[Pagan Min]
[15 октября. За пол-суток до атаки на Банапур. Дворец.]
— Гуанг Да, мой старый добрый друг… — по-лисьему растягивает губы в улыбочке, кладя ладонь на крупную руку китайца в синеватой рубашке, — проходи, садись, — указывает на стул для тех, кого Мин встречает в его кабинете — от обслуги до бизнес-партнёра, — у меня к тебе дело необычайной важности. — Слушаюсь, Король Мин, — мужчина кивает, тряхнув обвисшими возрастными и сытыми брылями, садится на стул. — Погоди, — лениво отмахивается, — я ещё не договорил, — Пэйган достаёт из кармана брюк телефон, — я только что из Дургеша, дела не терпят отлагательств, — садится королевское кресло, ставит смартфон на ребро и слегка постукивает им по столу, — так вот… — Вы очень воодушевлены, Король Пэйган Мин, — гулко протягивает Да, явно удивляясь. — Рад, что ты заметил, — даже улыбается, — а теперь заткнись и слушай, — куда мрачнее, — мне нужно, чтобы ты к полуночи обзвонил всех дежурных Дургеша с сегодняшней смены. Не делай такое лицо, оно меня раздражает. Ты звонишь этим людям и передаёшь им это, — активирует экран на смартфоне и разворачивает его к мужчине, который наклонился и сощурил свои китайские глаза, читая, — я тебе перешлю, не волнуйся… до этого момента, естественно, твои люди занимаются «делом». Я напряг Гэри, он подключится к тебе, так что без чуткого руководства ты не останешься. Дальше. Мне нужен твой помощник, которого ты к себе приставил в прошлом году, как его. Хуань Ген? Хуань Чен? — Кренг Чонг. — В любом случае, он мне нравится, пускай заскочит ко мне сейчас. Ну что ты сидишь глаза мозолишь. Шу, давай, шевели задницей, работай! — махнув рукой, Король откидывается на спинку кресла и веером стучит пальцами по подлокотникам, наблюдая за Гуанг Да, что поклонился, уже бодрым шагом побежал исполнять просьбу Солнца Кирата. Хах, просьба. Это приказ. Или выполни, или умри. — Гэри! — повышает голос Пэйган, обращаясь к невысокому мужчине, своему ровеснику, который копошился у стеллажей, — ГЭРИ! — рявкает — мужичок вздрагивает и, в обнимку с кипой бумаг и ноутбуком, выныривает из-за угла, — слушай сюда, это важно. Во-первых, — указывает на дверь, — ты всё слышал. — Так точно. — Блестя-яще, хм, — щурится, — от тебя мне нужна отдельная группа бойцов, которые лично, — делает паузу, выставляя указательный палец, — я сказал, лично для меня обеспечат сохранность Аджаю Гейлу. Найдут его. Приведут в порядок, окажут медицинскую помощь, накормят, обеспечат нам связь… Если этой ночью я не увижу, как Аджай Гейл мирно спит, бережно укрытый одеялком, я тебя четвертую. Лично. Медленно. С удовольствием. В дверь легко стучат два раза. Мин переводит змеиные глаза на робко входящего молодого парня в обысканных военных штанах. Тот кланяется, скрестив ладони перед собой: — Добрый вечер, Король Пэйган Мин. — Привет… Хрен Чвон? — Кренг Чонг, Ваше Величество. Пэйган Мин вздыхает и указывает пальцем на мужичка у окна: — Кренг Чвон, Это Гэри. Ты будешь слушаться его и исполнять его указания. Тебе всё ясно? Судьба Кирата зависит от того, как ты точно исполнишь все указания Гэри. Ты меня понял, Квен Чон? — Ох, да! Так точно, Ваше Величество! Король Пэйган Мин! — Славный малый… Гэри, скажи, чтобы сделали мне масалу и принесли сюда, да пускай готовят ужин, потом приступай к делу. Через час я должен знать, что Гуанг Да позвонил первому караульному. Если он это не сделает, передай… что за каждый его проёб я буду отрезать ему по пальцу. — Слушаюсь, Король Пэйган Мин, — мужичок поклонился, — пойдём, пойдём, — забрав ноутбук, Гэри выводит молодого человека из кабинета Короля Кирата, оставляя того одного. Солнце уже готовится заходить за зубастый горизонт, косо мажет через кованные решётки окна. Пэйган Мин, сложив пальцы домиком, качает багровым крокодильим ботинком, пялясь в морду пучеглазого божка, смотрящего на него с ковра у самой дальней стены.Давний знакомый. Когда же я ботинками твою поганую рожу протру?
[Ajay Ghale]
Демоны. Аджай их видит: они кричат, пытаясь запугать, рвут его душу, но больше всего мучений доставляет пульсирующая неудовлетворённость, когда кобра изгоняет его из своего ядовитого лона. Банапур. Времени мало. Но здесь, в этой тьме, времени нет. Воин выпутывается из невидимых пут, и мрак отступает, ослепляя его золотыми лучами, жгущими багровую завесу, скрывающую Шангри-Ла. Воин, посланный Королем, на поиски забытой страны, находит вдруг то, что искал, но уйти нельзя, нельзя, ибо демоны черными ветрами срывают красные листья, тревожат кровавую гладь гранатовых водоемов. Небесный Тигр, коронованный белым золотом, смиренно ждет его под распростершим ветви дубом, склонив огромную голову на мягкую лапу. Он ранен. Шерсть запачкана алыми разводами, стекающими в красную воду. Воин протягивает длинные пальцы, чтобы проводить зверя в последний путь, утешить его тихую боль, отдать дань его царственному смирению. Его сердце ранит чужое страдание, но тигр исчезает в искристой дымке, возрождаясь в высшую силу. Воин обретает неуязвимого союзника — защитника, что лапами будет сметать вместе с ним кровожадных тварей, очищая священную землю от з л а. Твою мать… Он просыпается, стуча зубами, от того, что продрог до костей, валяясь на холодных камнях, пока ветер неистово трепал его за шкирку. Сколько он здесь пробыл? Непонятно… Всё смешалось. Аджай трёт глаза, поднимается на ноги, стряхивая с себя ноющую ломоту, потирает, в попытке согреться, руки. Визит Юмы Лау оказался более, чем реальным — женщина оставила после себя на память засосы и укусы на шее, и Аджай, не веря обрывкам памяти после мощного трипа, выругивается себе под нос, перепроверяя ширинку на джинсах, переставших топорщиться и причинять дискомфорт. Чертова… женщина. Гейл мотает головой, словно стараясь вытрясти из неё запавшие в память картинки со стонущей Лау. Надо выбираться. Аджай выдыхает клубы пара, мотает лохматой головой, оглядываясь — охраны нет, и путь в коридоры из тюремной камеры подозрительно свободен. Очередная ловушка? Ладно… Ладно. История повторяется, и кажется, Пэйган снова подкинул ему очередной квест в духе «выживи или сдохни». Успей. Банапур, Амита, Сабал. Аджаю кажется, он видел и слышал слишком… много. И видел ли на самом деле? Или начал сходить с ума, как его «соседи» по камере, истощённые, заполняющие бормотанием и тихими рыданиями каменные пещеры? Он будто даже слышал сквозь дрему, как один из них с криком бросился с края пропасти, прямиком вниз. Нашел спасение. Без рации, без костюма-крыла, без чёртового перочинного ножика даже — пустой, словно в тот день, когда только въехал в Кират — солдат, скрипнув зубами, осторожно, тихо выбирается в коридоры, стараясь не слушать неразборчивый бред, но пленники даже не удостаивают его и взглядом. Пэйган говорит, что он здесь не для того, чтобы воевать. Так для чего же? Приходится пройти через заваленный камнями проход, растолкав преграду на пути, и Аджай с тихим облегчением выдохнув, находит в какой-то камере мотки веревки, кривые крюки из ржавого металла — отлично, из этого можно сделать что-то вроде «кошки». Придётся крылья все-таки вырастить. Спокойно. Черт… Гейл поджимает губы от напряжения — одно неверное движение, и он неминуемо сорвётся. Солдат аккуратно свешивается с края своей тюремной камеры, кряхтит, когда подошвы кроссовок натыкаются на узкий каменный выступ, припорошенный снегом. Ветер завывает всё сильнее, срывая с него темно-ментоловую ветровку, и Аджай, раскрутив свободной рукой «кошку», рывком цепляет её за соседний выступ, тут же прыгнув следом по движению воздушного потока. Повезло, что высоты не боится, иначе бы поджилки затряслись от одного вида там, внизу — Гималаи отсюда кажутся беспощадными. Еще один рывок. Ну же!..[Yuma Lau]
[16 октября. Ночь атаки на Банапур. 03:00]
Женщина, привстав, упираясь ладонями в раму лобового стекла открытого джипа, наблюдает, как выдвигаются на позиции её солдаты. Оборачивается на Амиту и ласково улыбается особой гостье. — Ты хочешь лично отомстить им или… полюбуешься отсюда? Со мной.* * *
Когда вспыхивает зарево пожарищ и взрывы рпг, и стрекот автоматов становятся музыкой, а рация хрипит, надрываясь, Юма достает свой смартфон и делает несколько снимков. Зарево, летящий в сторону Банапура снаряд, а потом селфи, когда солдаты к ней притаскивают нескольких пленных. — Я же сказала — пленных мужчин не брать. Только женщины и дети, — перерезая глотку пойманному солдату, фотографирует и это. Всё отправляется любимому братцу.У нас тут горячо. Хочешь еще?
И смеется, сытая, довольная, счастливая.[Sabal]
[16 октября. Нападение на Банапур. 03:00]
Последние ночи становились пыткой. Кира, будто бы, наслала на него проклятие, лишив нормального и спокойного сна. Душа болела странным предчувствием скорой беды, которое Сабал не мог внятно и точно объяснить. Он и так был подозрительным, особенно с этой Амитой, проклятущей дурёхой, что пропала… но предводитель «Золотого Пути» не был идиотом. Постепенно он начал доходить до мысли о том, что исчезновение обиженной и униженной имеет под собой куда более глубокую мотивацию, чем предполагал Сабал. Хреново, очень хреново… Натянутая тханка на стене освещена мерцающими свечами, когда мужчина, стоя на коленях на коврике, украшенным орнаментом, мысленно спрашивает у Киры о верности пути, о верности «Золотого Пути», спрашивает, еле шевеля губами в бесшумной молитве. Прижимает сложенные руки ко лбу. Просит сон. Но вместо сна — тревожное ощущение в груди. Поедает его. « — Нас атак.!» Разрывается рация на столе, от чего мужчина вскидывает испуганные глаза вверх, на лик божества, которому только что молился и, не найдя в нём ответа, пропускает в сердце своё страх — холодом берёт, колет. Предводитель повстанцев, последователь Великого Мохана — сжимает кулаки, хватает рацию и спрашивает обстановку. И с каждым рваным ответом ему становится яснее: конец близок. Конец близок. Где-то вдалеке гремит взрыв. Мужчина автоматически пригибается, после хватает автомат, кукри и, прижав устройство ко рту, выбегает на улицу. Страх холодным потом окатывает с головы до пят — вдалеке горит их склад, замаскированный под небольшую ферму. Кто… откуда?!.. — «Это Король!!..» — «Королевская Арм.!!» — «Мы не можем ничего сделать, отступаем!!» Целая серия взрывов потрясает Банапур, эхом отражаясь в мужчине — он, как пустой сосуд, ощущает себя ненужным. Бесполезным. Слабым. Он… Сабал бросается обратно в хижину и наспех собирает важные документы, результаты планёрок и запихивает в сумку, после выбегает из здания, забирается по приставленной лестнице на крышу, осторожно выглядывает и видит несколько вертолётов, что небольшими чёрными точками ведут прицельный огонь. Это тактика… Несколько хижин загорелось. Выжженная земля… Королевская Армия. Пэйган Мин!! Но как? Почему? Как он узнал? Машина с повстанцами скрывает под своей крышей предводителя «Золотого Пути» и она, отстреливаясь, выруливает с зоны поражения, дальше, на холмы, только бы не сгореть заживо в этом аду. — Назад!! — кричит в рацию, — ИЩИ БХАДРУ!![Amita]
Амите не привыкать к скудной еде солдат, не привыкать к спартанским условиям — она хрупкая только с виду, но упрямства и выносливости в ней хватит на нескольких мужчин. Генерал Лау, казавшаяся ей поначалу смертельной угрозой, теперь мягким кошачьим голосом почти ласкает её, потерянную, растерянную, обезболивает уязвлённую гордость и распаляет жажду хладнокровной мести, вкладывая в узкие ладони силу — свою лояльность. И лейтенант почти пьяна этой силой, она пьяна сладким ядом по ночам, позволяющим забыть о своём предательстве. Она всем докажет, что могут сделать женщины. Она пыталась вразумить, но не все прислушались. Даже Аджай Гейл… Теперь же выбора у них не будет. Я все сделала правильно. Я хочу лучшего, тупые вы люди. — Я должна быть там, — чтобы видеть, как всё, что так хочет сохранить Сабал, горит, — и привести обещанного переводчика генералу лично. Амита говорит как воин, подбадриваемая ласковой змеиной улыбкой своего генерала, что привязала её к себе невидимыми кандалами; на мгновенье в больших глазах плещется тревога, но затем сменяется решительностью. Так надо. Так надо. Безмятежный, но настороженный Банапур взрывается первыми выстрелами и взрывами. Первая кровь повстанцев с желтыми повязками и знаком двух скрещённых кукри на форме орошает сухую землю небольшой деревушки. Её же солдаты — теперь уже в красных беретах — режут плечом к плечу своих бывших соратников, пока красное зарево вспыхивает в ночи под шумом вертолётов. И кто теперь еретик? Я достаточно убедительна в своих намерениях?— «Золотому пути» пришёл конец! Мохан Гейл умер много лет назад, и всем его идеалам стоило бы сгинуть вместе с ним, но нет… Вы наивно предпочли возрождать призраков, проводя всё время в храмах и в бесполезных молитвах, пока Кират загибался в нищете. Настало время думать о будущем. Смиритесь с тем, что всё будет по-новому. Смиритесь, или умрите, как предатели своей родины!..
***
— Зайдите в каждый дом. Берите в плен детей и подростков — они нам понадобятся. Армии нужно больше солдат, а заводам — рабочие, — Амита оборачивается назад, когда совсем рядом громыхает взрыв. Киратцы плачут над бездыханными телами прямо под градом выстрелов, обезумев от горя, но киратка пропускает их вой мимо ушей. Мимо сердца: — А будут сопротивляться… Стреляйте. Девушка, сжимая автомат в руках, в сопровождении двух солдат, скользит глазами по развернувшейся кровавой бойне, но своего бывшего товарища не находит. Испугался?.. Она почти хмыкает, когда ей вслед швыряют камни. — Сука! Предательница!! — Амита?.. — Как ты могла?! Королевская армия!!.. Разъярённых, сломанных внезапной атакой кираток застреливают на месте тут же. Когда Слон подаёт голос, встревоженно сквозь потоки рации, Тигр отвечает почти сию же минуту. — Не ищи Бхадру, — в звонком голосе Амиты ни капли самодовольства, только жестокая честность, — ты её никогда не увидишь. Зачем мне Тарун Матара, которая утянет народ в ещё больший мрак?.. Боги нам не помогли. И тебе не помогут. Или ты с нами, или не стой у меня на пути! Пожилой киратец, Рави, что читает санскрит, падает на колени перед ней, рыдая и взвывая, пока ему заламывают руки. — Не трогай моего ребёнка, моего Камрана! Прошу, он всё, что у меня есть! Амита осклабленно, почти вальяжно подходит к нему. Внимательно вглядывается в испещрённое морщинами лицо своими большими глазами. Как трогательно. Думали ли вы о своих детях, когда приняли сторону Сабала? — Встань, — хлопает по плечу, бессердечно насмехаясь, — твой ребёнок будет служить Кирату. Защищать маковые поля, а, может быть, когда-нибудь, будет контролировать рабочих. Понимаешь?.. Нет? Всё будет хорошо, — стряхивает тонкими пальцами пепел с его плеч, — иногда нужно пожертвовать свободой — ради будущего, — молодая женщина-воин отходит, кивнув солдатам, а затем решительно направляется к генералу — преподнести свою плату. Банапур горит, слабо сопротивляясь, доживая последние минуты в агонии.[Sabal]
Голос Амиты по связи обрывает все те нити, держащие Сабала за реальность, за свои идеи, за то искреннее желание ожидания конца. Всему приходит конец. Но какой? «Амита» — бесшумно двигает губами, роняет рацию из дрожащей руки, в след за которой падают грузные капли слёз. — Сабал! — кричит один из повстанцев, встряхивая предводителя за плечо. Но мужчина, качаясь на поворотах серпантина, хватается руками за голову, пальцами впивается в собранные в хвост волосы, оскаблившись, глубоко дышит ртом. Чёрные мысли, наконец, пробивают ту стену наивности, которую вынужденно он выстраивал с самого детства, что выстраивал в нём Кират, что выстраивала культура и традиции. Бхадра не может быть мертва. Бхадра может быть мертва. Бхадра мертва. — Чёрт, Сабал, что нам делать?!.. — переходит на фальцет водитель, резко прокручивая руль, еле уходя от столкновения с другой машиной повстанцев, что орошала вражеский вертолёт впереди очередью из некогда украденного у Королевской Армии пулемёта. Но Сабал не слышит никого, ничего, кроме орущих внутри мыслей.Всё кончено.
Но вместо слов — лишь бессильный глухой стон. Перед машиной гремит взрыв и её переворачивает, уводит тяжёлым боком с уступа. Перед тем, как открыть глаза перед наступившей абсолютной тьмой, Сабал делает один судорожный хриплый вздох, после чего голову озаряет коротка вспышка боли, так сладко убивающей его рвущееся на части сердце.[16 октября. После нападения на Банапур. 08:00]
Утро встречает его дрожью и ломотой по всему телу. Голова потяжелела в несколько раз, придавленная чем-то. Её даже не удаётся повернуть, и руки вяло тянутся выше, встречая преграду в виде чужого мёртвого тела, которое приходится с усилием оттолкнуть от себя. Привкус гари и крови во рту. На лице пыль и грязь, глаза щиплет от них, выдавливает от боли, охватившей растрёпанную голову. С хрипом Сабал выползает из покорёженного авто через окно, освободившись от пут трупов, буквально облепивших его тело, жмурится от утреннего солнца, приветствующего его так… просто. Так наивно. Проклятое Солнце Кирата. Придавленным этим треклятым Солнцем, мужчина приподнимает голову и, щурясь, оглядывается. Через сетку кустов и листьев решёткой поднимаются ослабевшие столбы и столбики дыма, погоняемые горным ветром. Горным, спускающимся с севера, ветром, королевским, мать его, ветром!.. Лоб касается пыльной земли. Сердце стучит, стараясь выбить грудную клетку к чертям собачьим. И только еле уловимый шум внизу, переговоры солдат Королевской Армии заставляют выжившего предводителя разгромленного «Золотого Пути» ползти с дороги, прячась в кустах, дальше, за колючие гранитные валуны. Подтянув под себя дрожащие ноги, Сабал вжимается к камень, руками медленно ощупывая себя на предмет повреждений или оружия. Он закрывает глаза. Они совсем близко… если найдут…[Yuma Lau]
Когда Амита бросается в бой голодным зверем, Юма усмехается сыто. Сама она не спешит в пекло — генералы не марают руки о кровь простого отребья. Генералы командуют и координируют бои. Она отмечает на карте, с удовольствием зачеркивая рубежи, уже взятые войсками. Все идет к тому, что когда солнце разукрасит землю, то всё будет кончено. Так и получается. Юма, уперевшись ногой в бампер, поставив локти на капот, чуть откинувшись назад, рассматривает притащенного к ней переводчика и раскрасневшуюся девку. И даже не понять — кто из них сейчас слаще для генерала Лао. — Спасибо, ты молодец, лейтенант, — ей даже не хочется мстить Амите за всё. Сейчас. — Где Сабал? — махнув рукой, приказав увести переводчика, цепляется взглядом в лицо предательницы, — ты будешь охотиться на него, — не спрашивает — утверждает. Дает благословение. Наблюдать за боем пауков в банке — одно удовольствие.[Amita]
Банапур умирает в лучах восстающего Солнца, и золото, расплавившись под разрушительным огнем, застывает под сухими ветрами и рассыпается в стеклянную пыль. Старик падает на колени в песок перед женщиной, содрогается в беззвучных рыданиях у ног солдат, окруживших его. Плачь, старик, плачь. Оплакивай прошлое, которое превратилось на твоих глазах в горстку золы, пропитанной кровью. К его исступленным мольбам глухо стальное сердце генерала Лау, и Амита, усталая, но стойкая, с выкорчеванной из нутра жалостью, слышит только тихий звон колокольчиков и далекие крики стенающих женщин, оставшихся без детей и мужей. Их слезы её не трогают. Тупые, глупые… Теперь у вас не будет выбора. Я не позволю Кирату сдохнуть. Она почти пьяна этим горьким вкусом пепла на губах, на которых отпечатались змеиные укусы, втравливающие сладкий яд в молодую, бурлящую после битвы кровь. Она победила. Все кончено. Все к о н ч е н о. Вы все сами виноваты!.. Ты виноват. Амита кивает Юме — почти что мужчина, тщеславный солдат, получивший похвалу от своего командира. Гордо вздёргивает подбородок, позволив себе самодовольную улыбку на кончиках рта на грязном от копоти лице, но как только с губ китаянки срывается имя мужчины, бывшая предводительница уничтоженного «Золотого Пути» вдруг замирает. — Сабал… Он сбежал, генерал Лау, — тонкие пальцы крепче впиваются в автомат, и Амита с усмешкой на губах отводит блестящие глаза от китаянки, переводя их на своих верных повстанцев — теперь уже гвардейцев, что одобрительно вторят ей, гогоча, — думаю, он будет собирать остатки уцелевших или молиться, чтобы его нашли раньше, чем мы. Может, королевские солдаты тоже покажут ему, что такое женщина? На его же примере… Только он слишком слаб. Не думаю, что он представляет угрозу. — Ты будешь охотиться на него, — Юма прерывает её, улыбаясь по-кошачьи, и усмешка лейтенанта дрогнет. Сползает с лица. Пока затуманенная опиумными ночами память не травит ей снова душу болью от унижения, которое заставил её испытывать последователь идей Мохана. Ты им всем докажешь, на что способна. Отомстишь ему за то, что он с тобой сделал. Амита, помедлив, сталкивается большими тревожными глазами с королевской коброй, но принимает приказ.***
— Я знаю, ты меня слышишь, — ей кажется, что слышит. Рация, одиноко валяющаяся рядом с трупом у корней толстого дуба, заслоняющего собой первые золотые лучи, доносит до мужчины тихий голос, — Аджай в Дургеше, и там ему самое место, пока… пока всё не уляжется. Даже не надейся, Сабал, что он тебе поможет. Никто не поможет.***
[16 октября. Банапур. 8:48]
— Я же сказала: если будут сопротивляться — стрелять! — устало и с раздражением чеканит киратка, твердой походкой приближаясь к стенающей женщине, стоящей на коленях и сложившей сухие ладони в молитве перед солдатами. Дома, остывшие после пожарища, полны трупов или пусты, из некоторых под руки вытаскивают детей под крики обезумевших от горя родителей, волочут их по земле, сгружая в пикапы, связывая им руки. Ради будущего нужно пожертвовать свободой. Ладони сжимаются в кулаки, давят в них трепет живого сердца, душат слабую жажду раскаяния. Я делаю это ради вас, ради нас всех. Амита вздыхает, растолкав бестолковых гвардейцев и позволив винтовке повиснуть на хрупком плече: — Я ведь выразилась точными словами, разве нет? — Амита! Что ты наделала?! Что обещали тебе Пэйган и Лау?! Как ты могла?.. Бхадра, моя девочка. Ты ведь сказала, что с ней все будет хорошо! Где она… — Тише. Не плачь. Бхадра в хорошем месте, там, где её никто никогда не достанет, — девушка тянет руку к киратке, но отшатывается почти сразу же — сломленная горем женщина бросается на неё, словно раненый зверь, когтями дотягивается до лица, оставив рдеющую тонкую полосу на скуле. Она не успокаивается, даже когда её повязанную платком голову ударяют прикладом, оттаскивая от молодого воина. Амита, сердитая, щурит большие глаза, в которых на мгновенье застыл немой вопрос «за что?», касается пальцами царапины. — Ты сука бессердечная!! Чтоб ты сдохла! Будь ты проклята!.. Горячечный нрав лидера подстегивает приказать казнить мятежницу тут же, на месте, на глазах у тех, кто выжил, и Амита приказывает.***
[16 октября. Банапур. 9:23]
Кирпичные стены опустевшего дома саблидера будто впитали в себя её бушевавшую в ту ночь обиду, злость, желание убить подлого труса. Поколебавшись с мгновенье, женщина всё же входит в чужую обитель вместе с солдатами, приказывает обшарить каждый угол, каждую полочку, но они находят лишь обрывки старых записей и отчетов. Сабал не просто сбежал, он прихватил с собой информацию, но Амите она уже не так нужна, как раньше, когда приходилось каждый день вести подпольную борьбу с его сторонниками. Великий Мохан Гейл… Еще один мужчина, решивший, что он вправе вести за собой народ Кирата к неминуемому краху. Пэйган Мин слишком силен. Пэйган Мин может дать Кирату золотой билет в лучшее будущее, ведь теперь повстанцы стерты с лица этой настрадавшейся земли. Амита, слышавшая в ту ночь по связи, как Аджай схватил Де-Плёра и привез в Банапур, посылает на поиски пленника, а заодно и Сабала, большую группу — пусть прочёсывают окрестности, каждый куст, каждый овраг. Она не говорит генералу Лау, что мэр Города Боли находится где-то здесь. В конце концов, она предала «Золотой Путь», а не Кират. Мы привели Аджая Гейла в Банапур, подставив себя налетчикам Юмы и Де-Плёра. Разозли садиста, и он выжжет невинных людей, чтобы заставить тебя страдать за свой выбор. Не надо было выбирать Аджая.***
Когда ей докладывают, что обнаружили американца чуть дальше к северу, около одной из крепостей у реки, Амита приезжает туда на пикапе почти спустя пятнадцать минут. Кажется, пленник с мешком на голове, заточенный в клетку для хищников, остался нетронутым бойней в штабе. Повстанец, приставленный охранять заложника, со смехом расстегивал ширинку, готовясь справить малую нужду прямиком на разрывающийся от звонка смартфон на траве. — Отставить! — Амита спрыгивает из машины на мягкую землю, щурясь слегка от яркого солнца и бликов его лучей, отражающихся от глади бурной реки за спиной у Де-Плёра. Женщина подбирает телефон, тонким пальцем стирая грязь с экрана. «Зайка» и фотография его маленькой белокурой дочери. — Пол Де-Плёр, — Амита словно объявляет подсудимого, подходя ближе к клетке. Кивком приказывает открыть дверь и стащить с пленника мешок, — мне нужен совет от губернатора. Что мне делать с тем, кто истязал мирных жителей Кирата и вылавливал их, словно скотину?..[Paul «De Pleur» Harmon]
Мешок на голове — это прекрасный метод эмоционального давления, применяемый в нужных ситуациях, в нужных дозах. Пол Хармон не зря получил своё французское прозвище, не будь он профессионалом своего дела. Профессионалом, на котором использовали его же методы. «Грёбаные мартышки.» Живот сводит от волчьего голода. Ткань мешка иногда пропускает свет, а плечи и шею жжёт беспощадным солнцем днём, да морозит ветром ночью. И Пол прекрасно понимает кожей, как медленно проходят мучительные сутки плена в «Золотом Пути». Атака на Банапур — целое музыкальное представление, глухо отражающееся от скал Гималайского хребта и его изломов — доносится до него вспышками и даёт ещё хоть какую-то надежду на то, что: — …вас всех порежут, как скотину!!.. — рычит и кривится в мешок, получая в ответ плевок сквозь решетку от золотого повстанца, — лучше иди и сдохни с товарищами за компанию — не так будет мучительно потом. Ох, надо было вас всех резать шустрее… Блять!! А-а-а! Пол Хармон валится на деревянные доски, отворачиваясь от боли в глазу — повстанец не нашёл иного способа заткнуть пленника, как достать до него палкой через клетку и ткнуть ею в лицо, не особо волнуясь о возможный причинённой боли. А боли для губернатора было столько, что только искры из глаз не сыпались — только невыносимо жгло. Зато отвлекало от голода. И всё не отпускающего страха больше не увидеть… да что там, хотя бы, услышать родных! Вот она опять — вибрация входящего звонка, прокатывающаяся по деревянным половицам, за пределами клетки — дразнит его. Мучит. Садиста и отца любимой дочурки хватает лишь на злобный тихий вой.[16 октября. Банапур. 9:38]
Утро знаменуется тишиной. Пол Хармон, не сомкнул глаз, вслушиваясь и всматриваясь через еле проницаемый мешок в окружающий его Кират в лучах рассвета. И, наконец, охранник оживляется, выставляя автомат в сторону дороги. Опускает его. «Блять.» Мужчина закрывает глаза и мысленно прощается с жизнью, с женой, с дочерью, обливаясь потом не только от жгущего его спину, шею и руки восходящего солнца. Если в Кирате ты слышишь приказной тон из женского рта, то думать много не приходится. «Ну привет, Амита.» Колени затекли уже давно. Башка распухла от остервенелого голода. Склонив голову, скорее, от смертельной усталости, Де-Плёр молча выслушивает эту девицу, а после содрагается в нездоровом смехе. Его накрывает истерикой похлеще той, что была адресована Аджаю Гейлу, благодаря которому близкий друг самого Пэйгана Мина оказался в персональном аду. — Что за бред! Мартышки не тупые! — он не может перестать смеяться, — туп тот, кто дал ей в руки автома-ха-ха-хат! У него отобрали всё: сон, спокойствие, работу, семью, покровительство. Осталось только сбросить с себя страх, но он, монстр, цепко держит и мучает. И единственная защита — это истерика. — Да озарит вас свет Солнца нашего! — открой клетку и посмотри, не набросится ли на тебя пленённый зверь, — ПЭЙГАНА МИНА!! — рычит Пол Хармон, буквально плюётся этим именем в лицо обрубкам от «Золотого Пути». — Амита, — охранник опять вскидывает автомат, замечая автомобиль, приближающийся к ним. Да не просто автомобиль — с метками Королевской Армии. — Что за… — переводит испуганный взгляд на «саблидера», делая шаг назад, к клетке с садистом.[Amita]
Ублюдок! Пол Хармон смеет насмехаться над ней, измученный голодом пленник. Ты не представляешь, что я бы сделала с тобой. Что сделал бы с тобой "Золотой Путь"! Амита, жаждущая вершить самосуд, вспыхивает, поджимает губы, сделав шаг вперед к раскрытой клетке. И осекается. Приходится напомнить себе, что нет больше «Золотого Пути», его нет. Есть Королевская Армия. И она лейтенант. Но ни Пэйган Мин, ни Юма Лау ни за что не должны узнать о казни своего подопечного. — Закрой свой поганый рот, Пол, — голос звенит сталью, пока Хармон истерически заходится в безумном смехе, — ты ответишь за все свои преступления против народа Кирата! Давай же, попробуй сбежать. Я покажу тебе, зачем у меня в руках оружие. Амита, сверкнув глазами, швыряет смартфон наземь перед пленником, отбирает у повстанца пистолет и стреляет в гаджет. Надоедливый рингтон смолкает, экран — теперь с дырой вместо изображения маленькой девочки — затухает. Пол отшатывается от выстрела и тут же скандирует о преданности королю. — Безумец, — кривит губы в презрении, смерив губернатора глазами, Амита пихает оружие обратно повстанцу в грудь, — с катушек съехал… Связать его и расстрелять. Он больше нам не нужен. Интересно, сколько информации Сабал успел выпытать у Хармона, пока её не было в Кирате?[Yuma Lau]
— Генерал, люди что-то нашли! — угольки догорающих зданий пахнут победой. Лао кивает и возвращается в машину, показывая докладчику, чтобы рулил. Они успевают вовремя — еще сквозь треснувшее лобовое Юма различает клетки, одна из которых занята весьма узнаваемым человеком. «Сегодня день подарков для Пэйгана и меня» — выходя из машины, доставая пистолет, королевская кобра скалится в довольной усмешке, подходит к Амите и смотрит на того испуганного солдата, что вскинул автомат… нет, какой же он солдат — повстанец, что почти в испуге жмётся к клетке, в которой притаился вот только что дравший глотку Де-Плёр. Но генерал быстрее оборванца. Выстрел. Второй. Чтобы наверняка. Подбегающий к телу солдат отбирает у того из рук оружие. — Король Кирата решает участь пленных и своих губернаторов. Выпустить. Он поедет с нами, лейтенант… Амита, — почти превращая свой резкий голос в патоку, — хорошая работа. Оборачиваясь на клетку, приобнимая девицу за плечи, улыбается: — Пол, познакомься — мое лучшее открытие этого года. Находка. Амита далеко пойдет, как мне кажется, — дуло пистолета, с которого только что пристрелила повстанца, скалится в сторону от молодой женщины. Лао вдыхает запах её волос: — Но, все же, рано праздновать… ещё не нашли Сабала. Что скажешь, лейтенант, где он может быть? — Юме весело. Она наблюдает, как труп повстанца обшаривают, ища ключи от клетки. Скалит зубы — наблюдать в ней Хармона — удовольствие. Все они — людоеды. И Юма не против обглодать даже союзника. Но пристрелить Пола… пока рано. И он никогда не посягал на всё внимание Пэйгана.[Amita]
Ей некогда смотреть, как казнят преступника. Сабал… Я знаю, где ты. Глупец, сидящий на руинах, молящийся своим дурацким мертвым божкам. Амита поворачивается, чтобы запрыгнуть обратно в пикап и отправиться к своей следующей цели — храм Джаленду давно пора было уничтожить. Но охранник окликает её, обращает внимание на движущийся с другой стороны джип. — Что за… Юма. Амита замирает на месте, жестом приказывая ничего не понимающему повстанцу опустить пушку, когда генерал выходит из джипа, направляется к ней. Только глупец не послушался и поплатился за это жизнью. Тщетно высматривать на лице генерала ярость или злость, но широкие глаза девушки неотрывно наблюдают за королевской коброй. — Генерал Лау, — она звучит тише, чем должна была бы, бросив только короткий взгляд на мертвого повстанца, которого тут же стал шмонать гвардеец. Генерал хвалит своего лейтенанта, на лице которой написано всё открыто и честно, но Юма, кажется, смилостивилась над ней. Тигр рядом с коброй укрощен, вьётся беспомощным котенком, которого та может сдавить в объятьях без труда. Женская рука опускается на хрупкое плечо в пуховом жилете, приобнимая, и «лучшее открытие года» смиренно выдыхает. Поднимает глаза на бывшего пленника, поджимая губы, не позволяет себе вздрогнуть, когда пистолет небрежно обращается в её сторону. Генерал слишком близко стоит, слишком близко к ней, бередя мутные воспоминания о тяжелых, запретных ночах в Гималаях. — Я знаю, где он, — Амита хватается за названное китаянкой имя, как за спасительную тростинку, — мне нужен отряд, чтобы уничтожить храм Джаленду! Чуть севернее от Банапура, рядом с золотохранилищем. Там прячутся все, кто следовал за Сабалом, — лейтенант воинственно хватается за оружие, стараясь не смотреть ни на кого, кроме генерала, — …и он тоже. Когда Юма довольно кивает ей, Амита направляется к пикапу, жестом подзывая присмиревших при виде Лау повстанцев с собой. Им нужно пару часов, чтобы собрать оружие и взрывчатку, погрузить все на лодки и добраться до храма по воде.[Yuma Lau]
Телефон генерала вибрирует во внутреннем кармане кителя. Но Лао слишком увлечена наблюдением за становлением Амиты, как палача для киратцев — куда там Де-Плёру — он затейлив в своем «дворце», а киратка бесхитростно убивает своих. Поэтому сначала кивает молодой женщине, одобрительно улыбаясь. — Бери людей и… — выдергивая рацию у своего солдата, передает Амите, — третий канал. Все отчеты — мне. И… — осматривая девушку, кивает на её дутую жилетку, — смени это. Иначе некоторые солдаты Королевской армии тебя не поймут. Было бы очень жаль терять такую игрушку. — Голова Сабала — твоё развлечение, лейтенант Амита. Мне нужна только победа и я в неё верю — твоими руками. Когда Пола Хармона высвобождают из клетки и он бросается к простреленному телефону, Юма усмехается. — Карточка должна остаться цела. Забери её. Телефон тебе мы сейчас раздобудем. И пойдем за мной. Тебе пора во дворец и к врачу, — отворачиваясь, наконец-то достает свой телефон, смотрит на звонки — это от одного из надзирателей Дургеша. И смс — от него же. Смысл понятен и злит Юму: без Пэйгана, конечно же, не обошлось. Тянет своего любимчика. Садясь в машину, рядом с водителем, оборачивается на Хармона. Тот уже лелеет в руках карточку. Ну-ну. Теряя всякий интерес, Лао включает свой передатчик, отслеживая сообщения по радио, пока машина катит к столице. Долгий путь. Самое время подумать о приятных вещах.