***
Где-то за окном раздается хлопок, и Йен резко открывает глаза. Он потягивается на кровати, но ничего не обнаруживает. Садится и трёт глаза. Ещё темно, и свет выключен. — Мик? Слышит гудение холодильника и тиканье кондиционера, но не слышит, как в ванной льется вода. Наклоняется, чтобы включить свет. Он почти ожидает увидеть Микки, сидящего за столом или что-то в этом роде, но там никого нет. Только его телефон. Телефон с сообщением, из-за которого началась вся эта неразбериха ранее. Беспорядок, который отступал всё дальше и дальше, пока не остался только чистый свет, ошеломляющее ощущение того, что он действительно принадлежит Микки. Кровать так хорошо пахнет. Как Микки и секс, как они. Он встает с кровати и берет телефон, ища сообщение или что-то в этом роде. Ничего. Куда ты пропал? печатает. Он стоит там, голый, и ждет несколько минут. Ничего не приходит. Смотрит на время. 3:26. Берёт телефон с собой в кровать. Включает звонок, чтобы услышать сообщение Микки, когда тот ответит. Снова выключает свет и пытается найти пятно на потолке в темноте. Пытается выследить его в темноте. Он поворачивается на бок, подтягивает подушку Микки поближе, зарывается в нее носом, глубоко дышит. Последняя мысль, которая приходит ему в голову перед тем, как заснуть — это то, как Микки смотрит на него, когда он входит в него. Один и тот же взгляд, каждый раз, и Йен никогда не смог бы подобрать слов для этого, для того, как это выглядит. Слов просто не существует.***
Когда Йен снова просыпается, ничего нет. На его телефоне ничего нет. Никаких сообщений от Микки… Но у него не так уж много времени. Он должен добраться до Боумена. У него нет времени на душ, но часть его даже рада этому. Йен берёт полотенце и вытирается, пока чистит зубы. Как только он одевается, то снова тянется к телефону. Всё в порядке? быстро набирает сообщение и засовывает телефон в задний карман. Пробки на дорогах ужасные. Как бы ему ни нравилось, когда у него есть фургон и он может просто поехать, но, когда такое происходит — это расстраивает. Но это его вина. Он поздно выехал. Йен звонит Хейли, проверяет, всё ли в порядке. Когда он останавливается, то снова тянется за телефоном. Ничего. Возможно, аккумулятор разрядился. Может быть, тот оставил его дома. Может быть… Я увижу тебя сегодня? Я в Боумене, но могу зайти позже. К тому времени, как он добирается до работы, его мысли сосредоточены только на этом. Только на страхе, что он сделал что-то, возможно, много чего, неправильно. Йен берёт стопку заказов на работу и засовывает их в свой планшет. Он не клюёт на поддразнивания Хейли и коротко здоровается с Доном. В фургоне он кладет свой телефон на приборную панель. Набирает Микки и включает громкую связь, когда выезжает со стоянки. Телефон звонит, звонит, звонит, а затем раздается голос Микки. Это Микки Милкович. Говорите. Он нажимает красную кнопку и снова набирает его. Это… Снова. Это Мик… Снова. Похоже, будто Микки берёт трубку, а затем скидывает. Снова. Гудок. Гудок. Голос Микки. Настоящий голос. — Что? Йен замолкает, внезапно застигнутый врасплох. — Я пытался до тебя дозвониться. Что случилось? — Что ты имеешь в виду? — Ты не ответил мне на смс. Я волновался. — Работаю. Йен прищуривается. Пытается увидеть Микки в своем воображении, увидеть выражение его лица. — Но, — начинает он. — Мне просто интересно, что с тобой происходит? Ты злишься на меня или что? — Нет. Йен съезжает с автострады и заворачивает за угол, прежде чем припарковаться на обочине. — Тем не менее, что-то происходит. Ты уверен, что ты не… — Послушай, — говорит Микки сдавленным голосом. — Мы можем поговорить позже или что-нибудь ещё. У меня нет времени. Взгляд Йена скользит вдоль улицы. Он видит дом с заколоченными окнами и крышей, которая вот-вот обрушится. — Я что-то натворил? Что я сделал? — Мне пора, — отвечает Микки. — Я позвоню тебе позже. — Но… — говорит Йен, но Микки уже бросил трубку. Он борется с жжением в глазах. Чёрт. Чёрт. Медленно выдыхает. Направляет своё дыхание на разрушенный дом, на эту сорванную крышу. Дыши, дыши и разнеси дом дотла. Внезапно чувствует себя таким глупым. Так глупо было думать, что они разберутся в его беспорядке так быстро, так легко, что их тела смогут объяснить, извиниться и принять всё, что им предложат. Он сидит, закрыв глаза, борясь со слезами. Что-то происходит. Он приходит в ярость. Йен бьет кулаком по рулю, снова и снова, пока не начинает казаться, что его рука вот-вот сломается. Чувствует, как на ней остаются синяки, и радуется. Если бы только он… если бы только у него… Блядь. Накатывает волна стыда, густая волна, полная камней, смолы и мусора. Но там, на поверхности, прямо над головой Йена, есть что-то многообещающее, успокаивающее, знакомое. Он чувствует темную воду вокруг своих ног, готовую утянуть его вниз, но все, что он может видеть — это поверхность, видеть свое отражение. Чем больше он чувствует это, чувствует, как какая-то часть его смотрит, тем сильнее оно затягивает его. Он чувствует адреналин повсюду. Сражайся или беги. В основном борьба, но он борется с самим собой, борется с обещаниями этой воды. Йен протягивает руку и хватается за приборную панель. Рука дрожит. Он вдыхает и выдыхает. Смотрит на GPS. Ему осталось ещё несколько кварталов. Глубоко вдыхает и отъезжает от тротуара. Вспоминает про свой перочинный нож в бардачке. Проезжает мимо заправочной станции, стараясь не думать о дорогих пластиковых упаковках, дешевых одноразовых бритвах, засунутых между тампонами, зубными щетками и аспирином. Блядь. Он знает, что должен делать. Знает, что написано на листке, который Аманда заставила его подписать. В то время это казалось такой отличной идеей. Такой здоровой. Такой инициативной. Доктор говорит, что он даёт обещание своему телу, клятву, что не причинит себе вреда только потому, что его разум говорит, что он должен. Речь идет о признании того, что иногда то, что ваш мозг говорит, что это неправильно — ложь. Вы знаете, что ваш мозг может лгать, Йен? Он может лгать так же, как и любой другой человек. Он солгал? Микки солгал? Он этого не делал, не так ли? Внезапно он не знает. Не может вспомнить. Не может вспомнить, что произошло вначале. Но Микки поверил ему, верно? Потому что это Микки, а не Бен или Том. Как, блядь, он так запутался в их дерьме? Если бы он мог всё вернуть, он бы это сделал. Проезжает мимо очередной заправочной станции просто потому, что искушение реально и жестоко. Позволяет себе слишком долго задерживать взгляд и чуть не врезается в едущую впереди машину. Позже, он думает. Если я всё ещё буду так себя чувствовать дома, я всегда смогу вернуться. Запереться в ванной. Он знает, как глубоко может зайти, не создавая беспорядка. Не допустит ошибки. Знает, как это сделать. Помнит. Он качает головой. Внутри него идёт война, полная ужаса, а он заложник. Какой номер дома? 904. 904. Хорошо. Сосредоточься. Просто посмотри на почтовые ящики. 882. Хорошо. Будь внимателен. Всё в порядке. Он останавливает машину и прижимает пальцы к глазам. Поднимает кулак, смотрит на длинный синяк, который только начинает формироваться. Хочется, чтобы тот был больше.***
Не сразу. Не после того дома. Даже не следующего. Или следующего. Через четыре дома из списка заданий, и, прежде чем он осознает, Йен заезжает на заправку, занимает парковочное место, ставит фургон на стоянку, входит в звенящую дверь, идёт к проходу рядом с окном, наблюдает, как его рука тянется за упаковкой, несёт её к прилавку, достаёт из кармана наличные, говорит «спасибо», заходит в единственный сортир и запирает дверь. Он отламывает жесткую пластиковую ручку в раковине, стараясь, чтобы головка не касалась тонкой обертки. Ненавидит эту часть. Любит эту часть. Прошло некоторое время с тех пор, как это чувство было таким сильным, желание, предвкушение. Он быстро оглядывается через плечо на дверь, чтобы убедиться, что запер её. Руки дрожат. В туалетной комнате грязно. Кислый запах под тошнотворным ароматом цветочного освежителя воздуха. Розовое мыло на стене. Бумажные полотенца на полу. Йен тяжело дышит, оглядываясь по сторонам. Наблюдает за собой в зеркале, смотрит, как его руки тянутся к рубашке, стягивают её через голову. Наблюдает, как пальцы находят линию шрамов на предплечье. Микки знает, что они там. Он прикасался к ним, но никогда о них не говорил. Здесь не так опрятно, не так чисто и ровно, но Йен не может придумать другого места. Такое чувство, что именно здесь он должен это сделать. Шрамы незнакомы. Он с трудом помнит, как делал их, но они там, один за другим, как образец. Йен делает глубокий вдох и подносит бритвенную головку к своей руке. Не прикасаясь. Просто нависает над ней. Делает еще один глубокий вдох. Пальцы замирают. Взгляд скользит от его руки к зеркалу. Что за хрень. Какого хрена он делает. Прежде чем Йен успевает передумать, он выбрасывает бритву в мусорное ведро. Ужасно, ужасно переполненное мусорное ведро, куда он не сможет потянуться и достать её. Руки дрожат, когда он снова натягивает рубашку. Боже мой. Боже мой. Сердце бьется так быстро. Одурманивающее, потустороннее чувство исчезло. Он почти… почти… Йен едва поспевает к унитазу. Его тошнит снова, и снова, и снова. Кофе, обед и вся боль вырываются изо рта. Какого хрена он делает? Он распахивает дверь и бросается к выходу. Добирается до своего фургона прежде, чем, начинают литься слезы. Глупость. Глупый. Йен прислоняет голову к рулю и дает волю слезам. Не может поверить. Не может поверить, что чуть не сделал это. Черт. Он тянется за телефоном, который оставил на сиденье. Не хочет звонить Аманде. Не может говорить ей. Не может сказать никому. Он просто должен понять, куда ему ехать дальше, и привести себя в порядок. Йен разблокирует телефон и видит два пропущенных от Микки. Он лихорадочно возится с телефоном и набирает номер Микки. Когда брюнет берёт трубку, ему хочется плакать сильнее. Он вытирает лицо тыльной стороной ладони. — Привет, — говорит Микки. — Извини, я не мог говорить раньше. Как дела? Йен медленно выдыхает. — Я просто… думал, ты злишься на меня по какой-то причине. Например, из-за того, о чём мы говорили прошлой ночью. Он слышит, как Микки смеется, совсем чуть-чуть, и понижает голос. — Думал, мы с этим разобрались. Доказательства были у меня на блядских бедрах, когда я встал. Йен смеётся, но натянуто, и чувствует жжение в горле и глазах. — Э, — говорит Микки. — Что случилось? Ты в порядке? — Я, — говорит Йен. Прочищает горло. — Я не знаю. Не знаю, Микки. Я не мог поговорить с тобой, и я ничего от тебя не слышал, и это заставило меня… — Не говори, что кто-то заставил тебя, Йен. Используйте утверждения на букву «Я» — Я имею в виду, я чувствовал себя действительно запутанным, думаю. Запутался. Взбесился. — Эй, ничего страшного, не волнуйся. Всё нормально, — беспечно говорит Микки. — Извини, чувак. Я просто задолбался с этой грёбаной плиткой в большой старой ванной внизу. Оказывается, нужно сделать что-то вроде узора из разной плитки и прочего. Пол. Ванна. Всё такое. Мы собирались сделать всё как обычно, но тут приходит Ковальски с этими крошечными плиточками и книгой об ар-деко 1930-х годов, и мне хочется сдохнуть нахрен. — Мозаика, — говорит Йен. — Что? — Ты должен сделать мозаику? Чтобы все плитки образовали рисунок? — чувствует, что его дыхание замедляется, совсем немного. — Да, это, — отвечает Микки. — Не знал, поймешь ли ты, о чём я говорю. — Как дела? — Эх, — говорит Микки. — Медленно. По большей части я пытался придумать, как всё это спланировать. Хорошо, что я силён в математике. По большей части это просто грёбаная математика. Йен улыбается в трубку. — Так ты не злишься? — Ни хрена, — говорит Микки. — А что с тобой? У тебя странный голос. Йен смотрит на себя в зеркало. Предметы в зеркале ближе, чем кажутся. Он касается места на своей руке. Не может поверить, что почти добавил к ним. — Знаю, — отвечает он. — У меня всё было не очень хорошо. Но сейчас я в порядке. — сглатывает. — Просто скучаю по тебе. Микки смеётся. — Нуждающаяся сучка. Йен чувствует, как ухмыляется, совсем немного, и это удивляет. — Пошёл ты. — Мне нужно идти, — говорит брюнет. — Макгинли орёт на меня. Приходи ко мне позже. — Хорошо, — отвечает Йен. — Позже. Он бросает телефон обратно на сиденье. О Боже. Не может поверить. Всё в порядке. Он в порядке. Йен напишет об этом в блокноте. Напишет. Даже позвонит врачу или что-то в этом роде. Позвонит. Он обещает себе. Снова смотрит в боковое зеркало, и когда отводит голову в сторону, становится видна заправочная станция. Качает головой и заводит двигатель.***
Йен удивлен, что попросил пива, но оно неплохое на вкус. Он откидывается на спинку дивана, слушая, как спорят Микки и Мэнди. Представляет, как бы это ощущалось, если бы он был кем-то другим, кем-то из Лейк-Фореста или Гленко. Иногда он так делал, когда рос. Сажал какого-то воображаемого богатого парня из пригорода на старый диван, слушал вопли Фрэнка и Фионы, надевал еще одну толстовку, когда не включалось отопление. Какой-то воображаемый ребенок моргал в темноте, когда отключали электричество. Каким-то образом ему помогало осознание того, что он сильнее, чем любой из этих детей когда-либо будет. Можно было бы смириться с тем, что иногда еды недостаточно, не украв побольше. Это помогло смириться с тем, как Фрэнк врывался в дом и бежал прямо на Йена, как он всегда делал, пытаясь ударить, повалить, снести. Йен умел накладывать шину на сломанную руку и заклеивать порезы, умел прятать деньги, быстро бегать и драться. Он мог починить провода за сгоревшей розеткой. Мог чертить прямые линии без подсказки, 100 раз отжаться, и приготовить омлет из яичных белков, и он мог трахаться. Какие были проблемы у этих детей? Слишком крупный чек? Оплаченные счета за колледж? Выбор между покупкой Benz или Prius, синий галстук или другой синий галстук? Сдавать экзамены, зная, что на самом деле результат не имеет значения, потому что отец устроит их на свою или другую работу? Какие у них проблемы? Лица без шрамов? Тела без шрамов? Мозги без шрамов? Если бы он был таким, как они, что бы произошло в его голове? Когда бы это произошло — мания, депрессия и срыв? Пытается представить себе специальную больницу, похожую на какой-нибудь спа-центр или дом отдыха. Знает, что они существуют. Он чинил у них грёбаный центральный кондиционер. Представляет, как отдыхает там, лечится в отдельной палате и у спокойных врачей, которые не измотаны работой в окружной больнице со слишком большим количеством людей, зная, что выпишут их, а те, вероятно, не будут продолжать работать над выздоровлением. Он представляет, каково это — пойти в подобное место, думает про себя мне следует отдохнуть, если я так плохо себя чувствую. Неприятно вспоминать, как его запихнули в психиатрическую больницу Кука для принудительного содержания после того, как он оказал сопротивление при аресте, кричал, брыкался и пытался убежать от копов, говоря им, что Иисус заставит их заплатить. Говоря им, что у него есть информация. Я могу читать ваши мысли! У меня есть особая защита, вы не можете прочитать мои! Дьявол хочет, чтобы вы это сделали, но вы не можете! Я защищён Господом, нашим Богом! Прижат к капоту, грубые руки сжимают его запястья, из глаз текут слезы, он взывает к Ангелам и ведьмам, которые охраняли его своими силами, а они один за другим подводят его. Они подвели его и бросили, и когда его запихнули в машину, он почувствовал себя одиноким. Он совершил ошибку. Совершил какую-то ошибку, и дьявол пришёл за ним. Он попытался пробормотать специальное защитное заклинание, которому его научили ведьмы. Снова и снова думал о красном, оранжевом, желтом, зеленом, синем, фиолетовом, но, когда полицейский захлопнул дверь, этот звук заставил Йена запнуться. Коп всё испортил, и Йен снова начал кричать. Он не помнит, что кричал. Следующее, что он действительно помнит — пробуждение с кружащейся головой, с трудом способный видеть в комнате, полной двухярусных коек. — Ты сказал, что починишь крышу месяца два назад! — кричит Мэнди, врываясь в гостиную, где Йен моргает и ещё немного выпрямляется. Мэнди плюхается рядом с ним и тянет руку к его пиву. — Если ещё раз пойдет такой дождь, то у нас всё пойдёт по пизде! Микки закуривает сигарету. Йен может представить его лицо, не оборачиваясь. — Я займусь этим, — огрызается Микки. — Если ты не заметила, в это время года у нас дохера работы. Мэнди указывает большим пальцем в сторону Йена, улыбаясь, потягивая пиво. — У тебя достаточно времени для этого! — возвращает пиво, а Йен сдерживает смех. Микки стонет сквозь зубы. — Ты так сильно хочешь её починить? Почему бы тебе не залезть со мной на грёбаную крышу? Мэнди усмехается. — И мне придется слушать, как ты мной командуешь? Нет, спасибо. Йен улыбается. — Знаешь, я мог бы помочь. Я же говорил тебе, что могу помочь здесь, если ты захочешь. Микки моргает. — Сколько крыш ты починил? Йен пожимает плечами. — Ни одной. — Я не хочу, чтобы ты туда лез, если за всю свою жизнь не починил ни одной крыши. Мэнди откидывается на спинку дивана, ближе к Йену. — Итак, ты говоришь мне, что я должна залезть на крышу, но ты слишком нервничаешь из-за своего парня, поднимающегося туда? Фигушки. Микки смотрит вниз, затем снова на Йена, прежде чем найти точку на стене. — Я думаю, ты можешь помочь, — говорит он стене. — Но ты должен меня слушать. Будешь наглеть, и ты, блядь, упадёшь. — Я не упаду, — говорит Йен. — Я не боюсь высоты. Микки пожимает плечами. — Прекрасно. — тушит сигарету и встает. — Ещё одно? Йен смотрит на пустую бутылку. — Я не знаю. Я хочу, но лекарства… — Останавливается. Бросает взгляд на Мэнди. — Я… Я принимаю кое-какие лекарства, которые иногда плохо взаимодействуют с большим количеством алкоголя. — Чувствует себя смущенным, но Мэнди кивает. Он улыбается ей, подталкивая локтем. — Хочешь разделить? Мэнди тяжело вздыхает. — Хотелось бы, — говорит она. — Но мне нужно собираться на работу. — хлопает себя ладонями по коленям и встаёт. — Вы, ребята, повеселитесь. — улыбается той самой ухмылкой, которая иногда бывает у Микки. Слегка машет рукой и направляется в свою комнату. Йен поднимается на ноги и направляется на кухню, где Микки прислоняется к стойке с пивом в руке. — Ты знаешь, — говорит Йен. — Я серьезно. Я помогу тебе. Всё, что нужно. Микки кивает. — Я знаю, — отвечает. — Спасибо. — делает глоток. — Сначала я должен закончить с Изумрудным. Они сегодня выставили табличку «Продается». — Ни хрена? Микки кивает. — Риэлторы уже ломились в эту гребаную дверь. Наверное, стоило повесить её раньше. — Вау, — говорит Йен. — Всё действительно заканчивается, да? Микки кивает. — Просто нужно закончить эту грёбаную мозаику, и мы почти на месте. — закатывает глаза. — Думаешь, Салли мог бы помочь? Йен качает головой. — Не-а. Мелкие детали — не его сильная сторона. — Я этого боялся. — усмехается. — А как насчет тебя? Йен качает головой. — Извини. У меня нет времени. Микки вздыхает. Обводит взглядом тело Йена. Улыбается. — Тогда на что у тебя есть время? — протягивает ладонь и находит руку Йена. Йен опускает взгляд на руку Микки. F U C K. Он думал об этом весь день. Что сказать. Это был такой долгий день. Йен думал, что будет лучше отложить это, по правде говоря, но он должен. Знает, что должен. Это справедливо. Он не был справедлив с Микки. Не так. Не с этим. Он тянется к другой руке Микки. — Я должен, — начинает он. — Я думаю, нам нужно поговорить. Глаза Микки начинают метаться по комнате. Он ослабляет хватку на Йене. — Нет, — говорит Йен. — Нет, всё в порядке. Это не… Я не собираюсь, типа, расставаться с тобой или что-то в этом роде. — Слово расставаться странно звучит в его устах. Микки кивает. — Хорошо. Тогда в чём же дело? Йен смотрит себе под ноги. Помнит, как смотрел на себя в зеркало в ванной на той заправке. Как близко он был. Помнит, что чувствовал, когда очнулся в больнице, за пределами сонливости. Все его голоса — все его тайные мысли — тихие. Он думает о том, как бы тряслись его руки, как бы его подташнивало, как бы он продолжал терять слова. Он думает о том, как много спал. Вспоминает энергию под своей кожей, танцы на той платформе. Помнит, как вернулся в больницу, где учился играть в карты разными колодами. — Мне нужно поговорить с тобой о моей болезни, — говорит он, тяжело сглатывая. — Сегодня кое-что случилось, и я испугался. Думаю, сейчас я в порядке. Но ты был прав. Раньше. Я не говорил о ней с тобой. Я боялся. Если я говорю о ней, это делает всё моё дерьмо более реальным. Я не хотел говорить тебе, насколько плохо всё было раньше. — тяжело сглатывает, глаза горят. Не может унять дрожь в голосе. — Ты бросишь меня. Микки не двигается. — Ты не знаешь наверняка. Йен сглатывает. Ничего не может с этим поделать. Они приближаются. Слезы. Он борется с ними, но ничего не помогает. — Я не хочу, чтобы ты бросал меня. Микки двигается. Его рука скользит по щеке Йена. — Я не буду, — тихо говорит он. — Ты можешь рассказать мне. — Стало плохо, — говорит Йен. — Я не хочу, чтобы всё снова стало плохо. Я не знаю, — он прерывисто вздыхает. — Не хочу всё испортить. Ты был прав прошлой ночью. Ты был так прав. Я не говорю о ней. Я просто притворяюсь… Просто не говорю с тобой. Не хочу, чтобы она существовала. Я не хочу, чтобы она была частью всего. Нас. Но сегодня это было так. Она всегда будет частью нас. Меня. Микки качает головой. — Заткнись. Йен фыркает. — Что? Что ты… Микки сглатывает. Подходит ближе. Его ладонь опускается со щеки Йена, и он снова находит его руки. — Она часть всего, — тихо говорит он. — Я знаю. Я всегда знал. — Но ты не знаешь, что это значит. Не совсем. Мик, я… Микки мягко сжимает его руки. — Я сказал, заткнись, — говорит он. — Просто дай мне выговориться. — Сказать, что… — Она часть всего, — снова говорит Микки. — Но она… она часть тебя. Я знаю. Я всё ещё не до конца понимаю, но это не имеет значения. Ты просто должен доверять мне. Разве не так ты сказал? Доверяй мне, как я доверяю тебе? Йен кивает. — Да, — отвечает он. — Думаю, да. — Ему хочется вытереть лицо, но он не хочет отпускать руки Микки. — Так что перестань всё время притворяться, что у тебя всё в порядке. Не бегай в этот гребаный клуб, чтобы опять не вляпаться в какую-то ебанутую ситуацию. Ты не должен этого делать. Ты приходишь ко мне. — делает ударение на последнем слове. — Слышишь меня? Ты приходишь ко мне. — Хорошо, но что, если… — Шшш, — говорит Микки, глядя вниз. Он сводит их руки вместе, и его большие пальцы скользят по тыльной стороне ладоней Йена. — Просто подожди секунду. Позволь мне сказать. Когда он поднимает взгляд, Йену хочется плакать ещё сильнее. Лицо Микки искренне, глаза открыты, такие голубые, и смотрят прямо на него. Он облизывает губы. — Всё в порядке, потому что… — делает глубокий вдох, прикусывает нижнюю губу. — Всё в порядке, потому что я люблю тебя. Йен вдыхает, но не выдыхает. Чувствует, как его глаза распахиваются. — Ты… — Да, — говорит Микки, глядя вниз. — Всё нормально? — снова медленно поднимает взгляд. — Ты не обязан… — Я тоже тебя люблю. — Йен хочет притянуть его, но не может пошевелить руками. Пытается выровнять дыхание. В конце концов, ему не нужно ничего делать, потому что Микки медленно наклоняется вперед и прижимается губами к его губам. Скользит руками по спине Йена и притягивает ближе. Его губы мягкие, и ощущаются так, как всегда, как какой-то подарок, который Йен бережно разворачивает. Он позволяет Микки оттолкнуть его назад, ближе к раковине, и ему кажется, что он снова находится в воде, но в этот раз, она такая прозрачная, такая теплая, солнце сверкает на поверхности, его конечности свободны и устойчивы. Он не ходит по воде. Не тонет. Просто плывет с Микки в руках, на губах, в голове. Голове, в который, как ему иногда кажется, сломан мозг, как будто ему сказали, что тот сломан. Но руки Микки касаются его лица, скользят по волосам, и его разум расслабляется, и внезапно появляется что-то, чего не было раньше, что-то тихое, исцеленное и принадлежащее им.