Сборник желаний.

Финляндия; Швеция; Дания; Кот; Норвегия/Исландия. Сейчас. *** А на улице словно пробежал огромный белый кот. Потоптался, помахал до неприличия пушистым хвостом, разбрасывая во все стороны воздушные шерстинки-снежинки. И такое ощущение, что он до сих пор носится себе где-то недалеко, неутешной вьюгой взвывая от собственного холода, недовольно топча лапами осыпавшуюся шерсть. Сытый, довольный, даже и не собирающийся куда-то уходить. А как взгляд вверх поднимешь - так на его глаза наткнёшься. Чёрные-чёрные, с непонятным звёздным сиянием, скрытые дымкой серых облаков. Кот наблюдает внимательно, следит за каждым твоим шагом: если не туда свернёшь - мяукнет, поднимая небывалую вьюгу, пойдёшь правильно - замурлычет, обдавая лицо холодными струями своего неровного от долгих игр дыхания. И ты знаешь - он тебя не подведёт. Он никогда не заведёт тебя куда-нибудь далеко-далеко от всех, он никогда не приведёт тебя туда, куда тебе не надо, он никогда на радостях не прыгнет тебе на руки, сбивая с ног, скрывая до макушки в своей шерсти. Он всегда будет верным и умным, осторожным и ловким, внезапным и безжалостным. Он навсегда останется приручённым тобой. И ты это знаешь. Точно так же, как и то, что твоя столица - Осло; что эта белая пелена, не дающая сделать шаг, исчезнет только к утру; что куртка, накинутая в, непонятных даже самому тебе, торопях, почти не греет. А ещё ты знаешь, что это первый раз, когда ты идёшь за ним не по своей какой-то причине, а по его умоляющему завыванию, жалобному скрежету острых когтей по стеклу, готовым вот-вот разорваться зимним дождём глазам, с почти истерическим сиянием. Это его первая просьба. Ты идёшь уже час, пробираясь сквозь двухметровые сугробы, что кот сдувает одним махом своего белоснежного хвоста, слушая только надрывное мяуканье, зовущее за собой, видя только всё отдаляющийся, призывающий прибавить шаг седой бок. И вот, когда ты уже собираешься махнуть на ни с того ни с сего начавшего разрываться визгом подстреленной свиньи кота, когда останавливаешься, обдавая жаром собственного дыхания околевшие ладони, он подбегает сзади. Тычет мокрым носом в спину, не разрешая устроить привал, ревностно толкает вперёд, словно говоря: "Ещё немножко". Три, четыре, пять... Девятнадцать, двадцать. Ровно двадцать шагов сопровождались резкими толчками в спину, почти неслышным воем и, даже не долетая до земли, начинающими таять снежинками, будто кот не сдержался, дал волю своим холодным слезам, выпустил всё хранящееся в себе волнение. И тебе оно непонятно. Этот кот твой, ты лично его приручил. Ты сам справлялся с болезнями, отковавшими тело из-за буйного нрава животного. Ты один наедине с ним проводил дни, а то и недели на улице, не заходя в дом даже ради того, чтобы поесть. Ты потратил немалое количество времени, сил и нервов, чтобы он слушался только тебя и никого более. Так что же случилось? Откуда этот непонятный страх, пробирающий до сердца? С чего спешка посреди ночи? Аккуратные взмахи белоснежного хвоста почти невесомы, словно под слоем холодного снега лежит хрупкое сокровище, которое от одного единственного неверного касания может треснуть, сломаться, разлететься мелкими осколками. А когда вышедшая из-за серых, отдавших всё земле туч луна, освещает край молочно-коричневого пиджака, следом за которым появляется и нежно-лиловая макушка, страх, что так упорно держало в себе это снежное существо, вселяется и в тебя. Молясь всем известным тебе богам, ты подбегаешь к начинающему синеть телу. Одним своим видом говоришь коту уйти, тихо и быстро, чтобы ни одной снежинки не легло на окоченевшие руки, чтобы температура не опускалась ни на градус ниже, и чтобы никто не знал, что вы здесь. Сейчас не нужно ничто и никто, лишь бы успеть дойти до дома. А когда огромная дубовая дверь отворяется, впуская тебя с закутанным в твою же куртку парнем на руках, кот остаётся сидеть у порога. Одним глазом он внимательно всматривается в тёмные окна комнат, другим - в созданную им же метель. Слух, зрение, обоняние - все его чувства обострены до предела. Он за милю услышит, увидит, почует, загонит непутёвого путешественника в буран, завертит, закрутит, уведёт как можно дальше от дома. Он знает - сейчас тебе нужна лишь тишина да невесомое дыхание брата, что вопреки собственному бессмертию, погибает на твоих глазах. И ведь интересно: вроде волноваться не за что, всё равно он так легко не сможет уйти из этого мира, а, чёрт возьми, страшно. Страшно, что его сердце может перестать биться, просто в один момент взять и остановиться. Глупый страх, но имеющий место быть. А завтра придёт обеспокоенный Тино. Он долго будет жаловаться, что Исландия не берёт трубку, не отвечает на сообщения, заведёт гневную тираду о том, что ты плохой брат, а под конец и вовсе может разреветься. Следом за ним появится злой Бервальд. Швеция устроит настоящий допрос, одновременно не давая и слова вставить, а когда увидит заплаканного Финляндию, атмосфера в доме станет в два раза тяжелей. Её разрядит, на всеобщее удивление, совершенно трезвый Дания. Не особо обращая внимание на спящего у порога кота, он бесцеремонно пнёт дверь, заставляя злое животное нервно подёргать ухом, и, преодолев широким шагом холл, влетит в гостиную. Привычным движением, поймав запущенную тобой подушку и выслушав невнятный рёв Тино, Хенрик, перепрыгивая через ступеньки и громко выкрикивая имя Исландии, рванёт на второй этаж. Ты полетишь за ним, в жалкой попытке остановить. В какой-то момент просьбы перерастут в угрозы, а когда Дания дойдёт до комнаты с твоим братом, дверь откроется прямо перед вашими носами. Под непонимающе сонным взглядом Йенса ты, несомненно, покраснеешь и отведёшь взгляд, проклиная себя за странный прилив нежности, напавший на тебя в тот момент. И ещё долгое время ты будешь бояться посмотреть ему в глаза, а может он не спал в ту минуту? Точнее в эту, что происходит прямо сейчас. Сейчас, когда кот настороженно оглядывается по сторонам, когда сердце танцует чечётку на остатках здравого смысла, когда прикасаешься к вишнёвым губам. Когда бессовестно воруешь первый поцелуй юной страны.