Дрессировщик

Монотонный звон будильника медленно разрывал границы между сном и реальностью. Ровно в 10:00 каждый человек в мире слышал этот звук, и каждый обязан был проснуться. Это время общепринято, как нечто среднее и более благоприятное при условии двенадцатичасового режима рабочего дня, а если и находились те, кто против, то этих людей никто больше и не видел. Нет, умертвить за такое было бы слишком суровым наказанием, но получить более ужесточённые условия работы — запросто. Для этого давно существуют отдельные территории, целые секции, никто и знать не знал о тюремных заключениях! Может, если и раньше основной целью было исправление поведения, работа над моральными качествами человека, то теперь от него этого не требовалось. Главное, чтобы норма работы за день была выполнена, какой бы эта работа не была. Всему соответствует свой закон, своя нерушимая структура, которую нужно лишь принять и плыть по течению дальше. Никакой спешки, никаких бунтов и войн, все живут под одним небом, а чтобы оно продолжало миловать и дальше, лучше не отклоняться от строгих установок, иначе как ещё можно объяснить, что человечество существует так долго? Никто не знает, насколько это правда, и действительно ли поэтому планета продолжает существовать. Все эти мысли хранились лишь глубоко в подсознании, в самых дальних его уголках, которые для большинства стали настолько недосягаемы, что никто попросту не мог даже догадываться о наличии подобных идей. Общее развитие всех отраслей двигалось вперед гигантскими шагами, однако человечество постепенно опускалось всё ниже и ниже, возвращаясь к самому примитивному. Это даже не роботы, как предположил бы опрошенный проходимец на улице для местного телеканала всего каких-то пятьдесят-шестьдесят лет назад. Они медленно продвигались по пути к становлению животными, безвольными и бесхарактерными. Одним словом, бесхребетными существами, в приоритете у которых лишь бездумное подчинение. Абсолютное отсутствие свободы действий и мыслей ещё не наступило, но пройдёт несколько лет, и государству перестанет быть выгодным даже это. Совсем скоро для них перестанет быть выгодным и наличие свободно-работающего класса людей, и будет это продолжаться до тех пор, пока все до единого не будут заключены в «оковы», в целые города, специально оборудованные больше под разведение овец, чем жизнь людей. Теперь большинство жизней ничего не стоят. Зачем возводить небоскрёбы, если можно построить один объединённый «лагерь»? Для чего людям своё место жительства, когда можно иметь собственную койку в каком-нибудь промышленно-производящем государственном «пансионате»? К этому стремятся уже сейчас, однако пока всё значительно проще, и задействована в этом только определённая часть людей, свой класс. Изначально более сильные и выносливые остаются «на воле», им разрешено жить, есть и работать, где захочется, аналогично жизни почти одно столетие назад, когда люди жили в огромных мегаполисах, ходили на выборы и могли сами найти привлекательный график работы, или решали, что им хочется на завтрак сегодня. Не запрещенными остались также религия и прочие верования, существует и свобода слова и выбора, при условии, если ты приносишь этим пользу для государства, разумеется. Как только «свыше» решают, что толку от тебя мало, то уже через пару недель ты можешь опуститься до людей класса типичных рабочих, без особых привилегий к жизни. И никого не волнует, как пройдёт адаптация. В свою очередь, каждая направленность имеет основные подтипы «производящих» и «зарождающих произведение», но речь здесь совсем не о работе, а теперь уже о появлении новых людей. Так, возможно, некоторые имеют шанс выбраться из этой «инкубации» в старую современность, вступая в половой контакт с человеком из свободноживущих, если он того пожелает. Но, не смотря на новые порядки, не смирившиеся люди называют это обычным браком, созданием семьи, а не теми ужасными, животно-подобными терминами, созданными для более точного описания их предназначения. Однако родившихся детей это не спасает от сложившихся обстоятельств. Эти бедняги с самого рождения ущемлены во всём, что может помочь человеку стать уникальным, принимая мир в тех красках, которые им позволено видеть. Кроме того, по достижению десяти лет, они вынуждены расставаться с семьей и идти в распределение. Ким Воншик был как раз из тех счастливых людей, кто мог жить свободно, всего лишь выполняя свой минимум. А если учитывать его упёртый характер, то выполнял он всегда больше, но только лишь потому, что был влюблён в своё дело. И естественно, с принятыми установками мириться он не собирался, однако и вставать на сторону бунтующих он даже не думал. Все прекрасно знают, что может из этого выйти. Его не волновало происходящее вокруг, он полностью погружён в работу. А что ещё может быть лучше работы своей мечты? Потерять её, становясь похожим на животных, с которыми работаешь, было бы слишком глупо. Хотя, если быть честным, то даже те по природе умнее, чем некоторые люди сейчас. Воншик прошёл долгий путь, чтобы стать дрессировщиком, и именно эта работа позволяла ему оставаться человеком, помогала уйти от реальности, медленно сводящей с ума. Чем больше времени проводишь вне цивилизации, тем больше цветёт душа, а разум освобождается от ненужных мыслей. И сегодняшнее утро не было исключением, ему вновь предстояло ехать в заповедник. Буш — единственное место, где нет никаких нововведений. Всё осталось так, как было и десять, и двадцать, и тридцать лет назад. Воншик дотянулся до кнопки отключения будильника, уронив с тумбочки защитный спрей от москитов, и сразу встал, медленно подходя к окну, пытаясь до конца пробудиться. Он по привычке раскрыл шторы, и комнату наполнил тусклый утренний свет, и в голове с молниеносной скоростью пронеслась первая мысль: «Смог? Сегодня что, понедельник?» По-другому и быть не могло, иначе как объяснить, что осадочно-уборочные машины не работают. Правительство, может, и сошло с ума, но о выходных днях не забывает. На улицах совершенно пусто, нет ни единого признака жизни, и даже все дома, рекламные вывески и деревья выглядят так мрачно, что добрым это утро называть пропадает всякое желание. Воншик снова поправил шторы, прошелся по пустой, честно заработанной трёхкомнатной квартире в направлении кухни, словно повторяя давно заученные движения, и включил кофе-машину. Она тихо загудела, производя на свет напиток, который скрасит любое неудавшееся утро. Не теряя времени, Ким принял бодрящий душ и переоделся в рабочую одежду: камуфляжные штаны, ботинки, майку и толстовку, лежавшие в специально-выделенном ящике для того, чтобы вещи не смогли потерять львиный запах. Его нельзя было почувствовать, и он не был слишком явным, но для работы ничего лучше нельзя было найти. Закончив с одеждой, Воншик снова вернулся на кухню и сел за стол. Восхитительный кофейный запах наполнил собой всю квартиру. Ким пил маленькими глотками, стараясь насладиться каждой каплей этого утреннего напитка, совсем забывая про завтрак. Он рассматривал упаковку с кофейными зернами и, читая о территории выращивания, представлял себе, как сотни людей, живущих под одной крышей, с утра до ночи заботились о том, чтобы он мог обменять специальные жетоны на эту упаковку в ближайшем отделении продовольствия. Однако эта мимолётная фантазия о несчастных рабочих испарилась так же быстро, как и возникла. Голова была забита лишь мыслями о заповеднике, о предстоящей трудной работе. Если дело касается диких, непривычных к людям животных, то, прежде всего, нужно быть готовым физически и морально. Собственно, как и при обычной встрече с людьми. На этот раз придётся работать ещё и со съемочной группой, что несколько нарушает весь процесс, даже если оператор — лучший друг, но кто сказал, что нельзя это повернуть в свою пользу? Воншик сделал ещё один глоток и глубоко вдохнул, прикрыв глаза. Следующие две недели ему снова придётся провести в Африке и, если этот проект окажется неудачным, то об этом заповеднике ему придётся забыть. Один из немногих шансов получить опыт в настоящей саванне, оказаться в гостях у её обитателей и узнать, в чём же проявляется агрессия у одного из крупных львиных прайдов, проживающих в ней. Работать с животными в неволе — это одно, а попасть на их территорию и попытаться изменить правила — совсем другое. Если этот проект удастся, то тогда работники предложат контракт и можно будет позабыть об обычной дрессировке животных, переходя на новый и более интересный уровень. Поток мыслей прервал вполне ожидаемый звонок в дверь. Воншик открыл глаза и, взглянув на часы, так же расслабленно пошёл открывать дверь. На порог тут же заскочил парень с сияющей улыбкой вместо приветствия. С такой улыбкой, пожалуй, можно многого добиться. Он оценивающе посмотрел на Воншика и явно не был удовлетворён. — Доброе утро, — всё же сказал гость и, не оставляя шанса ответить, продолжил. — Ты что, снова не спал всю ночь? — Я думал, — угрюмо ответил Воншик и медленно пошёл в сторону кухни. Собеседник, не растерявшись, уверенно пошёл следом за ним, претендуя на чашечку кофе. — Думал он, — парень обошёл уже сидящего на стуле друга и по-хозяйски достал из верхнего посудного шкафчика кружку. — И о чём же ты думал? — Моя методика, понимаешь, я смогу её опробовать, а потому у неё не должно быть никаких промахов! — воодушевлённо объяснил Воншик и сделал ещё один глоток. — Надеюсь, ты всё-таки хоть немного поспал, иначе было бы совсем странно, если ты думал об этом всю ночь, — недоумённо уставившись на друга, парень почти вслепую поставил кружку в кофе-машину и так же взял её, вдыхая аромат только что сваренного напитка. — Ну, конечно не всю, — протараторил Воншик как самую бесполезную фразу в мире и, снова погрузившись в своё вдохновение, внезапно вырвавшееся наружу, тут же продолжил, попутно замечая, как гость открыл холодильник и поставил что-то на стол. — Если мою методику признают, то мне никогда больше не придётся бояться понижения! — Да ты, вроде бы, никогда и не боялся его, — Хонбин сел за стол и поставил между ними тарелку с калорийным печеньем. — Да, но теперь я подпишу контракт и смогу чаще работать в Африке. Понимаешь, насколько я смогу продвинуться по своей карьерной лестнице? Да я до конца жизни буду смотреть на людей из фабрик свысока! Теперь я не буду работать на правительство, это оно будет зависеть от меня, — продолжал на своей волне Воншик. Он наблюдал, как Хонбин слушает его и ест печенье до тех пор, пока не почувствовал вибрацию в своём пустом желудке. — Представь, сколько открытий в изучении этих мест и животных я могу сделать? — закончив, он не выдержал и взял печенье. — Да, понимаю, но я бы на твоём месте так громко мечту не озвучивал, ты же знаешь, как к этому относятся, — лучший друг ответил без должной радости в голосе, который больше наполняла тревога, но Воншик был слишком охвачен предвкушением, чтобы заметить это. Все его слова казались обычной мечтой человека, живущем в двадцать втором веке, который просто никак не готов принять эту реальность. Какими же глупыми показались ему рассуждения Кима о государстве, но и попытаться вмешиваться было бы слишком глупо. Разве такого упрямого человека можно разубедить? А особенно если это не просто мечта, но ещё и цель. По крайней мере, методика его действительно удивляет. Если и открывать ему глаза, то уж точно не так резко. Всё-таки работа — это единственное, что он любит и ценит. Продержав несколькосекундное молчание, Хонбин счёл нужным просто перевести тему: «Так, значит, ты готов к съемкам?» — Если я не ошибаюсь, в первый день они не проводятся, — ответил Ким, несколько задумавшись и полностью уходя в новый вопрос. — А ты разве сразу со мной поедешь? И вся съёмочная группа тоже? — Ну да, — подтвердил Хонбин, расслабленно допивая кофе. — Сегодня мы снимаем для модернизированного телеканала Nature’s colors и для статьи «Наедине с природой» или что-то вроде «Самые прекрасные места на Земле», точно не помню, мы подготавливаем фотографии сразу для нескольких издательств о дикой природе. В общем, только пейзажи и животные в своей среде обитания. Никакого человеческого вмешательства. До сих пор удивляюсь, что люди до сих пор интересуются подобным. — То есть, будешь занят, да? — несколько обеспокоенно поинтересовался Воншик. — А что? Нужно что-то? Ты обращайся, если что, я постараюсь сделать всё, что в моих силах. Хонбин заметил, что на тарелке осталось одно единственное печенье, и смело взял его, поймав на себе изумлённый взгляд друга. — Мало того, что ты приходишь ко мне каждое утро, завтракаешь со мной и по-хозяйски орудуешь кофе-машиной, так ещё и последнее печенье взял, — с наигранным возмущением сказал Ким и совсем не ожидал, что Хонбин, услышав шуточную претензию, разломит лакомство напополам и поделится с ним. — Да ладно тебе, я же не всерьёз. Спасибо. — Да не за что. Так что ты хотел спросить? — напомнил Бин. — Я хотел бы, чтобы ты снимал для меня всё, что я делаю. Я, конечно, знаю, что вы и так будете снимать документальный фильм, но это совсем другое. Я хочу, чтобы ты снимал применение моей методики, и желательно с самого первого дня. Для телеканала я не могу предоставить этот материал, потому как он не подтверждён законом. Будь проклята эта чёртова система. Если не ошибаюсь, то вы снимаете просто о жизни львов в буше, я уже подготовил нужный материал, но это займёт всего два, может четыре часа в день. Я был бы очень благодарен тебе, если бы оставшееся время ты поснимал и для меня, — объяснил Воншик, и интонация в его голосе внезапно стала умоляющей. Не удивительно, но Хонбин терпеть не мог, когда с ним происходило подобное, потому что отказать Киму в чём-то кажется совсем уж невозможным. — Что бы ты без меня делал, — Хонбин пожал плечами и снова тепло улыбнулся. — Постараюсь помочь, чем смогу, но первый день целиком охватить не смогу, просто не успею, извини. — Да нет, ничего, сегодня я планирую заниматься только подготовкой и знакомством с прайдом. Ещё ведь нужно сигнал каждого льва установить, — сказал Воншик и снова задумался о том, что ещё нужно обязательно успеть за этот короткий, но очень важный день. Оставив его наедине с мыслями, Хонбин убрал со стола грязную посуду, погрузил в подобие посудомойки, и уже через минуту они были вновь готовы к применению. К сожалению, время начинало поджимать, и до выхода оставалось всего ничего. Выезд был назначен на одиннадцать утра, поэтому вся медиабригада и другие не менее важные люди должны были прийти на место общего сбора и вместе сесть в аэромобиль. Воншик взял свой гигантский рюкзак со всеми необходимыми для жизни в Африке вещами, и, быстро оглядев всю квартиру, как бы напоследок проверяя себя, он вышел вслед за Хонбином. Уже буквально через пару минут они были на месте. Погрузка вещей в багажный отсек заняла ещё немного драгоценного времени, но вскоре все уже сидели в длинном салоне, застегнув ремни и надев беруши, чтобы легче переносилась скорость движения. Воншик, вновь полностью погрузившись в свои мысли, совсем не замечал за поездкой привычного дискомфорта. Предвкушение вскружило его голову. Он знал, чувствовал, что уже через два часа дороги его жизнь кардинально изменится.