Ты забудешь свой родной язык, У чужого имени в плену, Ты забудешь все, к чему привык, Даже пол, гражданство и страну.
Будучи в реальном мире, я много читала и, хоть больше любила русскую классику и фэнтези, об английской литературе представление имела. Но то ли образ оказался испорчен массовой культурой и пропагандой, то ли это подсознание так настойчиво хотело домой, но Стоуны и окружение у меня оказались... своеобразными. Например, я с трудом отвоевала себе право завтракать тем, чем хочу, а не есть хлопья с молоком целый месяц. И чай. Ооо, я никогда не забуду лиц Стоунов, когда я положила в чай лимон, насыпала две ложки сахара и, размешав, не вытащила ложечку. Или еще был случай, когда я заболела. Увидав на градуснике температуру тридцать семь и девять, Эмили покачала головой, напоила меня симптоматическим… и на следующий день попыталась спровадить хлюпающую носом меня в школу. Нормальная женщина дала бы отлежаться хотя бы дня три, чтобы понять, что с ребенком: жуткий вирус или банальная простуда. Естественно, я была в возмущении и прямым текстом ей это высказала. В ответ Эмили заявила, что если я привыкну прогуливать, то стану ленивым, и что ей некогда возиться с моими капризами. Тогда я заявила, что разносить заразу по школе не намерена, что лучше уж буду здоровым ленивцем, чем больным трудоголиком, что она может идти, куда ей хочется, и что я в состоянии понять инструкцию на упаковке. И что вы думаете? Эмили спокойно свалила! Нет, я понимаю, что Стоуны нарадоваться не могут на мою самостоятельность, но если бы на моем месте была не взрослая женщина в теле ребенка, а настоящий восьмилетка? В общем, я была в шоке. Ну, у них к детям вообще интересное отношение. С одной стороны, на меня никогда не кричат, дают карманные деньги и предоставляют практически полную свободу с тремя условиями: всегда являться вовремя, выполнять просьбы и идеально учиться. С другой стороны, переступив порог их дома, я узнала три пословицы. Сhildren should be seen and not heard. Детей должно быть видно, но не слышно. A child may have too much of his mother's blessing. Мать своей любовью может иногда испортить ребенка. Manners make the man. Манеры делают человека. В общем, если у меня какие-то проблемы, я должна решать их самостоятельно. И только в крайний-прекрайний случай (типа смертельной болезни или угрозы со стороны другого взрослого) можно обратиться к Стоунам за помощью. В остальное время я паинька и душка, занимаюсь своими делами и не отсвечиваю. О делах в школе лучше меня расскажет отчет об успеваемости. О здоровье – медсестра. В дела взрослых не вмешиваться без их прямого, четко выраженного соизволения. Соизволения эти должны выполняться с лихой резвостью и радостной улыбкой на устах. Похвалы и подарки должны приниматься с благодарностью и всё той же радостной улыбкой. Вообще, Вадим, почему ты не улыбаешься прохожим и не говоришь «please», «sorry» и «excuse me» по каждому поводу? И да, меня взяли, потому что так принято у бездетных пар. Традиция, мать её. Вообще, у них в детской литературе много всякой жути типа выдуманных друзей, живых кукол и нянь, которых любят больше, чем родных матерей. Неужели Винни-Пух и Мэри Поппинс так пагубно повлияли на мою психику? Так это или нет, но в логику мира вполне вписывалось то, что на Гарри не обращают внимания. Одет он на самом деле нормально. Вещи хорошего качества, ну а то, что на пару размеров больше, так это естественно - донашивать одежду за старшими, да и вырастет он. Худой как щепка – право слово, мальчишки в его возрасте все такие, да и одежда опять-таки создает впечатление. А где он живет и чем занимается – исключительное дело его опекунов и социальной службы. Гарри Поттер на самом деле был довольно несчастным мальчиком. Он видел, как тетушка обращается с Дадли (вот кого материнская любовь испортила), и ему страстно хотелось, чтобы так же любили и его. А друзей у него не было. В школе никто не хотел связываться с Дадли и Ко, а после школы его ждала работа по дому. У него даже такого популярного среди англичан выдуманного друга не было, потому что это странно, а Дурсли ненавидят всё странное. Когда б ему друзей завести? Вот на этой теме мы и сошлись. Дети здесь были замороженными и одинокими. Настоящей дружбы не существовало как класса. И если в российской школе даже у самого нелюдимого забитого задрота был какой-никакой, а друг, то тут с этим был швах. Нет, дети между собой общались, играли, но... Между тем стучали друг на друга при каждом удобном случае, даже если друзья просили этого не делать. А взрослые в упор не замечали хулиганского поведения и травли. Или замечали, но не делали никаких попыток разобраться и просто наказывали всех скопом. В конце концов, мне это надоело. Однажды Гарри снова пришел в школу очень расстроенный, а я быстренько, пока Дадли не засек, увела его в укромный уголок. - Чего тебе, Вадим? – испуганно уставился на меня Поттер. «Уадэм». Фу! - Зови меня лучше Дим, - поморщилась я. – Всё равно не получается правильно. И чего опять ты такой расстроенный? Гарри уставился на меня, как баран на новые ворота. Тупо и явно не догоняя. - А тебе не все равно? Вообще-то, тебя Дадли побьет, если будешь со мной водиться. - Просто, ты часто приходишь расстроенный, и братец твой над тобой издевается ни за что. И ты явно недоедаешь. А все взрослые дружно считают, что так надо, - я снова поморщилась. - Противно. Так что у тебя случилось? - Дадли порвал мою домашнюю работу по математике, - грустно сказал Гарри, недоверчиво и с робкой надеждой на меня поглядывая. И тут я сделала то, что правильный английский ребенок не сделает никогда в жизни – достала тетрадку и протянула её Гарри. - Списывай! Я на стреме постою, - и, доверительно глядя в идеально вписавшиеся в окружность очков глаза, добавила. - Только нарисуй себе пару ошибок для достоверности. Бедный ребенок аж прослезился. - Но… он порвал мою тетрадь. Куда мне переписывать? Но я предусмотрела и такой вариант! На свет появилась обычная чистая тетрадка в клеточку. - Переписывай сюда. Извинишься за оформление и скажешь, что тетрадку пожевал бульдог, ему нужно куда-то девать энергию, он же бойцовский, а являться совсем без домашнего задания тебе не позволила совесть. У вас же сейчас эта толстая тетка гостит, да? Гарри только судорожно кивнул и вцепился в тетрадки, глядя на меня как на внезапно сошедшего с небес ангела. Приятное ощущение, черт возьми. Так же приятно было смотреть на ошарашенное лицо Дадли, когда Гарри с извинениями и сетованием на шалунишку-бульдога протянул тетрадку учительнице. А потом на обеде я завела его, явно не наевшегося одним бутербродом, под лестницу и поделилась собственноручно сделанным пловом. - Жалко, что холодный, - пожалела я. - Ничего, и так вкушшшно, - облизал Гарри ложку. - Итак, Гарри, я тебя выручил с домашкой, угостил пловом… - Гарри тут же насторожился, - в округе ни одного нормального человека, кроме тебя. Остальные какие-то отмороженные, - я передернула плечами, протянула руку и улыбнулась. Наверное, впервые за эти месяцы. – Будем дружить, что ли? Насчет Дадли и Ко не беспокойся. И, чур, друг на друга взрослым не стучать. Я – русский. А русские за такое бьют нещадно. Гарри засиял в ответ ярче солнца и сжал ладонь так, что я охнула. Силенок в Избранном оказалось много.***
То, что мачеха и отчим не одобрят нашу дружбу, понимали мы оба. Гарри боялся тетушки и Дадли, мне же не хотелось портить отношения со Стоунами. Поэтому наша дружба разом приобрела таинственную загадочность, полную намеков, шифров и тайных встреч. Шифровались мы от всех, включая кошек милой старушки миссис Фигг, ну это так, чисто для разнообразия, а вовсе не оттого, что я боялась появления неких бородатых старичков в цветастых нарядах. Как раз я рассказала Гарри про Штирлица, и началась полномасштабная игра в разведчиков. Я вообще много чего ребенку рассказывала. Он ведь, бедный, даже сказок не читал. История развивалась своим чередом. Гарри застукали на крыше школьной столовой. Сам спуститься он не смог, поэтому была вызвана бригада спасателей, и те его уже спустили прямо перед разгневанные очи директора и Дурслей. Мне оставалось только посочувствовать бедному мальчишке. Гарри при встрече сказал, что сам не знает, как очутился на крыше. На его лепетания о порывах ветра я повертела пальцем у виска и рассказала анекдот про девочку и морковную диету. Гарри посмеялся, а я ненавязчиво спросила: - И часто с тобой такое бывает? Убедившись, что я не шарахаюсь от «странности», Гарри облегченно вздохнул. - Ну… не очень. Однажды тетя обрила меня налысо, только шрам прикрыла, а я очень переживал, и за ночь волосы отросли обратно. Еще раньше я обиделся на учительницу, и её парик стал синим. - Понятно… - я задумчиво созерцала осеннее небо. Рассказать - не рассказать? - А шрам у тебя, значит, с автокатастрофы? - Тетя так говорит. - Слушай, - я перевернулась на живот и уставилась на взволнованного Гарри. – А может, ты koldun? - Кто? - Ну, знаешь, жили в деревнях, лечили, видели мертвых, церковь их на кострах сжигала… - Колдун? – Гарри испугался и замотал головой. – Нет-нет, волшебства не бывает! - Почему это не бывает? – я даже удивилась. – У меня прапрабабушка znaharkoj была. Ну, людей молитвами и травами лечила. А по соседству с ней девочка жила. Так она после болезни стала у людей беды видеть. - Это как? - Ну, как-то раз привели к бабушке мальчика. А у того эта… как её… Ну, болел он. Бабушка его и молитвами, и травками, всё перепробовала, а вылечить не может. Пошла она тогда к той девочке и спросила: «Вот, мальчика ко мне привели, а вылечить его не могу. Ты спроси про него». Девочка помолчала и ответила: «Показывают перекресток и пенек». Бабушка расспросила родителей мальчика, и оказалось, что есть такой пенек в соседней деревне и что мальчик на него упал. Мальчика привели туда, священник прочитал молитву, и всё прошло! А еще у нас в роду veshuni были. - Кто? - Ну… эти… Будущее видят… - Ясновидящие? - Во-во! Только дар слабый. Сны видим. - А ты мне не врешь? – неожиданно сощурился Гарри. – Ты же говорил, что ничего не помнишь. - Да всё я помню, - хмуро отозвалась я. – И бабушку, и дедушку, и маму с папой. Только там, в России. А как сюда попал – нет. Я вообще сначала подумал, что головой стукнулся. Всё ходил и на витрины смотрел, пока полицейские не забрали. Представляешь, меня в полицейском участке доктор с переводчиком спрашивают, кто я и как сюда попал, а я думаю: «Нельзя глюкам говорить, что они глюки!» Гарри захихикал. - Тебе смешно, а мне знаешь, как потом страшно было? – я усмехнулась. - А с тобой тоже случались всякие странные вещи? - Если не считать моё появление, то нет. Хотя… - я задумалась. Почему я пыталась изменить окружающую реальность, а не попробовать тот же телекинез? Может, потому что решила, что кома скрупулезно соблюдает все физические законы? – Я не обращал внимания. Я так думаю, раз с тобой случаются всякие странности, то надо попробовать научиться ими управлять. - А может, это все-таки случайности, и я ни при чем? - Поттер, ты олень! Раз – случайность, два – совпадение, три – закономерность. Я бы поверил в случай, если бы на парик краска опрокинулась, но там ведь краски не было? Гарри помотал головой. - Он просто раз – и синий! И почему это я олень? - А человека может унести только шторм или торнадо, - заключила я. – А олень ты, потому что такой же доверчивый, наивный и глупый! - Я не глупый! – обиделся Поттер, но я только отмахнулась. - В России бабушка учила меня кое-чему… Боль успокоить, царапины залечивать… Но у меня не слишком получалось, может, у тебя лучше выйдет? – не обратив на обиду никакого внимания, сказала я. - Царапины залечивать? – у Гарри загорелись глаза. – Покажи! - А у тебя есть царапины? - Меня дядя ремнем отлупил, - опустил голову Гарри. – По спине. Я напряглась и бесцеремонно задрала на нем футболку. К моему великому сожалению, Дурсль бил весьма умело. Кроме покраснений, на спине ничего не было. Блин, а я уже настроилась на Дурслькабан. Был бы повод позвонить куда надо. Я осторожно коснулась покрасневшей кожи, погладила. - У собаки заболи, у кошки заболи, а у Гарри не боли! Показалось или и впрямь от руки пошло что-то теплое? Гарри оглянулся. - Что-то не очень помогло. Я же, воодушевленная теплом в руке, решила попробовать уже реальный заговор. Бабушка, помнится, меня так учила коленки больные заговаривать. Заговор – это не просто определенный порядок слов. Нужно знать, как читать. Какие нужно эмоции испытывать, какие мысли думать, как нужно себя чувствовать. Честно говоря, дома получалось у меня неважно, но здесь-то у меня должно было получиться! Я вздохнула, на секунду всмотрелась в небо, впитывая в себя легкий ветер, щебет птиц и желтеющие деревья, уверенно погладила худую спину по часовой стрелке и четко зашептала-забормотала: - Боль, выйди вон в лошадиное копыто, в бараньи рога, тут тебе не стояние, тут тебе не житье… Я вслушалась в свои слова, отрешилась от мира, были только звуки, моё желание и я. - Боль, выйди вон в лошадиное копыто, в бараньи рога, тут тебе не стояние, тут тебе не житье… Я хотела в этом мире лишь одного – выгнать боль из больного тела. И я могла это сделать. - Боль, выйди вон в лошадиное копыто, в бараньи рога, тут тебе не стояние, тут тебе не житье… Раздалось изумленное восклицание Гарри. Я распахнула глаза и с изумлением увидела, как следы от ремня бесследно тают. Я убрала руку и со вздохом откинулась на траву. В теле разливалась странная приятная легкая усталость, а на душе было спокойно и удивительно светло. - Не болит, - удивленно и радостно прошептал Гарри и обернулся ко мне. Зеленые глаза сияли восторгом. – Правда, не болит! - Я поищу в книжках, может, найду чего-нибудь для тебя, - лениво улыбнулась я. Я волшебница... Волшебник. Ну да, конечно, чтобы я в своём собственном глюке не была волшебником? - Домой хочу, - прошептала я в небо.***
Нет, всё-таки в английском образовании что-то есть. Оно, конечно, отнимает просто бездну времени с этими обязательными факультативами и кружками, и домой я возвращаюсь к пяти часам, но учиться тут интересно даже человеку с высшим образованием. Предметы выбирают на полгода. Не ты сам, в младших классах за тебя решают родители. Предметов всего ничего – три-четыре, но ё-мое, преподают их от и до. Если уж выбор пал на биологию, то разницу между митозом и мейозом ребенок будет познавать неделю с лабораторными и красочными проектами. Если в русской школе ограничиваются одним уроком, рисунком в учебнике и проверочной, то здесь придется воочию увидеть процесс анафазы. Почему биологию не изучают в младших классах?! Ей-богу, углубленное изучение рисования мне не интересно. Но тут крылись и подводные камни. Общеобразовательные предметы велись кое-как. Учителя работали в основном на тех, кто имеет хоть какую-то соображалку, и тянуть остальных не собирались. Мне же, дитю советского образования, подобное казалось диким. Мои учителя разжевывали материал так, что его запоминал даже закоренелый троечник. И класс работал весь, а не только хорошисты и отличники. Почему я вдруг заговорила об образовании? Да потому что эта гребаная математичка меня заколебала!!! У неё, видите ли, подозрения на то, что Гарри списывает. Конечно, дура, он списывает! Каждый день списывает у меня, а я ему даю списывать с умом – объясняю правило от и до и еще заставляю решить что-нибудь дополнительно. Потому что он дома домашку не делает. - Значит так, Гарри, не сегодня-завтра она устроит тебе проверочную работу. И твоя задача – решить её хотя бы на хорошо. - Меня Дурсли будут ругать, если они увидят отметки лучше, чем у Дадли! Я с жалостью поглядела на ребенка. Да даже я, в прошлом законченная хорошистка, знала, что у порядочного троечника должно быть два дневника: для школы и для родителей. А табель подделать - вообще раз плюнуть. Стащить чистый бланк, шлепнуть печать, и рисуй себе оценки, какие душа пожелает! - Поттер, ты олень! Пойми, это твоё будущее и твои мозги, - я объясняла ребенку с бесконечным терпением своей классной руководительницы. – Ты не будешь жить с Дурслями вечно, ты когда-нибудь вырастешь и уедешь от них. И вот тогда у тебя встанет проблема с работой. Пойдешь ты в колледж, а там поглядят на твои оценки и скажут: «Да ты, дружок, глупый. Чего тебе здесь делать?» И будешь ты всю жизнь уборщиком в Макдональдсе. Потому что только это ты и умеешь. - Я не глупый! И я не буду уборщиком в Макдональдсе! - Да как сказать. Ведь во всех твоих табелях будут стоять низкие оценки. Потому что это устраивает Дурслей. А ты же не хочешь быть таким, каким хотят тебя видеть Дурсли? Гарри определенно не хотел. И идею с кражей бланков он от всей души одобрил. Ну, что сказать? С кражей чистых бланков мы обломались. Их печатали на компьютере. Поэтому мне пришлось залезть в программу (какое счастье, что я жил в двадцать первом веке!) и распечатать табель Гарри с прошлого месяца, поменяв даты и некоторые оценки. Времени мне хватило, чтобы распечатать табелей на все оставшиеся месяцы. И печать успела шлепнуть. Теперь Гарри может с чистой совестью учиться спокойно. А молчание Дадли я купила. Пироженкой и нехилой затрещиной после первой его попытки нас сдать.