Игра (сборник мини и драбблов)

Драко больше не боится Запретного леса. Да и чего вообще можно бояться после войны? Жухлая трава шуршит под ногами, над головой шумит неприветливый лес, а Драко заходит все глубже и глубже, бредет сквозь колючие ежевичные заросли. Он не ест ежевику, но приходит сюда просто так. Потому что надо же куда-то ходить, чтобы забыть обо всем, в том числе и о своей неудачной любви. — Снова ты, Малфой? Никак не отвяжешься. Слова привычные, наглые. Вот только смотрит Поттер сейчас совсем по-другому без своих нелепых очков. Резные листья, темные ягоды, и среди всего этого он, лохматый, красивый, стоит на опушке, словно запутавшись в отступающем лете. И Драко не может оторвать глаз от солнечных бликов у него на лице. Он здесь один. Наедине с кустами ежевики и лесом. И от этого у Драко внезапно пересыхает во рту. — Да сам ты... — Драко пытается кривить губы в привычной ухмылке, но насмешливые слова застревают под языком. Потому что Драко вдруг замечает на его губах темно-синие пятна — свежие, сладкие. Которые невыносимо тянет слизнуть. — Я что? — чернильные губы едва расходятся в чернильной улыбке, и зачарованный Драко даже не понимает, что палится/пялится на них как дурак. Мощная шея, сильные плечи, рубашка выправлена из брюк и расстегнута так, что видны грудь и поджарый живот. Мантия, очки и палочка валяются неподалеку в траве, и от его беззащитности, от близости его полуголого тела Драко сильно ведет. Сердце бешено прыгает, и чтобы хоть как-то удержать его внутри грудной клетки, Драко продолжает молчать. — Ну же, Малфой? — Поттер почему-то не злится, подгоняя его. — Что со мной снова не так? Все с тобой так, Поттер. Даже слишком. Сегодня довольно прохладно, так почему ты раздет? Или внутри тебя слишком ярко полыхает гриффиндорский огонь? Позднее солнце ласково гладит Драко сквозь мантию, ежевика тянет к его лицу молодые ростки, и Драко кажется, что теперь он навеки в плену. У этого ежевичного леса. И у него. Не дождавшись ответа, Поттер пожимает плечами, отворачивается и снова начинает кидать в себя ягоды одну за другой. А Драко, ослепленный им больше, чем солнцем, всё смотрит и смотрит на то, как уверенно движутся сильные плечи, на руки в ежевичных царапинах и на надменно закатанные рукава. Поттер снова глотает порцию ягод, его кадык ходит вверх-вниз, и Драко испуганно опускает глаза. Зря. Теперь он видит закатанные штанины, сильные икры и черные кляксы на голых ступнях. Драко готов наложить на себя подряд две Авады, когда понимает, что хочет встать на колени и пальцами стереть черный сок. Разве он мог себе хотя бы представить, что однажды его переклинит на чьих-то ступнях? — Хочешь, Малфой? “Очень хочу”. Драко вздрагивает и, вскинув голову, бросает на Поттера испуганный взгляд. Но, к счастью, мысли тот читать все-таки не умеет. Три крупных ягоды лежат у него на ладони. — Ежевика. Хочешь? Бери. Драко не любит ягоды — от сладкого болят зубы и сердце, и на какое-то время можно поверить, что жизнь не сплошное дерьмо. Пока он недоверчиво глядит на сильную руку, Поттер неожиданно ему улыбается, и от его улыбки на мгновенье светлеет в лесу. В его волосах ежевичные листья и тонкие паучьи нити, а смотрит он на Драко так, как вроде бы не должен смотреть. И впервые в жизни он предлагает ему что-то сам. То ли от морока осеннего леса, то ли от того, что он впервые остался с ним один на один, без его вездесущих друзей, Драко внезапно решается: — Да. Я хочу. Одурманенный им, опьяненный тишиной осеннего леса, Драко хватается за руку и резко дергает его на себя. Ягоды падают вниз. От того, что Поттер даже не пытается отшатнуться, Драко еще сильнее ведет. Поцелуй получается неловким, смазанным, почти неуклюжим, и Драко откровенно стыдится его. Поттер странный — не спорит и не отвечает, словно давая Драко возможность пробовать еще и еще. И Драко, злясь на него, на себя, но больше не в силах сопротивляться, впивается губами в сладкие ежевичные губы, словно пытаясь одним поцелуем вобрать в себя это лето вместе с ним целиком. Пусть так. Пусть продолжения больше не будет. Омуты памяти умеют хранить и сладость, и боль. После его жадного, почти голодного поцелуя Поттер так растерянно таращится на него, что Драко успевает мысленно проклясть себя много раз. Но Поттер всего лишь еле слышно вздыхает и закрывает глаза. От взмаха длинных ресниц под нижние веки ложатся синие тени. — Бесовская ягода. — Ч-что? — размазанный, разбитый чувствами Драко ожидает от него все, что угодно, но Поттеру снова удается его удивить. Встрепанный, непривычно растерянный, тот усмехается и смотрит непонятно куда. Лохматая челка надежно прячет глаза. — Кто ее съест в октябре, будет проклят. Ты разве не знал? — он отворачивается, снова принимаясь за ягоды, но все же успевает бросить на Драко изучающий взгляд. — Ты готов быть проклят вместе со мной, а, Малфой? Растерянный Драко кривит рот, чтобы презрительно хмыкнуть — видит Мерлин, как ему больно за свой неотвеченный поцелуй — но вместо этого почему-то выдыхает/выплевывает в недоверчивые большие глазищи: — Да. Я готов. Шрамоголовый придурок конечно не знает, что Драко и так давным-давно уже проклят. Проклят любовью к нему. Поттер медленно оборачивается, и при взгляде на Драко у него темнеет лицо. Он хмурит брови и закусывает губу. А еще смотрит так, словно светит рентгеном: — Почему ты это сделал, Малфой? — внезапно спрашивает/требует он, и больше всего на свете Драко сейчас ненавидит его изучающий взгляд. — Сделал что? — палочка сама собой нащупывается в рукаве, пока привычная ярость поднимается из самых глубин. — Почему Недостойный осмелился поцеловать тебя, наш герой? Слезы обиды закипают в глазах, но Драко их сдерживает, остатками воли пытаясь собрать в себе силы, чтобы уйти. Но Поттер снова срезает его: — Почему ты меня не узнал? Там. В мэноре. Когда на кону стояла вся ваша жизнь? Этот вопрос снова вышибает у Драко почву из-под ног. Ответ настолько постыден, насколько и очевиден для всех. "Потому что любил". Надеясь, что с легиллименцией у Поттера по-прежнему туго, Драко затравленно зыркает на него и прячет глаза. Ответа не будет, потому что никогда в жизни Драко не произнесет этого вслух. — Потому что любил? Бамс! Драко так и замирает на месте, а Поттер все так же изучающе глядит на него. Гриффиндор десять ноль. Или сколько там у Драко на счету поражений? Драко уже задолбался считать. Поттер продолжает его сверлить пристальным взглядом, и у Драко больше нет сил врать всему миру, что это не так. Любит. Любил. И будет любить, мантикора его побери. — Да пошел ты! — подлые слезы злого бессилия все-таки выскальзывают и катятся по щекам, а полностью опозоренный Драко со всей силы толкает придурка в плечо. — ПОШЕЛ! ТЫ! — орет он почти на весь лес. Развернуться. Сбежать. Не оглядываясь. Никогда в жизни он больше не будет его целовать. Теперь уже очередь Поттера ловить его за рукав. И решительно тянуть его обратно к себе. Драко бьется в его сильных руках так, словно на кону стоит его жизнь. Но Поттер, обездвижив его каким-то коварным приемом, изо всех сил прижимает его спину к груди: — Да постой же ты хоть минуту! Ну я прошу тебя. Слышишь?! Малфой! Обессиленные недолгой, но яростной схваткой, они замирают, и Драко чувствует, как ему в спину колотится сердце, а еще как Поттер тяжело и сердито дышит в плечо. — Ну? — ненависть Драко так сильна, что он еле выплевывает это короткое слово. Даже у его любви есть предел. — Попробуй, придурок. На чернильной ладони — и откуда они только взялись? — лежат новые ягоды, и Поттер, сука, норовит их в него запихнуть. — Ты рехнул... фуф…— теплая ладонь внезапно прижимается к самому рту, и Драко чувствует, как по его губам плывет сок. А еще чужая рука жмет ему рот, мешая сказать. — Не бойся. Проклятие действует только после десятого, — шепчет Поттер ему в самое ухо, отчего мурашки табунами бегут по спине. Сильные пальцы пахнут солнечными зайцами и ежевикой, — не зря Драко не любит сладкие ягоды, в них можно пропасть навсегда. — Да пошел… мфых… Я не боюсь! Драко снова пытается вырваться, но тот еще сильнее тянет его на себя, цепляет свободной рукой то за грудь, то за талию и утыкается носом в висок. — Мне кажется, я давно уже проклят. Начиная с этого самого шрама, — снова искренне шепчет он в ухо, и тело Драко само собой замирает: таким Поттер с ним не был еще никогда. — Я с самого детства боялся любых отношений, потому что не верил, что кто-то захочет быть проклят вместе со мной. А то, что именно ты… Спасибо, Малфой. Серьезно, “спасибо”? Для некоторых тупоголовых Авада — слишком мягкое наказание, таких надо скармливать хвостороге живьем. — Засунь свое "спасибо" знаешь куда? — шипит Драко, пытаясь вырваться из перепачканных пальцев, а слезы так и щиплют глаза. Но Поттер опять не пускает. Он сильный и теплый, его пальцы все еще трогают то губы, то скулу, а приоткрытые губы тяжело дышат возле самого рта: — Малфой, ну подожди… Я ведь тоже… Ты слышишь? Драко? Я тоже! Хочешь, мы вместе с тобой пойдем собирать ежевику тринадцатого октября? Драко замирает, боясь задохнуться в собственных чувствах. Он все правильно понял? “С тобой вместе” — это ведь значит “только с тобой и больше ни с кем”? Сердце колотится. В воздухе пахнет грядущим дождем и туманами, вокруг царит звенящая тишина. — Тринадцатого октября? — как вырваться, если вырываться не хочется? По нижней губе Драко течет сладкий сок. Поттер почти что кивает, а если точнее, то ласково возит губами и носом вверх и вниз по виску. И Драко всем своим оживающим телом чувствует этот кивок. — Если ты до этого времени со мной не поссоришься. Я же тебя знаю, Малфой. Все это так внезапно, непонятно и странно, что Драко опять повторяет, словно пробуя слово на вкус: — Тринадцатого... Поттер снова то ли кивает, то ли тихо целует: — Если быть проклятым, так уж наверняка. Драко не выдерживает и разворачивается в его объятии, чтобы лично убедиться, что всё это — не сон. Зеленые глаза на фоне зеленого леса. Поттер красивый до боли, пахнет ягодами и грозой. — Зачем? — Драко то ли кричит, то ли шепчет свой вопрос в приоткрытые губы. — Поттер, зачем тебе это всё? Но тот, не смущаясь, решительно глядит на него: — Потому что я должен тебе доказать, что я больше ничего не боюсь. Что с тобой я… что я для тебя… — к концу этой фразы Поттер все же теряется, и от его вспыхнувших щек у Драко резко щекочет счастьем внутри. Он не выдерживает и улыбается — так широко, как не улыбался с самой войны: — Поттер, это свидание? Кажется, впервые за все это время Драко снова твердо стоит на земле. И, как и всегда, это дело рук Национального Достояния. Которое сейчас с хмурым вызовом глядит на него. — А если даже и так? Ты согласен, Малфой? Теперь уже Драко может себе позволить смотреть на него с насмешкой и легким сочувствием: — Поттер, о чем ты? Разумеется, нет. Из зеленых глаз на Драко плещет тоской и отчаянием. Зря Драко поклялся себе, что никогда не будет его целовать. — Поттер, — Драко веско цедит каждое слово: — Я не собираюсь участвовать в твоих нелепых обрядах. И уж тем более я не собираюсь ждать свидания до тринадцатого октября. В глазах у Поттера по-прежнему горькое непонимание: — Но ты поцеловал меня, и я подумал, что мы все-таки можем… Тогда п-почему?.. У него сильные руки, крышесносные губы и горячее голое тело. Неужели он и правда не видит, какой у Драко стояк? — Да потому что мне не нужно, чтобы ты ничего не боялся, — разозленной змеей шипит ему Драко. — И мне не нужно красивых свиданий. Мне всегда было нужно одно: чтобы это был именно ты. Драко клялся себе, что больше ни за что не будет с ним целоваться. Но все клятвы мира ничто против горячего Поттера, которого Драко наконец-то целует, целует, целует, все нежнее слизывая ежевичный сироп с теплых губ.