Обещания

Просыпаясь утром, ты каждый раз боишься, что он исчез, испарился, уехал в другой город, забрал вещи, забрал свой запах и то тепло, что дарил. Но слыша тихий, сдерживаемый кашель, ты выдыхаешь и откидываешься на подушку. Здесь, не ушел. И кашляет в кулак, стараясь не разбудить тебя. Потом ты чувствуешь запах его сигарет, звук открываемой двери балкона и ругань. Опять ударился мизинцем. В комнату проникает весенний воздух, и ты ежишься под одеялом, жалея, что он сейчас не рядом и не может согреть. После этой мысли дверь в комнату приоткрывается и в нее заглядывает лохматая макушка. Потом глаза. И улыбка, когда он видит что ты, раскинув руки, чуть потягиваешься, одними губами говоря: «Доброе утро». Кюхён проскальзывает в комнату и садится в твоих ногах, кладя на них руки. От него пахнет любимым человеком и немного утром, ты стараешься запомнить этот запах, чувствуя холод его рук через одеяло. Он говорит, что хотел бы показать тебе весь мир, но чаще всего ограничивается парком и поездками к океану. Каждый раз говоря, что вот, скоро, скоро вы вместе уедете далеко. Но все остается так же. Он по-прежнему катит твою коляску по парковым дорожкам и рассказывает о том, куда бы вы могли отправиться, о том, что его друг недавно уехал в Китай и что теперь ему немного грустно, о том, что хотел бы мороженного, но горло слишком болит из-за простуды. Или он все грозится взять напрокат машину с большим багажником, куда бы могло вместиться твое инвалидное кресло, и отвезти тебя в ту самую бухту, в которую они ездили прошлым летом с их курсом. Кюхён выполняет обещание, и, видя, как океан отражается в его глазах и как он спрашивает, нравится ли тебе вид, ты готов расплакаться. Ведь твой мир – это он. Такой, порой, непостоянный, дающий обещания, которые не сможет выполнить, но свято верящий, что воплотит все, с вечно лохматой челкой и грустной улыбкой, постоянно мерзнущий и укутываемый тобой в плед. Думая, что висишь грузом на его шее, ты иногда не рад себе… но своими поступками он заставляет тебя забыть о том, что ты не можешь ходить, о том, что, может быть, обременяешь его. Он говорит, что любит твои худые ноги с атрофированными мышцами и что ему все равно, что ты сам думаешь о них. Кюхён дает тебе столько, что ты боишься не расплатиться за всю жизнь. А он просит только не думать о таких идиотских вещах, любить его и не забывать плед, чтобы потом было, чем согреться. Он пишет тебе записки и клеит их на холодильник так, чтобы ты мог достать. Кюхён не умеет готовить и поражается тому, как ловко ты орудуешь на кухне в своем громоздком кресле. Слушая его тихий голос вечерами, лежа на диване в гостиной, тебе кажется, что человек не может быть настолько счастлив, но потом, чувствуя поцелуй, оставленный им в уголке твоих губ, понимаешь, что ошибался. А он поет снова и что-то ломает внутри тебя, сжимая руки крепче и переплетая свои ноги с твоими, поет все тише и тише, пока не засыпает, а ты еще долго смотришь на его лицо в свете настольной лампы. Ты мечтаешь о том, что когда-нибудь, в другой стране, в другом городе, у чужого океана или моря, ты посмотришь на него сверху вниз, стоя на своих ногах, а не сидя в инвалидном кресле, обнимешь, даря тепло, и поцелуешь. Так, как давно хотел. Тебе снился сон об этом, и сейчас, смотря на Кюхёна, чихающего в ворот футболки, ты говоришь ему не разносить сопли по квартире и сходить к врачу. Он возмущается, но ты не позволяешь договорить, утаскивая под одеяло и грея его руки в своих. Этот мир дал тебе очень много. Этот человек открыл тебе мир. to be continued…