***
— Я закончил, — провозгласил Грелль, любовно стирая с пилы кровь. Алан осмотрел периметр. — Как ты различаешь, где что? Ты сказал, что у тебя очки сломались, — непонимающе спросил он, поворачиваясь к Греллю. Тот застыл, чуть не выронив пилу из рук. Он смотрел поверх очков. Перед ним по-прежнему многое было расплывчато, но теперь уже не так сильно. Он попробовал глянуть через очки, ожидая того же результата, однако перед глазами мгновенно всё заволокло белой дымкой, стирая даже очертания. — Не знаю. Всё... — его голос дрогнул. — Всё хорошо видно. Как и раньше. Может, отступник использовал какое-нибудь недолговременное проклятие, — Алан кивнул, удовлетворённый таким ответом. Грелль завидовал ему. Как и у всех жнецов — обычных жнецов, — у него была работа, были правила, было чёткое осознание того, кто является врагом, а кто другом. Грелль подумал о Гробовщике. Вряд ли у него было такое же чёткое разделение.***
Мартин пришёл в себя. Он пришёл в себя, и это было просто ужасно. Пришёл в себя, тут же чуть не отключаясь от болевого шока. Всё вокруг плыло, ему казалось, что кто-то копается в его внутренностях, методично выворачивая их раскаленной кочергой. Когда ему разрешили посмотреть на себя, он пришёл в ужас. Он не видел спины, но видел ужасный уродливый шрам, пересекающий весь торс. Шрам, который никогда не заживёт. Он позволил себе разрыдаться, устроить истерику, чтобы жнецы из медицинского отдела вырубили его каким-то препаратом. Чтобы на следующий день уйти. Мартин чувствовал желание убить всякого, кто кидал на него сочувственный взгляд, а таких было очень много. Кое-как он добрёл до дома, при каждом движении ощущая жуткую боль. Он ненавидел, он задыхался этой ненавистью. Он цеплялся за неё, чтобы вновь не впадать в истерику. Помогало. Почти. Прежде всего пострадали зеркала. Осколков было много, но убирать их никто не собирался. Они хрустели под каждым его шагом. Грайс хотел отомстить. По рассказам легкомысленных медсестёр он узнал, что отступнику удалось уйти. Впрочем, это было не страшно. Мартин усмехнулся, выглядывая в окно и вспоминая одну важную деталь. Перед тем как он окончательно вырубился, его взгляд зацепился за двух жнецов, выбегающих из морга.***
— Ну и? — скучающе протянул Грелль, наблюдая, как Алан листает толстенный фолиант. — Ничего, — устало и раздражённо ответили ему. — Есть похожие, но у всех есть побочные эффекты вроде тошноты и нарастающей головной боли. Даже если это какой-то химикат, то здесь он не упоминается. — Проще говоря, мы зря проторчали здесь столько времени, — проворчал Сатклифф. — Между прочим, эти посиделки плохо сказываются на моей коже. Эрик в сотый раз тоскливо оглядел кабинет. Рон что-то писал, ни на секунду не отрываясь от документов. Слингби считал, что зря сидит с ним: он любил действовать. — Ты не мог бы приготовить кофе? — вдруг сосредоточенным тоном попросил Нокс, даже не повернув к нему головы. Эрик справился с приступом раздражения. — Ты должен быть под присмотром, — строго возразил он. Рон тяжело вздохнул. — Ладно, — ворчливо буркнул он. Эрик расслабился и прикрыл глаза. — Не хотим по-хорошему — будем по-плохому, — совершенно другим тоном бросил Рон, а потом Эрик услышал свист чего-то, что рассекало воздух, и резко накренив кресло вбок, отчего оно упало, избежал удара собственной Косой, недальновидно оставленной без присмотра.***
Алан заканчивал с последней книгой, где мог быть указан яд или что-то подобное, что вызывало бы потерю памяти, а Грелль сидел в кресле рядышком и скучал. Зрение восстанавливалось, но восстанавливалось неправильно. Чем лучше видел Грелль без очков, тем хуже видел в них. Это волновало его сейчас, пусть это было несколько эгоистично, даже больше, чем память Рона. Грелль мог бы прочитать название книг на самой дальней полке. Но было ли это благом?