White R

***

      Пустыня — белое раскаленное полотно. Горячий воздух сушит глаза. Марево плывет в воздухе. Выпуклые, как кладка яиц легендарной птицы Рух, купола Дома Бога в Каар-Азисе, на горизонте дрожат и колеблются будто мираж. Колючий грубый песок забивается в волосы, хрустит на зубах. Кожа маслянистая от пота. — Красиво, — говорит Микки. — Красиво… — Стив Райен ненавидит пустыню. Особенно в те дни, когда находит на обеде в своей миске игольчатую песчаную сколопендру. — Думаешь, мы здесь еще надолго?       Микки смеется: — Надо вспомнить, что я тебе отвечал вчера и позавчера, и позапозавчера… Ты каждый день спрашиваешь. — Заткнусь, как только вокруг не будет, — Стив умолкает, пытаясь сформулировать, что именно его бесит сильнее всего в гребаной пустыне, но список слишком длинный и выбрать не получается, — всего этого. — А как же долг? Гражданина, патриота, солдата. Ценности Федерации сами себя не защитят. Ты же присягу принес, гимн слушал… — Погремушка для идиотов. Сюда бы их. Поставить под прицел «мясорубки» и пусть целуют свой любимый флаг под обстрелом, пока не прилетит. — Погремушка…       Микки пересыпает пригоршню белого песка из руки в руку. Ловкие ручейки песчинок утекают у него меж пальцев. — Ты правда не хотел бы тут остаться? — Где? В пустыне?       Микки дергает плечом, глядя вдаль, глаза у него прищурены и слезятся. Пятнистая приплюснутая армейская кепка валяется рядом, на песке. Стив хочет нахлобучить ее Микки на взлохмаченные каштановые волосы, но останавливает себя — он ни чей не папочка. А Микки ему не сынок — сам разберется.       Внизу, у подножия бархана, между натянутых тентов походных палаток суетятся человечки, кажущиеся размером не больше спичечного коробка. Передовые отряды стараются успеть до темноты развернуть лагерь. Низкие гусеничные вездеходы тащат на полозьях, как на санках, плотно сбитые ящики высотой в три человеческих роста. — «Колокольчики» подвезли. Завтра запустят. — Вчера обкатали, значит, завтра запустят… — Микки бросает рассеянный взгляд вниз и снова поднимает глаза к горизонту. — Вчера уже летали? — Да… А до этого саперам из третьего взвода дали «пищалки» и сказали квадратов пять вручную «прослушать». — И что, — Стив мысленно сплевывает через левое плечо: под такой приказ попасть — не дай Бог. Не «прыгунки», так палящее солнце прикончит, — сходили? — Сходили… «Пищалки» на складе валялись рядом с инженерной арматурой — размагнитились и молчали. Никто толком не проверил. Тыловики побоялись списывать, думали, за порчу под трибунал попадут. Саперы, которые ходили, «прыгунок» как раз ногами и нашли. Наступили… Тот подскочил на три фута и сдетонировал. Местные их специально зарывают глубже, чем надо, чтобы выскакивали невысоко. По правильному, там всем в радиусе ста шагов головы оторвало бы сразу — даже понять не успели бы, откуда прилетело. А так шестерым осколками живот нашпиговало, они час на жаре валялись в крови, держали свои кишки руками, ждали, пока новый саперный отряд съездит в гарнизон за новыми «пищалками» и вытащит. На удачу вслепую на мины соваться-то дураков нет. — Вытащили-то в конце концов?       По бархану вверх карабкаются две фигуры. Даже издали Стив узнает долговязую фигуру Джонни «Открывашки» и Френки Фишборна. Если они появятся рядом — Микки замолчит. Будет улыбаться неестественной кривой вымученной улыбкой, больше смахивающей на оскал. Но в откровения не полезет. Задумчиво-искренним он бывает только иногда и только наедине. Стив торопится. — Вытащили? — Двоих. Четверо умерли, пока ждали. А еще один умер потом у меня на операционном столе, от потери крови и болевого шока.       Микки смотрит на свою раскрытую ладонь. Последняя щепоть песка падает назад, в родную стихию. Стив молчит, не зная, как спросить, видит ли Микки все еще кровь на своих руках. Сухой шершавый песок максимально не похож на склизкую, покрытую кровью, податливую плоть. Микки никогда об этом не говорит, но привычка держать в руке горсть песка появляется у него после года «заграничного похода» незаметно, сама собой. — И что теперь?       Вопрос слишком размытый, придумать можно что угодно. Это тебе не «Как ты?» — когда словно рогатиной к стене приперли.       Микки наклоняет голову на бок и улыбается. Горячий ветер треплет концы пятнистой банданы у него на шее. — Теперь, вон, с «колокольчиками» жить будем.       Вездеходы, пыхтя, отъезжают в сторону. Солдаты с ломами набрасываются на ящики. Рядом стоят уже «расчехленные» железные купола, напоминающие Стиву водолазный колокол из учебников истории. На крыше уродливой нашлепкой, как прыщ, торчит генератор антиграва. — Есть закурить? — Какой курить? Жара. — Стив лезет в карман, вытаскивает полупустую пачку «Тобако» и зажигалку. Самого его воротит от едкого дыма. Но Микки вечно забывает свои сигареты в лазарете, потом ходит и потерянно спрашивает то одного, то другого. — Каар-Азис дорого нам обойдется. — Кому-то дороже, чем остальным, — соглашается Микки. — Ребята, сейчас открою вам тайну, — кричит позади Открывашка. Фишборн плетётся следом, вытирая на ходу лоб. Капли пота на его круглом пухлом лице висят бусинами. — Принцесса говорит, скоро по домам все поедем. — Тебя комиссовали по ампутации мозга?       Открывашка разбегается, налетает на Микки, обхватив за шею, гнет к земле. — Ты мне, если че, новый пересадишь. Открою тебе тайну, мне этот мозг нахрен не сдался. Я в армию перся не думать. — Отвали, — пыхтит Микки, — с чего вдруг домой собрался? — Так вот, — Открывашка охотно отваливает, падает снова, теперь на Фишборна, топчущегося позади. Хватает за плечи и пихает вперед, прикрываясь как щитом. — Наша Принцесса говорит, его папочка прислал весточку. И открою вам тайну — первые испытания, как их там… «Гладиаторов» — прошли успешно. Скоро сюда пришлют киборгов, у каждого по шесть рук, и будут они пиу-пиу, пулять-воевать. А нас домой с миром, с почетом, как героев… А вы на ужин-то идете? — Это первые прототипы, — слабым голосом отзывается Фишборн, — у них нет рук… Точно не шесть… Я ничего не обещал, ребят, правда, просто рассказал…       Стив тихо чертыхается. Брови Микки сходятся на переносице. — Прорыв. Поздравляю, — жестким голосом говорит он, подбирает с песка кепку. — Семейный бизнес расцветет. Знаешь, свяжись с отцом. Попроси его забрать тебя отсюда. Открывашка прав — нечего тебе тут делать. — А? — рассеянно спрашивает Открывашка. Пользуясь тем, что на него никто не смотрит, он вытягивает из кармана брюк Стива смятую пачку сигарет и, зажав одну зубами, тщетно чиркает спичкой, высекая искру из облезшей спичечной головки. Царапины, оставленные во время дружеской потасовки проступают на его худых загорелых руках белыми полосами. — Я такого не говорил. — Брось, — просит Стив примирительно, — Микки!       Но Микки отталкивает его и идет прочь по гребню бархана. Ямки следов за ним медленно осыпаются и затягиваются. — Я не хотел, — упавшим голосом говорит Фрэнк Фишборн, — это ведь… — Он тоже не хотел, — Стив думает, как объяснить очевидное, но все слова кажутся слишком неуклюжими. — Микки… Ему и завидно, и радостно, и стыдно, что завидно. Это ж его дипломная работа была. Он очень мечтал… Если бы не армия… Он просто… — Башкой на жаре двинулся, копаться в трупах и кишках, — подхватывает Открывашка и щерится во все тридцать два лошадиных зуба. — Парни, а че ща случилось-то?        На ужине вареная печень плавает в супе кусками. Микки на ужин не приходит. И Стив, прихватив со стола куски чёрного хлеба и галеты, идет в лазарет.       Появляться там добровольно солдаты считают дурной приметой. Микки находится в эпицентре рассадника несчастья, раскладывающим ампулы и пластиковые мешки с физраствором. — Говорят, завтра будет приказ, — поясняет он в ответ на немой вопрос, повисший в воздухе. — Надо приготовиться.       Чистые, застеленные койки невольно вызывают в Стиве дрожь. Слухи о штурме Каар-Азиса ходят давно. Воображение рисует, как уже завтра на белых простынях будут корчиться раненные. — Думаешь, без шестируких справимся? — Чушь не неси. Импланты это… Костыль, — Микки рассеяно стучит ногтем по стеклянной капсуле с детрозолом, — нет там никаких шести рук. Просто искусственные сухожилия, мышечная ткань, нарощенная над естественной. В университете мы хотели… Чтобы со временем импланты заменили костыли всем, кто вернулся с войны инвалидом. Но вырезать деревяшку проще и дешевле. А Фишборны превратили наш научный проект в бизнес. Теперь импланты пробуют трансплантировать в «гладиаторов». Но даже если Фрэнки не врет, и что-то началось складываться, думаешь, кто-то согласится вгрохать в эксперименты кучу сил, денег, рискнуть всем, открыть лаборатории, нанять специалистов и найти оборудование, впервые поставить гладиаторов на поток, чтобы потом что? Нищий бедуин посреди пустыни пальнул в чудо генной инженерии из-за угла? — Микки нервно смеется. — Даже если это пока лишь проект проекта… Посылать гладиаторов на войну — все равно что на чистокровных скаковых возить воду. Войне деликатесы не нужны — она спокойно жрет дешевое мясо. — Как мы. — Как мы.       На улице кричат грузчики, рычат моторы. В углу палатки штыки штативов капельниц ждут своего часа. Путеводитель, который читал Стив, обещает увлекательное путешествие по сорока восьми главным улицам Каар-Азиса. Сосчитать проулки, тупики, дворы, места, где спокойно можно поставить туррель или повесить растяжку — никто не берется. А коек в лазарете всего четырнадцать. И кажется, мест всем по любому не хватит — хоть заранее занимай. — Верю, завтра ты как следует позаботишься о мясе, вроде нас, — говорит Стив и сам удивляется, насколько жалобно это звучит, но Микки не смеется — только кивает. — На штурме не напортачь. А то если нарвешься на «мельницу» или «вертушку», руки-ноги поотрывает и нашпигует так, что правда останется только мозг пересадить, как Открывашка сказал. В общем, не теряй головы. И Стив обещает: — Ладно.