Одним целым

— Дерек, выходи! — за окнами крик смешивается с дробным стуком дождя. Слова, словно капли, узорами расползаются по стеклу, не в силах пробиться внутрь. — Я знаю, что ты меня слышишь! Дерек слышит. Волчий слух никогда не подводит, и надрывный голос Стайлза будто проникает сквозь стены. Он вырыл бы себе яму в земле и спрятался бы, чтобы только не слышать. Который день подряд Стилински здесь ошивается? Два дня, неделю, месяц? Дерек уже не помнит, настолько наскучил его жалостливый вой под окнами. Волк внутри протестующе скребется, рвется наружу, чтобы прижаться и вдохнуть родной запах. Хейл оправдывается, что только волк скучает, а ему глубоко наплевать. На то, что Стайлз извиняется неустанно. На то, что он караулит его на каждом шагу. На то, что он может заболеть, гуляя под проливным дождём. Черт, Дерек прямо сейчас обматерит его и отправит домой на такси. Нельзя быть настолько отчаянным, чтобы продолжать верить. Верить в их будущее, которое Хейл уже давно не видит. Ровно с того момента, как Стайлз обзавелся тайным поклонником в академии ФБР. Поклонником-любовником, если быть точнее. Случайная связь перечеркнула всё, к чему они шли годами. Они ненавидели друг друга так сильно, что любовь смыла всё вокруг. Взаимные претензии, обиды подзатыльники и колкости. Не осталось ничего, кроме необъяснимого влечения. Густое, острое, терпкое, как Vina Tondonia Gran Reserva, которое они с Дереком пили на первой годовщине. Первая годовщина. Вторая. Третья. Когда Стайлзу исполнилось двадцать, они начали жить вместе. Сейчас Стайлзу двадцать один, и он бросил академию два месяца назад. Скотт признался, что его выгнали бы в любом случае. Из-за прогулов, непроходимого перегара и заваленных заданий. В ФБР слабаков не держат. Тех, кто сходит с ума и пускается в пляс по плинтусу своей жизни, по-другому не назовёшь. Стилински потерял всё, кроме отца и Скотта. Он потерял Дерека Хейла навсегда. — Уходи отсюда, — Дерек настежь распахивает двери лофта. Перед ним Стайлз в насквозь промокшей одежде, и дождь стеной, запутавшийся в его волосах. — Не вынуждай вышвырнуть тебя отсюда. У Стайлза губы искривляются в грустной ухмылке. Он почти не ощущает холода. Только тяжелые капли хряскают по плечам и забираются за шиворот. Вырезают на коже немые проклятия, сбивая его с ног. Стилински не заслужил снисходительного взгляда. Он не заслужил ничего, кроме открытых дверей в ад. Там ему и место. Там, а не на пороге Дерекового дома. Он не войдёт сюда даже в статусе гостя. — Вышвырни, — зубы стучат от холода, и Стайлз едва держится на ногах. Нет, ему не холодно. Он должен терпеть. — Сделай хоть что-нибудь, только не молчи. Хейл хмурит брови, рассматривая его мокрую толстовку. — Заходи, — отрезает он, скрывшись за тёмными дверями. Стилински плетется следом, хлюпая мокрыми штанинами. Он будто искупался в болоте, нырнул в его глубину, и теперь за ним тянутся длинные хвосты грязи. Его бесчисленные ошибки, у которых нет оправданий. Дереку оправдания не нужны, потому что Стайлз ему больше не нужен. — Чего ты хочешь? — сердито чеканит Хейл, наливая виски себе в стакан. Вино он вообще не пьёт, потому что слишком много тяжелый воспоминаний. — Поговорить? — звучит с вопросительной интонацией, без капли уверенности. Стайлз много раз представлял себе их разговор, но в фантазиях не было пустынно-холодного лофта и разочарованного Дерека. Стилински отходит к двери. У него нет шансов. — Серьёзно? — насмешка больно ударяет по лопаткам, и Стайлз останавливается на месте. — Приходил сюда каждый день, умолял выслушать, а теперь позорно сбегаешь? Стайлз колеблется с ответом, и только стук падающих капель нарушает тишину. К дверям меньше двух шагов, а к Хейлу бесконечные метры безумия. Дерек пьёт медленно, глоток за глотком, а Стилински смотрит неотрывно. Как дергается его горло. Как ярость затапливает глаза. Как стекло хрустит в его руке. Стакан падает на пол, и брызги виски задевают кроссовки Стилински. Он только дышит загнанно и смотрит себе под ноги. — Я знаю, ты не простишь меня, — Стайлз обводит его растерянным взглядом. — Я не хочу оправдываться, потому что это глупо. Я не знаю, почему это случилось и что в тот момент было в моей голове. Всё, что случилось в тот день, я вспоминаю, как страшный сон. Наверное, Скотт говорил тебе, что меня выгнали бы из академии, если бы я сам не ушёл. Я хотел уйти, чтобы закончить всё. Ты можешь не верить мне, но я любил тебя всегда. Я люблю тебя сейчас, так же, как и раньше. Я уйду, если ты попросишь. Дерек приседает, чтобы собрать осколки. У него ком в горле и глаза сухие, как летний песок. Стайлз шлепает мокрыми кроссовками по полу, расправляя складки на толстовке. Хейл больше и слова ему не скажет. — Переоденься на втором этаже, — Дерек выкидывает осколки в мусорное ведро. Черт, одна песчинка осталась в ладони. — Пообещай, что уйдёшь и больше никогда не вернёшься. — Не обещаю, — Стайлз выходит за дверь, оставляя мокрые следы на полу. Кажется, дождь прекратился. У Дерека на ладони багровеет капелька крови, а в груди разрастается дыра. Черная, глубокая, хлипкая. Когда-нибудь в ней пропадут все слова, которые Стайлз не успел сказать. Но «Я люблю тебя» никогда не исчезнет. Хейл не позволит. Он никогда не забудет того, кто не был прощён. Прощают за любовь, а за предательство платят вдвое.