Песня для Оцу-чан

В комнату солнечными лучами уверенно просачивалось утро. Светлые пятна лежали на гладких досках пола, на низеньком столике с остатками закуси, бликовали на кувшинчиках, в которых когда-то — ещё ночью — было саке. Особо наглое светлое пятно сейчас медленно, миллиметр за миллиметром, ползло по лицу лидера Кихэйтая. Этому пятну было предназначено всего через пару минут разбудить Такасуги, коснувшись единственного глаза, дабы принести ему всю радость пробуждения после хорошей пьянки. Положенное количество минут прошло, и встреча солнечного луча и правого глаза Такасуги состоялась. Веки лидера Кихэйтая дрогнули, но глаз он открывать не спешил. Луч упорствовал. Шинске, справедливо рассудив, что с лучом договориться не получится, решил немножко проснуться и уползти от луча. Повернув голову так, что надоедливый луч больше не светил на лицо, он сладко зевнул. Слегка болела голова. Левый бок ощущал твёрдость досок пола. К груди прижималось что-то тёплое. И пушистое. Последнее наблюдение скорее заинтересовало, чем насторожило. «Может, Бансай подшутил, подсунул мягкую игрушку. С него станется...» Тёплое и пушистое не замедлило доказать, что оно ещё и живое, сонно вздохнув и завозившись под руками. Такасуги, боясь дать волю фантазии, осторожно скосил глаз... И обнаружил, что в объятиях у него безмятежно дрыхнет Киджима Матако! Да. Точно. Алая Пуля. Неизменный розовый топик. Светлые волосы. Несомненно, это была Матако. С этим надо было что-то делать. Прямо сейчас. Осторожно оглянувшись, Такасуги заметил спящего в одном углу Такечи, а в другом — Бансая. До последнего было ближе. - Бансай!!! - страшным шёпотом позвал Такасуги. Хитокири безмолвствовал. Прислушавшись, Шинске различил музыку, играющую у Бансая в наушниках и надёжно защищающую его сон. Осторожно, стараясь не разбудить Матако (та всё равно жалобно замычала, не просыпаясь, и попыталась нашарить куда-то исчезнувшую тёплую руку), Такасуги нашарил рядом дзори. Тщательно прицелившись, запустил ею в Бансая. Тапка прошла по касательной, сдвинув с уха Бансая наушник. Даже если хитокири от этого и не проснулся, то, по крайней мере, теперь стал открыт для общения. Однако, к счастью, Бансай всё-таки проснулся. Сделал попытку надвинуть наушник обратно, но, услышав злобное шипение Такасуги, живо повернулся в сторону последнего. Кивнув в ответ на отчаянный жест, подошёл ближе и сел рядом. - Бансай, что мы вчера делали? Хитокири на секундочку задумался. - Сначала пили и играли на сямисенах. Потом пришёл Такечи, и мы стали петь, чтобы он ушёл. Потом ты поспорил со мной, что круче играешь на сямисене, и что-то исполнил, зажимая струны носом. Потом мы написали письмо сёгуну и поздравление с Новым Годом для Йорозуи. Поздравление отправили, письмо забрал Такечи, как верховный цензор. Потом... - Так, стоп, - прервал его Такасуги. - Это всё, конечно, тоже интересно, но скажи... когда мы успели споить Матако?! - Споить Киджиму? - удивлённо переспросил Бансай. - Этот последний островок трезвенности в Кихэйтае? Такасуги выразительно покосился куда-то. Бансай, кряхтя, обошёл (вернее, обполз) его по кругу и нервно икнул: трезвенница всея Кихэйтай блаженно дрыхла, трогательно уткнувшись носом в грудь Такасуги и обняв его за шею. Дрыхла сном праведника. А если вы не можете представить себе праведника, пьяного в мясо — это ваши проблемы. - Что мне с ней делать?! - отчаянным шёпотом спросил Такасуги. - Попробуй уползти, - пожал плечами Бансай. - Не пускает! И как это вообще могло получиться? - Не помню... но, по крайней мере, не помню также, чтобы ты предлагал ей руку, сердце, или ещё какие-нибудь органы. - Какое это имеет значение сейчас? - печально возразил Такасуги. - Разве не видишь? Теперь я принадлежу ей безраздельно... - Ну, она же твой телохранитель, в конце концов... - рассудительно заметил хитокири. - Теперь твоему телу точно ничего не угрожает! Такасуги молча взглянул на Бансая. Тому сразу как-то расхотелось умничать, да и вообще стало неуютно. - Честно говоря, не понимаю, что тебя так напрягает. Разбуди её и потребуй немедленно тебя отпустить. - Бансай, ты тупой? - Нет, полагаю. А что такого я сказал? Шинске медленно выдохнул. - Понимаешь, Бансай, я совсем не в восторге от того факта, что мы с Киджимой провели ночь в объятиях друг друга. - Нет, в объятиях друг друга вы провели максимум утро, - уверенно возразил хитокири. - Как раз под утро холодать начало... Такасуги издал какой-то странный звук. - Не в этом дело. Я об этом знаю. Ты об этом знаешь. Как думаешь, что произойдёт, если об этом узнает ещё и Киджима? Бансай призадумался. - Ну, полагаю, она растеряет всякую работоспособность, в твоём присутствии у неё будет немедленно начинаться обильное носовое кровотечение, нервный тик, конвульсии... и, скорее всего, когда-нибудь она чисто случайно прострелит тебе, например, колено. А потом застрелится сама. Да, печальные перспективы. Признаю. - Хвала ками... - За что тут ками благодарить? - За то, что ниспослали тебе осознание ситуации. Вот ещё бы выход из этой ситуации подсказали... - Я и так думаю! - Не ори! - зашипел Такасуги. - Этот процесс может протекать и в тишине! Некоторое время в тишине слышались лишь мерное сонное дыхание Киджимы и негромкий храп Такечи. - Знаю, что ты меня не поймёшь, но тебе можно только позавидовать. - Чему тут завидовать? Бансай принял на редкость вдохновенный вид и начал: - Никогда не мог понять, что она, стройная блондинка с аквамариновыми глазами, сильная и прекрасная во всех отношениях женщина, нашла в одноглазом маньяке с отнюдь не ангельским характером... - Нашёл время дифирамбы петь. Она вот-вот проснётся! В это время Киджима действительно завозилась, и оба самурая мгновенно умолкли, с беспокойством наблюдая за ней. Но девушка просто снова попыталась найти руку Такасуги. Одноглазый тоскливо посмотрел на неё и обречённо положил руку обратно ей на талию. Алая Пуля благодарно вздохнула и вновь затихла. - Никогда бы не подумал, что в этом хрупком теле скрыто столько силы... - после непродолжительного молчания произнёс Шинске. Бансай зябко передёрнул плечами — в комнате действительно было холодновато. - Утешься. На её месте мог бы быть я. - Спасибо, мне резко полегчало. Правда. - Не за что. Когда я замёрзну ещё немного — пристроюсь с другой стороны. В смысле, с другой стороны Киджимы, - поспешно прибавил Бансай. - Даже не думай. - Тебе что, жалко? - Да. Киджиму. - Да понятно, что не меня. - Нет, о тебе я тоже подумал. Если она проснётся прямо сейчас, то застрелит тебя как лишнего свидетеля, а если ты пристроишься — как лишнего участника. - О да, полагаю, это играет огромную роль, - язвительно произнёс Бансай. Киджима снова заворочалась, покрепче обнимая свою живую подушку. Шинске тихо засипел. Бансай, сочувственно взглянув на Шинске, поднялся и на цыпочках выскользнул из комнаты. - Стоять! - яростным шёпотом проорал Такасуги. Но предатель-Бансай даже не обернулся. Обратно он явился минут через двадцать, когда Такасуги лихорадочно придумывал седьмой способ прохождения квеста «выберись из медвежьих лап, не разбудив медведя». - Ну что? - шёпотом поинтересовался Бансай, снова присаживаясь рядом на корточки. Такасуги внимательно посмотрел на него, ничего не ответив. И вот тут-то и началось то, чего Такасуги так боялся. Алая Пуля убрала одну руку и потёрла лоб, что, несомненно, являлось признаком пробуждения. Второй рукой подлая женщина продолжала крепко держать Такасуги за юкату. Взгляд Шинске в этот момент Бансай запомнил на всю жизнь. Ни до этого, ни после, Бансай не видел, чтобы лидер Кихэйтая выглядел настолько несчастным. И в эту-то секунду корабль тряхнуло. Тряхнуло достаточно сильно, чтобы Киджима, расцепив наконец пальцы, улетела в один угол, а Шинске, вовремя цапнутый за руку Бансаем, откатился в другой. - Бансай, что происходит?! - сквозь зубы поинтересовался Такасуги. - Какая-то недостойная личность осмелилась позвонить Шинсенгуми и выдать им наше местоположение, полагаю, - пожал плечами хитокири. - Шинске-сама!!! Что происходит?!! - разнёсся по кораблю голос окончательно пришедшей в себя Алой Пули. Взгляд Шинске в этот момент Бансай запомнил на всю жизнь. Ни до этого, ни после, Бансай не видел, чтобы лидер Кихэйтая так радовался явлению Шинсенгуми. - Похоже, нас нашли, - невозмутимо ответил Такасуги, доставая из рукава кисэру. - Нет времени объяснять, марш на палубу, придётся отбиваться. - Так точно! Отсалютовав, Киджима вылетела в коридор. Секунду спустя Бансай и Шинске услышали зычное «К БОООЮ!». - С тебя причитается, - сообщил Бансай. - За то, что ты рассказал о нашем местоположении этим бешеным псинам? - хмыкнул Такасуги, проходя мимо него. - Так и быть. Можешь не совершать сэппуку. Через три месяца. Киджима бездумно щёлкала пультом, переключая каналы. Вообще-то, она собиралась вязать шарфик, но ей говорили, что под телевизор вяжется лучше всего. Так что теперь она искала наименее раздражающий канал. Вообще-то, Киджима не умела вязать, но День Рождения Шинске ожидался уже меньше, чем через полгода, так что она пообещала себе постараться. А пока позорно тянула время. - …В Эдо ожидается солнечный и ясный день... - ...Как сообщили... Щёлканье стало более ожесточённым. - Ну почему, почему везде одна неинтересная муть? - мрачно бормотала под нос Киджима. Когда каналы пошли по третьему кругу, Матако приняла решение из... очень многих зол выбрать меньшее и остановилась на концерте Оцу-чан. - Посмотрим, что там Бансай наваял... И в комнате зазвучал весёлый голосок Оцу-чан: - Всю ночь мы с тобой ***, *** бухали... Киджима улыбнулась, слушая песенку. Странно, но почему-то слова что-то смутно напоминали ей. - И вот пришло утро! Ты, ***, лежишь рядом, А я так боюсь, что ты, ***, Проснёшься, *** и застрелишь *** меня! - звонко и радостно пела Оцу-чан. Воспоминания Киджимы стали более отчётливыми, и улыбка понемногу исчезла с лица Алой Пули. Глаза потихоньку расширялись, а на щеках всё ярче разгорался румянец. - Такечи-сэмпааааай!!!! Перегородка отлетела в сторону, словно пытаясь уйти с дороги Алой Пули. Ну, как — с дороги. С траектории полёта, наверное, будет правильнее. - А, Киджима-сан. - Самурай, ловким движением сунув под футон подозрительный розовый журнальчик, невозмутимо повернулся к запыхавшейся девушке. - Что случилось? - Вы... что-нибудь помните... о... новогодней ночи? - тяжело дыша, с трудом выговорила Киджима. - Хм... надо подумать. - Такечи сжал двумя пальцами подбородок. - Ах, да. Кажется, была пьянка. - Это я знаю! - нетерпеливо махнула рукой Киджима. - Что я делала на этой пьянке?! - Безобразно напилась? - предположил Такечи. - Я знаю не всё, я ушёл с половины. Кажется, отправлять открытку... - Я оставалась в комнате? - затаив дыхание, тихо спросила Матако. Такечи, подумав, утвердительно кивнул. Киджима со стоном сползла по стеночке, вновь краснея до корней волос и закрывая лицо руками. - Что случилось, Киджима-сан? - терпеливо поинтересовался Такечи. - Кажется... - Киджима сглотнула и невнятно пробубнила: - Кажется, я проснулась в объятиях Бансая-семпай... - Фу, какие отвратительные подробности, - скривился Такечи. - Это кто ещё тут отвратительный, мерзкий лоликонщик?!! - мгновенно отреагировала Киджима, разом забыв о своём смущении. - Не лоликонщик, а феминист. - О да, большая разница... - прорычала Киджима, хлопая рукой по бедру в поисках кобуры с револьвером. Такечи отлично помнил — все подобные разговоры заканчивались тем, что Киджима устраивала себе очередную тренировку стрельбы по движущейся цели. По бегущему великому стратегу, например. Шинске никогда не говорил ей прекратить попытки прикончить Такечи, так что заступничества искать было не у кого. Великий стратег примирительно поднял руки: - Ну, Киджима-сан, давайте не будем ссориться. Ведь можно спросить у Такасуги-сана, верно? Киджима замерла с вытаращенными глазами. - Я не могу, - жалобно сказала она, прижимая ладони к вновь заполыхавшим щекам. - Шинске-сама обязательно подумает про меня что-нибудь плохое... - Но тогда Киджима-сан никогда не узнает правду, - заметил Такечи. - Давайте же, покажите нам свою решительность. Кстати, а почему Киджима-сан вообще хочет это узнать? - Это вопрос жизни и смерти, Такечи-семпай, - очень серьёзно ответила Киджима. - От этого зависит, будет ли Бансай-семпай жить дальше или умрёт сегодня вечером. В кои-то веки на корабле воцарилась тишина и благодать. Тихо было и в порту, где стоял корабль. Полная луна высеребрила воду, плескавшуюся под бортами. Такасуги расположился на подоконнике, приняв изящно-задумчивую позу и наблюдая за тихим ночным пейзажем. Конечно, совсем не факт, что в злодейской головушке в этот момент не зарождался очередной хитрый план, но выглядел лидер Кихэйтая вполне умиротворённо. В дверь кто-то тихо постучал. - Шинске-сама... вы не заняты? - глухо послышалось из-за двери. Матако. А кто же ещё. Уголок рта Шинске недовольно поехал вбок, но когда он отвечал Киджиме, голос его был абсолютно спокоен: - Войди. Алая Пуля проскользнула внутрь, прикрыла за собой дверь и осталась стоять возле двери, опустив голову. - Тебя, должно быть, привело ко мне какое-то дело, - вздохнув, предположил Такасуги. Киджима, не поднимая головы, кивнула. - Ты что-то хотела спросить? Снова кивок. - Спрашивай. Разрешаю. Ещё секунд десять Киджима набиралась решимости, потом робко начала: - Шинске-сама... это... вы только не подумайте, пожалуйста... Такасуги с ленивым интересом наблюдал за переминающейся с ноги на ногу Киджимой. - Понимаете... просто... я кое-что вспомнила... новогоднюю ночь... Шинске с трудом удалось удержать контроль над лицом и сохранить абсолютно безразличный вид. Хотя на самом деле больше всего ему сейчас хотелось оказаться по другую сторону окна. Может быть, даже по другую сторону земного шара. Во всяком случае, он решил дать Киджиме возможность высказать свою мысль до конца. - Шинске-сама... вы знаете, мне кажется... я и Бансай... ну... И снова Шинске проявил чудеса самоконтроля. Недоразумение приобретало поистине интересный оборот. - Ну... в общем... вы ничего такого не помните? - Киджима впервые набралась решимости взглянуть на Такасуги. Последний невозмутимо поднёс кисэру к губам, затянулся, выпустил струйку дыма и неторопливо ответил: - «Такого» - ничего. Выразись точнее, пожалуйста. Запинаясь, заикаясь и краснея, Киджима наконец смогла высказать Шинске свои подозрения. - Аа, вот оно что, - протянул Такасуги. - Ещё раз, Матако — откуда ты об этом узнала? - Из новой песни Оцу-чан... - грустно ответила Киджима. - Аа, вот оно что, - снова сказал Такасуги, но уже с немножко другой интонацией. Про Бансая он в этот момент подумал очень плохо. Так плохо, что Автор даже не рискнёт написать об этих мыслях. - Знаешь, Матако... - Такасуги задумчиво затянулся. - Вообще-то, так оно всё и было. И знаешь, что я думаю? - Что, Шинске-сама? - обречённо спросила Киджима. - После этого, как честный человек, ты обязана застрелить этого негодяя, - уверенно сказал Шинске. - Вы разрешаете мне его застрелить? - И немедленно. Киджима просияла, быстро поклонилась и исчезла в коридоре. Шинске замер на подоконнике, отставив руку с кисэру и склонив голову к левому плечу, как он это делал всегда, когда к чему-то прислушивался. Спустя несколько секунд в коридоре раздалось яростное «АХ ТЫ ГАААД!!!» и душераздирающее «только не сямисен, нет, НЕЕЕЕЕЕТ!» - С кем не бывает, - философски пожал плечами Такасуги, снова затягиваясь.