Моё прошлое...

Я не помнила сна. Просто вдруг ударил ослепительный белый свет и... Всё. Ни страха, ни даже учащенного сердцебиения не было. Только боль и ноющий, пробирающий до костей холод. Осматриваюсь и вижу, что лежу на железной койке в пустой, ослепительно-белой комнате. С левой стороны - белая железная дверь, а справа - небольшое окно. Превозмогая боль, сажусь и вдруг слышу некое звяканье от своих движений. Резко сбрасываю с себя одеяло. Тело голое, скованное цепями. Но ни страха, ни паники все равно нет. Даже удивления… Эмоции словно умерли, хотя почему "словно"? Может, я уже мертва, а это загробный мир? Тогда мир этот уже хреновый, раз мне так дико больно. Снять цепи оказалось очень легко, так как они были закрыты почему-то не на замки, а на шпингалеты. С трудом поднимаюсь на ноги и едва не падаю, теряя равновесие. Тело в синяках, рана на боку затянулась, что говорит о том, что я спала немало, так же, быть может, сломана пара пальцев, но, кроме очень побелевшей кожи, ничего нового, а мне уже все равно. Все тело ледяное, оно одеревенело и болит, но я вроде жива. Дохромав до еще одной двери рядом с кроватью, что оказалась ванной, включаю воду, что подвернулась под руку, без мыла и шампуня, и сижу на корточках под струей теплой воды душа, обхватив голову руками. «Меня зовут Раен Кромвел. Почему я не умерла? Где я? Я должна умереть? Так будет лучше для всех»… Я выхожу из душа, встаю на коврик, и холодный воздух досуха "поджаривает" мою кожу. Чистой одежды нет, нет даже полотенца, чтобы завернуться. Вернувшись в комнату, я вижу на кровати бумажный халат. Из какой-то таинственной кухни прибыл поднос с едой, а на десерт – какие-то лекарства. Я съедаю пищу, принимаю лекарства, и тут же чувствую, что теряю сознание. Я сворачиваюсь клубочком на матрасе, покрытом чьими-то пятнами крови; теперь мне не холодно, но сейчас, когда жесткую кожу прикрывает только слой бумаги, я чувствую себя до сих пор обнаженной. Когда лежать надоело, снова встаю и иду к окну. В теле откуда-то словно возникают силы, и я уверена, что будь моя воля, я вышибу дверь одним ударом ноги и буду свободна, но мне не хочется. Совсем ничего не хочется... Вид за окном все же заставил меня удивленно поднять брови. В воздухе сплошной стеной падал снег, не давая разглядеть что-либо ещё. Выпрыгнуть из окна не получится – стекло, наверное, в фут толщиной. И я уверена, что за мной следят круглые сутки. Иначе откуда взялась еда и одежда? Выход один – сдаться. Я решаю, что буду сидеть на окне – не есть, не пить и не принимать лекарства. Я бы могла это сделать, – просто умереть, – если бы не ломки. Проклятое желание принять новую дозу сопровождается такой сильной дрожью, приступами боли и невероятным ознобом, что моя решимость разлетается на мелкие кусочки, словно яичная скорлупа. Стоя на коленях, я прочесывала углы руками, пытаясь найти выброшенные ранее драгоценные таблетки. План самоубийства приходится модифицировать: теперь меня ждет медленная смерть от голода. Я превращусь в мешок с костями, обтянутый желтой кожей. Зачем мне умирать? Не знаю. Просто понимаю, что жить дальше нельзя… Два дня все идет по плану, затем происходит нечто непредвиденное. Я начинаю петь – у окна, в душе, во сне, часами вывожу баллады, песенки о любви, народные песни. Все их я узнала в приюте и в школе, на улице, проходя мимо кого-нибудь, ведь после моего молчания музыки в моей жизни было очень мало. Удивительно, что я так хорошо все помню – и мелодии, и тексты. Мой голос, сначала хриплый, не вытягивающий высокие ноты, постепенно разогревается, превращается в нечто прекрасное. Проходят дни, недели. Я слежу за тем, как за окном падает снег. И все время слышу только собственный голос. Что они там вообще делают за дверью, которую я и не пытаюсь открыть, прекрасно догадываясь, что она заперта? Чего они добиваются этим? Я продолжаю уничтожать себя. Мое тело невероятно исхудало, а битва с голодом идет так яростно, что иногда животная часть меня поддается искушению и съедает хлеб с маслом или кусок жареного мяса. И все равно, в этой войне я побеждаю. В течение нескольких дней самочувствие довольно скверное, и мне кажется, я наконец прощаюсь с жизнью, но внезапно замечаю, что число таблеток уменьшается. Меня пытаются постепенно избавить от зависимости. Зачем? После двух дней, в течение которых я не ем, не пью и даже не принимаю морфлинг, дверь в комнату открывается. Кто-то садится на постель, но пока не попадает в поле моего зрения. Я смотрю на снежинки, сидя на окне, и не поворачиваю головы. Секунды, минуты, часы... Уже, кажется, годы проходят в молчании. Вошедший нервно ерзает на кровати, и явно собирается с духом заговорить, но боится, а я продолжаю смотреть на падение снежинок. Неизвестный не выдерживает первым. Я слышу приближающиеся шаги за спиной, а затем тихий нервный вздох. Я нехотя поворачиваю голову и вдруг вижу лицо девушки, которое видела только один раз на фотографии, прежде чем ее не сожгли хулиганы. В моем горле словно что-то застряло, взгляд помутнился, тело рухнуло на что-то теплое, и обхватив что-то руками, из моей груди вырвался плач, выдавливая из меня все зло и апатию через горячие слезы, настолько горячие, что, наверное ,оставляли ожоги на моем лице... Женщина с улыбкой, сама едва сдерживая слезы, тоже обняла меня, и поглаживая по моим длинным белым волосам, тихо шептала: - Все хорошо, девочка моя... Теперь я снова с тобой. Ее тихие слова и успокаивали, и заставляли мое тело биться в рыданиях ещё сильнее, от чего я не выдержала и зажмурив влажные глаза, жалобно простонала сквозь слезы: "Мама"...

***

- Вот так ирония... - задумчиво пробормотал ошеломленный Маркус, месяцем ранее вертя в руках водительские права вошедшей. - Да быть такого не может! - выхватив права у негра, воскликнул Джек и начал ощупывать карточку, словно надеясь убедиться, что это подделка. - Все же вынужден согласится со своими подчиненными, мисс Агата, слишком много совпадений, - задумчиво поглаживая усы вздохнул Капитан, рассматривая розоволосую девушку в строгом костюме синего цвета. Агата устало вздохнула, садясь за стол и обхватывая голову руками: - Думаете, я сама не в шоке? Да все мое начальство просто слов не находит "от таких удачных обстоятельств"! - Так, - Маркус хлопнул ладонью по столу,- ... Повторим ещё раз, Вы - Агата Кромвел. Работаете стоматологом, но на самом деле вы работник ФБР, и ваш отдел тоже, как и наш, ведет расследование против наркотической организации... В довершении иронии - один из главных свидетелей и доказательств в деле является дочерью вашей сестры, причем ваша внешность полностью идентична покойной, и давние поиски родственников девочки были провальными. Как это понимать?! - Понимаю, звучит не ахти, но это правда. Я действительно ее тётя, "стоматолог", и агент ФБР... - А ещё вы были очень популярным дизайнером одежды, - вдруг ляпнул Форженский, и зажал себе рот, но на него уже уставились все присутствующие. - От... Откуда вы знаете?! - пришибленно спросила Агата, с округлившимися глазами. -Моя дочь была вашей поклонницей, и долго прое.... Кхем, просила иногда купить что-либо из ваших творений. - Ах, это... Да, я один период была дизайнером, - и щеки девушки смущенно покраснели. - Однако давайте вернемся к вопросу: почему ранее Вас не смогли найти? - оборвал неловкость молчания Ковальский. Розоволосая вздохнула: - По работе в тот период я меняла имя и фамилию. Так что о своей племяннице я узнала только три дня назад, когда поручили дело нашему отделу. Чёрт! - в сердцах она ударила кулаком по столу, не сдерживая ярости, -...Если бы я узнала о ней те гребанные годы назад... Я чувствую себя полностью перед ней виноватой за все ,что она пережила. Тут у капитана тренькнул телефон. - Хм, что ж, мисс Кромвел, вы действительно работаете в ФБР, и документы о родстве, что вы нам предоставили, тоже подлинные. - высказал он, пробежавшись глазами по экрану дисплея телефона, - Что вы планируете делать теперь? - Сначала увезу ее куда подальше от этого поганого места. С такой продажной медициной тут она точно не избавится от этой дряни. Потом... Потом я поговорю с ней обо всем. - Вы понимаете весь риск, и что просто так такого свидетеля вам могут и не отдать? - Понимаю ли я?! Да ещё как понимаю!! Но поймите и меня, то, что бедняжка страдала в том поганом аду 17 лет, в этом моя и только моя вина! И теперь я хочу хоть как-то искупить ее перед Раен. Капитан вздохнул: - Что ж, это хорошо. Должен вас уведомить, что сверху уже нашли, куда она отправится после лечения. Городок как раз тихий, внимания точно привлекать не должен. Название города я назвать пока не могу, только знаю, что девочку записали в некую школу "Свит Аморис".... - Эм?! -вдруг воскликнул Джек,-... Ты ничего не путаешь? - Нет, Форженский, не путаю. Ты знаешь эту школу? - Я даже теперь знаю этот город. Ты, кажется, недавно жаловался, что нет способа тайно поставлять лекарства Кромвел, так как они незаконные? Так вот, можешь расслабится. В этом "Аморисе" учится моя дочь...