложил перевести некоторых моделей из R&D в Heaven and hell. Джотто, сидящий в соседнем кресле, предложил на эту роль Скуало Суперби и Хаято Гокудеру – две взрывных модели с огромными амбициями…но я сказал, что под свое начало возьму лишь Хибари и Мукуро и никак иначе. От моего холодного тона Занзас побледнел. А я не смог сдержать себя при упоминании этой парочки. Ненавижу их. И решение было принято: две самых известных модели Японии будут работать в моем агентстве. Я от сладостных мыслей чуть ли не ладошки потер – вот я устрою им разбор полетов! Тут мне на глаза попался журнал TOKYOtrend, где на обложке красовался туманник. Хм… — Пап, — от моего обращения Реборн очень сильно удивился, — а пригласи сюда Рокудо и Хибари…хочу…э… — чуть не вырвалось «помучить», но я сдержался. — Устроить им собеседование, – мужчина, одарив меня лукавым взглядом, согласно кивнул. Через пару минут раздался стук в дверь, но перед тем, как модели зашли в кабинет, я еще раз посмотрел на отца и в ответ получил удовлетворенную улыбку. Он тоже хочет посмотреть на моих насильников. Ну что ж, пришло время преподать им урок.Мукуро. «Во имя прогнившего мира»
Чугунная древняя вязь Оплетет эти врата: «Бережет вечная связь Нас двоих с тобой навсегда. И ее не разрубит сталь». …потому что бессмертна печаль. Ода моей печали, стих шестой, отрывок. (с).
Я смеялся. Нет, даже не так… меня била истерика. Вот же! Никогда бы, НИКОГДА, не подумал, что наш Тсуна, наш маленький, смазливенький, добрый и слабый Тсуна – тот самый младший Примо. И вот последствия то ли моей глупости и неосведомленности, то ли хитрости рыжика – стою сейчас вместе с Кёей (от него зубы сводит) перед дверью, на которой красуется табличка: «Временно исполняющий обязанности директора З.». Стою и сгибаюсь пополам, наполняя коридоры диким ржачем и заставляя людей оглядываться на меня. Хибари не настолько больной, он просто пытается слиться цветом своего лица с серой стенкой. Знаете, наверное, я сглупил. Раньше я никогда не вел себя так неосторожно, а в тот раз сорвался. Напряжение из-за работы требовало выхода, и я его нашел в неприметном мальчишке, которого порой так и называли – никто. А мальчишка обманул меня, прикинувшись в начале белой овечкой. Но каков же хитрец! Увидеть его в лучах солнца с гордо поднятой головой, в дорогом красивом костюме, в компании с Джотто… огромнейшее потрясение. Ни за что бы не признался, но в тот момент рыжик казался мне просто нереальным, прекрасным, божественным! Может, это из-за моих огромных ожиданий на счет младшего сына миллиардера, а может, это было действительно так, не столь важно. И стоя сейчас здесь, в коридоре, я отчаянно сознаю ситуацию, могилу, в которую я сам себя загнал, и признаю, что мой Судья – Тсунаеши – красавец. Гордый ли, плачущий; улыбающийся или бесстрастный — красавец. Медовый… но несломленный. Словно несломанная игрушка. Когда Занзас позвал нас с Кеей в кабинет, я еле-еле подавил свою истерику. Еще не хватало показаться в подобном виде перед столь важными гостями. Хотя лицо мое все равно бледно – в гроб краше кладут. Но что-то мне подсказывает, что скоро я сам окажусь в гробу не без помощи Реборна. Ведь отец же любит своих сыновей, а младших – особенно. До этого я нередко бывал в кабинете директора, но всегда поражался – как у такого процветающего агентства главнейшее помещение и такое неяркое? В открытую дверь сначала зашел я, а после Хибари. Стоило мне войти, как взгляд, словно намагниченный, нашел Саваду. Или мне его теперь называть Примо? Он, облаченный в прекрасный белый костюм из последней коллекции Кристиана Н., ровно сидел в кресле из кожи. А рядом с ним возвышался Джотто, который как-то странно смотрел на брата. Хотя почему «странно»? Всем же известно, что он без ума от рыжика… а сам Тсуна знает об этом? Голова с непослушной шевелюрой поворачивается, и меня словно пригвоздил к месту этот взгляд – карамельный, тягучий, но с медовыми и золотыми проблесками… В области живота родилось какое-то странное чувство, которое сначала окатило меня, а после разбежалось беспокойными мурашками по спине. Я, словно завороженный, следил за тем, как длинные ресницы взмахнули, щечки покрылись легким румянцем, а пухлые губки обозначили чуть заметную улыбку… Да, он красив. Я и раньше, наблюдая за радостным, полным сил и веры в людей ребенком, отмечал его красоту – такую совсем не японскую, но солнечную и…родную. А потом я взял этого мальчишку, взял жестоко и по-собстеннически. И чувство, что родилось душе, было сожаление. Черт! Полностью подавленный взглядом Савады, я чуть ли не самобичеванием занялся! Но все равно жалко, что сказка кончилась. Жалко, что я лишил невинности этого ребенка, который верил в этот мир. Я лишил его веры, показал, что мир на самом деле прогнил… — Мукуро-сан, — обратился ко мне объект моих размышлений, отчего я замер, с подозрением поглядывая на него. И что он задумал? – Кея-сан, — а теперь пришло время моему напарнику удивляться и сомневаться, — я хотел бы с вами познакомиться, меня зовут Тсунаеши Примо, – в комнате повисла тишина. Не понял, а где крики о том, что его изнасиловали? Почему он представляется нам, используя фамилию своего приемного отца? — Очень приятно, – раздалось совсем рядом. А, Хибари, очнулся что ли? Ну вот, пусть теперь он поработает на публику, пока я буду стоять «овощем». – Можно узнать, зачем нас вызвали? – Вид у модели был не ахти. Но он хотя бы смог обратиться напрямую к рыжику. Я, все еще пребывая в шоке, перевел заинтересованный взгляд на кареглазого. Интересно, что он ответит и с каким выражением лица это сделает? И тут же я отдернул себя – я уже начинаю проявлять интерес? Боже, да что со мной?! Но, не смотря на все метания, краем глаза все же видел то, как большие глаза в пол-лица стали еще больше от удивления. Наш железный мальчик все же умеет чувствовать, и именно сейчас я словно увидел прежнего Тсу-тяна: доброго и доверчивого, не знающего жестокости и предательства. — Вы, наверное, знаете, что мы с братом, — ответил Джотто вместо своего родственника, который открыл рот, но был прерван. Парень с голубыми глазами выделил «мы с братом», от чего у меня задергался глаз. Ну он и эгоист! Собственник! И как же меня это раздражает, не с ним же говорили! – Открыли новое модельное агентство. – Я видел, как рука старшего Примо как бы невзначай легла на спинку кожаного кресла, на котором сидел Тсунаеши. Возможно ли, что у меня паранойя? Ну не все же геи и извращенцы, сохнущие по приемному сыну нефтяного магната. Может, эта утонченная рука на этой треклятой спинке – случайность? Тогда почему меня это так раздражает?! – И в скором времени мы будем производить набор моделей. — Эта фраза заставила меня насторожиться и успокоиться. К чему же он клонит? – Мой дорогой брат предложил перевести вас, — убийственный взгляд в мою с Кеей сторону, — на работу в наше агентство. Естественно, как стимул к привлечению на работу туда новых, свежих и амбициозных моделей. – «Потому что у моего любимого и мысли нет о том, чтобы пригласить вас из-за привязанности!» — вот что осталось за кулисами. Но я-то видел всю злобу и ненависть, ревность и самодовольство, скрытые за этой кривоватой улыбкой блондина. — Да-да, — рыжик поспешно закивал в знак согласия, обернувшись в пол-оборота к Джотто и на мгновение растеряв свою отчужденность. Ох, я бы умилился от того, насколько их братски узы сильны…да только они переходят все границы! Но внутренний голос возразил – это я перешел все границы, когда изнасиловал ребенка. Когда запятнал его грязью, в которой нахожусь сам… в этом прогнившем мире. – И нам важно ваше мнение на этот счет. – Еще один взгляд вмиг похолодевших карих глаз. Вот бы он одарил чем-то подобным старшего Примо! Стоп! Не понял, ТАК ОНИ ХОТЯТ, ЧТОБЫ Я РАБОТАЛ В ИХ АГЕНТСТВЕ?! Осознание сказанных ими слов наконец-то дошло до меня. Я не только тугодум, я дурак! Этого и следовало ожидать, Тсунаеши просто так нас не отпустит, не наградив за все наши прегрешения. О да, теперь-то я вижу его настоящую натуру! — Мы согласны, – прозвучали совсем рядом слова, как приговор. Э-э-э? Кея, ты что – самоубийца? И меня в свои ряды прописал?! Не-е-ет, мне хочется жить. «Жить пустыми мыслями, пустыми днями в пустом мире? Но тебе уже нечего терять… хоть на мгновение живи с интересом к этому миру. Соглашайся». – вдруг заныло мое сердце. Надо же, а я думал у меня его нет – сердца… все же нашлось. И я согласился. Знаю, что дурак. Вечером того же дня мы вместе с Хибари сидели в баре «Еlectro» и, потягивая коктейли, приходили в состояние душевного равновесия. Первым молчание нарушил брюнет: — Почему ты согласился? – спросил он, с задумчивым видом наблюдая за двигающейся под музыку толпой. — А почему ты не отказался? – заявил я в ответ, бросая собеседнику наглую улыбку. Серебро его глаз резко обожгло меня, но я даже не поежился. — Захотелось. — Вот и мне захотелось, – не говорить же этому бесчувственному животному, что это все – из-за желания покинуть стены своего мирка, начать интересную, захватывающую игру. – И все же я потрясен. Ох, хитрец! – Коктейль был допит одним глотком, и я, расслабившись, принялся за поиск жертвы. Внимание среди огромного разномастного количества людей привлекали только некоторые…те, что с рыжими волосами, маленьким ростом… — Никто и подозревать не мог того, что Тсуна из семьи Примо, – взгляд Кеи перестал меня прожигать и устремился куда-то в толпу. Внутренний голос согласился с ним, что вызывает у меня удивление. – Но он…мы глупцы, Мукуро, глупцы… Нет никого страшнее человека ненавидящего и желающего мести. В тот день, когда сделали его своим, мы подписали себе смертный приговор. – На моей памяти парень впервые назвал меня по имени. Это сделало его длительную (относительно) речь еще более правдивой. Или даже устрашающей? — Но мы и его к себе привязали. Он навечно наш враг. На–всег—да, — брюнет слушал меня и слышал, я знаю. Но внимание его привлек паренек у барной стойки, так похожий на Тсуну. Не меня одного не отпускает образ рыжика.