— Хром, сзади! — крикнула я, отбиваясь от Черного пса, который решил проявить ко мне гастрономический интерес.
Слава Оракулу у оборотня была хорошая реакция, поэтому он быстро развернулся и резанул прыгнувшему на него псу по брюху. Тот забился в конвульсиях, которые вскоре стихли.
Ещё одно мертвое тело. Сколько мы уже отбиваемся от этой стаи? Десять минут? Двадцать? На протяжении всего этого времени я видела лишь псов, окровавленные тела и огонь. Ребятам тоже приходится не сладко, это я тоже прекрасно видела и слышала.
Эвелейн и Мира увели жителей деревни как можно дальше от деревни, Минк, которого я отправила с ними, был проводником, определяя по запаху, где нет Чёрных псов, а Кайвин пошел с ними в качестве защитника. Остальные остались здесь, в деревне, и пытаются остановить это нашествие. И я в том числе.
Краем глаза заметила несущихся на меня зверюг. Подбежала к одному из домов, по шаткой лестнице забралась на крышу и оттуда метнула в них ножи. Позиция хорошая, не спорю, но увы ножи у меня не бесконечные, поэтому пришлось спуститься и вытащить ножи из уже мертвых тел. Следом за ними последовали ещё несколько псов. Далеко бежать смысла не видела, поэтому снова забралась по лестнице на крышу и метнула оттуда ножи, спустилась и вытащила ножи из мертвых тел.
Увидела, как Хром упал на спину, а Черный пес уже собрался откусить ему руку. Тело стало действовать само: метнулось к любителю легкой добычи, ударив его вбок, от чего тот сделал несколько шагов от Хрома, а оборотень поднялся на ноги и резанул пса поперёк туловища.
— Не спи — съедят! — крикнула я оборотню, снова отбиваясь он ещё одного представителя стаи.
— Знаешь, это ты до обеда спала, а я даже ночью из-за тебя нормально не спал! — с запинками ответил мне Хром, тоже отбиваясь от псов.
Я прижалась спиной к спине оборотня, тот ничего против не имел, а потом мы резко поменялись местами, нанося удар парочке псам.
Оракул, они закончатся или нет?! У меня уже в глазах из-за них рябит!
— А ты не завидуй! Тебе ничего не мешало уйти спать после того, как вернулся с разведки! — парировала я, нанося удар за ударом по всё наступающим зверям.
— Да уж, совсем ничего! Только один одноглазый вампир! — саркастически ответил хром.
— А это уже «никто»! В школе плохо учился!
— У тебя забыл спросить, как я учился!
Вот так подзадоривая друг друга мы сокращали численность «собачек», что было вообще незаметно, ибо они всё прибывали и прибывали. Когда нас с оборотнем окружили плотным кольцом, его прорвал Валькион.
— Не расслабляйтесь! Их всё больше! — прикрикнул на нас Глава Гвардии Обсидиана и посмотрел на нас. Недобро так посмотрел.
Хоть мы и не состоим в его Гвардии, но нас двоих пробрало до мелкой дрожи. Стало даже жалко на какое-то время Сару, но долго над этим думать мне не пришлось — на меня набросился ещё один Черный пес.
Чтобы не мешать оборотню, я отбежала на несколько метров с неплохим «хвостом», который то прыгал на меня, то прыгал передо мной, то просто активно проявлял ко мне гастрономический интерес. Но я упорно продолжала отбиваться от «собачек», потому что жить ещё хотелось.
В какой-то момент оказалась в нескольких метрах от Эзарэля, которого тоже окружили, как недавно меня и Хрома. Разделавшись со своей партией «гостей», подбежала к живому кольцу, в центре которого был эльф и, оббегая его по кругу, метала ножи в живые мишени. Те выли, скулили, некоторые раненные подбегали ко мне, но я уворачивалась от их клыков и когтей, хваталась за торчащие ножи и проводила ими вдоль тела, задевая жизненно важные органы. Хотя всё-таки пару раз меня задели когти особо живучих представителей данного вида, но я старалась не обращать на это внимания.
Как я уже говорила, ножи у меня не бесконечные, поэтому когда у меня в руках не оказалось ни одного, ибо все они были в «мишенях», пришлось вооружиться горящей палкой и кинуть её в бегущего на меня пса. Вой, который издал пострадавший, описать невозможно, но уши у меня заложило надолго. Горящий пес бегал, от чего огонь только разгорался, задевал своих собратьев, от чего те тоже начали «подгорать». Воспользовавшись моментом, подбежала к одному и, резанув его вдоль левого бока, вытащила нож. Хоть один есть, уже лучше.
Следом за одним ножом, вернула другие, хоть и пришлось повозиться. И снова непрекращающийся поток Черных псов, новые раны, на которые стараешься не обращать внимание, снова крики деревенских мужиков, к которым бежишь на помощь не только ты, но и все, кто услышал и смог отбиться. Огонь давно перебрался с факелов и сухих палок на редкую сухую траву и какие-то постройки, но это мало кого сейчас волновало, деревенские уже к этому, наверное, привыкли за неделю, а нам было банально не до этого.
Меня зажали между огненной стеной и пятью зверюгами. Я как могла отбивалась от них, но усталость и раны давали о себе знать, как ни печально это признавать.
Когда остались всего двое, меня подвело колено. Как же в этот момент я возненавидела себя, Баку, эту полусумасшедшую, которая натравила на деревню эту армию, да вообще весь мир готова была проклясть!
На одних эмоциях разделалась с оставшимися псинами, сделала ещё несколько шагов, как колено подогнулось, и я рухнула на землю. Всего на секунду, но этого хватило самому проворному из стаи, чтобы прыгнуть на меня.
Словно в замедленной съёмке увидела, как откуда-то сбоку появился Эзарэль, который встал между мной и псом, как зверь вгрызается эльфу в плечо и одновременно с этим его протыкает рапира Эзарэля, как мертвое тело животного падает на землю, как эльф оседает на колени и едва касается рукой, в которой всё ещё держит рапиру, раненого плеча.
Оцепенение проходит медленно, пережитый страх за жизнь эльфа не отпускает, а чувство вины накрывает с головой. Буквально подползаю к своему спасителю и, убирая его руку от пострадавшего плеча, смотрю на испорченную и впитывающую кровь некогда белую одежду. Не долго, потому что на глаза наворачиваются слезы, из-за чего опускаю голову.
— Прости меня. Прости, — проговариваю я.
— Как ты? — задает совершено глупый вопрос эльф.
— Явно лучше тебя! — едва ли не кричу я, — Зачем ты вообще сюда влез? У меня ножи имеются, я могла бы кинуть их в него! Зачем ты подставился?!
И меня слегка обнимают, притягивая к себе. В такое неподходящее время, прямо посреди нападения меня обняли, а я боялась пошевелиться, чтобы не причинить ему лишней боли.
— Не место девушки с больным коленом здесь. Каким бы хорошим бойцом ты не была, но ты бы не успела среагировать вовремя. Даже мы, набравшиеся опыта, с трудом отбиваемся.
Захотелось его ударить, но и его правоту признавала: я даже со здоровым коленом не сильно помогала бы, а с больным являюсь легкой мишенью. И от этого стало совсем противно на душе. Настолько, что от осознания собственной беспомощности начало потряхивать.
Сначала подумала, что мне показалось, но нет: эльф осторожно похлопывал меня по спине в успокаивающем жесте. Оракул, почему сейчас?! Прямо во время нападения Черных псов! Но я, почему-то, не была против.
— Да и к тому же, Невра изводить себя начнет, когда увидит свою «сестрёнку» в таком состоянии, если ты пострадаешь ещё сильней, он начнет изводить окружающих, — уже привычным тоном сказал этот несносный эльф.
А я рада слышать от него этот полу ехидный тон, даже в такой ситуации, нелепой до абсурда.
— Какая идиллия! Даже прерывать не хочется! — раздался незнакомый женский голос.
Мы с Эзарэлем вмиг поднялись на ноги, придерживая друг друга. Я сразу поняла, кто это. Та самая сумасшедшая, которой мы обязаны всем этим безобразием. Бегло осмотрев её, только убедилась в своих умозаключениях. Платиновые волосы, зеленые, но сейчас совершенно безумные, с вытянутым миндалевидным зрачком глаза, уши вислоухой кошки, лицо, которое не утратило своей гордости даже спустя столько лет.
Женщина со звериной грацией сделала к нам пару шагов и остановилась, рассматривая нас. А мне захотелось расцарапать ей все, что только можно. Не сдержавшись, метнула в неё одним ножом, но на защиту своей хозяйки кинулась одна из «марионеток», которая тут же повалилась на траву в судорогах.
— Наглая, — с каким-то удовольствием проговорила эта сумасшедшая, смотря на меня, — И гордая. Упрямая, но можешь идти на уступки. Такой я тебя и представляла, после того как увидела.
— Я вас тоже именно такой и представляла. Такой же сумасшедшей и неуправляемой, — спокойно произнесла я, смотря ей прямо в глаза.
— О, поверь, дорогуша, это не сумасшествие, но что-то очень близкое к нему. Если хочешь, можешь присоединиться ко мне и узнать, что я испытываю!
— Спасибо, но что-то не тянет с мусором общаться, — произнесла я, доставая ещё один нож, убирая руку с Эзарэля, что сделал и эльф. Как я понимаю, её внимание заострено на мне.
Женщина сразу хищно оскалилась и с кошачьей грацией побежала ко мне. Я не стала идти у неё на поводу, так что побежала от неё, на более открытую местность. Там мы выбежали на какую-то полянку перед лесом. Наверное, тут часто играют деревенские дети. Долго думать о тихих деньках деревенских жителей мне не дала нападающая на меня женщина. Из оружия у неё было что-то вроде пугио, но несколько короче, что ей в принципе не особо мешало.
— Мне вот интересно, — блокируя её атаки, начала я с небольшими запинками, — каково это — нападать на деревню, в которой твой ребёнок?
— Заткнись! Ты ничего не знаешь! — почти прорычала женщина, — Ты не знаешь, каково это — родить от насильника, который не признает своей вины! Ты не знаешь, какого быть «испорченным товаром»! Ты не знаешь, какого это, когда от тебя отворачиваются и распускают слухи!
— Поверь, это не оправдание! — умудрилась резануть её по животу, от чего она согнулась и сделала пару шагов назад, — В этом мальчике твоя кровь. Не хотела бы рожать, убила бы плод.
— А ты думаешь, я не пыталась? Много раз! Но семья останавливала! Каждый раз! Каждый чертов раз! А сколько раз я хотела убить этого старого придурка! И тоже не получилось! Ни разу! — взвыла женщина.
Очередной мой блок. С ней нет смысла говорить. Это помешательство, усиленное осколком, до неё теперь не достучаться. Да и я этого не хотела. Это самая мерзкая тварь, с которой я только могла встретиться. Никогда не понимала тех матерей, которые бросают своих детей, бьют их или используют как рабочую силу. Эти создания мерзкие, но она побила все рекорды — она пыталась убить своего ребёнка.
— Знаешь, не могу понять, зачем нападать на всю деревню? Пришла бы сюда, выманила бы старосту на разговор, ушла бы с ним в лес, а там бы его и разорвали твои живые марионетки. Зачем так усложнять жизнь?
— Власть! Маленькая, но власть! А ещё так приятно видеть, как они мучились! Как хотели его сместить! Как он почувствовал свое бессилие! Прямо как я в ту ночь!
Этого следовало от неё ожидать. Типичный случай поглощения осколка. Ничего удивительного. Но от ее вида мне становилось настолько мерзко, что словами передать невозможно.
— Ты омерзительна, — проговорила я ей в лицо, когда поставила очередной блок.
Ладно, надо отбросить все лишнее и подумать. Если она поглотила осколок, то где и как он может проявиться? Хороший вопрос. Пока отбивала её атаки, пыталась увидеть хоть что-то, хоть какой-то признак осколка. Но ничего не видела. Абсолютно ничего. В какой-то момент я пропустила её удар, который пришелся мне в плечо. Она тут же вытащила оружие из раны, а я осела на колени от боли. Женщина замахнулась, чтобы снова ударить, а я приготовилась ставить блок, хотя прекрасно понимала, что с одной рукой я ничего не смогу сделать. Миг, и тело сумасшедшей протыкает рапира, её оружие забирает рука в перчатках без пальцев, руки ей перехватывает и завязывает чья-то огромная для меня сейчас фигура, а ко мне подбегает ещё одна женская фигура.
***
Пока Эвелейн и деревенские лекари перевязывали нам раны, мы узнавали кому пришлось не сладко в бою, чье имущество пострадало и просто радовались тому, что выжили. С трудом, с боем, но выжили. Этого нам было достаточно. Рассказали заодно и то, кто как раны заработал, кто-то хвастался количеством убиенных им псов, а я рассказала обо всем, что поведала мне эта сумасшедшая. Говорила при всех без стеснения, при старосте, при его семье, при тех, кто распускал тогда слухи, при всех, кто знал, но не пытался помочь ей в непростой период её жизни. Говорила и понимала, что раскрываю чьи-то секреты, в особенности старосты. Но меня это не останавливало. Но говорила я без жалости к этой женщине, просто рассказывала, как какую-то услышанную байку. Хотя нет, даже байка у меня вызывает более приятные чувства, чем она.
Когда закончила, поняла, что секреты присутствующих раскрыты и перестали ими являться. Семья старосты, да и все жители деревни его перестали уважать, если вообще когда-то уважали. Жалко было только Аима. Бедный мальчик, которого едва не убила собственная мать, пусть и через марионетку. Увидев его погрустневшие глаза, стало так жалко этого мальчишку, что я не смогла смолчать:
— Аим, — позвала я мальчика, — Скажи, кто твоя мать? — спросила специально громко, настолько, чтобы перекрыть гул толпы.
Ответа не последовало, но я прекрасно видела, как он отвернулся.
— А кто твой отец? — так же громко спросила я, выразительно глядя на старосту.
В ответ снова тишина, а найденыш был готов свернуться клубочком и укатиться куда-нибудь, это я прекрасно видела.
— А кто твои мама и папа? — задала я свой последний вопрос, гораздо тише, чтобы он понял разницу этих слов и значений.
И он понял. Аим повернул голову сначала ко мне с большими глазами, а потом обнял
маму. Женщина обняла
сына и погладила его по спинке.
— Не забывай, кто твоя семья, — так же тихо проговорила я, смотря на эту идиллию, а потом снова посмотрела на старосту и его семью и так же громко проговорила, — А вы даже не думайте лезть теперь в их семью. Прожили они без вашей помощи и поддержки, так и нечего теперь навязываться. Впредь урок будет: где, когда и сколько пить.
Я даже не сомневалась, что после такого в деревне появится новый староста, эта семья уйдет из деревни, а Аим и его мама будут жить здесь, а потом переберутся в Убежище Эль. И меня вполне устраивал такой расклад событий. Я прекрасно понимала, что это будет не скоро, но что-то подсказывало, что так и будет.
Громкое и до боли в сердце знакомое «мя-я-я-яу» вышибло все радужные мысли, а плохое предчувствие накрыло с головой.
Бежала я так быстро, как только могла, паника только придала сил, а когда остановилось тело, сердце тоже пропустило удар, а может и не один. Минк лежал на земле и слабо бился, а Черный пес вгрызался ему то в брюхо, то в горло. Метнула ножа четыре сразу и подбежала к Минку. Мой фамильяр лежал и истекал кровью.
— Минк! Минк, открой глаза! Минк!
Я рыдала, держа на руках тело своего фамильяра и звала его. Звала до хрипоты. И проклинала себя, проклинала этого пса, проклинала всю Элдарию. И сейчас было глубоко наплевать на то, что меня видят посторонние: и друзья, и деревенские жители.
— Он не отзовется, — рядом со мной села Эвелейн, — Мне жаль…
— Нет… Нет! Минк!
— Лирия… — эльфийка положила руку мне на плечо, но я сбросила её, поведя плечом.
Где эта чертова сила целительницы, когда она мне так нужна?! Где она?! От осознания того, что Минк не откроет глаза, не будет больше повсюду за мной ходить, я закрыла глаза и просто без остановки рыдала. По девчачьи, с надрывами. Рыдала так, что скорее всего было слышно в Штабе.
—
Минк!
Ослепительный свет, который я увидела даже с закрытыми глазами, а когда открыла, увидела небольшую тропинку и идущего по ней молекота. Моего Минка. Он был уже далеко впереди, но я всё равно сорвалась с места и побежала к нему.
— Минк!
Фамильяр остановился и повернулся всем телом назад, ко мне. А потом побежал на встречу и прыгнул мне на руки, повалив меня на землю. Он облизывал мне лицо, терся головой и бодался, а я гладила, обнимала его и рыдала. Не отдам! Даже смерти не отдам!
— Пойдем домой, Минк. Вместе.
Согласное «мяу», после чего мне дали подняться на ноги. Но сделать хоть шаг мы не успели. Перед нами появился старик из пещеры.
— Всё-таки не сохранила секрет, — как-то грустно сообщил мне мужчина, — В этот раз сила повлияла не только на того, кого ты решила вывести из Черты в мир живых, но и на тех, кто не был в ней.
— В смысле?
— Ты исцелила не только своего фамильяра. Все, кто был рядом с тобой тоже теперь здоровы, у них зажили даже маленькие царапины. Все это перейдет на тебя, — с грустью и каким-то беспокойством объяснили мне.
— А… Минк? — названный фамильяр прижался к моей ноге.
— А он теперь твой единственный фамильяр на всю твою жизнь. Тело и разум вы не разделите, это только в сказках, но общаться, грубо говоря, читая мысли друг друга, сможете. Но теперь на тебе будет ответственность за его жизнь. Справишься с такой ношей?
— Да! — произнесла я и положила свою ладонь на макушку Минка.
Старик улыбнулся нам и исчез, а мы с Минком пошли по этой тропинке к далекому «солнцу». И даже накрывающая боль во всем теле меня не останавливала.
***
Когда окружающих несчастную девушку накрыла волна голубого света, никто толком не понял, что же случилось. Но когда все раны сначала начали жечься, следом чесаться, а потом все эти приносящие дискомфорт ощущения пропали вместе с ранами, старики деревни тихо, но все разом прошептали:
— Целительница! Такая юная… Сильная! Ай-яй-яй, что делается-то! Не сладко девоньке теперь будет…
А юная девушка, обнимающая теперь уже совершенно целого и невредимого фамильяра, сначала подозрительно притихла, затем тихо прошептала: «Спасибо, Оракул», — и упала, продолжая обнимать фамильяра, который уже тихо сопел.
Прибывшие с ней товарищи мигом оказались подле неё. Паника, шок, неверие — всё смешалось в душах окружающих и бурлило, как варево в котле. Первым к девушке подскочил Глава Гвардии Тени и, прижимая нареченную сестру к себе, помчался ко временному месту жительства членов Гвардии. Следом за ним бежали и остальные, даже коренные жители деревни. Болезненные крики Лирии не оставляли равнодушных.
В эту ночь никто не спал.
На протяжении последующей недели, все гвардейцы из Абсента боролись за жизнь хрупкой девушки. Они сменяли друг друга по часам, сидели около её кровати, пытались остановить кровотечение, сменяли бинты и вспоминали все молитвы, которые только знали.
Остальные тоже помогали, чем могли. В первую же ночь Невра, Хром, Сара и Валькион отправились в Главный Штаб за всем нужным и второпях записанным на лист бумаги Эвелейн. Их появление поставило на уши всех, а рассказ о случившемся породил новую волну волнений среди доверенных лиц. К обеду следующего дня они вернулись со всем необходимым.
Девушка даже в беспамятстве была напряжена, постоянно звала своего фамильяра, который не отходил от её постели, плакала и кричала, но от чего именно никто не знал: от душевных переживаний и потрясений, или от боли, которую приносили раны. Гвардейцам было предложено переселиться в местный лазарет, от чего никто из них не отказался.
Синеволосый молодой эльф сидел рядом с кроватью девушки, иногда поглаживая нервного фамильяра, и смотрел на изменившееся лицо: кожа побледнела, все мышцы даже в таком состоянии напряжены, под глазами залегли тени, а щеки впали. За всю прошедшую неделю он не покидал выделенного им по прибытию в деревню домика. Спал редко, просыпался от каждого болезненного стона девушки. Он не выходил развеяться даже когда приходили его сменить. Он видел, как Эвелейн с болью и смотрела на все эти раны, когда меняла бинты, как Мира сидела возле своей подруги и, сложив руки, читала неизвестные эльфу молитвы, горько плача, как Кайвин смотрел на неё, как на воина, который многое пережил, как Минк с беспокойством опирался на кровать, чтобы посмотреть на хозяйку. Он все видел, и от этого сердце болело все сильней.
Эвелейн было больно. Не физически. Боль причиняло осознание своей правоты. Но она не станет говорить об этом с эльфом сейчас. Не в такой момент. Она умеет ждать.
