Воссоединение

      Вы когда-нибудь задумывались о силе? Сила духа, сила тела. Последнее время люди уделяют необычайно много внимания этой стороне своего существования в попытке улучшить качество дороги для рейса «Жизнь — Смерть». Они развивают свои тела, попутно делая тысячи селфи в спортзале, читают тонны статей о правильном питании и сушке, гораздо меньше — о внутреннем стержне и об основных принципах счастья. Покупают годовые абонементы за баснословные суммы и нанимают лучших тренеров. Покупают машины за миллионы долларов. Часы — за тысячи. Запонки — за сотни. Убеждают себя, что это поднимет их жизнь на новый уровень, и свято верят. Но на самом деле, убеждают их.       Сила убеждений.       «Если во что-то верить всей душой, оно обязательно будет, » — можете думать Вы. И можете быть правы.       Взглянем с другой стороны: если долго о чем-то говорить, думать, читать, ты начнешь в это верить. Слова превращаются в убеждения, убеждения становятся верой, вера — действиями, а действия неразрывно связаны со словами. Замкнутый круг, из которого не вырваться.       Но мои убеждения рухнули.       Я стоял на старом деревянном мосту через местную реку. Дерево почернело от вечной сырости и влаги. Голые сухие кусты, развороченная грязь берегов — все это лишь добавляло унылой скорби этому месту.       Я смотрю на поток мутной воды, наверняка скрывающей в себе не один секрет и кучу всякого разного дерьма, которое порой и представить трудно. Внезапно все тело сковала усталость. Буквально десять минут назад в этой холодной жидкой мерзости растаяло то, что некогда являлось моей прекрасной ассистенткой.       — Миа… — вырвалось у меня со вздохом.       Ты расклеился.       — Заткнись.       Это была твоя идея.       — Нет, это ты заставил меня так думать.       Возможно, но не забывай, док, я — это ты.       Я не смог ничего ответить. Это… Это было слишком.       Возмущение. Этого не может быть.       Гнев. Это не так!       Ярость. ЭТО НЕВОЗМОЖНО!       Смирение.       — Но кто тебя выпустил?       Прогресс. Ты научился задавать вопросы. Сможешь ли сам найти ответы?       — Ты опасен, Клайв, — я выпрямился и посмотрел вдаль. Туда, где за поворотом река       расширяется и с каждым годом подмывает берега все сильнее, подбираясь ближе к частным домам и фермам, разрушая мосты, на одном из которых сейчас стоим мы, и забирает все больше и больше жизней.       Затем я круто повернулся на пятках и подошел к другой стороне моста. Взгляд устремился туда, где река сужалась в малюсенький ручеек. Чистый и безобидный. Который еще не мог никому причинить вреда, как когда-то не мог и я.       Любая река, узкая и широкая, быстрая и медленная, глубокая и мелкая, рано или поздно впадает в нечто большее. Ей жизненно необходимо отнести куда-то свои воды. В противном случае она образует новое и часто окружает себя смертоносным болотом.       Убийственно, как ни крути.       Я вновь обернулся и решительно направился к машине.       Что ты задумал?       — Мы проедемся, — сухо ответил я. И внезапно ощутил прилив сил. Сейчас Клайв не мог услышать мои мысли. Значит, он не сможет остановить меня. Значит, я смогу остановить его.       — Хочу убедиться, что ее никто не найдет.       Машина принадлежала Миа. Белый Land Rover выделялся на осеннем лесном полотне и сливался с ним одновременно. В такой обстановке блекнет все. Даже солнце. Осенью мир вообще однообразен и сух, и даже самые яркие краски теряют насыщенность.       Машина звучала ароматом Миа. Все внутри, каждый сантиметр салона впитал в себя легкое сладкое воспоминание о ней — запах, который запал мне в голову после первой встречи и сводил с ума каждый раз.       И с каждым вдохом я все больше ненавидел Клайва.       И с каждым вдохом я все больше ненавидел себя.       По радио крутили топ-10 летних хитов. Я ничего не имею против The Weeknd, но существует масса хорошей музыки, звуки которой не вызывают нервный мандраж и желание убивать. Я полистал каналы и, ничего не найдя, выключил радио. Я бы и выбросил его к чертям, если бы мог. Потому что Миа любила радио, любила летние хиты и любила Эйбела Тесфайе.       Плетешься медленней черепахи.       Я вздрогнул.       Он усмехнулся.       Ты еще привыкнешь ко мне.       Мерзкое обещание. Я хотел сказать, что времени у нас не так уж много, но мои планы имели слишком большое значение. И, говоря «слишком», я не преувеличиваю.       — Почти привык, — ровно и сухо ответил я в своей привычной манере.       Брось. Ты обижаешься из-за девчонки?       — Она не была плохой, — руки на пару секунд оторвались от руля в жесте «да, я так считаю».       О да, док, нам ли не знать. Тебе ли не знать.       — Что? О чем ты?..– сначала я и в самом деле не понял, о чем он говорит. Когда же до меня дошло, я поморщился. — Копался в моих воспоминаниях, да?       А ты пользовался тем, что она была влюблена в тебя. Кто из нас козел?       — Я, — выдох. «Я» значит «мы». Теперь и навсегда. Жаль, что это не так романтично, как подает Голливуд.       Дорога петляла, извивалась, словно все вокруг тянуло время или пытало меня, позволяло мыслям жрать изнутри, чтобы потом с аппетитом обглодать косточки. Серо-синяя равномерность. Ливень в воздухе, и ни намека вокруг. Душой чувствую, как холодно снаружи. А может быть, это внутри?       — И то, и другое, — вслух сказал я. За последние месяцы изучения Клайва это стало привычкой. Обычно Миа записывала все, что я говорил, чтобы позже составить целостную картину поведения и отразить даже мельчайшие изменения мышления. Клайв к этому, должно быть, тоже привык. — Чертовски непривычно молчать.       Ты всегда можешь поговорить со мной. Только не жди сантиментов.       Я рассмеялся.       — Поговорить? С тобой? Ты убиваешь каждого, кто хоть сколько-нибудь мне дорог.       Только потому, что ты этого хочешь, Клайв.       — Нет, этого хочешь ты.       Позволь напомнить тебе еще кое-что. Помимо того, что я — часть тебя.       — Валяй, — в тот момент я буквально физически ощутил его раздражение. Клайв не привык, что я разрешаю ему что-то, что не могу запретить. И это меня лишь позабавило.       Это было двадцать лет назад. Спустя восемь лет после трагедии в доме семьи Клайв. И спустя семь, как тебя забрала к себе тетя Джейн. Семь лет. Немалый срок, верно? За это время люди, даже если не любят друг друга, срастаются, обретают общие корни и интересы. Годы сближают. И вы не были исключением.       Ты все время был отстраненным, никогда ничего не рассказывал и не просил. А она не лезла с вопросами, молча оставляла на карманные расходы и поесть в холодильнике. Готовила она отвратно, поэтому дома всегда были либо пицца, либо бургеры, либо пакет с собой из ближайшей забегаловки. Иногда она, конечно, устраивала ужины и заказывала еду получше, вроде пирогов или мяса, иногда в гости приходила соседка, иногда — друзья, но ты научился выживать и готовить сам уже через два месяца.       Ты вообще был славным ребенком, Клайв. О таких только и мечтают. У тебя были друзья, ты был в школьной команде и одним из самых крутых парней в школе. Поправочка: я был. Ты же постоянно сидел в библиотеке, вписывал научные журналы и вел «здоровый образ жизни», словно твой цветок цвел для кого-то важного все это время.       Если бы не я, ты бы не добился ничего сейчас. И, скорее всего, умер бы еще лет в одиннадцать, когда весь класс повели в бассейн. Ты был до того неуклюжим без меня, что поскользнулся на сухом месте и упал в самую глубокую зону.       Так или иначе, ты рос, взрослел и становился мужиком. Вместе мы сделали из Клайва Закари завидным парнем. Единственная женщина, которая знала о тебе многое и не знала абсолютно ничего, но которая всегда была рядом, тайком начинала смотреть на тебя по-другому. Помнишь?       — Тетя Джейн, я в душ, а потом ухожу, — бросил ты, взлетая вверх по лестнице и исчезая в ванной комнате.       — Куда ты? — белоснежная дверь приоткрылась, впуская внутрь привлекательную гостью. Ты уже стоял без футболки, затормозив у зеркала и разглядывая следы последней тренировки. Она тоже смотрела. Ты не успел ничего ответить, как холодные кончики ее пальцев легко коснулись синяка на левой лопатке. Рывок — и ее запястье крепко сжато в твоей руке.       — Не смей подкрадываться ко мне вот так, — спокойно сказал ты, железно глядя ей в глаза и по-прежнему не выпуская руку из хватки. Ты не помнил, но синяки, неожиданное появление и вопросы до сих пор пробуждали в тебе страх и ненависть детства.       — Это тебя так на тренировках? — она словно не слышала твоих слов.       Ты закатил глаза и поджал губы. Опять за свое.       — Тетя Джейн…       Другая ее рука легла тебе на щеку и нежно погладила большим пальцем. Это не было прикосновение матери или тети. Это было прикосновение женщины.       — Зови меня просто Джейн, милый, — алые губы растянулись в улыбке. — Я гожусь тебе скорее в сестры, чем в тетки.       А потом помнишь, рассудок помутнел? Ты не любил вспоминать о сестрах больше, чем ненавидел отца. Правой рукой ты оттолкнул ее руку от своего лица и схватил за горло. В глазах Джейн мелькнул страх, когда ты прижал ее к стене.       — Клайв…– испуганно прошептала она. — Клайв, это же я, Джейн. Со мной ты можешь быть спокоен.       Ты отпустил ее горло, упершись рукой в стену. Прохладные нежные ладони коснулись твоей груди, успокаивающе, ласково и опять по-женски. Работало.       — Зря ты пришла, — прорычал ты, склоняясь над ней, словно над зажатой в угол жертвой. В тот момент ты еще не понимал, что жертвой был сам, купившись на ее махинации.       — Не зря, — уверенно ответила она томным голосом, касаясь тебя уже смелее. Ладонью ты уже ощущал не холод плитки, а тепло мягкого женского тела. В голову ударил ее аромат. Зависнув на несколько секунд, ты с жадностью впился в ее губы, стирая и размазывая помаду. А она и не сопротивлялась.       Сильные руки подхватили ее как пушинку и усадили на стиральную машину. Губы твои спустились ниже: на шею и грудь. Спину полосовали женские ногти. Бедра охватывали женские ножки, притягивая тебя все ближе.       — Нет, это черт знает что…– ты попытался отстраниться, но она крепко в тебя вцепилась.       — Все нормально, Клайв, все хорошо, — прошептала она, нежно целуя тебя в шею. — Все так, как должно быть. Давай сделаем отлично.       Напряжение нарастало, и больше сдерживать ты его уже не мог. Сорвав с нее халат, ты не церемонился с бюстом, отправив его куда-то в сторону, и со страстью впился в налившиеся затвердевшие, прямо как твой член, соски. С губ ее сорвался стон. Одна твоя рука заменяла рот, сжимая грудь, а вторая без стеснения играла с ее ягодицами.       — Давай же, Клайв, — торопливо простонала Джейн, запуская руки тебе в штаны и хватая тебя за член. Ты резко выпрямился, шумно выдохнув, и прикрыл глаза, наслаждаясь умелыми женскими прикосновениями. — Давай, — прошептала она тебе на ухо и прикусила мочку, спустилась ниже, оставляя на шее влажную дорожку.       Большего тебе и не нужно было. С треском разорвав кружево трусиков, ты спустил штаны и резким, животным, диким рывком вошел в нее до самого конца. Джейн закричала и простонала одновременно, явно не ожидая таких размеров.       Войдя, ты не спешил двигаться, наслаждаясь окутывающим член теплом.       — Потерпи, — заботливо сказал ты и накрыл ее губы своими. Не то, чтобы тебя волновало ее самочувствие. Скорее, тебя волновали собственная гордость и желание доказать, что ты лучше. Лучше каждого, кто у нее был и когда-либо будет.       Ты начал двигаться. Вперед. Назад. Вперед. Назад. Наращивал темп и сокращал. Увеличивал амплитуду и уменьшал. Ты играл с ней, а она — с тобой, двигаясь тебе навстречу и напрягая мышцы лона.       Схватив ее за волосы, ты притянул Джейн к себе, поцеловав глубже, и отстранился.       Отстранился лишь для того, чтобы повернуть эту сучку к себе задом и уложить грудью на стиралку. Ванную вновь наполнили стоны, а вместе с ними — удары бедер о ягодицы и шлепки яиц по ее киске.       — О да, Клайв! Да! Да! Да…– она кричала все громче.       До пика вы дошли вместе. Ты обкончал ей тогда всю спину, после чего в душ вы пошли тоже вместе. Никаких слов. Никаких разговоров. Только шум воды и успокаивающееся дыхание.       — Ты извращенец, — выдавил я из себя через пару минут после того, как картинки перестали крутиться у меня в голове.       Да, но тебе это нравится.       В этом он был прав. Не знаю только, физическое удовольствие в тот момент я испытывал или ментальное, но все же удовольствие было. И член у меня опять стоял.       Но подожди, это еще не все.       Вы никогда не обсуждали происходящее. Просто трахались, когда оба были дома. Но она явно ждала, что ты будешь приходить чаще. Даже начала учиться готовить. Черт, это было мило. Хоть и отвратительно.       Ты же приходил все реже и реже. И в один вечер ты заявился домой с подружкой. Кажется, ее звали Кейси.       — Джейн, ты дома? — сразу же громогласно спросил ты.       — Да, я на кухне, — вы услышали ее шаги, прежде чем ты успел предупредить, что не один. Джейн вышла в прихожую и с удивлением уставилась на девчонку. — О, так у нас гости, — безуспешно пытаясь скрыть разочарование, растерянно протянула она.       Она посмотрела на тебя, но ты не представил подружку.       — Ясно, — сухо добавила Джейн, кивнув, и ушла на кухню.       — Пойдем, — пожав плечами, ты взял Кейси за руку и потащил наверх.       После того, как Кей ушла, Джейн закатила тебе настоящую мозговыносящую истерику. Прямо как та старушенция из сорок шестой палаты. Она орала, махала руками, визжала, рыдала, проклинала тебя, а потом снова рыдала. Все это время ты молчал и, казалось, даже не слушал ее. Когда крики поутихли, Джейн, видимо, заметила это и замолчала. На тишину ты тоже не отреагировал. И тогда тишина — секундная, благоговейная тишина — разрушилась звоном пощечины.       А следом за ним — еще одним. Правда, после второго шлепка Джейн лежала на полу. ты стоял над ней и молча сверлил взглядом. Ни слова. Ни эмоции. Ни души. В женских глазах плескался страх. Снова нависла тишина.       — Ты хочешь, чтобы я был только с тобой? — твое лицо исказила гримаса насмешки, удивления и презрения. — Ты, Джейн? — ты переступил через все еще лежащую на полу женщину одной ногой и сел на нее сверху. Права рука легла на ее живот и плавно заскользила вверх, через ложбинку между грудей, смыкая пальцы на горле. Левая — в пол над ее плечом. — Ты так уродлива, когда кричишь. И так божественно прекрасна, когда боишься.       — Клайв…- она задрожала, пробуждая в тебе хищника еще больше.       — Заткнись, — резко оборвал ее ты и тут же продолжил в прежнем тоне. — Зря ты все-таки пришла ко мне в тот раз.       Зря потому, что в этот раз вместо стонов были только всхлипы.       Зря потому, что всхлипы понравились тебе куда больше стонов.       Зря потому, что останавливаться ты не собирался.       Первое время ничего не менялось. Она по-прежнему приходила домой, по-прежнему шутила и по-прежнему готовила. Ты по-прежнему ходил на тренировки, по-прежнему тусил ночи напролет и по-прежнему редко появлялся дома. Но каждый раз, когда ты возвращался, ты старался сделать ей больно. Словами или действиями. Ты никак себя не ограничивал, а она боялась перечить.       Но потом она не появилась дома один вечер, два подряд, три. С перерывами, разумеется. Не хотела вызывать подозрений. И не вызвала бы, если бы не начала встречаться с полицейским. Едва встретившись с ним взглядом, ты понял, что она собирается сбежать.       К счастью, мы — не Джейн. Ты не стал закатывать истерику. Ты же классный парень, душа компании и со всеми можешь поладить. Тот коп, Эндрю, не должен был стать исключением.       И не стал.       Почти месяц вы с Джейн жили, как обычные родственники. Пока она не решила переехать.       — Уезжаешь? — ты оперся плечом на дверной косяк, сложив на груди руки, и пристально смотрел ей в спину.       — Тебя не учили стучаться? — не поворачиваясь, спросила Джейн.       Ты усмехнулся.       — Нет, меня учили немного другому, — ты оторвался от косяка и мягко подошел ближе. Она так настойчиво складывала вещи в чемодан, что не обратила на это внимания. Ты обнял ее сзади, с наслаждением ощутив, как она вздрогнула и замерла.       — Что тебе надо, Клайв? — голос дрогнул, выдавая страх. Ты улыбнулся.       — Я тебя не отпускаю, — промурлыкал ты.       — А я тебя не спрашиваю, — ответила она увереннее.       — Да, но выбора у тебя нет, — ухмыльнулся ты.       — Это почему?       — Ну, хотя бы потому, — левой рукой ты схватил ее за запястье правой и рывком повернул к себе, — что я сильнее.       — Клайв…       — Тшш, я не давал тебе слова…       Клайв перестал говорить. Несколько секунд не было вообще ничего, кроме абсолютной пустоты и свободы в голове. Можно было радоваться, но интуиция вопила, что еще не все. Внезапно перед глазами что-то промелькнуло. Быстро. Мгновенно. Словно я моргнул. Затем еще раз. И я уже смог разглядеть алый цвет. Картинки начали мигать, как в старинном пленочном фильме. Я остановил машину на обочине. Слишком рано, чтобы разбиваться.       И остановился я как раз вовремя.       «Камера» начала отдаляться от ярко-алого полотна с бурыми пятнами, среди которых появились бежевые. Я бы даже сказал, телесные. Затем где-то мелькали белые, но все было расплывчато, грязно, смазано.       Оглушительно в моих ушах раздался крик. Это был крик ужаса, отчаяния и боли. Это был крик человека, близкого к смерти и страстно желавшего ее, ибо терпеть муки не было сил. Это был предсмертный крик. Оглушил и затих.       Сердце бешено колотило грудную клетку изнутри. Дыхание сбилось к чертям, словно на десятом километре спринта. На лбу проступил холодный пот. Перед глазами все еще стояли размытые картины, а эхо крика звенело в ушах вновь и вновь, непременно удаляясь, но не забирая с собой животный страх.       Я боялся того, что узнал этот голос. Боялся того, что могу увидеть. Боялся того, что он собирался мне показать       Я услышал довольный смешок.       А ты быстро схватываешь.       И тут уже закричал я.       Картина резко отдалилась, поставив меня на место первого, действующего и единственного лица.       Нет, не единственного.       С моих собственных рук на меня смотрело лицо тети Джейн. Вернее, кожа. Я повернулся и увидел глаза — два белоснежных шарика на багровом месиве мышц, хрящей и остатков кожи. В ушах снова зазвенело. Я хотел закрыть глаза, но не мог, ибо все это — в моей голове.       Несколько шагов назад. Колени дрожат. Не могу даже отвести взгляда.       Смотри, док, смотри. Вот, что ты сделал.       И я смотрел. Смотрел на изуродованное тело женщины, чья кожа так и осталась в моих руках. Суставы вывернуты, раздроблены, где-то вскрыты. Кожа местами опалена, местами разрезана, порвана, покрыта волдырями, сожжена, разъедена химикатами, местами ее вообще нет. Два открытых перелома являют миру белеющие среди месива кости, а пять закрытых — жуткие, неестественные изгибы. Из отрубленных пальцев сочится кровь. Груди перевязаны настолько, что посинели почти до черноты. Зубы тоже не все на месте. Казалось, целыми остались только глаза.       Вопреки своему желанию, я подхожу ближе и протягиваю руку прямо к правому глазу. Я аккуратно беру его, тяну вперед и резко сжимаю. Белое вещество окропляет мою залитую кровью руку и мерзкими соплями стекает вниз.       Я открываю дверцу машины и буквально вываливаюсь на дорогу. Меня вырвало. Свежий воздух не помог, и меня рвало так, как не рвало даже как после самой дикой вечеринки.       Оставив за машиной весь свой ужин, завтрак и перекус, я прижался спиной к машине и тяжело съехал по ней на землю, положив руки на колени. Затылок упирался в холодный металл пассажирской дверцы.       — Черт, — выдавил я. — Ты больной, больной ублюдок.       — Ты тоже, — Клайв ослепительно улыбнулся. Ослепительно и невинно.       Да, он был моей частью. Но был самостоятелен. Мои решения, мои мысли, мои чувства, я в целом никак не влияли на его действия. Клайв — чужой человек внутри меня. Но все же он от меня зависит. Я — единственный, кого он не сможет убить. И единственный, кто сможет убить его.       Эта мысль поднимает меня на ноги. Я остановился у крутого обрыва. Не доехал до места, где река соединяется с океаном, но сам океан — прямо здесь, у меня под ногами. Я полной грудью вдохнул холодный соленый воздух. Серая даль. Бушующие волны разбиваются о скалы внизу. Я должен это сделать.       Красиво.       — Да, — кивнул я. — Очень.       Я сел за руль, но машину завел не сразу. Убить Клайва можно только одним способом: убить его носителя, то есть меня. И даже при таком раскладе мне непросто прощаться с жизнью. Хотя будет ли она у меня после всего произошедшего?       Медленно повернул ключ зажигания. Сдал назад, чтобы выехать на дорогу и набрать скорость. Решительно вздохнул и покрепче сжал руль.       Что ты задумал?       — Покончить с этим, — уверенно ответил я и вдавил педаль газа в пол. Машина сорвалась с места, быстро набрав скорость, и вылетела вперед. У меня было несколько секунд. Я слышал крики Клайва о том, какая же я сволочь, и о том, что я погубил нас обоих. Я слышал голос диктора, что сообщал о идущем циклоне. Я слышал приближающийся рев голодного океана. Я слышал свое сердце. Ровное. Так и должно быть.       Всего каких-то несколько секунд, и машина рухнула в воду. Удар заставил сработать подушки безопасности, и они моментально прижали нас к сиденью.       Это твой конец, Клайв.       Это наш конец.       Вы когда-нибудь задумывались о силе? Наши пороки обладают куда большей силой, чем наши достоинства. Похоть преобладает над скромностью. Ложь торжествует над правдой. Агрессия — над спокойствием. Наши пороки и добродетели находятся в состоянии вечной борьбы. И, как известно, побеждает тот волк, которого ты кормишь. А современный мир в буквальном смысле заточен под услаждение пороков. Он холит их, лелеет и призывает нас делать то же самое.       Нельзя держать в себе злость! Нельзя заставлять себя что-то делать! Нельзя сурово себя ограничивать! Нельзя сказать идиоту, что он идиот, а пидору, что он пидор!       И вместе с тем — можно.       Во всех случаях, «плохой» путь — самый легкий.       Но путь порока не всегда приводит к разрушениям, а путь добродетели не всегда ведет нас в Рай. Это мое новое убеждение.       — Доктор Закари, — раздался голос моей милой ассистентки. — Как вы себя чувствуете? Уже почти десять.       — Как будто сбросил с себя оковы, Миа. Я задремал и впервые так хорошо выспался. Кстати, не сочти за наглость, — заговорил я, поднимаясь и потирая затекшие от ремней конечности, — но моя машина сломалась. Ты не могла бы повезти меня?