Vita nova /новая жизнь/

Миссис Хадсон открыла входную дверь Майкрофту Холмсу, поздоровалась и вздрогнула, услышав доносившийся со второго этажа разговор на повышенных тонах. - Мальчики ссорятся, - сообщила она, - я хотела предложить им ромашкового чая, но боюсь подниматься. Вы же знаете какими они бывают, когда сердятся. Взмахнув руками от досады, что не может помочь, Марта ушла к себе. Подошедший к лестнице ведущей на второй этаж, старший Холмс успел расслышать слова: «Так в этом все дело?», произнесенные гневным голосом брата, затем - звон разбившийся посуды. Тихо поднявшись в гостиную, Майкрофт увидел, как доктор, схватив в руки куртку, спешит покинуть квартиру, а Шерлок, взвинченный до предела, кричит ему в след: «И все-таки, я прав!». Джон вышел из дому, хлопнув дверью. Шерлок как подкошенный рухнул в кресло, обессилев от словесной перепалки с другом. Майкрофт подошел к креслу Джона, присел, долго смотрел на брата, погруженного в себя, и наконец, спросил: - Я так понимаю, что взаимопонимания вы так и не достигли? - Да, - произнес детектив, не глядя на собеседника, - тебе в этом отношении повезло больше. Лестрейд тебя простил. Не так ли? Майкрофт кивнул, соглашаясь. Ему очень хотелось, чтобы и у этих двоих все сложилось. Но, очевидно, упрямство брата и обида Джона служили барьером, который они не могли преодолеть. - Ты рассказал ему о сделке с Мориарти, о падении, о коме, в конце-то концов? Джон должен был понять как нелегко тебе было, и через что ты прошел, - Майкрофт начинал сердиться на упрямого доктора, но, внимательно присмотревшись к Шерлоку, понял, что его злость направлена не на того участника ссоры. - Ты так ничего ему не сказал? – его удивлению не было предела. ***************** За несколько часов до этого. *************** - Как же я устал, - пожаловался Джон, откидываясь на спинку дивана, чувствуя, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой, - все эти встречи с журналистами, представителями общественности, когда нужно предъявлять тебя живого и невредимого, доказывая, что ты не создавал Мориарти. От вспышек фотокамер у меня до сих пор сполохи света перед глазами. - Да, - согласился Шерлок, садясь рядом, - напряженная выдалась неделя. Они сидели в нескольких сантиметрах друг от друга, ощущая напряжение, поселившееся в их квартире с тех пор, как они снова стали жить вместе. О прежних непринужденных отношениях и речи быть не могло, ведь между ними было столько недосказанного. Друзья практически не оставались один на один. Дома их опекала миссис Хадсон, стараясь побаловать мальчиков домашней едой. Каждый новый день за стенами дома требовал все новых и новых усилий по ликвидации последствий мнимой смерти Шерлока. Приходилось вновь и вновь отвоевывать репутацию, отвечать на банальные и глупейшие вопросы и при этом – улыбаться, казаться сдержанными и уверенными в себе. Сил хватало только на то, чтобы доползти до дома и упасть без сил. Но Джон принимал душ, переодевался и ехал в больницу навещать Этьена. Каждый раз понимая, что он не вправе помешать доктору видеться с человеком, спасшим им жизнь, Шерлок испытывал обжигающую злость, что гнездилась в районе грудной клетки, мешая нормально дышать. Честно признаться, он боялся, что однажды Джон просто не вернется, решив остаться с Этьеном навсегда. В этой ситуации разыгрывать из себя героя, рассказывая, как он пожертвовал собой, чтобы спасти Джона, миссис Хадсон и Лестрейда - было бессмысленно. А поведать о коме, и о том времени, что заняла реабилитация, вызывая жалость – и того хуже. Шерлок хотел, чтобы Джон любил его, восхищался как раньше, а не жалел. Представляя прилизанную историю, придуманную Майкрофтом для журналистов, детектив не рассказывал Ватсону о своей поездке в Афганистан, о стычке с Мораном, и о той колоссальной работе, что пришлось проделать для ликвидации потока средств на поддержание криминальной сети. Джону было трудно впустить Шерлока назад в свою жизнь. Согласившись снова делить с ним квартиру, он так и не впустил его обратно в свое сердце. Испытывая жгучую обиду от выказанного ему недоверия, Джон замкнулся в себе, пресекая все попытки Холмса к примирению. По ночам, просыпаясь в холодном поту, Ватсон спускался вниз, пробирался в спальню к другу и смотрел на спящего Шерлока, чтобы убедиться – Холмс жив, и это ему не снится. В такие минуты Джон чувствовал, как тлеющий огонек нежности в его сердце разгорался все сильнее, ширился, заполняя собой душу доктора. Больше всего на свете в такие моменты Джону хотелось коснуться теплой кожи руки Шерлока, запрокинутой за голову, провести пальцем по острой лини скул, пропустить через пальцы короткие пряди волос. Спящий Холмс был так трогательно беззащитен, вызывая желание опекать. Где его носило все это время, чем он занимался, Джон так и не узнал. Ловко уходя от расставленных силков журналистов, он и дома не выходил из образа, туманно распространяясь о секретной миссии, а то и вовсе переходил на грубость, напоминая, что Ватсону сейчас есть о ком заботиться. Вглядываясь в полумраке комнаты в изможденное лицо друга, Джон отмечал про себя морщины, появившиеся на его лице за последний год, шрам на голове за левым ухом, едва прикрытый волосами - его раньше не было, рубец зашитой раны на правом плече от касательного пулевого ранения, полученного совсем недавно. Джон не понимал упорства, с которым Холмс отказывался говорить о жизни прожитой без него. Потому Джон и сбегал из дому, находя общество идущего на поправку Этьена намного приятнее ...