[p.m]
В последний раз Пэйган Мин, не будучи самопровозглашённым Королём Кирата, видел Ишвари Гейл, когда она робко выглядывала из другой комнаты, ведущей из самопальной, последней "штаб-квартиры" ещё совсем юных предводителей Роялистов и Королевской Армии. Тогда кровный наследник трона был ещё жив и сидел в своём углу, изредка боясь и слово поперёк вставить меж той ожесточённой дискуссии, разворачивающейся за простым деревянным столом. Положив ногу на ногу, молодой, амбициозный чужак с хитрыми раскосыми глазами щурился, внимательными карими зрачками впиваясь в словесного оппонента, уже хлопнувшего по столу своей широкой ладонью, прямо в полуметре от него. С непривычки Пэйган даже слегка дёргается, но подавляет волнение, вызванное импульсивным Моханом Гейлом, с которым они не сходятся во многих взглядах на судьбу Кирата. На Пэйгане Мине ещё нет ярких одежд. Но он уже является тем, кто заставит человека напротив в будущем окунуться в настоящий ад. — Без моей поддержки твоё сопротивление — ничто, Мохан. Верно, ваше величество? — всё так же щурясь, переводит взгляд на сидящего у стены молодого человека, который тут же закивал. — А моя поддержка не потерпит твоих экономических "реформ". Точнее, их полного отсутствия. В который хренов раз мы говорим об этом, Мохан. — Действительно, в который хренов раз, а до твоих китайских бандитских мозгов никак не дойдёт, что такое Кират! Ты разрушишь Кират! — в сердцах бросает Гейл и, схватив листы бумаг, что он принёс к Пэйгану на обсуждение, не получив удовлетворительного ответа, проходит в соседнюю комнату, являя жене абсолютно разочарованный и потерянный вид, — ...не сейчас, Ишвари, — дрожащим голосом, вцепившись в папку, прижатую к груди, Мохан отворачивается от объятий девушки и, стараясь привести дыхание в порядок, отходит к окну. Молодой человек в китайской военной униформе без погон, совсем недавно разменявший свой третий десяток выбритой в висках и затылке головой, положив подбородок на сложенные в замке пальцы, косится в соседнюю комнату, наблюдая за спиной товарища по политической борьбе. Жена того оборачивается. И сквозь защитный прищур, через который никто не должен прочитать, что он на самом деле держит в уме, юноша рассматривает красивое лицо Ишвари Гейл. Тревожное красивое лицо. Пэйган закрывает глаза и отворачивается. Ему нужно подумать.***
[Январь 1988 г.]
— Приведите её сюда. Кажется, из кабинета ещё долго не выветрится запах того количества крови, коим был он залит всего несколько дней назад. Словно на победном пепелище, совсем юный, самопровозглашённый Король Кирата встречает свою гостью, сидя за столом, накрытым расшитым мифическим сказанием красным ковром. — Тарун Матара, — молодой захватчик отрывает сложенные в замок мальцы от губ и, легко и учтиво улыбнувшись, сощурившись своими хитрыми глазами, наклоняет голову в знак приветствия. После кладёт голову в столь знакомом жесте, обратно подбородком на сложенные пальцы и абсолютно спокойным тоном говорит следующее подчинённым с оружием в руках, что привели девушку: — Разденьте её. Мало ли, что ты прячешь, Ишвари Гейл.[i.g.]
— Мохан, будь осторожнее с ним. Этот Пэйган Мин опасен. — Я знаю. Перестань. Я сам все прекрасно знаю, но он нам необходим, слышишь! — Муж снова бьет ладонью по столу, как тогда, на очередном собрании. Как и тогда, Ишвари даже в пустой их хибарке кажется, что она под взглядом чужих немигающих глаз. И ей... ей тогда было... приятно? Девчушка еще, но уже жена, раздраженно фыркает на свои воспоминания и перебрасывает тяжелую темную косу за спину. Прежде чем Мохан захочет ее, нужно еще приготовить поесть, убрать и постирать его вещи — революции выигрываются и за счет вот таких маленьких женщин. Ишвари надоело быть тоненькой тенью. Об этом с Моханом она тоже начинает спорить.***
[Январь 1988 г.]
— Пеленки моего сына уже обыскали. Видимо, полагали, что там у меня С4. — С достоинством, которое полагается регенту окровавленного, залитого кровью королевства, Ишвари Гейл стоит в кабинете, что еще недавно полагался узурпаторам, до того — королям. Теперь же — корольку-узурпатору. А ему идет это место, что еще пахнет железом и ненавистью. Молодая женщина разводит руки в стороны — пусть шутят охранники, если вздумается. Пусть — смотреть она будет только на Пэйгана. Вряд ли у того сыщется совести не дойти до позора для жены его врага, вряд ли... как не сыскалось жалости и разума у её мужа — Мохан отправил Ишвари с Аджаем во дворец, прямо в пасть к китайскому дракону и даже не поморщился. А ей теперь выживать и жить, защищая сына, себя, революционеров. Гейл хотел показать как женщины могут воевать на этой войне? Или хотел унизить? Или окончательно сошел с ума и зациклился на своей борьбе? С волос, грубо дергая, снимают ритуальную корону — Ишвари не сдерживает болезненный стон. Верхняя накидка, нижнее платье, нательное. Обувь. Браслеты. Кольца. "Где твой предел, Пэйган Мин?" — Ишвари смотрит только ему в лицо, заливаясь краской, но терпит, когда ее густые тяжелые косы приподнимают, проверяя шею. Не осталось ли чего. Параноики. Идиоты. Похабные... бестолочи. А здесь прохладно — и кожа, открытая порывам каждого сквозняка, холодеет — проходит дрожь. Жена Мохана Гейла стоит нагая перед новоявленным Королем Кирата. Тарун Матара нагая перед ним. — Я безоружная, Король Пэйган Мин. — Ему приятно слышать это из ее уст? Киратке уже больно смотреть на узурпатора. И женщине. Молодой, до недавнего времени желанной, женщине... неловко смотреть на него. Ишвари опускает взгляд. Кажется, даже солдатня притихла. В предвкушении ли? Думал ли Мохан Гейл, что его жену могут убить? Могут сделать что-то хуже смерти? Думал, наверное. Но как бы не просила Ишвари, он оставался непреклонен. Простить ли такое? Женщина не может и, вновь поднимая глаза, пытаясь прочесть в нечитаемом взгляде Пэйгана Мина хоть что-то, понимает, что и не хочет прощать. — Я перед вами нагая, король Пэйган Мин. Вы хотите бОльших унижений от своей Тарун Матара? — Ишвари помнит зачем она здесь. Она докажет. Целому миру и мужу докажет, что права — что у женщин есть и права, и разум.[p.m]
За минуты вершатся судьбы государств. Королевств. За секунду можно вышибить из человека дух. Моргнув, можно пропустить целое представление, шоу, как Тарун Матару, священную реинкарнацию Киратского божества раздевают донага. За прикрытыми пальцами рот трогает лёгкая улыбка — власть сладко пьянит и кружит молодую, горячую и, к сожалению для многих, дьявольски хитрую голову. Но Пэйган Мин не из тех, кто не умеет наслаждаться властью. За тем, как культурная единица захваченной страны, воплощённая в жизни, лишается одежд и украшений наблюдать, воистину — особое удовольствие. Не смотря на то, что перед ним Тарун Матара, это оказывается физически обычная молодая девчушка, не лишённая очарования ранней молодости и очарования первого материнства. Лёгкие отёки на груди ну почти как у смертной... — Принесите Тарун Матара то, в чём она будет ходить во дворце, — опускает прикрытые глаза до пят, рассматривает ступни, — бОльшего унижения, чем от своего мужа, она не получит. Всматриваясь в лицо этой храброй девчушки, Мин наслаждается тем, как его колкость в отношении Мохана Гейла заденет её. Этот юнец с такой силой и уверенностью во взгляде, совершенно не свойственной столь молодому и аккуратному лицу, держится в кресле, в котором сидели короли и их королевские потомки, будто бы, невероятным образом смотрится легко и не... чужеродно. Чужак, который сидит на своём месте. В кабинет возвращается один из охранников, который держит в руке сложенную ткань. — Сюда. Вытянув руку, Король принимает из рук подчинённого красный свёрток, встаёт из-за стола и, развернув блестящий шёлк золотыми расшитыми цветами, неторопливо подходит к стойко держащейся гостье, так храбро поднявшей свой упрямый подбородок. Мин успевает снова скользнуть глазами по телу Ишвари Гейл и, держа своими длинными тонкими пальцами расшитый халат за воротник, разводит руки в стороны, приглашая девчушку закутаться в него....бОльшего унижения, чем от своего мужа, она не получит.
— Оставьте нас, — отвернувшись, Король Кирата делает изящный взмах рукой в сторону выхода, после чего в кабинете он, снова сидя в кресле с закинутой ногой на ногу, остаётся с Ишвари Гейл наедине. — Ты хочешь... — делает паузу, щурится, — поговорить со мной о твоём муже? Может, о Кирате? — юноша разводит ладонями в сторону, — чем я, Пэйган Мин, удостоился такой чести, дочь Банашура? Ему нравится, как она стоит перед ним. И будет стоять. Маленькая, но сильная.[i.g]
Пэйган Мин оказывается куда умнее, чем стоило предполагать. Ишвари вздрагивает не от гадости в адрес мужа, а от прозвучавшей двусмысленности — зачем говорить о большем унижении, если можно доставить равное. Об этом ли речь нового Короля? Но алый с золотом шелк — это алый с золотом шелк. У Ишвари, даже самые праздничные из одежд Тарун Матары не были так драгоценны, как один этот халат. Киратская женщина в китайском шёлке. Насмешка над традициями? Испытание? Что ей делать? Если века наследия будто сверлят спину взглядами. Что Ишвари Гейл делать? "Я всего лишь женщина. И я не буду ходить голой". — Спасибо за вашу милость. — Это первое, что она говорит, оставшись наедине с Пэйганом. Тот... новоявленный Король в пурпурных одеяниях может будоражить умы многих. И не только умы... но когда Мин помогал ей надеть халат (придерживал халат), Ишвари не чувствовала в себе ни капли желания — кроме чувства, что это все — одна огромная и не её игра, где она — пешка в тонких музыкальных пальцах, что чаще сжимали оружие, чем она — нити для вышивания. Жена Мохана Гейла смотрит на своего новоявленного короля и помнит, что в соседней комнате служанки няньчат её сына. Няньчат, а могут и приложить к маленькому Аджаю, на него — подушку, как иной раз не подушками даже — старыми козлиными шкурами, душили младенцев в забитых деревнях. Тарун Матара и мать едва качает головой. — Я не готова говорить о мужчине, что прогнал меня из дому, как я не умоляла оставить меня. Достаточно того, что я пришла туда, где мне надлежит быть. Место Тарун Матары во дворце и в храмах. Я не могу рисковать верующими Кирата и его верой. Это моя обязанность. И это не честь, король Пэйган Мин, — Ишвари поднимает глаза, прекращая кончиками пальцев невольно теребить края нежнейших рукавов халата. Смотрит неотрывно в смеющееся (кажется, что смеющееся) лицо очередного узурпатора. Ей неловко смотреть на мужчину, на чужого мужчину, оставаясь наедине с ним, а не с мужем — к такому не готовит жизнь в Кирате. Но жизнь в Кирате ныне и так слишком исказилась. Жрица всех киратских богов едва опускает голову. — Я прошу позволения продолжить быть Тарун Матара. Прошу позволения остаться жить при храме или при дворце — больше мне некуда идти, король Кирата, Пэйган Мин. — Как нелепо это звучит — король Кирата — китаец! Но Ишвари говорит то, что говорит, чувствуя румянец на щеках. Даже шелк не скрывает — оттеняет только отсветы алого по смуглой, расцелованной ветрами и горным солнцем коже. — Но больше я прошу о жизни, безопасности и неразделимости со мной для моего сына, Аджая. Он — всё, что у меня есть. Умоляю. Если вы захотите через меня мстить Мохану Гейлу, моему мужу, не трогайте Аджая. Я на все готова, только — не трогайте, пожалуйста. — Самая искренняя мольба. И можно смирить своих демонов — опуститься на колени — холодные ковры едва ли знали поклоны чище этого. Ишвари опускает голову, но не может оторвать взгляд от мужчины, что, кажется, смеется — он всегда смеется — улыбчивой тенью дракона, пожравшего привычный Кирату мир. — Это всё, что есть мне сказать, король Кирата, Пэйган Мин. — Голос, которым регент и святейшая может заклинать богов услышать её, голос, под который кружатся и покачиваются в такт, сомнамбулически-счастливые верующие — голос этот сейчас мягок, но все так же слышен до последнего звука — Тарун Матара не может себе позволить быть неверно понятой. Ишвари Гейл не имеет права рисковать. Она и так оказалась в этой паpтии разменным камешком. Стоит ли сделка того? И можно ли вырасти до чего-то лучшего? Сколько раз придется переродиться? В кого?[p.m]
"Король Кирата — Пэйган Мин" говорит Ишвари Гейл, жена Мохана Гейла, и фраза эта ласкает слух и драконью, жадную до власти, душу. И сердце. У драконов оно немного другое, но, все же, имеется. Ему нравится, как эта молодая, совсем еще девчонка, держит себя — достойно Тарун Матара, достойно матери, достойно внимания Короля Кирата. Его взгляд смягчается, он внимательно ее слушает. Думает. Если бы он мог себе позволить — облизнул бы губы змеиным языком, но. Он — Король. А потому не особо и скрываемое удовольствие от победного ощущения собственного превосходства не просто над страной, а над Гейл не выбивается через сомкнутые в легкой усмешке тонкие губы, через прищур раскосых глаз. — О, — тихо оживает дракон, мягко ведя указательный палец к виску, — не политический акт, а личная просьба. Тогда, мне называть тебя — Ишвари Гейл? Просишь укрыть тебя и сына от мужа? А статус Тарун Матары, думаешь, позволит тебе просить о таком Короля Кирата? Хм. "Так чего же ты в ноги мне не падаешь, а, Гейл? Мохан — ты истеричный идиот, каковым всегда и был." — Ишвари, не бывает грома без молнии. Все же, ты столько лет прожила с Моханом, — Мы БУДЕМ говорить о нем, потому что Я так хочу, — даже родила ему сына... и предаешь его, мужа! Киратка! Хватаешь ЕГО сына, наследника революции и тащишь во дворец к ЕГО врагу. Ишвари, — Мин делает паузу, по-змеиному шепча следующее, — Гейл... Пэйган обнажает зубы в улыбочке. Юноша, наконец, выпрямляет спину, садится прямо на кресле и указывает раскрытой ладонью сначала на стул, стоящий в стороне, а после на место напротив, по ту сторону стола. Возвращая руки, складывая в замок, кладет их перед собой, с полуприкрытых глаз смотря на девушку: — Собака живет в конуре. Червь роет землю. Солнце Кирата, — Пэйган на пару секунд разводит ладони в стороны, слегка наклоняя голову, акцентируя внимание на собственной персоне, — правит во дворце. Тарун Матара живет и служит народу Кирата в храме Джаленду. Тебе ли не знать, Ишвари Гейл? — о, эту фамилию молодой узурпатор выделяет с особым извращенным удовольствием, каждый чертов раз. — Ох, я не могу позволить тебе перемещаться из дворца до храма и обратно...— устало выдыхает и расслабленно облокачивается о кожаную спинку кресла, — это мне не выгодно. Пэйган не сводит темных карих глаз с Тарун Матара, довольно ухмыляясь. Испытывает? Что она может ему предложить? Предложить самому Королю Кирата? А король сам плавно намекает, плавно подводит ее саму к верной мысли. Давай же, скажи это. И дракон сможет цепкой когтистой лапой вцепиться не только в страну, но и в ее душу. — Никаких перемещений за территорией дворца, — строгим голосом без капли самодовольства, с которым он, будто бы, играл с Ишвари Гейл, Мин плавно подкрепляет свои слова ненавязчивой жестикуляцией красивых ладоней, — Тарун Матара будет исполнять свои обязанности в храме на территории дворца, носить то, что будет выдано ей во дворце. Никаких личных вещей извне. При Тарун Матара всегда находится обслуга и охрана. Без моего разрешения выходить на территорию вне стен самого дворца, выходить до крепостных стен запрещается. Никакого общения вне территории дворца, никакого письменного сообщения вне территории дворца без моего разрешения. И твой ребенок... остается во дворце.[i.g]
— Называйте меня, как вам угодно, король Кирата, Пэйган Мин. Я не думаю о своем статусе Тарун Матары, прося об этом, я думаю, что для вас я куда больше, чем религиозный символ захваченной страны и то, что я потащила своего сына в ваш королевский дворец — значит, что я неразделима с сыном. — Наверное, китаец хочет слышать не это. Но Ишвари устала выслушивать пощечины собственной фамилии. Она передергивает плечами раздраженно и кивает, ей не сложно самой взять стульчик и переставить так, чтобы оказаться напротив всевеликого новоявленного короля Кирата. Дракона Кирата. Обычно эти существа воздуха и огня летят к морю, пролетают через города Китая, а этот, бунтарь, полетел в другую сторону, чтобы подмять под себя чужое королевство... и ему это удалось. Присев, складывая ладони на коленях, Ишвари выслушивает Пэйгана до конца, скользя взглядом по его лицу, черточкам наметившихся морщинок у губ, следит за жестикуляцией. Правитель захваченного королевства счастлив? Пожалуй. Жене Мохана Гейла кажется, что это так. Мин переходит в атаку и выдвигает свои требования, ни одно из которых не кажется Ишвари пугающим, кроме последней оговорки. Женщина моргает, сбрасывая оцепенение и пристально смотрит в чужие глаза. — Я все понимаю, король Пэйган Мин и буду благодарна служить своему народу в храме при дворце. И мой сын, Аджай, остается со мной, во дворце, который я не покину до тех пор, пока вы сами не захотите того, из которого я не буду слать вестей, пока вы сами не захотите того. Я благодарна за вашу щедрость, король Кирата, Пэйган Мин. — Каждый раз, проговаривая это, Ишвари и себе пытается напомнить, что перед ней не смазливый и чудной чужеземец с наглыми глазами, а тот захватчик, против которого теперь обернулись жернова восстания. Пытается напомнить — не наблюдай она китайца до того, было бы легче. — Я смиренно жду вашей милости, о король Кирата, Пэйган Мин. — Ишвари укрощает себя, как кротко терпели века несправедливости женщины этой страны. Она укрощает себя, чтобы не смотреть с вызовом в такие яркие глаза. Она укрощает себя, чтобы не накликать беды. И всё равно — чувствует себя очень вольно.[p.m]
— Иди к своему сыну, — вместо кивка прикрывает глаза, перестав изводить ими Ишвари Гейл. Если бы она обернулась у самого выхода, то увидела бы как Король Кирата отвернулся в сторону слепящего солнца из окна, подставив девчушке бритый чудной затылок с вихром пепельных волос. Но главное — руки. Правая ладонь цепко обхватила левую, прижав к столу в подавляемом волею напряжение.