Час меж волка и собаки

Когда Светлане было пять лет, она любила сказку про снежную королеву. Сначала бабушка рассказывала холодними зимними ночами про странствия смелой Герды в поисках Кая, и Света, сжавшись в комочек из восторга и испуга, слушала про две цветущих розы, далекие края, загадочную Лапландию и осколки вечности. Девочка смотрела в окно, где не было видно соседних домов, только злую пургу, блестящую в слабом свете единственного фонаря на округу. - Снежинки это маленькие снежные феи, которые выпали из своего королевства, - говорила бабушка, все больше увлекаясь собственными сказками. И Света прилипала к окну, надеясь разглядеть снежных фей вблизи, пока бабушка не загоняла ее обратно под одеяло, боясь, что она простудится. Позже Света начала разыгрывать сказку сама. В детском садике во дворе проходил тщательный отбор участников: красивой Фатиме из чеченской семьи доставалась роль разбойницы, веснушчатый Вася был оленем, вечная соперница Светы Алина - выскочка, ходящая на фигурное катание - была Снежной Королевой, когда они не ссорились; близняшки Олег и Варя были принцем и принцессой, остальные роли часто менялись. Света конечно же была Гердой и никому не давала и шанса занять свою роль. - Играйте тогда в свою снежную королеву, - строго выговаривала девочка. Малявки грустно вздыхали и принимали опять ее правила. Воспитательница лишь хмуро качала головой, но решение кроссвордов ее занимало больше. Проблема всегда была в Кае. В первый раз Света выбрала Каем Гошу - красивого мальчика с большими глазами и ресницами как у девочки. Гоша был хорош, когда молчал, и возился в песочнице с пазлами от картины “Мишки в лесу”, которые воспринимались как дворец снежной королевы и осколки льда, но говорил Гоша заикаясь, краснея, и все удовольствие от игры пропадало, стоило посмотреть на несчастного красного мальчика почти на грани слез от своей беспомощности. - Кай может все время молчать, - предлагала Алина, поправляя бумажную корону у себя на голове. Света кивала: да, Кай не должен много говорить. Но видеть Гошу Каем просто не могла. После этого Каем был рыжий Степа, шумный мальчуган, который не прочь был что-нибудь стащить. Степу сразу прогнали, как увидели, что он кладет себе в карман ценный реквизит - брошку в виде розы, которую мама Светы подарила ей на день рождения. Да и Кай из него был чересчур болтливый и рвался сам спастись, “кокнуть бабку” - как он говорил, имея в виду убийство Снежной Королевы, и вообще заменить место Герды. Маленькая Света такого не могла терпеть. Кай не может спасти сам себя! В чем тогда смысл всего пути Герды? Герда идет через все препятствия, обходит полмира босиком, встречает и принцев и разбойниц одинаково, и все ради одного - Кая. В итоге, Света решила, что Кая никто не должен играть. Ее Герда всегда в поиске Кая без начала и конца, в пути сквозь все препятствия и преграды. И в конце она растопит любовью и слезами извращённые ледяные осколки в сердце и глазах, и Кай - иногда она представляла серьезного Анатолия из четвертого подъезда, который уже ходил в школу - опять будет с ней и всегда будет любить ее.. Когда Светлане исполнилось сорок, она поняла, что иногда лучше не пытаться вытаскивать ледяные осколки Кая - ему же так лучше, а Герда только поранится. * Иногда Антону казалось, что он живет в абсурдной театральной постановке про сложные семейные отношения. Трое в лодке, не считая собаки и прочие радости семейной жизни - Антон считал это подходящим названием. Три человека в одном маленьком доме избегали друг друга как могли. Когда в доме два мага, то можно не видеться днями. Когда в доме есть чердак, на котором не-маг пропадает днями, то можно при желании прожить всю жизнь, ни с кем не сталкиваясь. Светлана избегала Антона, Антон избегал ее и Завулона, Завулона просто нельзя было найти. Не то, чтобы он его искал. Завулона Антон избегал в первую очередь. Потом проверял комнаты в возможном ожидании увидеть полубезумного Тёмного. Полубезумный Темный почему-то не находился. Не то чтобы Антон сильно расстраивался У него было много однообразных дней, в течение которых он много думал. “Много думать” было его специальностью, он в конце концов аналитик - он должен уметь думать профессионально. Но сейчас все его мысли автоматически блокировались им же самим. Мужской мир устроен просто: есть вещи, о которых мужчины не должны думать. Ну, нормальные мужики. Об этом можно разговаривать, но только в насмешливо-презрительном контексте, который показывает вашему собеседнику, что вы точно “не такой”, чтобы ни дай Бог кто-нибудь на момент задумался, что вы можете относиться к “таким”. Нет, это не разделение на Иных и людей, Светлых и Темных. Это предрассудки, которым трудно преодолеть даже Иным - молодым Иным до двухсот лет, которые еще держатся за остатки своей человечности. Старым Иным плевать уже на все, и даже среди них могут встретиться те, которые будут придерживаться такого же мнение. Это деление настоящих мужчин на “нормальных” и “педиков”. “Педиком” можно стать даже без сексуального акта с другим мужчиной. Достаточно отличаться от мужских стандартов “Нормального Мужика”. Когда вычисляют “педиков”, их не обсуждают. Сотрудники Ночного Дозора никогда ничего не говорили про Игната. Все про него знали все, но никогда ничего не говорили вслух. Не только женщины понимают друг друга с полувзгляда. Когда объект, который не попадает в категорию “нормальный мужик” попадает в поле зрения “нормальных мужиков”, то последняя категория (неважно сколько в помещении находится “нормальных мужиков”, количество варьируется от двух до бесконечности) устраивает ментальный обмен информацией с помощью взглядов (неодобрительных, желательно показушно презрительных) и жестов (покачивание головы, выражающее определенную степень негодования; плевок под ноги, показывающий омерзение). Это все дает понять остальным членам твоей группы, что ты “нормальный мужик”. Антон Городецкий был самым нормальным мужиком. Он не мог сказать, что он не любил геев. Какое ему до них дело? Главное, чтобы они это все не устраивали на людях. Разумеется он считал, что это противоественно, но свое мнение не высказывал, полагая, что он перерос подростковый возраст, когда с воодушевлением юности орешь звучное “пидор” вслед ровеснику, который посмел отрастить волосы. Взрослые мужчины не показывают так свое отношение. Они выражают его спокойно и с достоинством (см. выше). Антон всегда стремился показать, что он не относится к этим. Он не такой. Он нормальный. Возможно, он всегда пытался это показать больше, чем необходимо. Иногда приходится самого себя заставлять забывать грехи молодости и обелять свои воспоминания. Он не такой. Если что-то и было, то было по молодости и глупости, о таком даже не стоит вспоминать. Если не вспоминать, то омерзение, тоска, стыд и жуткое чувство желания уйдут прочь. Сейчас Антон не мог сформулировать, чего он боится. Как говорить с другими людьми о таком? Антон внутренне цепенел, когда пытался подобрать слова тому, что высказывать не хотел. Как сказать: меня возможно хочет Темный, мой бывший враг. Как сказать: меня возможно хочет нестабильный двухтысячелетний Темный маг, имеющий кровное родство со мной, и желающий меня уничтожить либо… Как сказать: меня возможно хочет Завулон, и я… Он не может думать об этом. Антон застывает во власти неразличимых эмоций. Стыд? Отвращение? Страх? Любопытство? Нечто другое..? Эмоции накидываются на него всей гурьбой, и Антон тонет в них. Он аналитик, он привык думать логически, рационально, объективно. Сейчас он не может вычленить ни одного четкого факта, за который можно ухватиться, проанализировать и построить полную картину происходящих событий. Антон не может поговорить со Светланой: когда он представляет возможный диалог, все внутри него покрывается ледяной коркой стыда и бессмысленной вины. О таком не говорят. Нельзя говорить о том, чего нет. Но если не говорят о том, что нет, то почему он чувствует себя загнанным зверем в ловушке? Может ему показалось? Это же невозможно, и если думать с точки зрения объективной логики… То все в этом мире возможно и это тоже. Нет, но если подумать… Мысли Антона зациклились. Он не мог ни избавиться от кома в груди, ни распутать его. Завулон его пугал, интриговал, держал в тонусе и давал силы на борьбу с ним же. Завулон его отвращал и этим же привлекал, как привлекает школьников возможность потыкать палкой в полусгнивший труп сороки. Мерзко, ужасающе, будоражаще и хочется повторить. Он благодарил Надю за набор амулетов, которые позволяли скрывать ауру и эмоции от других Иных. Антон активировал все амулеты сразу после того вечера на кухне и по косым взглядам Светланы понял, что его ментальное бегство не осталось ни от кого незамеченным, но ему не задавали вопросов, а сам он ничего не говорил. Пытаясь избежать бесконечного цикла собственных мыслей Антон написал Арине с просьбой воспользоваться ее библиотекой - той малой частью, которую смог бы прочитать обычный человек без угрозы быть поглощенным книгой. Арина согласилась без вопросов и даже сняла защиту для него с неопределённого количества книг, которые Инквизиция считала утерянными. Он, конечно, не обольщался, что был допущен до святая святых, но не мог не порадоваться. Теперь у него появилось еще одно место, где можно было спрятаться от семьи. Свет и Тьма, если бы ему рассказали год назад, чем он сейчас занимается и о чем думает… Дни до предполагаемого отъезда Светланы проходили в еще большей разобщенности каждого, чем было до ее приезда. И дело было вовсе не в Светлане. Светлана виделась чаще с Завулоном, чем со своим собственным мужем. Собственный муж упорно ее избегал и шарахался как от прокаженной. Иногда она удивлялась, когда находила его в одной комнате с собой. Это не было нормой, но Светлана с интересом обнаружила, что не чувствует ни боли ни злости от поведения Антона. Ей было почти все равно. Она находилась в доме своего детства со своим мужем, переживающем депрессивный эпизод с периодами маниакальной активности, и с родственником мужа-бывшим-нынешним-врагом, переживающем вечный маниакальный эпизод с периодами депрессии. И собака. Конечно, еще собака. Светлана устала. Она хотела, но не могла помочь Антону. Она могла, но не хотела помогать Завулону. Ей казалось, будто ее жизнь медленно превращается в странный артхаус. Разговоры с Антоном ничего больше не приносили. Он закрылся в себе и на вопросы о том что происходит не отвечал. У нее было жуткое подозрение, но она боялась даже подумать об этом, не то что сказать вслух. Все же Завулон ведет себя все чудесатее и чудесатее… Нет, нет, нет, не стоит об этом думать. У Светланы был четкий план: во-первых, она ставит на место больную голову Темного; во-вторых, Антон еще немного поиграет в страдающего героя без реальной опасности и уедет обратно в Москву; в-третьих, они живут счастливо. План посыпался на первом пункте: адекватный Завулон находится за пределами воображения. Светлана как целитель стабильно раз в два дня - при условии, что она находила Темного - делала профилактический осмотр, попутно копаясь в заметках Арины отыскивая способ помочь, пусть помогать и не хотелось. Завулон был стабильно плох. Темный маг не просто игнорировал реальность - он предпочитал создавать свою. И чем дальше в лес, тем злее волки. Ментальные щиты Завулона чудовищно медленно зарастали, и только потому что его закопанные воспоминания и запрещенные знания прорывались сквозь них. Завулон знал, что они находятся в Подмосковье, поселке N, на улице весна второго тысячелетия. Он щурил глаза на ясное небо и предвещал дождь через пятнадцать минут в Москве. Через пятнадцать минут москвичи матерились сквозь зубы и пытались спасти остатки только что приготовленного шашлыка под беседкой. Завулон спрашивал, будет ли сегодня Александр VI устраивать званый ужин. У него как раз есть приправа, которая понравится Папе… После молчания со стороны Светланы он застывал. Искра понимания мелькнула в его глазах. Папа Римский умер пятьсот лет назад. Как и многие другие. Как все его дети, жены, враги, любовники и друзья. Все мертвы, кроме него. Завулон молчал. Спасибо, Светлана, ваше вмешательство больше мне не требуется. Светлана на минуту завороженная чужим горем заторможенно кивнула и вышла. Она тряхнула головой, пытаясь отогнать от себя чужие эмоции. Жалеть хищника это немилосердно. Жалеть хищника это подставлять ему свою руку для съедения. Она больше не может здесь оставаться. Дом ее детства стал чужим: теперь это место для игр полубезумных магов. Ее муж предпочитает не смотреть ей в глаза: теперь он предпочитает играть с полубезумными магами. Ей здесь не место. Светлана всю свою недолгую карьеру в Дозоре пыталась понять, почему черное это черное, а белое это белое. В заброшенном доме ее детства белое становится черным, а черным становится белым. Светлана чувствует, что еще немного и сама начнет играть в игры. Она хочет просто жить. У нее есть дочь, есть работа и есть она сама. У нее есть муж, но муж потерял сам себя. Светлана хотела бы помочь ему найти себя, но это ничего не поменяет. Антон должен сделать это сам. Светлана уходит собирать вещи. В Москве ее ждут. * Небо постепенно уходило от ночной тьмы в предрассветную розовую блеклость. Под расставленным куполом Инквизиции по-прежнему не было слышно птиц. Антон выгуливал Тотошку и ждал, пока Светлана выйдет из дома. Портал должен был открыться в шесть утра. Антон не спал всю ночь, путаясь в простынях. То ему было душно, то он не мог согреться. Светлана спала мирным сном младенца и Антону казалось, что она сама на себя наложила усыпляющие заклинания. Он ложился еще ближе к ней, пытаясь согреться, но потом отползал обратно на край кровати, терзаясь непонятной виной. Когда он заснул, ему приснился Костя, который грустно улыбался и качал головой. После этого Антон не смог больше заснуть. Бодрый Тотошка наматывал круги возле сосны, чувствуя старый запах лесной животинки. Антон закурил вместо завтрака, пытаясь не представлять себе яичницу с жареными колбасками. В голове все мутилось, он пытался вспомнить, когда он ел последний раз. Не мог вспомнить. Легкие шаги отвлекли его от вялых дум. Светлана в предрассветной дымке казалась сотканной из блеклых солнечных лучей, видением из другой жизни, той, которая не случилась и уже не могла случиться. Антон с тоской наблюдал, как она медленно спускалась к нему. Он не успел ни с чем разобраться. Он не смог построить что-то новое. Ему казалось, что он только разрушил что-то, о чем и не подозревал. - Ты выспался? - нежно спросила Светлана, поправляя ему спутавшиеся волосы. - Почти, - он поймал ее руку, целуя тыльную сторону ладони. - А ты? Что снилось? - Я и не помню. Светлана мягко отстранилась, весело наблюдая за Тотошкой. Пес не обращал внимания на скучные людские драмы и предпочитал гоняться за собственным хвостом. - Ты позвонишь, как будешь дома? - Антон понимал насколько это глупый вопрос, учитывая, что Светлана окажется дома сразу же, как войдет в портал, но не мог ничего с собой сделать. Взгляд Светланы потеплел. - Конечно, - она нежно провела рукой по его щеке и попросила. - Звони мне в любое время. - Иногда ты бываешь недоступна. - Не смог сдержаться Антон от легкого укора. Светлана лишь покачала головой. - Антон, звони мне, а если что-то случится или что-то тебя встревожит хоть на мгновение, то активируй амулет и телепортируйся к нам. - Хорошо, - покорно согласился Антон, надеясь, что сейчас они не начнут очередной спор о его безопасности. Светлана хотела сказать Антону многое: она хотела попросить его следить за собственным питанием, пить витамины и таблетки, звонить ей и их дочери чаще, держаться подальше от Завулона...но она чувствовала, что на любую ее просьбу Антон хмуро кивнет и закроется от нее. Светлана выдохнула. Она не хотела превращаться в “мамочку” собственного мужа, но Антон всегда был равнодушен к собственной безопасности и благополучию, сейчас же его равнодушие сменилось апатией, и Антон окончательно перестал заботиться о себе. Как ей вернуть его? Вопрос бессильно бился в голове. Все ли с ним будет хорошо? Может стоить его оглушить - пусть потом не говорит с ней хоть десять лет - и забрать с собой? Как она может оставить Антона с этим? Когда вернется Антон? Что будет с ними, когда он вернется?... Светлана не хотела себе признаваться, но она все чаще задумывалась, что случится с их отношениями, если когда Антон вернется домой. Как и любой человек Антон меняется. Светлана оставалась неизменной: она сама себе не могла точно сказать, как она представляет их отношения дальше. Она не позволяла себе думать о том, что Антон стареет, о том что он умрет. Она не может об этом думать, нет, нет. Антон приобнял ее за талию. Она уткнулась ему в грудь, вдыхая родной запах. Что им делать? Как Антон не понимает, что у них осталось так мало времени? Почему он предпочитает оставаться здесь, вместо того быть дома? Светлана обвила его руками, цепляясь за него так, как будто он сейчас исчезнет. Она только распробовала вкус бытия Иной; поняла, что перед ней почти вечность. Светлана рассчитывала, что это вечность с мужем, который равен ей, и с дочерью, перед которой содрогнется мир. Потом ей плюнули в лицо ее же фантазиями - она всегда была фантазеркой…Все эти дни она как будто заранее переживала утрату Антона. Она уже скорбела по нему в ту самую минуту, когда обнимала его как никогда прежде. Светлана понимала: ему будет больно жить с ними, как бы он не пытался. Светлана понимала: ей будет больно жить с ним, чтобы она ни делала. Она выдохнула. Пусть сначала Антон вернется домой. Потом они решат, что делать дальше. Вместе. Портал открылся. - Береги себя, - Светлана поцеловала его, пытаясь вложить в поцелуй все свои сомнения, тревоги и терзания. Антон нежно ответил ей еще одним поцелуем вместо слов. Светлана шагнула в портал, умиротворенная; она поверила, что все будет хорошо, все может наладиться, Антон вернется и все будет… Насмешливый чужой голос ворвался в её мысли. “Я позабочусь о нем”. Портал закрылся за ней. * Антон отрешенно смотрел на выжженную после закрытия портала землю. Тотошка испуганно поджал хвост и тихо гавкал. Антон тряхнул головой и подошел к псу, начав его успокаивать. - Испугался, маленький? Ну-ну, все хорошо. Думаю, мы с тобой, дружок, нагулялись, - Антон потрепал собаку по голове. Курить хотелось жутко, но сигарет в пачке не осталось, а идти за новой в дом не хотелось. Антону вообще ничего не хотелось, как за Светой закрылся портал, он почувствовал опустошение. А еще облегчение, от которого становилось стыдно. Тотошка жался к ноге, намекая непутевому хозяину, что пора идти домой. Антон понимал, что пора, но все откладывал этот момент. Он почувствовал в себе мысль, которая поднималась в нем из глубины подсознания; мысль, которая была внезапной и острой, как удар; мысль, которая давала ему ответ, на все мучающие его вопросы. Ему всего-то нужно… - Не замерз? Мысль исчезла. Антон подобрался как цепной пес: настороженный и взбодренный, готовый к схватке. Он показушно не оборачивался, чувствуя за спиной чужое насмешливое молчание. - Поиграем в молчанку, Антош? - Я выиграю. - Почему же? - Потому что ты лопнешь, если проведешь два часа в молчании, не выпячивая своего огромное эго, - Антон все же обернулся, желая посмотреть отреагирует ли оппонент на почти детскую подколку. Он удивился, но постарался это скрыть: Завулон выглядел как прежде. Как будто не было этих тягостных полубезумных дней. Начищенные ботинки, стрелки на брюках, уложенные вызовы. Пижон. Вчера всего этого не было, что за фарс…Антону казалось, что кровь в его жилах стала течь быстрее, все силы бросались на попытку разгадать очередную загадку, отчего он с болезненным вниманием разглядывал Завулона. Тот смотрел на него с легкой улыбкой, будто они старые добрые друзья. Тотошка обежал вокруг Темного несколько кругов, пытаясь вовлечь того в игру. Завулон на это лишь хмыкнул и потрепал пса по голове. Все это выглядело так сюрреалистично адекватно, что Антон напрягся. Опять, опять, опять, где подвох? - Приятно видеть, что твой юмор не меняется со школы, - Завулон покачал головой. - Я хотя бы ходил в школу, - бездумно ляпнул Антон, сразу же пожалев. К чему вообще была эта ремарка? Да, вряд ли в те стародавние времена, когда Завулон только появился на свет, о чем его родители несомненно сразу же пожалели, были школы. Но что за идиотизм он выдал… и правда уровень школьника. - Есть чем гордиться, Антон, - Темный лишь улыбнулся. Антон неловко почесал голову, глянул на дом, понимая, что уже точно пора уходить от этого пугающе спокойного Завулона. - Вижу тебе намного лучше. Лечение удалось? - - Некоторые лекарства лечат все болезни, некоторые лекарства как припарка мертвому…- туманно ответил Темный, поддевая ботинком прилипший слой грязи. Антон от такого ответа напрягся и решил, что точно лучше зайти внутрь. Он свистнул Тотошку и уже развернулся, как тут Завулон сказал: - Идешь домой? Прекрасно, как раз хочу с тобой поговорить за чашкой чая. Или чего покрепче. Антон напрягся еще больше. - Идем.