Невозможно найти способы контроля над другим человеком, когда тебя самою то и дело одолевают волны самовлюбленности, гнева и одиночества. Марике Лукас Рейневелд
Мимо Рина с невероятной быстротой, путаясь и дробясь, проносилось огромное количество смутных образов, которые нельзя было ни удержать, ни запомнить; его глаза постепенно утрачивали возможность концентрироваться на чем-либо, тело теряло вес и тепло, он уже думал, что никогда не вернется из этого путешествия, и пытался подавить приступы паники. Чуть не закричал, когда через три десятка частых вдохов ощутил твердую почву под ногами. В тот же момент уши заложило тишиной, тяжелый запах плоти заполнил легкие, а пространство перед глазами начало медленно обрастать деталями: низкий потолок, подслеповатое окно, прутья решетки в коконах пыли, ржавчины и инея, перевернутая жестянка с сухарями, груда тряпок и нерезкое колыхание сумрака в том углу, где на тюфяке вроде бы лежал человек. С отчаянно колотящимся сердцем Рин переставил ногу в этом направлении — подошва шаркнула по бетону, — осторожно откинул свалявшийся старый плед. Перед глазами возник прямоугольник худой спины, по которой неряшливо были разбросаны волосы и следы давнего бичевания. Рин дотронулся до рубцов: мышцы от его прикосновения напряглись, как от удара… и тут же расслабились. — Т-тоби? Человек неуклюже сел, кренясь набок. Прямо перед Рином возникли впалые щеки с неопрятной щетиной, ввалившиеся глаза. — Тоби! — но Тобиас посмотрел куда-то мимо и сквозь, словно Рин был призраком, к присутствию которого он давно привык, а не живым человеком. Потом во взгляде Тоби что-то изменилось, и выдох дурным сквозняком коснулся шеи Рина: — Уходи отсюда. Немедленно. Что бы Клэр тебе ни пообещала — не верь. Тебе здесь не место. После всего, что с Рином за последние часы произошло необыкновенного, слова Тобиаса прозвучали настолько обыкновенно, что Рин обиделся; достал из кармана расписанный фламбоянами шарф: — Помнишь, что написано над столом Ривайена? «Nosce te ipsum». Рядом с тобой и есть мое место, — сглотнул обиду, неуклюже примостился рядом на вонючем тюфяке, потянулся вперед, распробовал горько-уксусный вкус губ Тоби, сказал в них: — Извини, что мне понадобилось столько времени, чтобы это понять. Дальше говорить не имело смысла — коннект, такой правильный, такой сильный, обжег изнутри, потребовал топлива, как раскаленная печь — дров, расчистил затхлое пространство подвала от всех прошлых и будущих несчастий, а потом целый массив знаний ударил Тобиаса прямо в солнечное сплетение своим грузом, вошел в голову, вместил в себя сотни прожитых вдали друг от друга часов. Ощущений и информации было так много, что Тобиас запутался, перестал различать, где его чувства, а где чувства Рина, кто из них двоих вычеркнул Сэма из своей жизни, кто скучал и ждал встречи, кто изучал с Ривайеном лечебное Ано, а кто пытался передать техники Дыхания новым ученикам, кто произнес нам-шуб и сжал на удачу ягоды рябины в кулаке, чтобы избавиться от ревенантов, а кто отказывался добивать беспомощных людей в пятиметровом круге, кто рассматривал разросшийся в старом блокноте фламбоян, а потом сорви-головой шагнул в зеркальную гладь. Когда бурный поток информации превратился в теплое спокойное течение, Тобиас сказал хриплым от долгого молчания шепотом: — Ты не перестаешь меня удивлять! Рину стало приятно и чертовски хорошо от этих слов, он засмеялся заливисто и заразительно, хотя для смеха было совсем неподходящее место, а Тобиас не смог справиться с искушением — поймал смех, жаля губы Рина своими. Жесткими, обкусанными, колючими. Веря, конечно веря, что все происходит на самом деле, а не в бреду. И не веря одновременно. Рин целовал в ответ, неумело, но самозабвенно. Тыкался губами куда доставал: щекотно, тепло, мокро, взахлеб — ни дать ни взять слепой котенок. Когда дыхание закончилось, неминуемо отстранился, потом слегка обнял Тоби за исхудалые плечи, потянул на себя, замер где-то между лопаток, ощущая, как в подушечках пальцев рождаются знакомые электрические покалывания. Тобиас почувствовал, как рука Рина становится словно тяжелее и шире, как от нее под кожу, через мышцы, до самых костей идет импульс, наполняя тело жаром и истомой. Закрыл глаза и вместе с Рином вошел в транс лечебного Ано. Когда покалывания прекратились, Рин осмотрелся: а вдруг тут повсюду камеры наблюдения? Повторно осмотрелся — голые стены, дверь, глазница зарешеченного окна, через которую в подвал врывался холодный зимний воздух… Никаких камер, но и никакой возможности выбраться наружу. Сказал срывающимся голосом: — Н-надо уходить отсюда, но тут нет зеркал и вряд ли мое нам-шуб сработает. Если мы просто сломаем дверь, нас ведь не сумеют остановить? Задумавшись о том, что предпримет брат, если увидит Рина идущим вместе с Тоби по его территории, и смогут ли они добраться до Нагорной как обычные люди на поезде, Рин облизнул обколотые щетиной и вспухшие с непривычки губы и вспомнил, что денег он с собой не взял и за поезд им заплатить, по-видимому, будет нечем. Все-таки спросил: — Кстати, а где мы? Тобиас неохотно открыл глаза: — В Тирано. Почти на швейцарской границе. — Шутишь?! — Рин залился краской и посмотрел в пол, — как же он мог поступить так необдуманно и как же сумел так далеко зайти через Непространство? — Сэма сейчас тут нет, и никто, кроме него, мне тут не ровня, разве что Клэр, — ответил на его мысли Тобиас, осторожно повел плечами, хрустнул позвонками, охнул от удивления, не ощутив никаких признаков сотрясения, жара или слабости, нашел взглядом сковырнутые в лихорадке и отброшенные в угол мокасины, поднялся одним резким движением, вбил себя в них, избавился от превратившейся в отрепья рубашки, сплел из разбросанных по плечам и спине волос довольно опрятную косу и только после этих приготовлений протянул Рину руку, за которую тот с готовностью схватился, чтобы встать рядом. Тобиас оглядел его, непроизвольно любуясь нарождающейся взрослостью, которую он полюбил, за которой все еще пряталась детскость, так им любимая в прошлом. Сказал: — Если эта девушка попадется нам на пути, то сможет использовать стигму как строгий электронный ошейник. — Тобиас замолчал на долгое мгновение, потом закончил мысль: — Не думаю, что смогу долго сопротивляться ее прямому приказу. А приказать она может что угодно. Поэтому, если нам не повезет и мы на нее натолкнемся, ты должен будешь уходить один, потому что я нашел только один способ, как ей противостоять, — он невесело ухмыльнулся и беспомощно взмахнул рукой, пытаясь найти и не находя подходящие слова, — и он не позволяет… уходить из зоны конфликта. Но если ты скажешь мне, сколько сейчас времени, то я буду точно знать, где она находится и что делает. И мы сумеем избежать ненужных осложнений. О времени Рин забыл совсем, запустил руку в карман джинсов — телефон был на месте. Вытащил его на свет и разочарованно покачал головой — аппарат разрядился в ноль и превратился в бесполезный кусок пластика, нашпигованного мертвой электроникой. Сказал: — Может быть, если бы у нас было зеркало… — Ничего, глаза — это те же зеркала, — Тобиас слегка сдвинул брови к переносице, — попытаемся уйти тем же путем, каким ты пришел. Попробуем соединить твое нам-шуб с моими техниками перемещения. — Понял, — ответил Рин, который уже рисовал их с Тоби будущее теплыми акварельными красками и так хотел быстрее уйти из спертого ледяного воздуха, что пропустил мимо ушей напряженность и неуверенность в голосе Тобиаса, взял его за руку — ладонь была сухая и горячая, от нее по телу побежало нервное возбуждение, очень похожее на ощущение счастья, и все вокруг стало ярче. Рин погрузил свой взгляд во взгляд Тобиаса, почувствовал себя всесильным, выдохнул нам-шуб, которое разлилось в ледяном воздухе подвала, накрывая их обоих своей силой: «Расколотые отражения друг друга едины в удвоенном вздохе в двух местах одновременно». Тобиас узнал в нам-шуб свои собственные мысли пятилетней давности, в устах Рина они звучали необычайно красиво и с легкостью закручивали спираль коннекта, словно маленькую галактику, превращали бетон подвала в серую нестабильную расщелину Непространства. Над этой расщелиной Тобиас почувствовал себя наездником, стоящим на холках двух разгоряченных жеребцов, готовящихся разойтись в разные стороны. Напряжение не покидало его на протяжении нескольких вздохов, но потом совместное усилие стало сходить на нет, а перескочить из одного пункта назначения в другой так и не получилось. На глазах Рина выступили слезы обиды и бессилия. Почему то, что так здорово сработало в школе, отказывается подчиняться теперь? С досадой он стукнул кулаком в дверь и только тогда понял, что Ано ее покорежило и почти сняло с петель — она теперь висела на честном слове, готовая упасть и переполошить всех, кто в этот момент находился на вилле. Тобиас подпер дверь плечом, приподнял, а Рин поспешил помочь бесшумно переставить ее внутрь, к стене: — Зато теперь мы не заперты, — нашел в себе силы улыбнуться Тобиас. — И где-то недалеко от этого карцера должен находиться тренировочный зал, почти такой же, как в вашем доме в Ницце. — С зеркалами? — Я знаю, что у тебя с ним связаны жуткие воспоминания, но… Рин вскинул голову: — Веди. От твердости, с какой были сказаны эти слова, от ощущения долгожданной близости Рина Тобиаса охватила какая-то легкость и ясность, он решил, что Клэр больше тренируется на стрельбище, чем в зале, и риск встретить ее на пути не так уж велик, а потом поверил в свою несокрушимость, в удачу, в чудо, и слова сами вырвались на волю: — Я люблю тебя, Рин. Рин ответил на них новым поцелуем, и Тобиас не спеша выпил его до последней капли, разменивая секунды удачи, отпущенные на побег, на секунды счастья, потом уверенно нырнул в открывшийся за дверью коридор — чистому воздуху навстречу. Наверстывая потраченное время, они быстро, сдерживая желание побежать, шли по кишке коридора. От поцелуя у Рина еще кружилась голова и жгло на губах, поэтому он не очень обращал внимание на то, как коридор извивался и менял направление, доверившись Тоби. За очередным поворотом оказалась котельная с широкими трубами, обернутыми изоляционным пластиком, из-за одной такой трубы на них зашипела неизвестно откуда тут взявшаяся одичавшая кошка. От неожиданности Рин и Тобиас вздрогнули, переглянулись и одновременно заговорщицки прыснули, оставили трубы и кошку за очередным углом и поспешили вперед, где через прямоугольник распахнутой двери затеплился дневной свет. — Судя по тишине и освещению — обед, — сказал Тобиас, — но во дворе обязательно кто-то дежурит — совсем незамеченными пройти через гараж до зеркального зала не получится. Случилось так, как он и предсказал. На выходе из «кишки» они натолкнулись на густой запах пота и долговязого рыжего литовца, кажется Йоноса, того самого, который звал Тобиаса поиграть в биллиард, а потом по требованию Клэр волок в «холодную». Заглатывая чипсы и заливая их соком из тетрапака, он несколько секунд удивленно смотрел то на Тобиаса, то на Рина, липко хихикая. — Клэр выдала тебе нового партнера? Смотри не подведи ее, иначе я тебя своими руками придушу в следующий раз, выродок. Тобиас покорно склонил голову, пряча улыбку: для «Йоносов» мир был прост и управлялся волей того, к кому «Йоносы» были неравнодушны. Такие люди не сомневаются в том, что видят, поэтому не надо давать им лишний повод для сомнений. Надо просто сделать то, что они от тебя ожидают. Тобиас собирался не поднимая глаз сказать «не подведу» или что-то в этом духе, но он так долго сдерживал и прятал свои чувства! Долгожданная близость Рина выпустила их на волю. Тобиас резко и точно ударил «кажется Йоноса» ребром кисти в основание шеи — оглушил. Подхватил готовое рухнуть тело, затащил в котельную — шито-крыто; аккуратно прислонил к стене, обшарил карманы коротковатых, но отлично обжимающих задницу джинсов в поисках полезного: резинки — перетянуть волосы, или бумажника — купить билеты на поезд; задумчиво сказал: — Позаимствую у него худи? Коротковато конечно. Но что-то другое искать нет времени. Пока Тобиас переодевался, Рин вдохнул воздух, слабо пахнущий низкими облаками, дал себе несколько секунд, чтобы оценить огромную виллу, затерявшуюся на склоне горы. Чтобы лучше рассмотреть здание, сделал несколько шагов с дорожки, которая петляла между живой изгородью из шиповника и олеандра и каменной кладкой забора, — штаны моментально промокли от росы, оставленной на траве низкими облаками, ботинки отяжелели; Рин чуть не поскользнулся на влажной земле и неожиданно ощутил абсурдный прилив гордости за то, что его брат обладает редкой способностью выходить сухим из воды, делать сногсшибательные вещи, оставаться непредсказуемым, находить ресурсы, спонсоров, последователей, идти своим путем, пусть и неприемлемым для Рина. Разве это не безумие — чувствовать что-то похожее на восхищение человеком, который хотел уничтожить все, что было тебе дорого? Но сердцу не прикажешь. Рин отвернулся от здания, чтобы посмотреть на Тобиаса. От его силуэта, плавного и непрерывного, вырисованного ленивыми солнечными лучами на фоне каменной кладки, перехватило дух. «Сердцу не прикажешь», — еще раз радостно подумал Рин, чувствуя, как это самое сердце заполошно срывается с места, колотится как сумасшедшее, другое в груди Тобиаса тут же отзывается и рвется наперегонки прочь из грудной клетки ему навстречу. Обоим сейчас хотелось просто быть вместе, просто ощущать счастье воссоединения, но место и время для счастья были совершенно неподходящими. Застегнув худи, Тобиас повлек Рина через гараж в сторону арки в стиле двориков эпохи Возрождения. Еще десять шагов, девять, восемь, семь…остановился перед небольшой, обитой железом дверью, потянул ее на себя: — Зеркальный зал. И тут они услышали: — Что ты здесь делаешь, Рин? Как ты нас нашел? Рин подскочил от неожиданности и оглянулся. Сэм стоял посреди гаража с сумкой и пакетами в руках, Никколо доставал остальные вещи из багажника неприметного фиата цвета грязного моря. Судя по всему, они только что приехали. Какое невезенье! Рин скорее ощутил, чем увидел, как Тобиас машинально коснулся стигмы, стирая пальцами проступившую на коже кровь, как он расслабил плечи, медленно, словно пудовую гирю, поднял правую руку и остановил ее точно напротив пятого ребра — кулак слегка отведен в сторону для замаха, чтобы с силой ударить в грудину на уровне сердца. Удар на случай, если коннект с Сэмом подчинит его волю? Смертельный удар? Неужели именно это он имел в виду, когда говорил, что придуманный им способ неповиновения не позволяет исчезать из зоны конфликта?***
После того как по ее распоряжению Тоби закрыли в «холодной», с коннектом у Клэр что-то случилось. Он словно сошел с ума, перелитая Сэмом кровь мучила ее приступами жара и озарениями. Ей приходилось прилагать немало усилий, чтобы выглядеть нормальной. Задачу облегчал тот факт, что она могла почти все время проводить на стрельбище, а вечером зажигала ароматические свечи, чтобы легче забываться во сне. Но и во сне коннект не отпускал, призывая все новые и новые формулы для парного Дыхания на Ано. Сложные, смертоносные, они кошмарами бродили вокруг нее, заставляли по нескольку раз за ночь просыпаться и лихорадочно исторгать их из себя на бумагу, как мифологических детей. В эти короткие мгновения Клэр ощущала себя богиней, поставившей вдыхание жизни в мертвую материю на поточное производство. Утром же она находила вокруг себя скомканные листы с нечитаемыми каракулями или с глупыми фразами типа «я люблю кофе». От этого ей становилось еще хуже. В бессилии она колотила кулаками по коленям. В ночь перед приездом Сэма Клэр вообще не смогла уснуть. Ее мучили неразрешенные сомнения: Тобиас уже пятые сутки был в «темной» на воде и хлебе, и она не знала, нужно ли его выпустить или лучше доложить все как есть и позволить Сэму самому решать судьбу своего бывшего? Рассказать ли о кошмарах, сводящих ее с ума? Но как только она решилась на откровенность, коннект оборвался, словно его обрезало. Изможденная Клэр рухнула на подушки и уснула. Открыла глаза уже за полдень, но чувствовала себя очень усталой и очень голодной, выпила какую-то сладкую дрянь, посмотрела на дисплей телефона — до приезда Сэма оставалось меньше двух часов. Клэр взяла кольт и отправилась на стрельбище привести мысли в порядок. Когда Клэр почувствовала, что отведенное ей время вышло, она накинула на голову теплый капюшон, досадливо затянула завязки и заторопилась к вилле; сокращая путь, резко свернула к гаражу, чтобы встретить Сэма раньше всех, и остановилась как вкопанная в арке, увидев сразу и Сэма, и Никколо, и Тобиаса, и Рина. Откуда здесь взялись двое последних, она не знала, но поняла, что это не сулит ничего хорошего. Все кошмары ее ночей грозили стать явью, но она совладала с собой и подняла руку в едва заметном жесте приветствия. Ей никто не ответил, настолько молодые мужчины были сконцентрированы друг на друге. В позах, во взглядах, в складках набежавших на лбы поперечных морщин, в линиях сдвинутых к переносице бровей Клэр читала как в книге о том, что надвигается нечто необратимое. Клэр задышала мелко и часто — по-другому у нее перестало получаться, — и слои спокойствия, которые она наложила на себя во время многочасовой стрельбы, опали словно дешевый макияж. Черная ненависть захлестнула сознание, застлала глаза красной пеленой. Неудача и усталость разрушили тщательно выкрашенный фасад ее благожелательности, и наружу вышло то, что за ним скрывалось — желание отомстить Тобиасу, желание отомстить Рину и желание удержать эту взрывоопасную ситуацию в своей власти. Она почти бессознательно согнула ноги в коленях, развела ступни на ширину плеч и привычно погладила рукоятку кольта, чтобы сосредоточиться.***
Сэм смотрел Рину в глаза, казался хладнокровным и уверенным, но с его лицом все равно было что-то не так: то ли его свела судорога, то ли он прикусил себе язык. Когда он снова заговорил тихим и мягким голосом, Рин явственно расслышал в нем угрозу: — Какой приятный сюрприз! — Сэм аккуратно поставил сумку и пакеты на землю, достал телефон, нашел иконку в верхнем углу экрана, надавил пальцем. То ли начал отслеживать видеозаписи, то ли заблокировал выходы. Охрану вряд ли вызвал. Его гордость не выдержала бы пересуды о том, что он не сумел справиться с братиком и собственным бывшим. Рин молчал, скользя пристальным взглядом по спокойному, почти безмятежному лицу Сэма, зная, насколько обманчиво это спокойствие, и пытаясь заметить первые признаки гнева. — Надеюсь, ты не торопишься, — продолжил свой монолог Сэм, делая вид, что не обращает внимания ни на Тобиаса, который стоял так, словно собрал на себе весь солнечный свет, ни на Никколо, который невозмутимо закрывал автомобиль с лицом сумеречным и абсолютно нечитаемым. — Пойдем в дом. Выпьем кофейку, поболтаем, как в старые добрые времена. Спешить-то некуда. Расскажешь мне, как сюда добрался и кто тебе в этом помог. И я уверен, — Сэм вдруг произнес последние слова с сильным нажимом, сменив тембр голоса, перестроив дыхание, переходя в режим Ано. — Уверен, что Тобиас проводит тебя до моего кабинета и проследит, чтобы ты никуда больше не сбежал. Рин ощутил присутствие Сэма в своей голове, словно его пальцы перебирали там сухие цветы. Своим вторжением брат давал понять, что в случае сопротивления он произнесет заклинание, которое побежит по коннекту как по фитилю, сжигая все на своем пути, не оставит никакой надежды на будущее. В намерениях брата Рин не сомневался — Сэм уже в Нагорной был готов или все выиграть, или все проиграть, и ситуация снова повторялась. Однако сейчас Рин уже не был готов бросить на произвол Сэма того, кто ему всех дороже. Схватив ртом пустоту, Рин быстро заморгал, готовясь сделать новый выбор. Движения ресниц разрезали мир вокруг него на стоп-кадры. Вот брат плотно сжал губы, и его глаза превратились в такие черные дыры, что показались почти бесцветными — и в то же время полными обезоруживающего понимания. Вот Тоби чуть отвел кулак в сторону, увеличивая место для размаха. Рин чувствовал, насколько сильна его решимость закончить все здесь и сейчас. Закончить ценой собственной жизни? Нельзя дать Сэму атаковать, решил Рин. Нельзя! Нужно действовать первыми! Коннект был с ним полностью солидарен. Варианты глифов возникли со стремительностью падающих звезд — Рин выбрал тот, который напомнил ему о Ривайене, и даже не вспомнил о своем обете никогда не использовать Ано против человека, встал между Сэмом и Тоби, поднял руку характерным движением дышащего. Увидел, как самоуверенность и решимость стекают с лица Никколо быстрыми крупными каплями, но не остановился. Напротив. С инстинктивной жестокостью человека, который не хочет терять то, что обрел ценой многих усилий, — с жестокостью, которая ошарашила его самого, — сложил пальцы в глиф и произнес с клекотом, подобно хищной птице, защищающей гнездо: — Свиток! — Не узнал свой собственный голос: это не он, не его, он не умеет так! Но именно из-под его руки вышел туман сложного цвета угольной пыли, и бесконечный мир, состоящий из черноты, развернулся свитком у ног Сэма. Сэм завалился на бетонный пол, не успев защититься от удара, забился в тумане, как в сетях; видимо, прокусил язык: по его искаженным гневом губам потекла кровь. В ступоре Рин удивленно рассматривал результат своих действий, с ужасом отдавая себе отчет, что боль — это очень занимательное зрелище, если в тебе не осталось ни капли жалости. Он наверное мог бы смотреть на Сэма долго, но надо было спешить в зеркальный зал, потому что через минуту-другую тут будет вся школа. Он, не в силах отвести взгляд от брата, стоял и ждал, что вот-вот раздастся рваный топот множества крепких ног, а вслед за ним возникнут люди, которые принесут с собой наказание за содеянное. Но вместо этого Рин услышал душераздирающий женский крик, машинально повернулся в его сторону и пропустил мгновение, когда темный женский силуэт метнулся вперед и преградил путь к двери в зеркальный зал: — Стой-ринс-вальд-не-про-пу-щу, — высокий женский голос властно разлетелся по гаражу. Ринсвальд? Так его никто давно уже не называл. И этот голос! Рин переключил внимание и развернулся — и в тот же миг отшатнулся, увидев совсем близко рослую спортивную девушку с остекленевшими, неживыми глазами. Что-то в ней показалось Рину неожиданно знакомым. Почти притягательным. Тоби говорил о какой-то Клэр… Узнавание обрушилось подобно сходу лавины. Не может быть! Та самая Клэр, в которую он был почти влюблен! Ее появление никак не вписывалось в схему побега. Клэр здесь? Как? Почему? Давно? И что теперь делать? У Рина не было никаких рациональных ответов на эти вопросы, но он все равно их искал, боясь утратить последние иллюзии о людях, которые его окружали. Но чем дольше это продолжалось, тем явственней он чувствовал, как уходит драгоценное время. Тик-так. Секунды срывались, как бусины с разорванной нитки. Тик-так. Время падало под ноги, и на сопротивление Клэр его оставалось все меньше и меньше. Тик-так. Тикали часы внутри Рина и предсказывали беду. — О-той-ди-от-рин-сваль-да-то-би-ас-и-ляг-на-пол. Слова, методично разделенные на слоги, били прицельно. Тобиас схватился за горло, пытаясь успокоить пульсирующую стигму. Приказ Клэр разрывал его изнутри, а коннект с Рином сжимался пружиной на взводе. Тобиас снова занес руку для удара в грудину, но тут почувствовал, как теплые дрожащие пальцы Рина перехватывают кулак, как сам Рин вжимается в него всем телом, усиливая коннект между ними. Почувствовал, как бремя старого семейного имени, взваленное на него Клэр, скатывается с расправленных плеч и им обоим от этого становится легче. — Тоби мой, — шуршит голос Рина в голове Тобиаса, словно пробиваясь через толстый слой старых газет, а сам Рин смотрит в перевернутое зеркало глаз Клэр, а потом в поле его зрения попадает дуло пистолета, наведенного точно ему в грудь. И отверстие вдруг кажется ему оком дохлой птицы. Тобиас уже знал, как узнают о неизбежном, что ему нужно делать. Словно вся его жизнь была ради этого момента. Он дотронулся до горла — проверил стигму, она успокоилась и вела себя смирно. Отлично. Приказы Клэр нейтрализованы. Тобиас отвел плечи назад, словно перед полетом, словно балансируя между настоящим и будущим. Набрал в легкие сладкого от близкой развязки воздуха, продекламировал, как актер на сцене, свой старый глиф, который все это время считал неудачным, но который теперь обрел для него новое значение: «Туман в дороге служит нам одеждой…» В воздухе образовалась сложная звуковая волна Ано, поплыла, словно круги на воде, окружила. Рин перестал слышать свои мысли — продолжение глифа гудело в голове турбинами реактивного самолета, требуя выхода. Рин тягуче выдохнул: «…тропа петляет, но приводит к дому». Созвучия двух голосов переплелись, проросли друг в друга, толкнули звуковую волну — и та, наподобие мяча, точно попала в центр зеркала глаз Клэр, словно в пустую корзину, раскрыла кирпичики бытия между измерениями. Спираль коннекта, свернувшаяся внутри Тоби, раскрутилась, дернула. Туман заполнил легкие, ватная тишина моментально окутала их тела, отсекая от отчаянного крика Клэр, от причитаний Никколо, от злобной ругани бегущей из дома подмоги. А потом сзади раздались один за другим два быстрых глухих хлопка — по одному на каждый удар их с Рином сердец.