***
На этот раз я проснулась без какого-либо вмешательства и первым делом огляделась. Я лежала в больничной палате, нос все так же был заклеен, из сгиба локтя торчала игла, к которой была подключена капельница. Обстановка обычная, больничная, ничего серого, а главное – никаких глюков. Значит, я все-таки была права по поводу галлюцинаций. Но взглянув внимательнее на свою руку, я заметила на ней небольшую ранку, на том месте, где я себя щипала. А вот это странно… Хотя, я наверно ущипнула себя, находясь в полусознательном состоянии, я ведь не знаю что здесь происходило в тот момент, когда мне привиделись Прайоры. Вскакивать с постели я больше не решалась, а то вдруг мое подсознание в отместку приведет сюда еще кого-то необычного. Блин, но они были настолько реальны. Я четко видела их лица, совсем не так как во сне. Но рассказывать об этом я никому не буду, а то после больницы точно в психушку отправят. Ну а где же родители? Думала, они безвылазно будут сидеть в палате, ожидая пробуждения единственной и любимой дочурки, но никого нет. Может вышли чайку попить? Но ни через полчаса, ни через час моего бодрствования, никто так и не соизволил притащить в палату свою задницу. Даже ни один докторишка не заглянул. У нас просто прекраснейший уход за пациентами: будешь тут умирать, а никто так и не зайдет. Лишь через пару дней, когда вспомнят, что в палате кто-то есть, найдут мой завонявшийся труп. И пусть им тогда станет стыдно. Да уж, мыслишки в моей больной голове еще те. Еще через полчаса я уже думала, что точно помру от скуки, но вдруг дверная ручка медленно повернулась и дверь приоткрылась. - Опять вы?! – мои глаза чуть не выпрыгнули из орбит, ведь в комнату вновь вошли Прайоры в полном составе. Да что же это такое? Снова глюки и снова те же самые, изменилась лишь обстановка. Так, спокойно, я сейчас просто закрою глаза, а когда открою, то их уже не будет. Но, вопреки моим ожиданиям, они никуда не делись и выглядели такими же реальными, как и раньше. Не, так не честно, я так не играю. - Беатрис? – Эндрю Прайор попытался заговорить со мной. - Ну какая я вам нафиг Беатрис? – я начала терять над собой контроль. – Неужели не видите, что я на нее даже не похожа? Не знаю кто вы: глюки, воображаемые друзья, порождения моего ударенного мозга или еще какие-то психические отклонения. Но кто бы вы ни были, прошу вас покинуть мою голову и дать мне нормально выздоравливать. Я все сказала, а теперь я закрою глаза, досчитаю до десяти, а когда вновь открою, то вас уже тут не будет. Я сделала глубокий вдох, закрыла глаза и начала считать. После десяти я с опаской приоткрыла один глаз и – о чудо! – комната была пуста. Ага, вот как с ними надо – жестко и бескомпромиссно. Но уже в следующую секунду мое ликование сошло на нет, ведь в палату вошли не только Прайоры, но и тот самый доктор, который вколол мне снотворное прошлый раз. - Так, что у нас тут, – он сосредоточенно глянул на меня. - У нас тут глюки, – издевательски ответила я в его же тоне и выжидающе уставилась на мужчину. – Что будем с этим делать? - Что ж, если обычный сон не помогает, то придется все исправлять медикаментозно, – обратился он к Прайорам, будто и не услышал меня. – Недельку полежит у нас, пройдет курс лечения и будет как новенькая. Я лишь презрительно хмыкнула. Ох уж эти доктора, им бы только резать и колоть. Ну а вдруг действительно поможет? Попытка – не пытка, ну, по крайней мере, я на это очень надеюсь. Потому тяжело вздохнув, я вновь покорно протянула руку и получила новую дозу снотворного. Следующая неделя прошла как в тумане, я постоянно спала или находилась в полудреме. Иногда я видела людей в белых халатах, они кололи мне что-то, брали анализы, иногда обсуждали их, но я не могла разобрать и слова. В редкие минуты бодрствования и ясности ума, я обдумывала ситуацию. Прайоры не появлялись, но я не могла точно сказать, что они исчезли навсегда. А вдруг это вообще не глюки и не чья-то злая шутка? Что если я каким-то образом переместилась в другую реальность? А может от удара головой я умерла, а моя личность попала в другое тело? Нужно где-то найти зеркало и посмотреть, как я выгляжу. А может я сейчас в коме? Никто ведь не знает, что чувствуют люди в таком состоянии. Может они тоже вот так вот где-то гуляют, а когда возвращаются, то ничего не помнят. А что если мы с Трис травмировались одновременно и каким-то образом обменялись телами? И вот она сейчас там, в моем мире, так же не может понять, что произошло. С другой стороны, если принять эту дикую теорию за правду… Но она же не настоящая, она вымышленный персонаж! Хотя, что мы знаем о параллельных мирах? Ничегошеньки! Вдруг писатели – это такие же переходники из одной реальности в другую? Вдруг в своих книгах они описывают свой родной мир. О, что-то меня понесло… Так, нужно решать проблемы по мере их поступления. Если после лечения злополучные Прайоры опять вернутся, то нужно им подыграть. Историю книг и фильмов я кое-как помню и если все еще нахожусь в Отречении, то значит, основные события еще не начались. А по ходу дела уже, надеюсь, выяснится, почему я здесь, как сюда попала и как мне вернуться назад. Если же мое тело не лежит овощем, а в нем все-таки обитает Беатрис, то, надеюсь, она поступит так же. Черт, ей ведь будет намного сложнее, она книг про меня не читала, фильмов не видела, нихрена о моей жизни не знает. Что ж, надеюсь, что когда вернусь, то меня просто будут считать клинической идиоткой, но я не очнусь привязанной к кровати в какой-то психушке. Эх, прощай конкурс… Хотя, может не все так плохо, может после лечения вместо Прайоров я увижу своих родителей. Что ж, мечтать не вредно. Под конец недели ленту с носа сняли, доктор сказал, что все заживает хорошо. Да я и сама чувствовала, что лицо приходит в норму и к нему возвращается былая чувствительность. Нос и губы уже не так болели, я даже могла навесить на лицо что-то наподобие улыбки. Голова уже не кружилась и не болела, лекарства колоть мне перестали и даже разрешили садиться на кровати. Да уж, кажется мои опасения подтвердились и я в ее теле. Своего лица я, конечно, не видела, но тощее тело вместо привычных мышц, говорило о многом. Да и волосы из темных вдруг стали светлыми. Перед доктором я была паинькой: отвечала на вопросы, подтверждала, что мое временное помутнение прошло, и я готова встретиться с «родителями и братом». Нужно было следовать намеченному плану, ведь если буду продолжать настаивать на своем, то останусь в этой больнице до конца своих дней. И вот опять в палате появились Эндрю, Натали и Калеб. Я попыталась изобразить на лице радость и обожание, но учитывая в каком состоянии оно все еще находилось, любую мою эмоцию можно было трактовать как угодно. - Доктор сказал, что тебе уже лучше, – осторожно промолвила Натали. Эндрю и Калеб молча смотрели на меня. У обоих были настороженные взгляды. - Да, мне уже намного лучше… мама. – Эти слова дались мне с трудом. Хоть Натали и выглядела очень заботливой и приятной женщиной, но ведь она не была моей матерью. Я всегда знала, что ни одну другую женщину не смогу назвать мамой, ведь мама у меня лишь одна. Но обстоятельства вынуждали делать именно это. Говорят ведь: не зарекайся. Она облегченно выдохнула, и ее губы расплылись в теплой, доброй улыбке. Глаза мужской части семьи тоже потеплели, но они все так же продолжали молчать. - О, Беатрис, мы просто места себе не находили всю эту неделю, – продолжила Натали. – Доктор сказал, что из-за сильного удара головой с тобой произошло что-то очень странное. На ранних снимках МРТ картина твоего мозга выглядела весьма необычно. И он боялся, что это может быть необратимо. Но вчерашние снимки показали, что все нормально, да и твоя сегодняшняя реакция меня очень порадовала. - Извините за то, как я с вами разговаривала, – я изобразила стыд и раскаяние. – Я, конечно, помню все очень смутно, но вела я себя уж точно не так, как всегда. - Мы даже не знали, как реагировать на твое поведение, – подал голос Эндрю. – Но давай забудем все как страшный сон и продолжим жить как раньше. Нам сказали, что через день или два мы сможем забрать тебя домой. Доктор хочет провести еще пару тестов, чтобы быть точно уверенным, что с тобой все в порядке. - Да, конечно… папа. – Пипец как непривычно называть их мамой и папой. Быстрее бы уже Церемония выбора. Видя мое спокойствие и покорность, он одобрительно мне улыбнулся. - А могу ли я увидеть себя в зеркало? – осторожно задала я вопрос, который волновал меня сейчас больше всего. - Но ты же знаешь правила, – напомнил Эндрю. - Да-да, – поспешно сказала я, – просто скоро тест и Церемония выбора. И если мой вид ужасен, то это может быть неприятно другим. - Не переживай, – Натали дотронулась до моего плеча. – Доктор сказал, что до Церемонии выбора от твоей травмы не останется и следа. А если что-то и останется и кто-то начнет что-то говорить, то просто не обращай внимания, будь выше этого. Я кивнула и попыталась улыбнуться, еле сдерживая при этом досаду. Вот же чертово Отречение. Смотреться в зеркало для них, видите ли, проявление тщеславия. Судя по тому, что сказал доктор о моей травме, ее полному излечению и моим личным ощущениям, то с альтруистами мне еще торчать не меньше двух недель. Как бы вытерпеть эти недели и не сорваться? - Нам пора, – Эндрю снова заговорил. – Мы вернемся через два дня, когда тебя отпустят домой. Мы бы очень хотели быть с тобой эти дни, но ты же понимаешь как много у нас работы. Мы не можем все бросить и потакать своим желаниям, думаю, ты и сама это понимаешь. Я быстро закивала, не желая выбиваться из образа. Мельком глянув на Натали, я увидела, как она украдкой недовольно поджала губы. Да, видимо ей тоже не всегда нравятся правила. Не удивительно, уж кто-кто, а я знаю, насколько шатко положение в каждой из фракций. Когда старшие Прайоры уже вышли из палаты, Калеб на мгновение задержался, быстро подбежал ко мне и, сунув что-то в руку, сказал: - Вот, было сложно достать, но уж очень хотелось тебя порадовать. Знаю, как ты их любишь. И не дав мне произнести ни слова, «братец» быстро выскочил следом за «родителями». Когда я разжала руку, то обнаружила там небольшую шоколадную конфету. Какое-то время я в недоумении смотрела на нее, а потом до меня дошло, что в Отречении не едят конфет. Что ж, я благодарна, оказалось, до перехода в Эрудицию, Калеб все-таки любил Трис. Я быстро отправила лакомство в рот и поудобнее устроилась на подушке, чтобы в очередной раз вздремнуть. До Церемонии выбора мне придется очень постараться, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. От меня потребуются все мои актерские способности. А потом… потом я оторвусь по полной. Если ничего не можешь изменить в ситуации, то постарайся ею насладиться.***
Через два дня меня, как и обещали, отпустили обратно в Отречение. Не могу сказать, что была слишком этому рада. Когда Эндрю не было дома, Натали все-таки разрешила мне глянуть в зеркало. Как я и ожидала, оттуда на меня глядела Беатрис, правда со слегка подпухшей верхней губой и все еще большим и синеватым носом. Да уж, просто «каралевишна». Девчонка и так красотой не блещет, а тут еще такое. Но ничего, как только все сойдет и я наконец покину альтруистов, то сделаю из Трис конфетку. Приведу в порядок свое временное тело, изменю прическу, добавлю немного косметики. А сегодня у меня особенно важная миссия: нужно найти, где Эндрю прячет бритву и привести в порядок подмышки и более интимные места. Оказалось, женщины-альтруисты совсем не бреются. Да и зачем, под платьем ведь ничего не видно, а секс у них, видимо, происходит редко, быстро и в полной темноте. А может они вообще почкованием размножаются? Как-то не вяжется в моей голове секс с альтруистами. Ухмыльнувшись так, чтобы Натали не видела, я направилась в ванную и, тщательно обыскав ее, нашла то, что искала. Избавившись от лишнего, я почувствовала себя человеком и припрятала еще один станок на потом, надеюсь, что «папа» не пересчитывает их каждый вечер. Сегодня мне разрешили отдохнуть, но уже завтра меня ждет школа и общественные работы. Как-то уж слишком непривычно вновь стать на десять лет моложе. Ладно, главное достойно перенести колкости по поводу моего лица, не попортив при этом лиц насмехающихся, а остальное все неважно. В школе больше всего надо мной потешались правдолюбы, уж они-то не смогли сдержаться, чтобы не высказать мне всю правду, так сказать, «в лицо». Несколько бесстрашных посмеивались между собой, кивая на меня. Уж не те ли это подростки, которые подначили меня, т.е. Беатрис, полезть на злополучную колонну? Этого я, наверно, уже не узнаю. Дружелюбные сочувственно косились в мою сторону, альтруисты делали вид, что не замечают моих «красот», а эрудиты даже не смотрели в мою сторону. Они вообще никого не видели вокруг себя. В принципе, все прошло не так плохо, как мне казалось. С общественными работами все было сложнее. Помогать тем бесфракционникам, которые жили тесной общиной, было не так сложно. Им просто требовалось раздать одежду и еду, некоторые хотели лишь поговорить. Больше всего мне понравилось играть с детишками. Они были на удивление чистыми и ухоженными. И если не считать разномастной, местами залатанной одежды, то они не слишком уж и отличались от детей из фракций. Интересно, почему им не дают право выбора в шестнадцать лет? Они же не виноваты, что родились вне фракций. Уверенна, что среди этих детей много умных, бесстрашных, честных, дружелюбных и альтруистичных. Но были еще изгои среди изгоев, те, кто не хотели работать, пьянствовали и жили отдельно от общины. Это были в основном мужчины, реже женщины. Слава Богу, детей среди них не было. Так как альтруисты никому не отказывали в помощи, то им тоже нужно было раздать еду и одежду, а еще помочь хоть немного привести себя в порядок. Даже находиться недалеко от этих людей было само по себе противно. От них шел такой смрад, что начинало щипать глаза. Запах мочи вперемешку с немытым телом и стойким запахом перегара действовали хуже, чем химическое оружие. Украдкой поглядывая на них, я все думала: ну как можно было докатиться до такого состояния? Ведь они стали изгоями так же, как и остальные. Почему же опустили руки и довели себя до этого? Ведь бесфракционникам предлагают работу, пусть сложную, но все же работу. Если им не хватает еды, то ее дают альтруисты, то же самое касается одежды и медицинской помощи. Ведь большинство этих людей живет нормально (насколько это возможно в их положении), создают семьи, у них даже есть что-то наподобие фракции. Пусть им и не повезло оказаться вне системы, но они не опускают руки, борются, живут. Да, легче просто сдаться, напиваться до бессознательного состояния (кстати, не обычной выпивкой, а какими-то вредными химическими отходами), а в часы трезвости жалеть себя и ненавидеть всех остальных. Мне сложно испытывать жалость к таким людям, они сами виноваты, сами довели себя и свою жизнь до такого жуткого состояния. Какие бы обстоятельства, проблемы и потери не встречались на пути – никогда нельзя позволять им вас сломать. Вот главное правило жизни. Потому мне так отвратительны такие вот люди, и я даже не пытаюсь переступить через себя, чтобы им помочь. Другое дело, если бы среди них были дети. Дети часто копируют поведение взрослых, так как сами еще мало знают о жизни. Детям помогать нужно всегда. Кстати, первые дни мне даже удавалось избежать работы с этими опустившимися на самое дно изгоями. Но потом Эндрю все-таки заставил меня заняться волосами какой-то женщины. Скорее всего, она была молодая, но опухшее лицо, тело, покрытое язвами, гнилые зубы и спутанные волосы делали ее похожей на древнюю старуху. Мои руки защищали лишь резиновые перчатки, и я медленно елозила шампунем по ее волосам, поглядывая, чтобы эти самые волосы не соприкасались с моей одеждой. Тошнота каждую минуту подкатывала к горлу резкими толчками, и с каждым разом было все сложнее сдерживать рвотные позывы. О Господи, быстрее бы все это закончилось, Отречение – это явно не моя фракция. Все мои чувства, наверно, в полной мере отражались на лице, так как некоторые альтруисты смотрели на меня с явным недовольством и неодобрительно качали головами. Ну а чего они, собственно говоря, ожидали? Что я буду с радостью и благоговением копаться в чужих патлах, которые уже давно являются постоянным пристанищем вшей и другой «приятной» живности? Извините, но нет. Да мне уже можно поставить памятник лишь за то, что я не отказалась это делать вообще. - Что, противно? – словно прочитав мои мысли, сиплым голосом спросила женщина-изгой. - Врать не буду, противно, – ответила я, наплевав на все правила приличия. - Я такую жизнь не выбирала, все проклятая система, – зло проворчала она. - Вот только не надо винить во всем систему, – я начала заводиться. – Ее несовершенство лишь в том, что она просто отсеивает не подошедших людей из определенной своей отрасли, а не пытается найти им место в какой-то другой. При этом даже те, кто оказался вне системы, продолжают жить более-менее нормально. Живут они в худших условиях чем те, кто во фракциях, но при этом не пьют так сильно, работают, создают семьи. - И что? – она засмеялась пропитым, надтреснутым голосом. – Что ждет их впереди? На что они обрекают своих детей? У таких как мы нет будущего, по крайней мере в этом обществе. Да для вас, тех кто во фракции, было бы намного лучше, если бы мы все передохли где-то под забором, и больше не доставляли вам проблем. Вот я, и такие как я, осуществляем вашу мечту. Помогать нам – это уже идея вашей фракции, мы о помощи не просили. - Ну так зачем тогда приходите и принимаете эту помощь? – непонятно зачем, но я продолжала этот разговор. – Если не видите смысла в своей жизни и готовитесь вскоре «подохнуть под забором», то сидели бы в своих трущобах и дали бы возможность получить больше тем, кому это действительно нужно. - И потерять возможность повеселиться, глядя как вы покорно прыгаете перед нами, корча из себя святых? Хотя понятно, что большинство членов твоей фракции испытывают те же чувства, что и ты сейчас. Просто в отличие от тебя они умеют их искусно скрывать. Фракция лицемеров. Я промолчала, хотя гнев внутри бурлил с невероятной силой. Я понимала, что в чем-то она права, но говорить такое людям, которые единственные из всех хотят им помочь… Стало даже как-то обидно за мою нынешнюю фракцию. - Ты ведь еще не являешься полноценным членом фракции? – тем временем продолжила женщина. - Нет, но через неделю у меня тест и Церемония выбора, – мне удалось взять себя в руки и придать голосу спокойствие. - Ты уже решила какую фракцию выберешь? Или полагаешься на тест? - Я жду теста, он укажет мне где мое место, – промолвила я, хотя уже знала в какую фракцию мне суждено попасть. Но не рассказывать же об этом каждому встречному? - Смотри не ошибись, – с насмешкой сказала она. – Я вот тоже, доверившись тесту, вступила во фракцию Умников, и посмотри где я сейчас. Вылетела еще на инициации. Оставалась бы лучше в Дружелюбии и горя бы не знала. - Со мной такого не произойдет, – я отвечаю твердо и уверенно. - Не зарекайся, девочка. Особенно если тест покажет Отречение. Альтруистка из тебя такая же, как из меня эрудитка. Будешь первая, кто вылетит из этой фракции за всю историю нашего общества. Что ж, если это произойдет – добро пожаловать в мой мир. Для тебя всегда найдется место под моим забором. – И она гадко закаркала, видимо изображая смех. - Не дождешься, – со злостью прошипела я. – Лучше сдохнуть, чем опуститься до твоего уровня. - Какие мы агрессивные, – ей будто бы нравилось выводить меня из себя. – Просто идеальна для бесстрашных, но увы, твое тощенькое тельце не выдержит там и дня. - Не стоит недооценивать мои способности! - А-а, так вот значит куда бы ты хотела попасть.Во фракцию садистов и убийц. Что, можно бы тогда было не долбаться с моими волосами, а просто избить меня? Ее проницательность насчет моего решения стать бесстрашной удивляла. Хотя, если она не врет и ее тест действительно показал склонность к Эрудиции, то в этом нет ничего удивительного. Эрудиты очень хорошо умеют подмечать детали и анализировать. - Бесстрашные ни на кого просто так не нападают. Они защитники города и применяют силу лишь в крайних случаях. И кого я пытаюсь обмануть? Я ведь уже знаю, что должно произойти через каких-то несколько месяцев. Но, все равно, я усердно не хочу признаться себе, что несмотря ни на что меня тянуло именно в эту фракцию. В конце концов, не все же там такие плохие. - Ты действительно в это веришь? – она даже повернулась ко мне, чтобы видеть мою реакцию. – Посмотрим как ты запоешь, когда тебя там сломают и выкинут к изгоям, будто ты какой-то мусор. - Еще раз говорю: я не стану изгоем! – мой голос звучал так громко, что все, кто стоял недалеко, начали оборачиваться. - Сунешься в Бесстрашие – станешь, – она крепко схватила меня за руку. - Отпусти! – я попыталась освободиться из ее хватки, но женщина держала меня крепко. - А что ты сделаешь, если не отпущу? – глянула она на меня с вызовом. – Пожалуешься мамочке? Так она скажет, что ты ведешь себя эгоистично и заставит помыть мне не только голову. Она так гадко ухмылялась и была уверенна, что я ничего не смогу сделать, что я просто вскипела. Я уже плохо контролировала свои мысли и действия, потому просто схватила железный ковшик, с помощью которого смывала шампунь с ее головы, и со всей силы зарядила ей по лицу. Она явно не ожидала такого поворота. Женщина покачнулась и упала со стула на землю, из ее носа потекла тоненькая струйка крови. Тут же к нам сбежалось человек пять альтруистов: они хлопотали над бесфракционницей, поднимали ее, останавливали кровь, спрашивали все ли в порядке. На меня никто не обращал внимания, а я все так же неподвижно стояла с ковшиком в руке, кипя от злости. О том, что меня накажут, я в тот момент и не думала. - Беатрис? Что это было? – всколоченный и запыхавшийся Эндрю строго взирал на меня. - Она меня оскорбила, я ей ответила, – без лишних объяснений буркнула я. - Как ты могла так поступить?! - Последствия травмы, – коротко ответила я, пытаясь выкрутиться из ситуации. До меня начало доходить какой косяк я только что допустила. – Готова отбывать любое наказание. - Иди за мной, твоя работа на сегодня закончена, – было видно, что он зол. – Поговорим дома. Я поплелась следом за «отцом», представляя, что меня сейчас ждет. Черт меня дернул так вспылить. Я украдкой оглянулась и взглянула на женщину-изгоя. Она тоже смотрела на меня. Когда наши взгляды пересеклись, она зло улыбнулась и сказала: - Так или иначе, до скорой встречи. Злость тут же вспыхнула вновь и я ускорила шаг, чтобы не вытворить еще чего-то недопустимого.