[Yuma Lau]
[16 октября, 13:00, королевский дворец]
Мало что могло отвлечь от намеченной цели Генерала Королевской Армии. У Юмы разрывалась рация, но волна, на которой должна была быть Амита, молчала. Это заставляло раздраженно кривить губы, смотря в окно. Не хотелось бы так просто терять новую игрушку, но если так сложится, то что же — не плакать ведь? При всех достоинствах киратки, та все равно вряд ли бы продержалась долго, а играться сломанными игрушками избалованная дочь китайского преступника не собиралась. Пол Хармон всю дорогу будто нервничал, видать, не терпелось у Пэйгана выпросить новый телефон — о его трогательной связи с семьёй знали все. Лау мысленно сравнивала Палача с психически больным, ещё и в стадии резкого отрицания. Ей казалось, куда лучше — встречать своих демонов лицом к лицу и отдаваться в их омуты — веселее. Когда вышли из машины, Юма невзначай так кивнула своим, чтобы сопровождали — на всякий случай. И пошла впереди Хармона, который, вообще-то, не пленник, но, по меркам Лау и, неверное, Пэйгана — проштрафившийся игрок. Слуги испуганно жались к стенам. Только указывали куда идти движениями глаз. Меньше всего Юма ждала пасторальной картинки: полусонный король Кирата на подушках, перед экраном. «Сдаешь позиции, братец». Ей не нравилось то, что она видела. Не нравилось, что это могут увидеть другие. — Все вон. Кроме Хармона, — вымелись. Дождавшись, когда станет тихо, женщина чуть склонила голову: — Банапур пал, как я и докладывала. Потери с нашей стороны минимальны. Это победа, — покосившись в сторону стоящего рядом американца, потом вопросительно умолкла. Она могла хоть тут его прикончить. Хоть голыми руками. И хотела этого, отчасти — не насытилась. И Пэйган раздражал. И давно не было дозы. И проклятый Гейл все носится по Кирату…[Pagan Min]
Королевский сон, как бы ни было прискорбно, у Пэйгана Мина был особенным в плохом смысле этого слова — отрывистым, с незапланированными тяжёлыми пробуждениями, оставляющий постоянное чувство неудовлетворённости. Лучше всего он спал до того момента, пока на территории дворца не построили небольшой храмик в светлую память маленькой Лакшманы. С тех пор… сон — это то, что должно успокаивать и восстанавливать, а на деле — как плохая дорогая наскучившая проститутка. И опять она отняла слишком много сил, не доставив должного удовлетворения. Мин разлепляет веки и щурится от жжения в глазах, всматривается чёрными точками на покоящийся на его коленях экран, на сменившийся ландшафт с храмом Джаленду в отдалении, на нижнюю панель со временем. Прилёг на два часа. По факту — на час? Косится в сторону, провожая спины обслуги, больше зацикливаясь на лысине Гэри, который в охапку сгрёб свой ноут и пульт управления. Картинка на ноуте Пэйгана начала крениться в сторону. Король Кирата, глубоко набрав грудью воздух, убирает ноги со стола и нормально утраивается за ним, отложив на него ноутбук. Складывает руки перед собой в замок. — Пол, мой добрый друг, — всё так же щурится, растягивая рот в улыбочке. И именно тогда Юма Лау докладывает ему то, чего он ждал грёбаные четверть века. Улыбочка становится несколько хищной, обнажая зубы. — Чудесно, — низким голосом отвечает, плавно начав перебирать пальцами, замечает красноречивый взгляд Сестры, направленный на Хармона, — Пол. Пол, не трясись так. Американец тут же упал, буквально в ноги, склонив голову перед Королём Кирата. — Несколько суток плена это… дохера, — говорит спокойно, даже несколько затянуто, видимо, оторвавшись от сна в одном из самых паршивейших своих возможных состояний, — и сколько моих людей погибло из-за того, что ты не можешь сам себе откусить язык… Пол, оторви свою башку от ковра, мне неудобно на тебя, блять, смотреть. Спасибо. Ты можешь позвонить родным? — Да!.. Король Пэйган Мин, — Хармон опять кланяется, а после достаёт карточку, которая осталась в целости и сохранности. Его единственное сокровище. — Давай сюда, — Солнце Кирата протягивает руку и в ту же секунду Де-Плёр ломится вперед, вкладывая в ладонь Короля кусочек пластика, — мхм, — снимает крышку со своего смартфона, меняет карточки и включает телефон, — и что ты скажешь своей жене? — поднимает глаза, щурясь и без всякой праздности выглядывая на лице мужчины хоть единую тень, что его может смутить. — Я… я уже всё придумал! Сошла лавина, связь пропала, я нахожусь на больнице, но всё хорошо! — Хармон трёт пальцы друг о друга, сжав ладони, слегка горбится испуганно и с вожделением не смея оторвать глаз от смартфона в ладони Пэйгана Мина. — Сойдёт, Пол. Только Мин позволяет взять телефон, Хармон тут же его цепляет пальцами и набирает нужный номер, бегая глазами по кабинету и дыша ртом, выслушивая мучительные гудки. Наконец, лицо его озаряет маска счастья. Профессиональный садист изливает свою душу в точности так, как он и обещал Пэйгану, уже даже обливаясь слезами по щекам, скрепя сердце, да после прощается с родными, кладёт трубку и возвращает её Королю. Король же, всё это время ведя глазами то с Пола на Юму и обратно, останавливается на первом, теперь не проводя манипуляции по замене карточек, а просто ритмично и медленно, тихо тукая углом устройства о стол. — Пол. Садист замирает, ожидая приговора. — Тебе окажут медицинскую помощь, — кладёт свой телефон и пальцем отодвигает его на край стола, поднимает брови, акцентируя на том, что устройство можно забрать, — а потом мы с тобой поговорим подробнее. Я позвоню. Когда ты придёшь в себя. Блять, бери уже. Хармон подносит дрожащие руки ко рту, сдерживая радостный и горючий вой, а после, часто кивая, берёт телефон, складывая его в обеих ладонях и прижимая его к груди: — Король Пэйган Мин! — склоняет голову, — благодарю вас, я так благодарю вас, Король Пэйган Мин, Солнце Кирата, благодарю!.. — Вон пошёл, — Солнце Кирата отворачивается, махнув рукой в сторону двери, да после подпирая этой же рукой голову. Хармон, ковыляя и хромая, покидает кабинет, оставляя Юму Лау с Драконом Кирата наедине. Пэйган Мин отрывает руки от стола и из ящика достаёт очередной смартфон, вставляя в него свою карточку. Включает. — Ты помнишь… как расправились с нашим дядюшкой, который крысятничал под носом у отца? — нежно-голубое свечение теперь направлено в потолок, а Король смотрит только на Сестру свою, — ты можешь и не помнить, но я своим отроческим мозгом запомнил хорошо. Это было… впечатляюще. Его повязали в собственном доме, вывезли на побережье и отрубили ему конечности, под корешок. Он скончался, кажется, только на второй ноге, быстро истёк кровью. И знаешь… — подносит палец к губам, слегка хмурится, — это было довольно показательно и устрашающе. Я запомнил на всю жизнь. Мне кажется, Кират, он как дитя — должен пропитаться, так сказать, яркими впечатлениями, эмоциями. Юма, — опять складывает руки в замок перед собой и перебирает пальцами, — я хочу, чтобы в Долине Смерти стояло два столба, — вытягивает два пальца, — на них я хочу видеть двух главных сучьих террористов «Золотого Пути», — опять обнажает зубы в улыбочке. Но внезапно спохватывается и разводит руками: — Ох! Я тебя, видимо, замучил! Я-то спал, час, конечно, но спал, а ты, ведь, даже не сомкнула глаз за всё это время! Вот что, дорогая, отдохни. Отдохни, наиграйся. Теперь мы можем себе позволить спокойный сон. Благодаря… — выдыхает, облизывает нижнюю губу, — тебе, Генерал Юма. Кровавые расправы и визуальные акции для народа Кирата подождут. Ах, да. Ещё кое-что. Забери Пола к себе в Дургеш, но для начала посади его на шахте Сваргии — пускай займётся тем, с чего начинал, за рабочими будет приглядывать. Кстати, по поводу столбов… — опять облизывает губу, — вот сколько этих уёбков из «Золотого Пути» выживших найдёшь, сколько хочешь — делай с ними то, что сделали с нашим дядюшкой. Уроки надо закреплять систематически.[Yuma Lau]
Долина Смерти и обломки «Золотого Пути» подождут. Пока Юма Лау не сомкнет глаза и не вернется в мир, где всё так, как она хочет — куда лучше, чем здесь. Но генерал кивает, прощаясь с Братом, уже оказавшись за дверью, вызывает своих по телефону, кратко и рублено раздает приказы: отправить группу к храму Джаленду, начать организацию столбов казни в Долине Смерти, продолжать заниматься отловом оставшихся повстанцев. Всем, кто сдает информацию о местоположении или именах оставшихся — благодарность от армии и… давать шанс, что их не тронут. Не тронут тех, кто предаст своих. Второй звонок — Де-Плёру. Тот едва ли успел натрепаться со своими, но переключает на Юму; она слышит его недовольные интонации. — Когда врачи с тобой закончат, поедешь со мной. Ты повышен до смотрителя шахт Сваргии. Отдыхай, — выключить телефон. Включить канал связи рации с Амитой, но там все тихо. Умерла? Сбежала? Пока отряд её не найдет — точного факта нет. Кого Юме приковывать и распинать на столбах, если ни Амиты, ни Сабала не сыщется? Хороший вопрос. Она подумает позже. Она устала.***
Юма просыпается уже в королевском дворце — короткое забытие на пару часов, прежде чем забрать бывшего губернатора Города Боли и погрузиться в вертолет. Мысли с тяжелым скрежетом проносятся в голове, руки немеют, язык сухой и неповоротливый — ей очень нужны наркотики и нормально отдохнуть. Вернуться туда, где все её. — Переводчика доставили на базу? — уточняет у солдата, прежде чем прикрыть глаза. По прибытию: де Плёра к шахтам, себя, как через тернии — через чужие устные отчеты, выслушивая и отдавая рубленые команды, к себе. В свой храм, алтарь которому — грубый рабочий стол, с металлическим ящиком на крепком замке. В нём — спасение. Запереть двери, раздеться, нагреть, перетянуть руку. Отложить шприц в сторону, языком слизывая испарину над верхней губой. Уже хорошо. Легчает. Становится лучше. Становится мягко. Тело — влажная губка, впитывающая сладость этого мира. Юма ложится спать, хотя не уверенна, что-то — сны.* * *
День смешивается с ночью. Режим, как обычно, сбит. Когда небосвод уже темный, генерал выслушивает новые отчеты, хмурится. И приказывает начинать четвертования всех пойманных сопротивленцев. В Долине Смерти уже стоят столбы. Пусть платформа у них будет залита кровью, прежде чем те, кого ещё ищут, ловят, ступят на багровые доски. Юма знает, что так и будет. Амита… предавшая её Амита должна была понять, что есть вещи куда страшнее смерти — она стонала под одной из таких вещей.***
[Amita]
[16 октября, 15:40, храм Джаленду]
Не вздумай закрывать глаза, когда стреляешь по врагам. Но кто есть враг для неё? Я не могу. Я больше не могу жить с этой болью. Огонь мести выгорел в ней до золы, высох, вытек вместе с солёными реками слёз, и теперь пропащую душу обуял лишь страх перед чёрной, беспросветной пропастью. Предательница не смогла нажать на курок, зато смог Аджай Гейл — ведь она заслужила смерти. Спаси его. Я не хочу этого, пожалуйста. Она благодарна, в последний раз успев увидеть его холодный, благородный взгляд. Амита слышит сквозь терракотовую с лазурным завесу гулкий, словно из-под воды, голос, зовущий её. — Са…бал… — зовет разум, но с губ срывается лишь рваный выдох — удар от пули сбивает дыхание в её груди. Мужская ладонь касается её лица, и прежде, чем провалиться в небытие, она едва-едва льнет к чужой руке лбом, перед самой смертью. Хрупкое тело ломает, в груди, у самого сердца, где застряла в толще бронежилета свинцовая кара в виде пули — боль. Физическая, напоминающая ей о том, что она ж и в а? Сквозь разрушенную стену храма пленников собственных судеб озаряет солнце Кирата, касаясь их забывшихся сном лиц, ветер задувает оставшиеся свечи. Амита распахивает глаза, стонет тихо от боли в груди, не в силах подняться; пальцами нащупывает пулю в бронежилете, и та со звоном падает на деревянные полы, откатившись к пистолету. Статуя Киры отбрасывает тень на неё и лежащего спиной к ней Сабала, и Амита задерживает дыхание, вглядываясь в тело того, кого хотела убить. Должна была убить. Он жив. Она видит, как мерно вздымается его грудь, и ей… страшно. Что скажет генерал Лау, когда узнает, что лейтенант, избавленная от своей жажды мести, теперь бесполезна? Пуста. Бывшая предводительница «Золотого Пути» растоптала и сожгла Банапур, она — никто без ничего. И посреди мрака для тигрицы Кирата есть-была только Юма Лау, на которую её подсадили, будто на опиум. Но кобра не пощадит. Кобра наиграется и съест, впрыснув перед своим кровавым пиром в жертву яд, чтобы парализовать. Амита это знает — знала с первого момента, как их глаза встретились, с первой ночи, когда с её губ сорвали порочный вожделеющий стон. Девушка торопливо нащупывает рацию за поясом, прислонившись спиной к прохладному камню статуи, но так и не решается выйти на связь. Крики солдат Королевской Армии доносятся откуда-то снизу, с территории Джаленду. Они пришли за ней. За ними. Пистолет оказывается пустым, и киратка с отчаянным, злым от бессилия вскриком швыряет его прочь. Она всю жизнь боролась, сражалась, так неужели она сдастся сейчас? — Сабал!.. — слабо шепчет, кидается к забывшемуся сном, ослабевшему соратнику. Ей едва хватает сил, чтобы пытаться его пробудить, но он спит чутко — почти сразу распахивает свои глаза. Шаги по лестнице все ближе, надвигающимся, угрожающим эхом нарастая, и Амита, оторвав взгляд от тени, из которой вот-вот покажутся солдаты, судорожно выдыхает, от чего длинная прядка у её лица колышется. Снова, будто ища спасения, наконец смотрит в глаза напротив, испуганно… смиренно. Ей ещё больно, но теперь, когда он не отводит глаза, она видит в них боль тоже.***
[Pagan Min]
— …мальчик мой, я бы на твоём месте поторопился. Солдаты Королевской Армии отличаются замечательной дисциплиной и всегда приходят вовремя…
Солдат Королевской армии, ещё молодой пацан, но с красным беретом на бритом черепе — щурится от слепящего его узкие глаза-щёлочки солнца, отпинывая ботинком труп обнаруженного повстанца близ храма Джаленду. Одна из групп пешим шагом пошла вперед, оставляя нашего парня наблюдать за этим со стороны, сплёвывать на землю, попадая на свой пыльный ботинок и не замечать этого. Ещё пару раз ближе к храму раздаются хлопки выстрелов, глухой крик — солдат кривится и крепче перехватывает автомат, но вдалеке видит только спины однополчан. Хмыкнув, предаётся мыслям о том, что в следующем году сможет позволить себе оплатить обучение в университете Тэйлора и, получив малайзийское гражданство, вытащить семью с гнилого евразийского континента, из вонючих и бедных трущоб. — Зачистили, — откликается берет на зов по рации и вскидывает руку, приветствуя пешую колонну наёмников, выходящих из-за поворота дорожного серпантина. Его рот трогает искренняя улыбка, когда он в ответ встречает одобрительные взгляды… напарников? Таких же солдат, как и он сам. И именно в такие моменты он точно уверен, что поступает правильно.***
[Sabal]
Вожделенного спокойствия не случается — Сабал распахивает глаза и содрогается в ужасе, стискивая зубы и дёргая головой, отрицая реальность… кошмарную реальность, от которой его только оторвала… Амита? Не веря глазам, киратец хватает её за руку — и она смотрит в его глаза. Испуганно, затравленно, так же, как и он. Предательница имеет всю ту же плоть и кровь. Всю ту же, которую он силой брал в последний раз до того, как… — Чщёрт.. — морщится, отворачивается, но руку не отпускает. Всем телом чувствуя дрожь половиц от проникших в здание храма Джаленду солдат, от их тяжёлых сапог. Лестница скрипит. Какой смысл в том, что он, потерявший всё, загнанный, растоптанный в ничто — поднимается на колени и в каком-то автоматическом, инстинктивном жесте, закрывает собой Амиту, придерживая ту за руку, оттягивая за себя. И прежде, чем он встретится взглядом в солдатом Пэйгана Мина, он поворачивает голову к предательнице и, зная, что будет не только с ним, но и с Амитой, еле слышно выдыхает: — Дура, — ещё один тяжёлый вздох, — они избавятся и от тебя тоже, — поджимает губы, снова кривится, отворачиваясь и зло, исподлобья, стоя на коленях, впериваясь в появившегося на этаже солдата. Ещё одного. Убьют сразу? Пальцы на плече Амиты сжимаются сильнее с каждым шагом, что Королевская Армия делает к ним обоим, и Сабал, наклонив, но не склонив головы перед ней, подавляет всё чаще поднимающуюся грудную клетку, готовясь… к смерти? Его валят на пол, с силой отрывают пальцы от руки предательницы, прижимают лицом к полу и связывают предплечья за спиной.Одновременно с этом то же самое делают и с Амитой.
— Кира, пожалуйста, Кира, будь милостива к запутавшимся душам, прими её на путь свой, спой о ней, о них… песню, позволь подняться на колесе твоём, пожалуйста, Кира… — голову Сабала скрывает чёрный мешок, его подхватывают под руки и, не сопротивляющегося, вытаскивают с храма.Всё то же проворачивают и с Амитой.
— Кира!.. — повышает голос, даже тогда, когда его усаживают в машину, заталкивая между солдатами. Всю дорогу предводитель «Золотого Пути» обращается к божеству, игнорируя тычки солдат, которых раздражает этот упрямый киратец.— Заткнись. — Чёрт, заткни его, тресни по башке. — Ага, чтобы потом тебе Генерал Лау яйца оторвала? — Ладно, потерпите. Скоро приедем.
[Amita]
Ей известно, ясно, как день, что будет с ними — лидерами громкого восстания, призванного свергнуть всеми силами чужеземного узурпатора. Дура, дура… Дура. Предательница, чего она добилась своей низменной местью и жаждой власти? Все это так далеко теперь. Все это так неважно, теперь, когда они оба стоят на пепелище, и впереди — страшное, неминуемое, заслуженное, и за спиной — море крови с горой черных обугленных трупов. Солдатам дали приказ, а Королевская Армия верна Королю, верна генералу Лау. Пощады не будет. Решительной, непреклонной молодой женщине, что осмелилась взять в руки оружие и встать в один ряд с воинами, многие плевались вслед: чем тигрица Кирата лучше жестокого, алчного диктатора? И правда такова: Амита знает, что сделают с ней — с ними, — потому что она когда-то поступила бы с мятежниками т, а к ж е. За все нужно платить, и она заплатит — сама, своей кровью и головой, только… — Сабал, — они уже близко, но она не смотрит туда, откуда идет топот тяжелых ботинок, — Бхадра… Она далеко, в безопасности, — успевает сорваться с губ. Киратка сталкивается большими от страха глазами с гвардейцами уже из-за плеча Сабала, стоящего стеной перед ней. Сжавшаяся, ставшая будто меньше за мужчиной, который был соратником, соперником, ненавистным упрямым бараном, причинившим ей боль — теперь он спасение, когда она устала быть сильной. Амита тщетно тянет его в сторону, не желая, чтобы он принимал удар первым, — нет, не защищай меня, слишком поздно. Накрывает и сжимает его руку своей дрожащей узкой ладонью, её трясёт от страха, раскаяния, ненависти к себе. Разрушила старое… И все зря, зря, зря! И в последний момент её трясет уже от жгучего мокрого гнева, когда солдаты грубо оттаскивают его. — Нет! — тонкие пальцы в отчаянии цепляются за его руку, не желая отпускать, и Амита, заходясь злыми слезами, пинается, вырывается. Пока благородный Слон молится, Тигр плюет скрутившему её солдату в лицо. — Я убью вас! Я убью вас всех, сожгу и… — они глухи. Не слышат. А она горит, горит изнутри. — Вы не знаете, не понимаете. Пэйгану Мину придёт когда-нибудь конец, и вы останетесь ни с чем, сволочи!.. — как я, — Амита замолкает, оставив попытки выкрутиться, когда её, с мешком на голове, пихают в вонючую, пропахшую войной и мужчинами машину. Худые плечи содрогаются от тихих всхлипов, когда машина трогается с места, и гвардеец даже не тратит силы и нервы, чтобы ударить упёртую пленницу. Только с раздражением срывает с её руки ленту, продырявленный бронежилет с груди, оставив её в хлопковом тонком одеянии.— Тупая баба. Лейтенант, тоже мне. Устал я от неё. — Ага. Жаль, времени нет, я бы с ней того… — Так может, сейчас, по-быстрому? — Дебил, нельзя! Мы и так еле успеваем. Генерал будет недовольна. Говорят, на казни будет… Его Величество.
[Pagan Min]
[16 октября, 19:00, Королевский дворец]
— Король Пэйган Мин. Служанка замечает, как Солнце Кирата, провалившись головой в подушку, усталыми глазами осматривает перед собой резной поднос опустевшей чашкой. Пустой. Удалось уснуть, но, видимо, ненадолго. — Ваше Величество… — трёт пальцами ладонь, нервничая, слегка позвякивая браслетами на руках, — позвольте, — ещё тише, опустив голову. — Говори, — и выпитые травы ему уже давно не помогают — придётся снова доставать всё с Китая, потому что кое-кто уничтожил чайную фабрику, и Солнцу Кирата… да что там, всему Кирату теперь доступ ограничен к данному сегменту отечественного рынка. — Гэри просил передать, что Королевская Армия нашла Сабала и Амиту, — сжимает ткань своей рыжей, обшитой гроздьями и голубыми кисточками, юбки, нервничая, — сказал, что «на это можно посмотреть». И спросил, желаете ли вы «это» видеть? Король Кирата щурит глаза и переводит их на служанку, не моргая, выслушивает, закрывает глаза и прикрывает лицо пальцами, ведя к макушке и поправляя замявшийся от сна пепельный вихор на голове. — Желаю, — машет ладонью, приказывая уйти, после опуская обе руки на уставшее лицо своё. Его опьяняет сладкое ощущение долгожданной победы. Но он, прошедший через гору мертвецов, пересёкший реку крови, пролившейся по его оголтелому желанию, держится за осторожной маской. Мохан Гейл тоже рано возликовал. Рано… Он возликовал, когда на трон взошёл туповатый наследничек, а не истинный правитель Кирата — Пэйган Мин. Такой ошибки Китайский Дракон не допустит. Ибо до настоящей победы ещё надо дожить.[16 октября, 19:00, Долина Смерти]
— А ну, взяли! Р-раз-Два! Потянули! — громогласно командует командир, сопровождая группу солдат, что за верёвки тянули столб на возвышение, — сосунки, а ну ещё раз! Генерал Лау возвращает двойные пайки вам, ублюдки, если вы притащите это несчастное бревно вовремя!! — Везем «подарки», — скрипит рация, которую командир тут же подносит к лицу: — Принял, уже дотащили, — поворачивается, втягивает носом влажный воздух Кирата, в котором сейчас в горах проливаются лёгкие и короткие дожди, осматривая освещённую солнцем долину и авто, скрывающееся в отдалении за холмом, что двигалось по направлении к месту показательной казни. Сбоку мужчина рвался с рук солдат Королевской Армии, тщетно стараясь избежать своей участи. Он вопил и ревел свиньёй, пока его не положили на землю и в пять пар рук не прижали за конечности и голову. Чёрный кукри блеснул тёмным блеском в греющем солнце и с силой опустился, заставляя схваченного повстанца возопить, чуть ли, не к небу. Брызги крови летят солдатам в лица. И один из них, тот, что по-старше, кривится и отворачивается, мысленно уговаривая себя не терять голову. Он, всё же, исполняет приказ.[Sabal]
Долина Смерти… место, которое тянуло лидера «Золотого Пути» в порыве уничтожить, растоптать, выжечь, чтобы на земле Кирата не было этой страшной, болезненной и кровавой язывы. — Пэйган Мин!! — выкрикивает Сабал, не имея сил, кроме как голоса, дабы воззвать к Солнцу, хоть голова и обращена к заходящему космическому светилу, — ТЫ УНИЧТОЖИЛ КИРАТ!! ВЫ ВСЕ!! Боги вам не простят… Кира, Кира-а! — отворачивается от возведенной аллеи столбов с висящими на них телами… только. Телами. Тела. — ПЭЙГАН, ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛ?! ДЬЯВОЛ!! — его ведут вперед Амиты, оставив мешок давно где-то в машине и давая воочию проникнуться тем, к чему привела эта многолетняя борьба, которую начал… Пэйган Мин? Мохан Гейл?.. — БОГИ КИРАТА!! Разве вы не видите?! — его насильно опускают на колени перед тем, как всем телом прижать к земле. За руки. За ноги. За голову. Ему страшно. Мужчина дрожит. Страх кружит ему голову, взгляд мечется в поисках мнимого спасения и цепляется за приволоченную Амиту прямо напротив него.[Amita]
Пэйган Мин, убийца Кирата, испивший страну до дна, оставивший её пустой. Ненависть и обида душат её так, что она едва не задыхается; Сабал взывает к богам где-то перед ней, рвет и мечет, но Амита застыла в оцепенении: их ведут вперед по иссохшейся траве — Долина Смерти. Но боги холодные, равнодушные, покинули их, пропащих, в этой яме со змеями, которых она сама накормила с рук Банапуром. И наказывают теперь их не боги — люди хуже демонов, а Пэйган Мин страшнее Дьявола. Береты одного цвета с кровью повстанцев, подвешенных позорно, показательно, чтобы подавить любое сопротивление в корне. Амита почти вырывается из грубой хватки, будто напрашиваясь на милосердный выстрел, но получает только удар в лицо, от которого в глазах темнеет. Заплаканные глаза слепит небесное светило, и молодая женщина, в оцепенении, дрожа уже едва-едва, поднимает опущенную голову к небу, стоя на коленях в окружении гвардейцев. Осознание приходит не сразу, только сейчас, когда черная туча, гонимая с гор ветром, заслоняет Солнце. Холодные капли косыми линиями орошают Долину, смывая кровь, мешая её с грязью под ногами солдат и пленников. Амита с прилипшими к лицу прядями переводит взгляд на скрученного гвардейцами Сабала. Он всё ещё кричит, гневается, утыкается в неё взглядом, и она находит там такой же страх, который они делят. Прости меня. Обессилевшая, обезумевшая от ужаса перед ожидающей их обоих участью, она зовет его сквозь шум ливня, но голоса не хватает в хрупком теле. Порочное дитя Севера давится слезами, и по губам её можно прочитать первое и последнее признание в простой человеческой слабости: Я не хочу умирать.[Pagan Min]
— Какая коварная погода, — сетует Его Величество, удобнее устраиваясь полусидя в собственной постели, да придерживая ноутбук на ногах, — то темно, то глаза выжигает… — вытягивает руку в сторону, не глядя принимает из рук служанки бокал с вином — настоящим, итальянским, привезённым бог знает когда. Для особых случаев. И вот он настал. Рядом с кроватью сидит Гэри, через свои огромные очки пялясь в собственный компьютер на приставленном к ложу Короля столике, да держа в руках пульт управления. Мин, прикрыв глаза, вдыхает сладкий аромат напитка, довольствуется: — М! Ну что за прелесть. Если бы я мог быть настолько свободен, как Юма, — подмигивает служанке, встречая в ответ опустившиеся глаза, — променял бы сию прелесть на отечественный продукт — киратскую пыль, — кротко смеётся и делает глоток, — Гэри, ответь мне, звук будет? — Да, Король Мин, я его сейчас… — Не надо, — ещё глоток, — что мне слушать, как они орут. Орут, всё равно, одно и то же… — опять косится на служанку, оглядывая её внешний вид. Его внимание привлекает летящая ткань. Поверх хлопка. — Опусти верхнюю часть, — пальцем мажет в воздухе снизу вверх, — но накидку оставь. Просто опусти нижнее платье, — и тут же возвращает пристальные глаза на лицо уже залившейся краской девушки, которая, помедлив, поспешила оголиться по пояс, но оставила поверх верхнее полупрозрачное платье, — эстетика, — пожимает плечами и возвращает всё своё внимание на монитор, — м! Они тут. Опусти квадрокоптер ниже, Гэри, — большой глоток, и Солнце Кирата подпирает голову пальцами, уведя руку назад, на гору подушек, — так лучше, ещё ниже не надо, — щурится, протягивает бокал обратно служанке и достаёт телефон, звонит. Через три секунды мужской голос живо рапортует о событиях, он-лайн, так сказать. — Ох, мать твою, — Мин кривится, слыша проклятия даже из трубки, — ближе к столбу Сабал или Амита? М? А, левее Амита. Понятно. Нет, никаких приказов не будет. Всё остаётся по прежнему. Он убирает смартфон и принимает обратно бокал, отвлекаясь на новый внешний вид служанки, усмехается и делает глоток. Все актёры на своих местах.[Sabal]
Вы слабые. И непригодные к войне.
В нём кипит злоба, ярость, гнев. — ПЭ-ЭЙГА-А-АН!! — рявкает, брызгая слюной, раздирая связки, — БУДЬ ТЫ!! ПРОКЛЯТ!! ПРОКЛЯТ!! — запрокидывает голову, — СПРЯТАЛОСЬ, ТРУСЛИВОЕ СОЛНЦЕ КИР.!! — затыкается, воя от боли в носу, что встретился с прикладом одного из солдат. Обмякает, подаваясь вперед. Волосы, растрепленные, мокрые — скрывают глаза приговорённого к казни — что блестят, широко распахнутые — горят в неистовой злобе к заклятому врагу своему. И только Королевская Армия чувствует, как сник бывший предводитель повстанцев, так её хватка слегка ослабевает. Сабал тут же рвётся вперед, юрким движением выхватывая кукри с пояса солдата и мгновенно оказывается вплотную к предательнице, испуганными и полными сожаления глазами встречая её глаза — изогнутое лезвие одним движением наотмашь режет девичью глотку — через ткань, хлопок — точным движением военного, точным движением потомственного Кшатрии — милосердно обрывающим жизнь в последнем своём рывке. В последнем. Когда он хоть что-то способен сделать правильно. Кукри давно лежит в стороне, выбитое из рук солдатами, а Сабал, мёртвой хваткой вцепившись в голову Амиты, прижимает её к своей груди, рыча и хрипя от болезненных попыток Королевской Армии оттащить его от девушки. Но он не отпустит. Не отпустит, пока не будет уверен в том, что глупая, глупая киратка умерла быстрее, без позорных и безумных, невыносимых мучений, глупая… глупая… Один удар, второй, третий в голову — и Сабал отпускает убитую им же, падая на сырую землю, прикрываясь ладонями, меж пальцев которых остались длинные каштановые волосы. Семь пар рук придавливают его к земле. Сабал смотрит широко распахнутыми глазами только в тёмное небо, скрывшее солнце Кирата. Зажмуривается, часто и глубоко дыша ртом, молится Кире. И молитва его обрывается только тогда, когда по бедру ошеломляющей вспышкой не взрывается рубленная чёрным кукри боль. Слон будет реветь до тех пор, пока не затянется веревка на его измученной криком шее, пока под облегчившимся весом истерзанного тела петля объятиями не заберёт вольную, строптивую душу, а глаза навеки не уставятся в робко выглядывающее солнце из-за обрывистых тяжёлых туч.[Pagan Min]
Король Кирата отворачивается, рассматривая грудь служанки, рисунок, вышивку на её полупрозрачных одеждах, украшения и камни, медные и золотые изогнутые полоски браслетов на тонких руках. Пока на экране казнят выродков «Золотого Пути». — Король Мин… — Гэри хмурится, но поднятая в протесте ладонь заставляет его замолчать. Мужчок возвращается к наблюдению экзекуции с высоты птичьего полёта, легко морщится. Солнце Кирата же, вторая небесному светилу, отводит глаза от трагичного таинства, что вершится в Долине Смерти, медленно пьёт вино и любуется телом и украшениями смирно сидящей на краю его ложа служанки. Он не хочет, в обход прекрасного, смотреть, как мучаются в своём же дерьме и крови мартышки. Мину достаточно знать, что его приказ исполнен. Достаточно увидеть издалека поставленные столбы с изувеченными в назидание трупами — и тогда его дух успокаивается. Король Кирата чует кровь. И он напивается ею сполна. — Всё закончилось, Ваше Величество, — Гэри, как всегда, вовремя. Пэйган Мин отвлекается от приятного и переключается на вожделенное — на общую панораму места казни с аллеей повешенных. И два столба, качнувшись, возведены практически одновременно. Киратский Дракон залпом допивает вино и отдаёт бокал служанке, встаёт с постели и, поправив рубашку, достаёт смартфон — фотографирует экран ноутбука, с пренебрежением усмехается и отправляет фотографию Юме, Сестре своей. После вытягивает руки, призывая служанку надеть на него пиджак, что та, встрепенувшись, делает. И, застегнувшись на одну пуговицу, да поправив пепельные волосы, Солнце Кирата расправляет плечи, наконец, улыбаясь. Искренне. Устало опустив веки. — Ко мне в кабинет. Оба. Стуча каблуками лакированных багровых ботинок из крокодильей кожи, Пэйган Мин покидает спальню, ощущая, как по груди разливается приятное и тёплое пьянящее чувство. И это, отнюдь, не от вина.