Вопреки

                    Пусто. Внутри пусто, в очередной раз как лимон выжат, досуха. В квартире тихо. Только вода из крана: кап-кап-кап. Кольцо мамино колесом на груди лежит, давит вопросами, прошлым, ложью. Каждая клеточка к ней тянется, почувствовать тепло её рук, голос услышать. Вот она, стоит напротив, ласковая, родная, светлая. И говорит что-то, только слов не разобрать. Игорь вслушаться пытается, но только губы шевелятся беззвучно.       — Сыночек, просыпайся, — доносится как сквозь вату. — Игорь, ты должен проснуться. Просыпайся!       Вода везде, сделать вдох невозможно, на грудь давит. Игорь глаза распахивает и бьётся в панике, из ванны выныривая. Когда успел заснуть, когда сползти на дно? Даже скальпеля не понадобилось бы, он и сам, без лишней помощи, уйти может… Всего-то и нужно: бутылка коньяка, полная отчаяния.       Сердце всё ещё колотится от страха, от выброса адреналина, когда Игорь в халат кутается и в комнату проходит. По голове полотенцем, капли стряхнуть и застыть от звука щёлкающего. Взгляд на дверь — ручка дёргается. Кто-то наглости набрался и вскрыть пытается. Серьёзно? В руки сноуборд, что у стены уже год стоит. Дверь открывается, резкий выпад — парень на пол падает и тут же поднимается, вниз по ступенькам, Игорь следом. Вниз, через ступеньки перепрыгивая, на улицу, чтобы не успеть, упустить, упасть на чужой капот, не замечая, что халат распахнулся.       — Всё нормально, — бормочет, запыхавшись. — Всё в порядке.       К открытому окну, спросить у водителя — кого видел, кто бежал из дома? Но в глаза вдруг струёй обжигающей, в мозгу вспышка, из горла — крик. Игорь трёт лицо, пытаясь от яда избавиться. Шатаясь, домой, ступеньку за ступенькой преодолевая с трудом.       Игорь устал, так устал, что хочется лечь на пол и не проснуться. Или проснуться в другой жизни. В другом мире. Другим человеком. Но рука сама тянется к новой бутылке, а утро застаёт в душе, и кофе снова горчит, напоминая о новом дне. С кем поделиться, кому рассказать? Кого вообще в этом мире волнует, что происходит с тобой, Соколовский? Ты совсем один, и вроде принял это уже, только смириться никак не получается.       В отделе те же лица, те же улыбки, оскому набившие — мерзкие, насмешливые, наглые. Ты мазохист, Соколовский, терпишь дерьмо это, хлебаешь ложкой и не морщишься даже. Похмелье бьёт в виски молотком, в горле сухо, словно минералка прямо во рту в кровь всасывается. Вторая бутылка была лишней. Игорь падает в кресло и закрывает глаза — хочется сдохнуть.       — Соколовский, — зовёт Жека, просматривая распечатки.       — Что? — голос хриплый, слушается с трудом.       — Да тут в сводке о сексуальных маньяках появилось… — Жека к Дане подходит, вдвоём ориентировку разглядывают, ухмыляются.       — И правда похож, — фыркает Даня. — А что он натворил-то?       — Ночью бегал голый. Потом напал на женщину в автомобиле.       — Да, поведение схоже. — Даня к дартсу подходит, а Игорь только и может, что скривиться — клоуны.       — О, Вика, — Даня тут же подбирается. — Не поверишь, чем наш мажор по ночам занимается.       — Пьёт, — отрезает Вика, подходя к столу. — Так, не до шуток, у нас труп. Собираемся и поехали.       До места едут в Даниной машине. Игорь почти наполовину из окна высунулся — тошнит. Никто не говорит ни слова, но Вика демонстративно морщится, бросая короткие, осуждающие взгляды в зеркало. Похрен.       — Ты опять пил? — на улице её всё-таки прорывает.       — Эталонный перегар. Шато-шабле, — иронично тянет Жека. Даня тут же за телефоном тянется, поясняет — для коллекции.       — Игорь? — голос Вики опасно звенит.       — Я в порядке, — нехотя откликается, руки в карманы. Домой, лечь и спать. Никого и ничего не видеть и не слышать.       По пути в квартиру Вика рассказывает детали дела, которые мимо сознания проплывают, вязнут в липком киселе, в который сейчас мозг превратился. Игорь едва порог переступает, и коньяк вчерашний уже в горле плещется. Труп синюшный, голый, посреди пустой комнаты с телефоном в руке зажатым. Криминалист что-то говорит, но Игорь не слышит — платок к носу, по квартире в поисках туалета. Мимо Жеки и патрульного, в подъезд. Горло сжимается, содрогаясь от спазмов, наружу вчерашнее выблёвывая. Мелкая дрожь по телу, в висках пульс ритмичный, в голове ни одной мысли. Игорь с трудом выпрямляется, вовремя — Иван Петрович из подъезда к нему, таблетки тянет.       — Магний. От похмелья.       Игорь кивает благодарно, идёт за ним следом, к перилам, что вид на нижний двор прячут.       — Гуляешь по ночам? Дело молодое.       — Да нет, просто пью. — Таблетку в рот, запить водой тёплой. — Помогает.       — Есть причина? Из-за матери?       Новый кивок. Говорить трудно.       — Я в душу не лезу, у каждого своё. Да и советы для моей души тебе не помогут. Но ты попробуй… — быстрый взгляд исподлобья, — попробуй работать. Работа… Она от мыслей отвлекает. Всяких. И если помощь нужна, ты говори, не стесняйся.       Взгляд за криминалистом долгий, пристальный. Игорь вздыхает. Некому сказать о том, что в душе творится. И знать об этом никто не захочет. Только время терять.       В кабинете тихо, все за Викой следят внимательно. Сухой пересказ, детали жизни жертвы, заключение патологоанатома: обезвоживание. Игорь слушает в полуха, по бумаге круги, линии в ряд становятся. Его сегодня ночью убить хотели. Какое дело до того, кто сам себя до смерти довёл?       — Игорь, — голос Вики возвращает к работе. — Тебе есть, что сказать? Может, вопросы какие-то?       — Да у него у самого обезвоживание, — цедит Даня. — Того и гляди скопытится наш мажорчик.       — Очень смешно, — ровно отвечает Игорь. — Нет, мне нечего сказать.       — Пришёл в профнепригодность, — усмехается Жека.       Собрание сворачивается, Вика снова у доски с фотографиями кружит, потом к столу: Даня и Жека, получив задания, поднимаются, Игоря взглядом сверлят. Не чувствует. Ничего не чувствует, только пустоту непроходящую и тревогу, что под рёбрами бьётся.       — Игорь, что-то случилось? — Вика сдаётся, становится напротив. Руки на груди скрестила, взглядом требовательным обжечь пытается. Не выйдет. Больше не выйдет у вас, Виктория Сергеевна. Нет тебе доверия и не будет никогда.       — Мне нужно уехать, — отвечает нехотя. Карандаш в руке вращается стремительно, кончиком по столу тук-тук-тук.       — Это ответ на мой вопрос? — бровь Вики вверх взлетает, но Игорь лишь плечами пожимает быстро.       — Мне правда очень нужно уехать. Личное.       Что-то во взгляде его, в тоне заставляет согласиться. А может, чувство вины за то, что подставила, не предупредила, следила. Вика провожает его взглядом, стоит с минуту на дверь закрытую смотрит, а потом к работе. Личное надо оставлять там, на входе.       Для начала домой. Игорь едва во двор заруливает, из машины выходит, как навстречу участковый, на фоторобот пристально.       — Да, это я, я сексуальный маньяк! — заявляет Игорь насмешливо. Удостоверение тянет, говорит небрежно: — Я тут живу, девушка, наверное, видела пару раз, вот и перепутала. А она тоже живёт неподалёку?       Всё даже проще, чем казалось — работает. Офис в двух шагах. Надо узнать, кого ещё видела. Зацепка мелкая, но единственная. Очередная единственная. В небольшом помещении людно, но Игорь вчерашнюю девушку сразу находит, несколько шагов навстречу и тут же глаза болью взрываются. Дышать нечем, воздух лёгкие огнём обжигает. Только на улице, когда весь офис, кашляя, рядом собирается, удаётся дух перевести.       — Вы в своём уме: брызгать перцовым баллончиком в закрытом помещении? — сквозь слёзы говорит Игорь.       — А что я должна была делать, если вы меня преследуете?        — Я вчера за грабителем бежал, он в мою квартиру залез. Пришёл узнать, видели вы его или нет.       — А я должна была это всё как узнать? Про квартиру и ограбление? Когда вы ко мне голый на капот прыгнули? Или когда дырку в лобовом стекле сделали?       — Какую дырку? — по спине холодом липким. Игорь к куперу красному, осторожно заплатку снимает: круглая, почти идеальная дырочка. От пули.       — Вы знаете, сколько стекло стоит? — продолжает трещать девушка, и Игорь от неё, как от мухи назойливой, в кошелёк, пачку купюр протягивает.       — Это много, — отвечает она потрясённо. И взглядом совсем другим на него смотрит.       — Там не только стекло, — отвечает он рассеянно. В салон, к сидениям, из спинки пулю достаёт медленно.       Во дворе тихо, только голова гудит, от мыслей взрывается. От двери подъезда он бежал из двора, налетел на машину. Но пуля… Кто-то стрелял ему в спину и промазал? Память картинки чёткие, яркие: кто-то сидел на лавочке, капюшон на голове, пиво у ног. Звонок Ивану Петровичу — на кого ещё положиться можно? А после вместе к двери, следы взлома искать.       — Следов взлома не видно. Либо открывали родным ключом, либо хорошим дубликатом.       — Я так и думал, — Игорь пулю в руке вертит рассеянно.       — Хороший из тебя сыскарь получится, Игорь. — Иван Петрович чемоданчик собирает, с пола поднимается. — Вопросы задаёшь правильные. А для сыскаря главное — правильные вопросы задавать. Если замок открыли родным ключом, значит, замешан кто-то из своих, у кого есть этот ключ, верно?       Игорь кивает задумчиво. Только не думать, не думать, не думать о том, что назойливо в голове вертится. Кто вертится. Кто убийцу подослать мог.       — Да, вот ещё что. — Иван Петрович ждёт, когда Игорь дверь закроет. — Мне Вика звонила.       — И что?       — Спрашивала, куда еду и зачем. В общем… Внизу она ждёт.       Игорь уголком рта раздражённо — ничего от не неё не скрыть, и пытаться не стоит. Вот она, стоит у машины, в глубине васильковой снова льды арктические.       — Игорь, если ты привлекаешь других сотрудников для личного дела, оно уже не личное.       Иван Петрович прощается спешно, ссылаясь на новое дело поблизости. А Игорь с Викой от машины прочь, по двору.       — Это как-то связано с твоей мамой? — Вика в его сторону не смотрит, только перед собой. Голос ровный, но где-то на дне беспокойство дрожит. Едва заметное.       — Не знаю, — Игорь плечами пожимает. И правда не знает. Может, с мамой. А может, и с папой…       — В последний раз твоим личным была встреча с Карасёвым. А потом мы всем отделом с самоубийством разбирались.       — Это было не самоубийство, — с нажимом говорит Игорь.       — Официально это не доказано. У нас нет никаких улик. Орловский умер. — Вика останавливается, смотрит в глаза снизу вверх, говорит настойчиво: — Игорь, рассказывай. Я смогу дать профессиональный совет. У меня опыт в конце концов.       Игорь вздыхает, смотрит на неё, навязчивую такую, в себе уверенную. И сдаётся. Перечисляет всё, что узнать успел, снова и снова убеждаясь — ниточки рвутся прямо в его руках, не потянуть, не распутать. Только про пулю ни слова, ни к чему Вике знать об этом.       — И ключи ты, конечно, не терял, — констатирует Вика.       — Нет, но есть одна мысль. — Игорь с пятки на носок перекатывается, руки в карманах, пуля от тепла руки нагрелась, кажется, ладонь жжёт. — Но мне надо ещё отлучиться. Разрешишь?       — Разрешу, только если поеду с тобой. — Вика в голос сталь подпускает, ровно столько, сколько надо, чтобы понять — не шутит. — Не забывай, что сейчас рабочий день, а я твой начальник.       Ехать недалеко, в дороге молчат оба. И только когда машина останавливается, Вика на вывеску смотрит и спрашивает небрежно:        — И что здесь?       — Салон, в который моя бывшая ходит.       — Невеста? — Вика сама не знает, отчего так ждёт ответа.       — Собирались пожениться, — кивает Игорь. — Только сейчас понимаю, что я её не любил.       Две секунды васильковый взгляд буравит его лицо, но вот Вика усмехается тонко и говорит:       — Мне всё равно. — Из машины выходя, спрашивает небрежно: — Надеюсь, ты её не предупредил о разговоре?        — Нет конечно. — Сигнализация коротким сигналом отзывается. — Она в этот салон постоянно ходит, в одно и то же время три раза в неделю.       — Понятно. — Вика идёт вперёд, только сейчас подумав, что она в простых джинсах и рубашке клетчатой, которую второй день не меняла. И салон для неё — соседка, что маникюр делает. Игорь к другому привык, это чувствуется, стоит двери переступить. Запах кожи, духов и денег, много света, стекла и высокомерия. И Лера, как королева, в кресле, а вокруг парикмахер - бабочкой вьётся.       — Кто это пришёл, — тянет она, ядовито. — Зрастье!       — У тебя ключи от моей квартиры оставались, где они? — Игорь смотрит куда-то поверх её головы, взглядом встречаться не спешит.       — А где «привет»?       — У меня нет причин быть с тобой приветливым. Где ключи?       — А это кто? — Лера с небрежностью на Вику указывает, и та улыбается в ответ понятливо, как книгу раскрытую её читая.       — Тебя это не касается, — цедит Игорь раздражённо.       — Как это не касается? — Лера надувает губки пухлые, на Вику взгляд ребёнка обиженного. — Нет, мы с ним жениться собирались, а теперь не касается. Мне же интересно, на кого ты меня променял.       — Капитан полиции Родионова, — с мягкой улыбкой отвечает Вика. Взгляд Леры по ней, снизу вверх, а тон из снисходительного в сочувствующий превращается.       — Да-а, вижу, что из полиции. Зарплата-то маленькая. Ой, а не хотите причёску сделать? Я угощаю.       — Нет, спасибо, — улыбка Вики ещё шире становится. Словно патока льётся.       — Где ключи от моей квартиры? — Игоря бесит спектакль, что Лера устраивает. Как раньше этого не замечал?       — Я не знаю, — задумчиво говорит Лера. — Может, дома.       — Значит, сейчас мы поедем к тебе домой.       — Какой ты быстрый. У меня, может, планы. — Лера мягкий локон меж пальцев пропускает, смотрит насмешливо, как Игорь просит парикмахера оставить их на минуту. И резким рывком кресло к себе, над ней нависает. Лера глаза распахивает в восхищении мнимом.       — Слышь, ты, мне нужны ключи от моей квартиры, прямо сейчас!       — Игорь! — останавливает Вика.       — А то что? — Лера уже насмехается откровенно, не таясь. — Посадишь меня, как Стаса? Только вот братик мой дома, под подпиской. А скоро и на свободу выйдет.       — Потому что ваш папа заплатил, — Игорь чувствует, как злость под кожей волнами расходится.       — Нет, — Лера чуть вперёд наклоняется, и ногой меж его ног проводит. — Потому что Стас невиновен. И я никуда с тобой не поеду. Мент.       — Игорь, оставь! — голос Вики отрезвляет, как ведро воды холодной. Убил бы эту суку-Леру сейчас, убил и не задумался — так кажется. — Пойдём.       Он подчиняется нехотя, но слова Леры у двери ещё раз дёрнуться заставляют:       — А я смотрю, тебе нравится, когда тобой баба командует!