Кумовские байки

      Всё начиналось вполне безобидно, когда брат Горанфло в очередной раз отправился собирать пожертвования. Путь впереди лежал неблизкий, а на дворе стояла такая жара, что после полудня пышущее жаром лицо монаха сделалось багровым и покрылось струйками пота. Тело требовало отдыха, питья и подкрепления чем-нибудь съестным, душа бунтовала против необходимости соблюдать пост, ибо поход за милостыней, как назло, припал как раз на постный день. По крайней мере, так думал брат Горанфло, отправляясь с утра в дорогу. Кто знает, будь он хоть чуточку внимательнее, возможно, судьба не сыграла бы с ним столь досадную шутку...       А пока сборщик налогов, свято веря в то, что с утра вроде бы ещё была среда, а стало быть, день поста и покаяния, шагал по мостовой, минуя снующих туда-сюда парижан, повозки, гружёные тюками с сеном и кареты вельмож. И, что случалось с ним довольно редко, недовольно ворчал себе под нос, проклиная свою коварную судьбу. По пути ему то и дело попадались трактиры, в открытые окна был слышен довольный хохот посетителей, которые наверняка угощались добрым вином и уж точно не изнывали на самом солнцепёке. А из славного заведения мэтра Клода Бономэ доносился такой заманчивый аромат жареной курочки, что голодный желудок брата Горанфло взвыл в отчаянии.       - Смерть Христова, - сказал сам себе Горанфло, остановившись, - будь у меня в кармане хоть пара экю, я бы отдал их сей же час за одно лишь крылышко этой злосчастной птицы да глоток бургундского!.. Но, видимо, сегодня не мой день... Божья воля не на моей стороне, поскольку всё, что есть у меня, - это пустой мешок для сбора милостыни. А что, если...       Брат Горанфло торжествующе потёр пухлые ладони. Мысль, осенившая его в эту минуту, казалась ему поистине гениальной.       - С первого же пожертвования я немедленно утолю жажду и голод! В такой день, кажется, само адское пламя вырвалось на землю нашу грешную, чтобы иссушить страждущих горожан. Господь простит мне сей грех, ибо во спасение...       Договорить брат Горанфло не успел, ибо в этот самый миг из открытого окна показались чьи-то огромные руки с огромным чугунным котлом. Щедрый ливень из помоев обрушился на улицу перед самым носом опешившего монаха.       - Клянусь святым чревом, это кара небесная! - завопил Горанфло, неуклюже отскочив в сторону и отряхивая свою рясу. - Господь покарал меня за грешные помыслы, не иначе! Что ж, придётся голодать, пока не...       Мысль о том, что голодать придётся до конца дня, была для Горанфло невыносимой.       - Да что ж, у них не найдётся и корочки хлеба для бедного монаха? - в сердцах воскликнул он, хлопнув себя по животу обеими руками. - Добропорядочные католики не оставят в беде страждущего!       С одной стороны, обширная фигура спасла голову Горанфло от неминуемой беды, а с другой стороны, его здоровенный живот, как особо выдающаяся часть тела, всё-таки отчасти попал под поток помоев.       - Вот что, надо бы попросить хоть немного воды, чтобы отмыться от этой дряни, - решил монах, - а заодно и разжиться чем-нибудь...       Наилучшим пристанищем для себя Горанфло избрал ближайшую гостиницу под названием "Три льва". Звалась она так потому, что её владельцами были отец и его двое сыновей - все как на подбор здоровенные, высокие, с густой шевелюрой и крепкими волосатыми ручищами. Увидев их, даже невнимательный визитёр, не заметивший вывеску у входа в гостиницу, мог бы догадаться о её названии. Для монаха же это всё не имело никакого значения. Желание отмыться от "кары небесной" и поскорее набить протестующий желудок чем-нибудь повкуснее было столь велико, что даже грозный вид хозяев ничуть его не смутил.       Впрочем, хозяева гостиницы на поверку оказались не такими уж грозными, как могло показаться на первый взгляд. Но куманёк Горанфло, которого двое весёлых дюжих молодцев подхватили под локти и втащили через порог, как бурдюк с вином, слишком рано обрадовался. Мэтр Мартен и его сыновья страсть как любили шутить шутки, а это, сказать по правде, куда опаснее любых железных кулаков и крутого нрава.       Получив наконец в своё распоряжение лохань с водой, монах не только очистил рясу, но и решил как следует умыться. Постепенно войдя в раж, он взял небольшой ковш и принялся лить прохладную воду себе на голову. Трое "львов" надрывались со смеху в стороне, глядя на то, как их чудаковатый гость плещется, словно пузатый воробей в луже. Покончив с омовением, Горанфло и вправду стал по-птичьи встряхивать головой и нахохливаться. Редкий пушок, окружавший его голову на манер венца, теперь висел мокрыми сосульками и делал своего хозяина каким-то жалким, но оттого ещё более забавным.       - Нет, всё-таки небеса сегодня благосклонны ко мне, - заключил Горанфло, оглядев свою рясу, почти чистую, но насквозь мокрую. - А это - сущие пустяки, на жаре высохнет!       Однако возвращаться на жару монаху вовсе не хотелось. Более того, он вспомнил, зачем сегодня покинул стены аббатства, о чём немедленно сообщил хозяевам гостиницы. Те дружно переглянулись и, не произнеся ни единого слова, заговорщицки кивнули друг другу в ответ.       Внизу гостиница представляла собой не что иное, как кабачок для постояльцев. Горанфло возликовал от радости, что Фортуна решила наконец улыбнуться ему после недавних испытаний.       - А ещё я бы хотел отобедать у вас, - наконец признался он, взъерошивая мокрые остатки шевелюры обеими ладонями.       - Прекрасно! - воскликнул мэтр Мартен и жестом подозвал старшего сына: - Жослен, угости дорогого гостя лучшим вином из нашего погреба! Дело в том, - добавил он, обращаясь уже к Горанфло, - что мы подаём прекрасное вино из лучших сортов винограда, какого во всём Париже не найти!       Верзила Жослен, молча кивнув, удалился в погреб. Сборщик налогов жадно сглотнул и торопливо закивал головой:       - И я с радостью готов испить вашего чудесного вина! Но только...       Память брата Горанфло решила сыграть с ним злую шутку. Почему-то именно сейчас она решила напомнить ему, какой сегодня день.       - Как назло, сегодня надлежит поститься, - с сожалением закончил монах, и его нижняя выпяченная губа ещё сильнее подалась наружу.       - Позвольте, но разве сегодня постный день? - удивился хозяин. - Сегодня же вторник!       - Как - вторник? - опешил монах. - С утра же была среда!       - Смотря с какого утра, отче, - хохотнул мэтр Мартен, - если вы шли к нам ещё с прошлой среды, тогда, должно быть, так оно и есть. Но сегодня, забери меня чума, самый что ни на есть настоящий вторник!       - Хвала небесам! - воскликнул Горанфло, воздев руки к потолку. - Если это правда, я сей же час готов съесть хоть целого барана! Или пулярочку... на свиных шкварках, с луком... и с вашим хваленым вином!       - Да будет так!       Мэтр Мартен хлопнул в ладоши, едва ли не сияя от радости. Младший сын не замедлил отправиться на кухню.       - У нас любое блюдо, какое ни возьми, готовят отменно! Что бы вы ни выбрали - не прогадаете.       - Я, пожалуй, попробую всех понемногу, - расхрабрился Горанфло. - А гусиный паштет у вас есть?       - Разумеется!       - Несите и паштет, - скомандовал Горанфло, вразвалочку приблизившись к столу. - И вина, какие есть, тоже несите. Тащите всё сюда!       - Отличный выбор, - согласился хозяин, выразительно кивая головой. - Как видите, отче, мы угощаем вас за свой счёт!       - Правда? - опешил монах, от неожиданности плюхнувшись на лавку.       - Самая что ни на есть настоящая правда! Подумайте только: мы платим вам налоги, вы тут же возвращаете те же деньги за обед... Сами посудите, отче, зачем перекладывать их из кармана в карман и обратно?       - И то верно, - согласился куманёк Горанфло, любовно погладив свой непомерный живот. - Я плачу за обед, а Вы мне всё возвращаете в качестве пожертвования. Выходит, за обед я могу ничего и не давать, ибо всё равно получу свои денежки обратно. Экая удачная сделка!       Мэтр Мартен только диву дался, покачав своей львиной гривой. Жослен, вернувшийся из погреба с вином, как раз застал конец этого разговора.       - Будь по-вашему, отче! - наконец сдался хозяин, махнув рукой. - Наливай вино, Жослен, пусть наш гость оценит его божественный вкус...       - Э, нет, господа, - протянул хитрый монах, - денежки-то давайте вперёд!       Мэтр Мартен состроил обиженную гримасу.       - Обижаете, отче! Неужто не доверяете нам?       - Я не доверяю себе, - пояснил Горанфло, откупоривая бутыль с вином. - Кто знает, вдруг от ваших угощений и сам позабуду, как меня зовут? Разве это будет достойно доброго христианина?       Отец и сын снова переглянулись. Возражать никто не стал, и на столе перед монахом возник заветный мешочек с деньгами...       - Да здравствует священная месса! Да здр...       Брат Горанфло, то выкрикивая, то еле внятно бормоча отдельные слова, размахивал стаканом с вином. Другая рука улеглась локтем прямо в жирное блюдо из-под курицы со шкварками.       - Берите-ка этого дурня под руки да перетащите ближе к двери, - велел хозяин своим сыновьям, - а не то он распугает нам всех постояльцев.       Вся троица подхватила монаха с обеих сторон: сыновья - под руки, отец - за ноги. На глазах у подвыпившей публики эта странная процессия двинулась в сторону дверей.       - Матье, всё готово?       - А как же! - бодро подмигнул младший и пошарил рукой в кармане. - Доставай кошелёк, Жослен...       Спустя четверть часа сборщик налогов, как и обещал, действительно не помнил себя. Впрочем, он вряд ли о чём-либо задумывался, звучно похрапывая на боку в сваленном сене. Сквозь сон ощупывая рукой кошелёк, привязанный к поясу, он время от времени бормотал что-то несуразное, похожее не то на проповедь, не то на застольную речь.       Проснулся куманёк Горанфло, когда первые лучи солнца пробрались в окошко стойла. Ленивый конь пожёвывал сено за спиной у монаха и тепло дышал ему в спину. Горанфло попытался встать, но вместо почвы ощутил под ногами что-то мягкое и шуршащее. Ещё одно неловкое движение, и он, словно мешок, скатился с сена на пол и здорово ушибся. Где-то снаружи колокола уже звонили к утренней мессе...       - Аббатство! - в ужасе воскликнул монах. - Белый день на дворе... А где же я?..       Пейзаж из сена, глухих стен и маленького окошка под самым потолком выглядел в глазах Горанфло угрожающе. Не иначе, как отец приор решил как следует наказать его. Хорошо бы ещё вспомнить, за что...       - Смерть Христова, - прошептал Горанфло и пополз назад, к противоположной стене. У самого уха кто-то громко фыркнул, и бедный монах подскочил, как ошпаренный.       - Кто, кто здесь? Vade retro...*       Конь, однако, и не думал никуда уходить, брезгливо отворачиваясь от монаха, от которого разило, как из винной бочки. Горанфло плюнул себе под ноги.       - Ой-ой... Да что за день сегодня такой!.. А какой день был вчера? Ах, да, я же милостыню собирал! Собрал... кажется... Вот же они, мои хорошие!       Счастье, что куманёк Горанфло не успел отойти далеко от сена, ибо в следующий миг он снова плюхнулся прямо в душистый стог и взвыл от досады, держа в одной руке развязанный кошелёк, а в другой - горсть грецких орехов... ________________________ *Изыди (лат.)