«Что я скажу твоим богам,
Когда предстану перед ними?
Что знал лишь кличку, но не имя?
Что знал не друга, а врага?
И случай, вставший меж двоими,
Обоих поднял на рога…»
О.С. Ладыженский
Времени было в обрез. Да что там в обрез. Времени катастрофически не хватало! Где-то начиная лет с семи, ещё не зная ни о теории относительности, ни тем более о существовании волшебников, Гермиона была в полной уверенности, что время длится с неодинаковой скоростью. Любые попытки объяснить это родителям натыкались на умиление в глазах матери и пространные речи отца о некоем умном дяденьке с труднопроизносимой фамилией. Пару месяцев назад в научной статье очередного магического «светила» Гермиона прочитала, что ускорения или замедления времени, так называемые хронометражи, с большей частотой встречаются в местах, где зашкаливает уровень человеческих эмоций. Что касается научного «светила», то мисс Грейнджер в очередной раз посмеялась над снобизмом ученых магов, неспособных элементарно прочитать хотя бы некоторые маггловские книги — тогда, возможно, не пришлось бы придумывать велосипед. А касательно самой теории, что ж, сейчас она практически была в ней уверена. Эмоции были на пределе, нервы натянуты как струна, и время стрелой неслось вперед, не давая опомниться. После выяснения с заведующим своего отделения по каминной сети «кто кому соплохвост» ей всё же удалось выбить пару часов (на которые она, кстати, имела полное право, как будущий диссертант) для «побега» в библиотеку. Цель вылазки была определена той бессонной ночью: собрать как можно больше информации обо всех загадочных заболеваниях, хоть отдаленно напоминающих ликантропию. Желательно за ближайшие пятьсот лет. Желательно со ссылками на первоисточники. За пару часов. Ах да, желательно не сойти при этом с ума. Почти подступающую истерику успокоил многолетний опыт поиска информации. Как только Гермиона трепетно коснулась пожухлых страниц и уловила непередаваемый запах старых книг, нервы расслабились, мысли закружились как шестеренки, дыхание стало размеренным, а взгляд — сосредоточенным. Шариковая ручка, волшебная палочка и блокнот сменяли друг друга, как часовые на службе. Шелест, вдох, шелест, выдох, следующий том, ещё один. Пройти тихим стремительным шагом вдоль рядов книг за следующей стопкой. И заново: шелест, вдох, блокнот, ручка, шелест, выдох… И время, казалось, замедлило свой бег, как бы давая отсрочку, словно она вновь, как когда-то в детстве, пользовалась хроноворотом, бессовестно урывая минуты у вселенной. История хранила в себе множество свидетельств преступлений оборотней, но далеко не все они подпадали под определение «заразились не от укуса». Следующие два часа своей жизни Гермиона посвятила душераздирающим подробностям жизни вервольфов средних веков в основном Франции — края, богатого на оборотней. Вот уж поистине романтическое и одновременно ужасное время. Из всех историй по количеству информации её привлекла одна. Жиль Гарнье, казалось, был обычным оборотнем-маньяком, сколько на его совести загубленных жизней, никто до сих пор не может сказать, причем большей частью детских. История его жизни была типичной для магической Франции середины шестнадцатого века. В голодные годы в провинции Франш-Конте молодой сквиб и оборотень Гарнье обеспечивал себя и свою супругу пропитанием как мог: убивал заплутавших в окрестных лесах детей в волчьем обличье. На первый взгляд ничего необычного — мало ли в то время голодных оборотней было в Доле? Вот только, согласно его показаниям на суде, способ, благодаря которому сквиб получил возможность обращаться в зверя, был весьма странным. Однажды ночью Гарнье направился в лес на охоту, чтобы раздобыть пищу для себя и жены. Ему явился странствующий маг и предложил значительно улучшить его промысел. Он дал Жилю чудодейственную мазь, которая могла превращать его в зверя наподобие волка, чтобы ему было легче охотиться. Мага Гарнье более не видел, но с тех пор умел превращаться в зверя. Жиль Гарнье был признан судом виновным и казнен. Что же за мазь такая? Вот бы еще архивы инквизиции полистать и узнать подробности дела. Он же наверняка перед судом несколько недель подвергался пыткам, а значит, палачи видели его превращения в волка, происходили ли они в полнолуние или не были с ними связаны. Если нет, то это многое меняет. Ей нужно больше информации. И где же у нас нынче архив инквизиции? — Девушка, прошу прощения, — библиотекарь, милый седой старичок, кажется, уже несколько раз обратился к ней. — В совятне вас ожидает письмо. — Простите меня, я увлеклась и не слышала вас, — смутилась Гермиона. — Ничего, — улыбнулся тот в ответ и развел руками. — Такое уж место, располагает. К удивлению девушки, совятня здесь действительно была. Она никогда об этом не задумывалась. Хотя вполне логично, если учесть, что любители книг просиживают в библиотеке сутки напролет и очень даже могут получать здесь корреспонденцию, а присутствие совиного помета в помещении с древними фолиантами недопустимо. В просторной комнате с насестами её ждала серая неясыть. И, судя по потрепанному виду, либо хозяин её давно не кормил, либо летела она издалека. Угостив птицу совиным кормом, мисс Грейнджер взяла конверт в руки: смутно знакомый почерк на аверсе. Действительно, письмо адресовано ей. «Дорогая мисс Грейнджер, Вы, должно быть, удивлены, ведь мы с Вами достаточно давно не писали друг другу. Пожалуй, в последний раз корреспонденция от меня Вам приходила с вестями о назначении Вас старостой школы. После вашего поспешного отъезда я была уверена, что Вы будете иногда приезжать в Британию и, возможно, захотите посетить Хогвартс, жаль, что я ошиблась. Должно быть, Вы настолько загружены, что не в состоянии найти и нескольких дней для встречи со старыми друзьями. Надеюсь, что в ближайшее время вы всё же посетите Британию и не преминете встретиться со мной ввиду того, что я с недавнего времени располагаю некоторыми документами, имеющими непосредственное отношение к Вам. Доверять письму большее я не рискну. Директор школы чародейства и волшебства Хогвартс, Проф. Минерва Макгонагалл» Чувство некоторого умиления от знакомых колкостей любимого декана, возникшее вначале, быстро улетучилось к концу письма. Мисс Грейнджер встревоженно пробежала взглядом пергамент ещё раз. Минерва Макгонагалл, безусловно, была сильной волшебницей своего времени и невероятно талантливым педагогом. Именно такой грезила стать в школьные годы Гермиона. Но они с Минервой уж точно не были друзьями. Или, скажем, поверенными друг друга. О каких документах может быть речь? И что значит формулировка «с некоторого времени»? Рабочее настроение как-то улетучилось, да и всё, что могла, она из библиотеки выжала. Клиника встретила Гермиону привычной дневной суетой: пациенты и колдомедики по обыкновению циркулировали в коридорах. Парамедики всё так же быстро сбывали с рук несчастных пострадавших. О вчерашнем инциденте ничто не напоминало. Тишина и полное спокойствие. Показательное такое спокойствие. Лишь скромное объявление у информатора оповещало о строгой пропускной системе на минус десятом этаже, где находилось инфекционное отделение. Мол, клиника приносит свои извинения и т.д. Ну что ж, во всяком случае, она не сошла с ума, и ей это всё не приснилось. Стараясь не попасться на глаза заведующему, доктор Грейнджер проделала путь до лаборатории, где её уже ждала мисс Паркинсон: — Принесла что-нибудь пожрать? Кстати, видела шефа, обещался тебя четвертовать, — мило улыбалась коллега. — Нет, сама ещё не ела, а тебе лишь бы желудок набить, — поморщилась Гермиона. — Что узнала? — Нет уж, сначала вы, коллега, раз с вас всё равно нечего взять, — доктор Паркинсон склонилась в шуточном поклоне. — Не гримасничай, я нынче, знаешь ли, кофе выпить не успела, так что очень зла и противна, — ответила мисс Грейнджер и поведала историю о французском убийце-оборотне. — Мда… милое времечко, милые людишки, — Панси мечтательно улыбалась. — Всегда было интересно, как с такими повадками они дожили до нашего времени. — Кто они? — Оборотни. Как вид, — перевела взгляд на собеседницу мисс Паркинсон. — Тебя это не удивляло? Это сейчас они относительно безопасны, большинство из них социализированы и принимают зелье Спокойной Луны, созданное не так давно деканом Снейпом, упокой Мерлин его душу, если она у него была, конечно. А раньше? Ты только представь, сколько кампаний по их уничтожению велось за всю историю существования магического мира… — Официально девять, а неофициально… — Гермиона задумалась. — Не важно, и так понятно, что много, — перебила Паркинсон. — Как же их не уничтожили? — Да, странно, — кивнула мисс Грейнджер. — Высших эльфов истребили ещё в средние века, единорогов тоже почти не осталось, а гоблинов не перебили только благодаря их золотым запасам. Это при том, что охота на оборотней велась и в мире маглов… ты думаешь, кто-то мог специально возрождать вид? — Вполне, — скрестив руки на груди, ответила Панси. — Нереально, — покачала головой Гермиона. — Давай проясним, — коллега выставила руки ладонями вперед. — Это мне говорит человек, который видел собственными глазами не укушенного мага, превратившегося в волка? — Паркинсон, я сама не знаю, что видела. — Да? Тогда смотри, вот результаты лабораторных тестов, — потрясла пачкой листов перед носом коллеги доктор Паркинсон. Ничего особенного, стандартный спектр лабораторных тестов жидкостей и дериватов. В крови оборотня обязательно присутствуют маркеры ликантропии, LE-клетки, например. Эти клетки представляют собой проявления иммунологического феномена, возникающего у таких больных. Когда под действием зараженной слюны, попавшей в кровь, в результате сложных аутоиммунных процессов происходит разрушение клеточных ядер, а соответственно и ДНК. Эта разрушенная клетка поглощается лейкоцитами — так организм совершает попытки себя защитить. Всё вместе образует комплекс, который и называют LE-клеткой. Вот только по всему выходило, что мистер Оллфорд не оборотень, тест ясно показал — LE-клеток в крови не обнаружено. Ситуация становилась всё более увлекательной. В глазах мисс Грейнджер зажегся огонёк интереса. — Интересно, — озвучила она свои мысли. — Ничего, лишь лимфоцитоз, как при вирусной инфекции. Антител ко всем видам известных ныне инфекций не обнаружено, LE-клеток нет. Очень интересно. Тесты повторяли? — Три раза. Это результаты последнего. Ни-че-го, — покачала головой мисс Паркинсон. — Может, новый вирус? Или хорошо забытый старый? Как думаешь, Грейнджер? Твоя кухня ведь, антитела и всё такое… Гермиона пожала плечами: «Так я и сказала тебе, что я по этому поводу думаю». — Нужно самой этим заняться, всё-таки я его принимала, имею право, скажем, переделать анализы, осмотреть его ещё раз. Кстати, а как его осматривают? Под наркотическими анальгетиками? — Не получится, — хихикнула коллега в ответ. — Тебя отстранили. Меня тоже, если тебе станет от этого легче. Шефу не понравилась моя бурная деятельность вокруг пациента. Гермиона на пару минут впала в ступор. Такого поворота событий она никак не ожидала. Она ни разу не хочет спасать мир от неведомой болезни. Она не добрый Парацельс, Авиценна, Пастер и иже с ними. И свой подростковый синдром спасателя, кажется, давно поборола. Да и безмерную доброту, и всепрощение как-то подрастеряла. Но эти странные превращения, будь они неладны, напрямую связаны со снами её сына. Что же теперь делать? Кажется, время аудиенции у шефа неотвратимо наступило. — Тебе нужно запастись успокаивающим настоем, и вперед к заведующему, — словно прочитав ее мысли, произнесла Паркинсон. — Неа, нельзя, я тогда соображать не смогу. Его это всерьез смутит. Лучше уж коньяку с печеньками, — лукаво улыбнулась Гермиона. — То есть наличие характерного амбре его смутить не должно? — уточнила Панси. — Не должно, он же сам круглосуточно лечится, — философски заметила мисс Грейнджер, указывая щелчком пальцев в область проекции сонной артерии, под заливистый смех мисс Паркинсон. Значит, решено: в ординаторскую, а затем в бой. Печеньки были хороши, коллекционный коньяк тоже. После дегустации мисс Грейнджер сделала вывод, что лечиться лучше всего в обществе слизеринцев, так как они знают толк в качественных лекарствах. Заведующий приемного отделения лучшей частной клиники Канберры представлял собой смесь брюзжащего бюрократа и неповоротливого борова. Каким образом при столь скудных интеллектуальных способностях и отсутствии какой-либо гибкости ума он стал главным в отделении, история умалчивает. Гермиона размышляла о том, что, видимо, лечить пациентов и управлять кадрами — процессы разные. И очень даже хорошо. А то так всех пациентов загубить можно. Разговор выдался не из приятных. Начальник верещал на нее, как на нашкодившего котенка, причем причину подобного поведения Гермиона понять не могла. Как будто это она виновата в том, что у них в клинике теперь находится особо опасный пациент. И еще неизвестно, чем это вообще закончится. И, кстати, речи быть не может о том, чтобы она была лечащим врачом мистера Оллфорда. Ничего не скажешь, рабочий день удался. Борясь с подмывающим желанием уволиться сегодня же, доктор Грейнджер на автомате закончила дела в клинике, вышла из здания и аппарировала к детскому саду. У входа в симпатичный двухэтажный особнячок стояли два аврора. — В чём дело, господа? — поинтересовалась Гермиона у одного из них, когда они потребовали произнести заклинание личности. — На одного из воспитанников было совершено покушение, не волнуйтесь, никто не пострадал, — отчеканил аврор номер раз. Гермиона тем временем сотворила необходимое заклинание, и господа блюстители общественного правопорядка выяснили, кто перед ними. — Мисс Грейнджер, мы приносим извинения, — в разговор вступил аврор номер два. — Мы находимся здесь в связи с тем, что сегодня была совершена попытка похищения вашего сына Эдварда Римуса Грейнджера.