Неинтересно писать о счастье,
Счастливый скучен для книжной полки, –
Давай загоним счастливых в чащу
И пусть счастливых кусают волки.
А чтоб дела были в меру плохи,
То пусть волков искусают блохи.
О.Л. Ладыженский.
Приёмное отделение больницы Джона Джеймса, точнее, магическая его часть, встретило мисс Грейнджер непривычной тишиной и покоем. Поэтому, влетев в него на полной скорости, разливая по пути отвратительного цвета кофе из бумажного стаканчика, она несколько растерялась. — Что, док, струсили, да? Представьте себе, а у нас тихо, — затараторила младший медик, имя которой, к своему стыду, Гермиона всё время забывала — то ли Келли, то ли Велли? — Ни одного магического выброса, отравления ядом или непростительного, представляете? Ни одного сумасшедшего, ни одного… Нет, доктор Грейнджер себе совершенно не представляла. Особенно она не могла себе представить, как можно вставить хоть слово в тарабарщину этой Келли-Велли. А ещё её мучила боль в голове и мерзкий вкус уличного кофе на языке. Но что поделаешь — по дороге был только такой. Дёрнул же Мерлин положить порт-ключ на видное место? Всего на одну секунду. Ребенок быстро нашёл ему применение: словил Живоглота, обездвижил бедное животное и прикрепил брелок-порт-ключ ему на шею. Стоит ли говорить, что никакого перемещения при этом не произошло? Ибо этот маленький… волшебник, её сын, очень любит Глотика, и, видите ли, вовсе не хочет, чтобы тот улетел. Просто брелок очень красивый и подходит по цвету рыжему коту. Как я его обезвредил? Не знаю. Ну и как после такого можно ругать этого юного гения? За неимением порт-ключа до нужного места, можно, конечно, аппарировать, но не с малолетним ребенком — этим магические законы зеленого континента ничем не отличались от них же в Британии. А смастерить новый порт-ключ за десять минут было весьма проблематично, не говоря уже о том, что он был бы незарегистрированным. Видимо, она — самая ужасная мать в мире, именно поэтому она заслужила пешую прогулку в бешеном темпе до детского сада. Из раздумий её вырвал голос Келли-Велли… — Кстати, доктор Паркинсон уже спрашивала о Вас. Она ждет Вас в ординаторской и… — Спасибо, милая, я всё поняла. Работай, ладно? — попыталась прервать очередной поток бесполезной информации Гермиона. Она не любила называть кого-либо «милая», но случай как нельзя подходящий. — Кстати, вкусный кофе, попробуй. — Ох, спасибо огромное, док! Ординаторская располагалась на минус втором этаже. Собственно, как и все этажи магической части лучшей частной больницы Канберры, в которой молодая подающая большие надежды колдомедик Грейнджер вот уже целых полтора года спасала жизни магического населения Австралии. Кстати, весьма прогрессивного населения, которое, к большому удовольствию Гермионы, уже лет сто не употребляло слово «колдомедик». Еще одна «молодая подающие надежды» была где-то тут… О, вот и она, легка на помине. — Грейнджер, опаздываешь. Правда, делать тут всё равно нечего, — Паркинсон протянула ей кружку ароматного кофе. — Две ложки яда, как ты любишь. — Спасибо, ты святая, — несколько удивленно ответила Гермиона, отпила и блаженно зажмурилась, а затем добавила, — Иногда. — Знаю, — кивнула Паркинсон и мило улыбнулась, людоедской такой улыбочкой. — И скромная, — Гермиона взмахом палочки сменила платье на белый халат. Грубо и всё мнется, но настроение было именно таким. — И это знаю, а еще я бессовестно спала всю ночь. Чего и тебе желаю. Гермиона прошла в глубь просторной комнаты с располагающимися то тут, то там мягкой мебелью и стеллажами книг. Затем села в своё кресло и вдохнула вкусно пахнущий пар, витающий над кружкой. Она любила это кресло, такое старое, но невероятно уютное. Кстати, скорее всего, благодаря почтенному возрасту на её любимый предмет мебели никто не претендовал: пятая точка — место чувствительное, не ровен час, пострадает от резкого соприкосновения с поверхностью пола. Ну и чем заняться за неимением страждущих? Хотя, зная её везение, на спокойную смену надеяться не стоило. В отличие от своей коллеги, Панси Паркинсон переодевалась спокойно и не торопясь. Удивительно, но ещё каких-то четыре года назад Гермиона ни за что не осталась бы с ней в одной комнате. Если, конечно, эта комната не была величиной с Большой Зал Хогвартса. А сейчас… сейчас она спокойно распивает в её компании кофе. С другой стороны, ничего странного — сложно ненавидеть друг друга, когда вместе спасаешь жизни… или не можешь спасти, несмотря на все усилия. Последнее, кстати, объединяет не меньше. Мисс Паркинсон, видимо, закончила сборы, потому что взяла вторую чашку, села напротив Гермионы и кивнула на письменный стол, где располагались стройные ряды папок, карточек, медицинских журналов и другой, с точки зрения любого колдомедика, макулатуры. — Кстати, «Пророк» прибыл. Наконец-то что-то стоящее с тех пор, как у них работает эта полоумная, как ее… — Луна Лавгуд. И она вовсе не полоумная. Во всяком случае, не больше, чем мы с тобой уж точно, — вяло возразила Гермиона. Особо спорить, когда в руках кружка с вожделенным напитком, не хотелось. — Потому что мы единственные, кто во всей Австралии выписывает Британскую прессу? — Паркинсон в притворном удивлении вскинула брови. — И это тоже. Не буду сегодня это читать. Что-нибудь о вновь нависающей над миром вселенской угрозе? Или очередная гадкая в своей банальности сплетня о том, как она убежала от «призраков войны» подальше из страны и работает на самой тихой и спокойной работе в мире — то ли библиотекарем, то ли аптекарем, то ли вовсе уборщицей. А если смотреть на ситуацию более масштабно, то казалось, что вызвать всеобщий испуг — новая тенденция Британских СМИ. Как будто за последнее десятилетие поводов бояться было недостаточно. Если принять во внимание то, что осуществлялось это весьма топорными методами, то получалась и вовсе неразбериха. Выписывать прессу стало действительно неинтересно, ведь теперь коньком любой газеты туманного Альбиона стали полное отсутствие конкретики, туман и неведомая опасность. Для мисс Грейнджер, любительницы фактов, читать подобные опусы стало настоящим испытанием. Ничего опасного, в принципе, это явление в «новомодной» журналистике не несло, но… Где-то к концу первой страницы начинаешь нервно оглядываться — а нет ли рядом с тобой чего? Вот теперь с особой теплотой вспоминалась старая добрая Рита Скитер — так профессионально преподнести полный бред могла только она. С полным набором фактов, ну ладно, лжефактов, плести кружево текста, на первый взгляд, из стройных аргументов… И лишь поистине внимательный ум мог заподозрить неладное. Вот это была журналистская работа! Ну, а то, что большинство из того, что печаталось с её подписью по своей сути являлось ложью, так это, господа, сами виноваты — вам никто не запрещал разоблачить нерадивую писаку. Но, видимо, с окончанием войны закончилась и журналистка. Какие-то сплошные «вести с полей»: мы впереди всех, авроры обеспечивают безопасность, мы — самое правовое государство, опасность повсюду, полная бдительность… Грозный Глаз был бы доволен, светлая память его всевидящему оку. Гермиона задумчиво перевела взгляд на окно. — Не знаю, слишком заумно, хотя насчёт Скитер согласна, — усмехнулась мисс Паркинсон. — Чтобы быть журналистом в Британии, требуется смелость, а Рита всегда была безбашенной теткой. Глаза Гермионы округлились — она что, думала вслух? Да что с ней сегодня такое? — Да, — хихикнула доктор Паркинсон. Гермиона улыбнулась уголками губ, кивнула и поставила чашку из-под кофе на столик. Взгляд мисс Паркинсон несколько потяжелел, и она продолжила: — Если тебе интересно моё мнение, то вот оно — тот, кто побеждает, тот и устанавливает правила во всех общественных сферах, в том числе и в журналистике. А она неотделима от политики — так уж повелось еще с первой магической. Приведу тебе пример. — Ну… — Не «нукай». Возьмем хотя бы эту чашку: я думаю, что это чашка, а в газете напишут, что это вовсе не чашка, а туманность андромеды. И что? Большинство людей поверят тому, что написано в газете. — Корявый какой-то пример, но пусть будет. Но нам же с тобой очевидно, что это чашка, — возразила Гермиона. — Да, что не мешает ей быть в каком-нибудь параллельном мире туманностью андромеды, — кивнула Паркинсон. — И попробуй, докажи обратное. — Сильно притянуто за уши, — покачала головой Гермиона. — Тогда как с такой ситуацией в прессе прийти к общему знаменателю? Следуя твоей логике — никак. Совершенно невозможно ни о чем договориться: ни о цвете помады, ни о том, начинать войну в среду или в четверг. — Именно. Практически невозможно. Поэтому во главу угла становится мнение одного человека, будь он министр, премьер, не важно — некая стабильная единица, которой доверяет большая часть биомассы. Он и определяет направление движения всех остальных, не без помощи СМИ, именно он вводит понятия добра или зла, чашек или туманностей, будь они неладны… — Панси, в приступе притворной усталости, закатила глаза к потолку. — Ты хочешь сказать, что дело пахнет тоталитаризмом? — Пахнет? — засмеялась Панси. — Как, интересно, пахнет тоталитаризм? Гермиона не могла не улыбнуться в ответ. Паркинсон снова посерьёзнела и продолжила: — Просто я хочу сказать, что сейчас кому-то очень нужно, чтобы в Британских газетах всё обстояло именно так и никак иначе. — Согласна, — вскинула голову Гермиона. Наверное, стоит вообще отказаться от подписки, оставить одного «Колдомедика»… — Ладно, я домой, — мисс Паркинсон поставила чашку на кофейный столик и плавно направилась к двери. — И всё же прочти «Пророк» перед тем, как предашь его огню. Это не имеет отношения к политике. — А к чему имеет? — Грейнджер, ты где была? У них там эпидемия!