Bittersweet symphony

Исак не хотел идти на вечеринку. Во всяком случае, он старался это показать. Но его неуверенные отказы вовсе не остановили меня, мотивируя продолжать уговаривать. Юноша поник сразу же после произнесенного мною имени "Соня", и я понял, что Исак просто не хотел нам мешать. И ближайшее время мне ничего не оставалось, как пытаться убедить юношу в обратном. Ведь так думал только он, но никак не я. Вскоре Исак, отведя взгляд и скромно улыбнувшись, чем заставил мое сердце трепетать, словно бабочка, за которой гналась толпа детей, норовя словить ее сачком, сдался, принимая мое предложение. Мы просидели еще полчаса, пока не пришел уставший Расмус и буквально через пять минут не уехал вновь на срочный вызов по этому же делу. Я же посвятил Исака во все мельчайшие подробности преступления, и до конца рабочего дня мы с ним занимались работой. Я всему юношу учил, объяснял и показывал, и мы вместе отвечали на поступающие звонки, сверяли показания, результаты экспертиз и анализов, отметили красным на большой карте Норвегии и отдельно Осло места, которые хоть как-нибудь были связаны с делом. А потом разошлись, договорившись, что я позвоню ему в семь и мы пойдем на вечеринку, как и было ранее сказано. Когда я пришел домой - меня встретил Мортен. Он сидел в гостиной и пил чай с грейпфрутовыми дольками, невольно вынуждая меня расплыться в улыбке. - Ты почти, как мой отец, - отметил я, бросая сумку на кресло. - Только он любил с яблоками. - Приятно иметь с ним что-то общее, - отозвался Мортен, хлопнув по светлому бежевому дивану, призывая меня сесть рядом. - Я как раз вспоминал об этой его привычке сегодня, - печально признался я, опускаясь на диван. - Кому ты вспоминал? - Напрягся Мортен, поставив кружку на стол, из которой все еще слабо струился пар. - Себе самому. - Невозмутимо сказал я, устремляя взгляд на мужчину, - но все-таки пришлось рассказать Исаку, что у нас в семье не представляют жизни без чая. Так что, если он когда-нибудь зайдет к нам, то очень вас прошу полюбить чай. Мортен хмыкнул. - Для начала, кто такой Исак? - Спросил он, закидывая в рот очередную дольку грейпфрута, но на этот раз не запивая. - О, это мой друг, - просто ответил я, - мы с ним в школе познакомились. Кстати, сегодня иду с ним на вечеринку к Бьёрну. - Ясно, - кивнул Мортен, - а не поздновато ли твоим костям трясти стариной? Не развалится антиквариат? - Обидно, - закатив глаза, улыбнулся я, слыша добрые смешки Мортена. - Лучше оставь мои кости в покое и расскажи, как твои дела. И мы с Мортеном уютно поговорили, как настоящие отец с сыном. Я был благодарен им обоим за все: за то, что они увидели во мне не тварь, а человека. За то, что приняли в свою семью, в этот мир и стали для меня всем. Эти теплые беседы, завтраки, обеды и ужины, на которые меня приглашали супруги, школа, то, с какой заботой Хельга убиралась в моей комнате, гладила мою одежду, меняла постельное белье, просто совместное времяпровождение - все это я не принимал, как должное. Я ценил любую мелочь, был благодарен, ибо понимал, что не заслуживал ничего. Я оставался благодарен Исаку тоже. Потому что его я тоже никогда не буду достоин. Как и Хельги с Мортеном.

***

Я позвонил Исаку в семь, как и обещал. Но он сказал, что опоздает, поэтому я предложил ему опоздать вместе. Мне не принципиально было появляться на вечеринке вовремя, мне вообще было на нее плевать: я хотел провести время с Исаком. Однако тот попросил скинуть адрес и все же пойти туда без него, а сам юноша подтянется чуть позже. - Эвен! - На пороге меня встретила Соня. Уже слегка поддатая, поскольку я ясно ощутил запах алкоголя. - А где твой мальчик? Ты же с ним рвался прийти. - Не волнуйся за него, мой мальчик скоро придет,- спокойно ответил я, чувствуя накаляющуюся обстановку меж нами. Соне юноша не нравился. Я усек это и то, почему она была так против настроена: я очень много думал о Исаке, проводил с ним больше времени, чем с ней. Обыкновенная ревность, бесполезность которой я понимал, но прекратить испытывать которую сам был не в силах. Соня впустила меня в дом, где во всю уже играла музыка, светили темные синие лампы и сходили с ума люди, чья кожа была разрисована люминесцентными красками. Это выглядело очень интересно. Соня тоже меня такими разрисовала, а потом мы пошли с ней пить и танцевать. Исак все не появлялся. Я ни на миг о нем не забывал. Поэтому, когда Соня затерялась в толпе, я вытащил из кармана телефон, желая написать юноше, но тут же мой взгляд неожиданно наткнулся на него самого, явно не в своей тарелке сидящего на диване. Он тоже пил, много и залпом, особенно тогда, когда к Исаку присоединилась Эмма - та самая милая девочка (в чем я уже не был уверен), которая вмешалась в наш первый с Исаком разговор. Она без стеснения положила ладони моего мальчика на свою грудь. Но то, что последовало за этим, в край меня убило: юноша поцеловал ее. Впился в губы Эммы, вводя меня в какие-то сумасшедшие чувства. За мгновение у меня успели опуститься руки. Как? Он сам это сделал? Я прочувствовался к себе всем возможным негативом: начиная от ненависти до жалости. Захотелось размазать по стенке эту малолетнюю шлюху, и размозжить нос Исаку за то, что так поступил со мной. Но в следующую секунду все прошло, и я уже не был уверен в том, что действительно об этом думал. Вместо того я просто подошел и плюхнулся на диван так, чтобы, уже развалившиеся на нем двое, подпрыгнули, отстраняясь друг от друга. - Задружились вы, ребятки, - вскинув брови и очаровательно улыбаясь, прокомментировал я, замечая, как оживился Исак, когда увидел меня. - О, и ты пришел! - Воскликнула Эмма, бросившись меня обнимать. Мы плохо были знакомы с Эммой. Даже, можно сказать, вообще не знакомы. Именно поэтому мне должно было стать немного неловко от такой ее реакции на себя. Но не стало. Потому что было абсолютно все равно. Я не сводил взгляда с охмелевшего Исака, не имея ни малейшего понятия, о чем тот думал. Вскоре Эмма и Соня вновь потянули нас танцевать. Тогда опьянел и я, но не от алкоголя, а от томного, чертовски горячего взгляда юноши, которого мне хотелось больше всего на свете. Взгляда, что сводил с ума абсолютно все внутри, заставляя приятно ныть, содрогаться и сдавливать мое тело вместе с душой. Исак смотрел на меня, целуя неправильную другую. Я жадно ловил этот взгляд, целуя неправильную другую. Это было так жалко, так иронично, так нахально и так печально. Мы хотели друг друга, мы оба это знали. И первобытное желание так болезненно приятно смешивалось с дурманящей музыкой, глухими ударами отдающей в груди. Мы были в крови друг у друга. Не знаю, как, не помню, почему я оказался в какой-то комнате, запертой нами изнутри, прижимая к стенке самого желанного человека, чье тело так охотно льнуло ко мне. Ни я, ни Исак знать этого не хотели. Но и мне, и Исаку это нравилось. Я бродил руками по его худощавому телу, что вздрагивало чуть бы не от каждого моего прикосновения. Оглаживал подтянутый живот, проводил ладонями по крепкой спине, нетерпеливо сжимал пальцами бедра и не отрывал взгляда от зеленых, но тогда черных глаз Исака. Я так неистово хотел заменить свои руки губами, я думал об этом, представлял, глядя Исаку в глаза, но всякий раз, когда был близок к тому, чтобы так и поступить - отдергивал себя, чувствуя, что не имею права сделать это без позволения. О чем думал Исак, когда мы просто смотрели друг на друга, касаясь тел, словно оставляя невидимые ожоги, приходилось только догадываться. Возможно, он не хотел ничего больше. Возможно, я лишь глуп... - Ты сегодня планируешь меня целовать? - Прервал сумасшедшие размышления Исак, притягивая меня ближе за наполовину расстегнутый ремень. - Нужно посмотреть, что у меня в расписании, - не думая, бросил я, чувствуя юношу через ткань джинсов. - Тогда смотри быстрее, Эвен, - так нежно шепнул Исак, особенно выделив мое имя, и сердце невольно сжалось в ничтожный маленький комок. В тот момент я впился в любимые губы, а остатки разума уже окончательно покинули голову. Я никогда, ни с кем ни до, ни после себя так не ощущал. Ни кровь, ни даже Томас, который когда-то стал для меня всем, вдруг перестали существовать. И, если до этого поцелуя во мне и томилась хоть капля былой любви, то теперь абсолютно навсегда она превратилась в прах, развеиваясь над единственными, что осталось - воспоминаниями. Целуя эти тонкие влажные губы, я слился с Исаком, не телом, но душой. Я понимал - с этого момента все стало предельно ясно. С этого поцелуя начнется новый период в моей истории. Прекраснейший за все предыдущие и будущие. Исак неумело, и от этого еще горячее, отвечал мне со всем неистовым желанием. Я умирал и возрождался, когда он проводил кончиком языка по моим губам. Оттягивал их зубами, проникал в рот, касаясь острых клыков, выходя и начиная все заново. Я все плотнее вжимал Исака в стену, не замечая, как давно уже остался без верха и с расстегнутыми штанами. Я оглаживал скулы юноши, те самые, о которые, я верил, можно порезаться. Не порезался. Но узнал, какая нежная кожа у моего мальчика. Мы бесстыдно терлись членами, я снял с Исака всю одежду, дернув вниз одновременно и штаны, и его нижнее белье. Оставшись стоять перед ним на коленях, я благодарно целовал бедра, оставлял трепетные поцелуи на животе, ногах, коленях, пока руки Исака ласково сжимали мои волосы на затылке. Я брал глубоко. Обводил языком головку. Проводил по всей длине члена Исака языком, пальцем - по линии, разделяющей плотные яички, втягивая их губами, по отдельности и два сразу, ловя сверху блаженные стоны, вздохи и всхлипы. Я проглотил все до последней капли и вскоре сам излился в свои же штаны, прежде, чем обвить дрожащие ноги Исака руками и благодарно прижаться щекой к его коленям. Никто из нас ничего не сказал. И я не знал, сколько мы так простояли. - Эвен, - когда я поднял голову - раскрасневшийся, с приоткрытым ртом Исак смотрел на меня сверху вниз из-под полуприкрытых длинных ресниц. - А как же ты? - Мне тоже было хорошо, - поднимаясь, улыбнулся я, обнажая ядовитые клыки. Поймав удивленный взгляд юноши, я взял его руку, сплетая наши пальцы и принимаясь неторопливо проводить носом по теплой щеке Исака, слушая, как задерживается и сбивается его дыхание. В ту минуту дверь попытались открыть, после постучали, а потом и вовсе, кажется, попробовали выбить. - Эвен Бэк Насхайм! - Закричала по ту сторону разъяренная пьяная Соня. Улавливался тихий голос Бьёрна, слабо бросившего ей несколько усмирительных слов. - Открывай, чтоб тебя! Я знаю, ты там! - Блин, - шепнул Исак, стремительно принявшийся одеваться. - Переночуешь у меня? - Тихо спросил я, натягивая свою одежду. - Если приглашаешь, - ответил Исак, выныривая из толстовки. - Отлично, тогда пошли, - улыбнувшись, произнес я, подходя к окну и смерив не свои, но силы Исака. - Ты долбанулся? Через окно?- Недоверчиво переспросил юноша, глядя на меня, как на безумного. Я лишь пожал плечами, вскинув брови: - Боишься? - Конечно боюсь, черт возьми! - Прошипел юноша, - я не специалист, но мне почему-то кажется, что, сиганув со второго этажа, можно поломать кости! Глупо, правда? - Тут дерево, - беззаботно сказал я, метнув быстрый взгляд на дверь, за которой Бьёрн сказал Соне, что идет за ключом. Исак тоже это услышал. Прежде, чем прыгнуть вниз, обходясь без веток, я добавил: - жду внизу. Я тебя поймаю, если что. Как только я оказался на земле, Исак появился на подоконнике, цепляясь за крепкую ветку и осторожно, но торопливо спускаясь вниз. Он сорвался за каких-то два метра над землей, но я, как и обещал, поймал юношу, помчавшись разом с ним подальше от дома. - Куртки, Эвен! - Кричал Исак сквозь смех. - Мы не взяли куртки! - А ты беги быстрее!