Ни одному зверю не сравниться с человеком в многообразном, бесконечно богатом на выдумки искусстве ненависти и мести. Рой Арундати
На виллу с красной крышей и обширным парком для тренировок, которую предоставила в распоряжение школы семья Стрателли, Сэм вернулся злой, оттого что успех вылазки в Нагорную утек между пальцами. Злость била его в солнечное сплетение, как бьет метко брошенный гандбольный мяч, жестко, до остановки дыхания. Сэм поискал глазами, на кого эту злость обрушить, и нашел бугая-напарника, который дожидался его возле гаража: — Не западло было сюда возвращаться после того, как сбежал? Ты хоть комнаты в Нагорной обыскал? Нет?! Ты кретин или как? Господи боже мой, я что, все сам должен делать? На хлеб и воду тебя, в карцер, на месяц! С радостью? Да ты на все пойдешь с радостью, лишь бы тебя не вышвырнули обратно туда, где подобрали! Что ты мне тут суешь? Учебные планы наставницы Пэм?! Дай сюда! Сэм схватил папку, совершенно забыв о бугае и наказании, отошел с ней к дальней скамейке за садовым лабиринтом и принялся читать. Злость еще клокотала в нем, когда Никколо нашел его сгорбившимся над страницами. Безупречно элегантным движением доктор помассировал его плечи, потом спросил: — Оно того стоило? Разве теперь Ривайен не воспользуется casus belli, чтобы тебя уничтожить? Несмотря на неприятный вопрос, на губах Сэма появилась натянутая жесткая улыбка, похожая на резинку, которая вот-вот ударит. — Воспользуется. Подключит и институт, и все свои связи, но зато теперь каждый раз, как посмотрит в зеркало, будет думать обо мне. И да. Оно того стоило. Уродство на безупречном лице мэтра — неплохая компенсация неудачной вылазки. — Ясно. Тогда расскажи мне, каковы теперь наши планы на будущее? Надеюсь, ты их уже начал продумывать. — Начал. Как резанул старую крысу по лицу, так и начал. Переедем на новое место и отложим мое возрождение еще на некоторое время. Что еще? — Еще надо будет заказать фальшивые документы ученикам, поставить защиту на серверы, запастись одноразовыми телефонами и доверенными лицами. Пойдем в дом, — Никколо собственнически поцеловал Сэма в родинку на шее. — Обсудим все, снимем тебе напряжение. Сэм покосился на уютную, приглашающую к отдыху руку Никколо, и злость в нем не спеша уступила место искре вожделения.***
В четыре часа утра Сэм, откинувшись в глубоком кожаном кресле, широко раздвинул ноги, но удобней не стало. На его связанных за спинкой кресла запястьях Никколо затянул узлы — веревка уже жгла кожу и волна резкой боли бежала от плеч через позвоночник к паху. Сэм чувствовал себя беззащитным и беспомощным, но с растущим возбуждением следил за тем, как Никколо расстегивает ширинку своих брюк и достает член со швом, идущим от головки влево и вниз. Когда этот член достаточно затвердел и на нем стало видно изогнутую вену, Никколо приказал: — Открой рот и смотри на меня, когда я тебя трахаю, — потом одним долгим движением погладил членом губы Сэма. Эта фраза, этот тон, эта ласка всегда заводили Сэма больше всего. Он им уже несколько лет подчинялся беспрекословно. Подчинился и сейчас. Его глаза расширились и приняли оттенок чернейшего кофе. Он сдержал рвотный позыв, когда Никколо заставил его заглотить глубоко, заработал горловыми мышцами, чтобы заслужить похвалу. Она не заставила себя ждать: — Молодец, мой мальчик. А теперь пощекочи языком. Быстрее, еще быстрее, — предусмотрительно вдавил твердый член в глотку, пресекая нарастающий стон. Сэм все-таки издал горлом гортанный звук, и сперма стрельнула ему прямо в нёбо, со слюной потекла с уголков губ. Никколо резко вынул член, впился в рот губами, теплыми и мягкими; жесткими холодными пальцами погладил у Сэма между ног, пощипывая, выкрутил член, нажал на левое яичко, перекатил между пальцами. Оттянул. Сэм зашипел и ощутил приятную истому внизу живота. Связанные за спинкой кресла руки напряглись, пальцы скрючились и впились ногтями в ладони. — Скажи «пожалуйста», если хочешь, чтобы я продолжил. — Пожалуйста, — зажато простонал Сэм. Никколо оттянул и покатал между пальцами оба яичка. «Вот оно!» — подумал Сэм, но вместо оргазма всплыло воспоминание о злом выражении глаз Рина. Внутри тут же что-то сбилось. Опять. Никколо почувствовал перепад настроения, схватил Сэма за подбородок, с силой вздернул голову, придвинулся так, что Сэм ощутил на своих еще подрагивающих от напряжения губах отдающее чем-то мятным дыхание. Никколо не удержал в себе разочарования: — Ты опять не о том думаешь! — Пора прекращать это бесполезное занятие. Развяжи меня, — ответил Сэм, и слова рассекли ночной воздух, как крылья хищной птицы. Но в это время айфон, лежащий где-то на полу, заиграл «отдай свое сердце, отдай свою душу». Никколо удивленно вскинул бровь, вместо того чтобы развязать узлы, потянулся за аппаратом, нажал на «принять» и на громкую связь, поднес айфон к губам Сэма. Сэм кашлянул, приводя в порядок голосовые связки, подчиняя эмоции; сказал: — Да. Оба услышали ледяной голос Тобиаса: — Я готов вернуться, Сэмюэль. Прямо сейчас. Но ты оставишь Рина в покое. По крайней мере на то время, пока я учу твоих людей смысловой петле и вектору движения. Сэм ощутил себя игроком в покер, которому только что на руки выдали выигрышные карты. Сглотнул, чтобы скрыть возбуждение, и ответил: — Сейчас ты мне не нужен. Приезжай в первой декаде января. Я сброшу тебе адрес. Но ты никому не скажешь, куда едешь, а приехав, порвешь с моим братом любые контакты. Никаких встреч, телефонов, социальных сетей. Никакого коннекта. Ни тебе, ни мне. Согласен? По лицу Никколо пронеслась мрачная тень, скулы на долю секунды сделались жестче, но, повинуясь интуиции, он переложил айфон на подлокотник кресла, убрал черный локон с потного лба Сэма и с кошачьей грацией опустился между ног своего дорогого мальчика. Пока Сэм заканчивал разговор одной-двумя безразличными репликами, Никколо заработал ртом, вбирая и выпуская сначала вялый, а потом налившийся кровью член. Когда Сэм издал неопределенный звук удовольствия, Никколо ускорился, позволив Сэму медленно соскальзывать в пограничное состояние между «очень-очень хорошо» и «сейчас кончу». Не останавливался до тех пор, пока Сэм не вздрогнул конвульсивно и его горячая сперма не залила горло. Проглотив, Никколо поднялся с колен, развязал Сэма, давая ему возможность сладко потянуться и набросить халат на голое тело. Спросил: — И что теперь? Сэм ответил не сразу, прикрыл глаза и прислушался к себе. Его мир, который остановился несколько часов назад в кабинете Ривайена, теперь не спеша сдвигался с мертвой точки, набирал обороты, будто огромный маховик, не спеша генерируя мысли, планы, схемы. Несколько секунд глазные яблоки под его веками метались, словно он смотрел фильм, потом он заговорил медленно, стараясь внушить самому себе, что все делает правильно: — А теперь у нас будет заложник, очень способный заложник. Который научит меня всем своим техникам. — Не тебя, — перебил его Никколо. — Ты на пределе своих сил, и зависимость от ингибиторов делает тебя непредсказуемым. В таком состоянии я не позволю тебе приближаться к Тобиасу. И это не все. Тебе как руководителю не стоит учиться на глазах своих людей. Только подумай, как ослабнет твой авторитет, если у тебя не получится. Или получится не с первого раза. Или повторится что-то похожее на твою вылазку к Ривайену. Сэм замер, непокорно мотнул головой: — Так у других тем более может не получиться. Техника контроля времени и микро-перемещений требует колоссальной концентрации, изматывает тело и разум. Я думаю, что даже превышает возможности тела большинства дышащих. Кто, кроме меня, сможет потянуть такое? — Может быть, твой драгоценный Тобиас и уникум, но не настолько. Позови Клэр. Ее рвения хватит на всех. Поручи ей подобрать человек пять-шесть. Да хоть чертову дюжину. Пусть поездит по этим адресам, — Никколо положил перед Сэмом список отделов специальных проектов при культурных центрах Польши, Чехии, Румынии и Латвии.***
В семь часов утра Клэр постучала в мансарду под крышей, вся радостная и душистая; войдя, посмотрела на Сэма и Никколо ловчей птицей, готовой сорваться с руки по первому приказу. — Для меня есть задание? — Мимоходом отметила, что волосы обоих взъерошены, зрачки расширены, словно они обкурились или перетрахались. — Мой бывший напарник возвращается, — с ударением на последнем слове сказал Сэм, — Пока мы с ним были в разлуке, он научился каким-то образом обманывать физическую модель пространства. Твоя задача — найти ему партнера, который сможет перенять все эти приемчики. Отправляйся на охоту, — Сэм пододвинул к Клэр список европейских отделов спецпроектов, подготовленный Никколо. — Спецпроекты — всего лишь эвфемизм, за которым скрываются филиалы Института Ано. Поговори с руководителями. Покажи им наши последние разработки ингибиторов. Только представляйся именем матери, а не своим. Напусти туману. Пусть думают, что за всем этим стоит кто-то более значимый, чем школа Гийота и дочь профессора Сикорски. В обмен на формулу попроси базы данных с дышащими. Завербуй с дюжину. Заставь их произнести клятвы. Привези сюда. Нелегкое дело, но ты умеешь уговаривать. Клэр перестала улыбаться, метнула на Никколо заинтригованный взгляд, уже в дверях сообразила, что надо бы хоть что-то сказать, сказала первое, что пришло в голову: «Спасибо за доверие», и отправилась на маленькое стрельбище над самой пропастью, включила прожекторы, которые пытались заменить солнце на темном декабрьском небе, расставила на камнях заранее приготовленные бутылки из-под томатного сока. Задержала дыхание, прицелилась и сделала семь выстрелов — семь бутылок превратились в осколки. Довольная результатом, Клэр наконец призналась самой себе: «Сэм дал невероятно трудное задание, шансы на успех ничтожные, но если мне удастся…» В такт этим словам ее пальцы замерли на спусковом крючке, взгляд стал далеким, даже немного мечтательным, а потом она принялась расставлять новые мишени и просчитывать, как действовать дальше. Привычка принимать важные решения во время стрельбы появилась у нее в пору развода родителей, когда она злилась на мать и на требования, которые та предъявляла и к отцу, и к ней. Мать проповедовала биологию с кафедры Сорбонны, не брила подмышки, не расчесывала волосы, красила губы в ярко-розовый цвет, а глаза подводила зеленым. Клэр стеснялась ее и не любила. В отце же души не чаяла, и когда тот подарил Клэр кольт и месяц инструктажа на тринадцатый день рождения, она начала с удовольствием проводить вечера подальше от домашних ссор, обдумывая за стрельбой темы сочинений и доказательства теорем. Оружие в руке придавало уверенности мыслям. Когда развод наконец состоялся и они с отцом перебрались на юг, поближе к так любимому им Нарбонскому восстанию, Клэр вздохнула полной грудью — отпраздновала переезд абонементом в тир и получением полного доступа к даркнету. Когда ей стукнуло четырнадцать, она наткнулась в сети на объявление о наборе в новую школу боевых искусств «Дыхание Ано». Пошла на собеседование. Его проводил удивительно красивый парень — Сэм Гийот. И голос у него тоже был удивительно красивый. В певческом кружке, в который Клэр ходила в колледже, про такой сказали бы: пронимает насквозь. Клэр была очарована и голосом, и Сэмом, сделала все, что тот попросил ее сделать. Сдала кровь. Позволила поцеловать (первый поцелуй в двенадцать лет потряс ее меньше). Сказала «я люблю тебя, Сэм». Позволила дотронуться до запястий, локтей, шеи, позвонков, чтобы пробудить меридианы. Инициация была великолепна. Изменила сознание, сняла с него ограничители. Клэр словно попала в волшебный наркотический мир, каждый нерв в ее теле загорелся и заискрил, ее истинное «я» хлынуло потоком. Но в школу Дыхания на Ано ее не взяли. На прощанье Сэм сказал ей ободряюще: — Оставь мне свой телефон. Я с тобой свяжусь. Однажды. И не обманул. Связался. Дал задание приглядывать за своим младшим братом. Рин оказался милым и дурашливым. Клэр видела в нем легкую добычу. Видела себя уже с ним, и с Сэмом, и частью семьи, школы, практики. Когда план нового будущего провалился и Рин бросил ее ради этого странного долговязого Тобиаса, за которым она наблюдала издалека, надеясь остаться незамеченной, самолюбие Клэр было ранено. В ней всколыхнулся тот же гнев, который она испытывала в детстве по отношению к матери, пропитал ее насквозь, как чернила пропитывают промокашку. Теперь, когда она узнала, что будет курировать этого самого Тобиаса, гнев в Клэр вспыхнул с новой силой, в голове закрутилась мысль: теперь он в моих руках и ответит за все! Поплатится за то, что их отношения с Рином так и повисли в пустоте, не обретя ни формы, ни сюжета. Продумывая план, Клэр так далеко зашла в своем гневе, что к утру была готова пытать, чтобы узнать секретные техники Дыхания.***
Никколо прошелся вдоль разношерстной шеренги из мужчин и женщин, высматривая потенциал, привлекательность, силу в конце концов. Те, кого отобрала Клэр в качестве лабораторных крыс для проекта «Тобиас», выстроились в ряд под камфорными деревьями. Десять человек разных возрастов и национальностей. Пот стекал по их спинам и лицам. Позади эти новые рекруты оставили сутки испытаний на выносливость, концентрацию и скорость. Он вглядывался в новые лица. Одно из них было обязано заинтересовать Тобиаса, чтобы отдалить его от Сэма. Но которое? — Еще один, — велел он, и Клэр щипцами осторожно, но быстро вытащила из жаровни кирпич. Положила его на огнеупорный металлический квадрат. Тот, кто первым выберет боль и сумеет обуздать ее при помощи Ано, станет тем самым кандидатом номер один, которого Клэр предложит для Тобиаса. Первым вышел вперед парень с чувственным изгибом губ и по-звериному ленивыми движениями хорошо сложённого тела. Сказал на чертовом Ано длинную фразу, во время которой высота его голоса менялась совершенно беспорядочным образом. У Никколо от этого хаоса звуков череп стало покалывать, словно корни волос зарядились электричеством, а кирпич… кирпич превратился в красную пыль. Никколо устало улыбнулся. Хорошо. Пусть этот будет первым. Пусть этот мускулистый юнец обеспечит школе прорыв, пусть уверенная в себе Клэр улыбнется Сэму открытой улыбкой и убедит, что больше не стоит ни о чем тревожиться. Пусть! Тогда можно будет с легкой душой увезти Сэма в клинику и продержать там достаточно долго, чтобы избавить от ингибиторов и паранойи, которые все сильнее стачивали его душу. Если не сделать этого сейчас — потом будет поздно.***
По адресу, который прислал ему Сэм, Тобиас нашел виллу с зеленой черепичной крышей, гнездившуюся на отвоеванной у скальных пород площадке между рекой и отвесной стеной Альп. Вилла была огорожена неприступным забором, словно строители готовились к длительной междоусобной войне и тосковали о непокорности, которой славились средневековые Альпы. В общем, школа Сэма выглядела как крепость в горах. Или как дом итальянского мафиози позапрошлого века, если бы не спутниковые тарелки, камеры и датчики движения. Когда автоматические ворота бесшумно распахнулись, Тобиас был удивлен, что за ними его встретил только огромный внутренний двор и дрон. Поволок чемодан по широкой каменной дорожке между камфорными деревьями. Чемодан цеплялся за неровности, и Тобиас целиком сосредоточился на единоборстве с квадратным монстром, преодолел несколько десятков метров, втащил чемодан в просторный вестибюль, который оставлял легкое ощущение тюремных застенков из-за потолков, заметно нависающих над головой. Тоби достал мобильник и уже собирался позвонить Сэму, когда дверь сбоку от него распахнулась и вошла рослая девушка — большая грудь, длинные волосы и тонкая, как у грифа, шея. Щеки слабо бликовали от пота, влажные губы подрагивали от внутреннего напряжения. Девушка первым делом представилась: — Я Клэр, добрый день. А ты Тобиас? Не дожидаясь ответа, энергично продолжила, почти таща Тобиаса за собой через террасу на второй этаж: — Добро пожаловать. Сегодня покажу тебе виллу, что здесь как, завтра познакомлю с нашими людьми. Надеюсь, они будут достойны обучения. Я сама их отбирала. Тобиас вошел за девушкой в наскоро обставленное помещение с решетками на окнах; Клэр прокомментировала: — Это твоя комната. Она маленькая и не закрывается на ключ, но зато индивидуальная. Все остальные живут вместе по пять-шесть человек. Оставь чемодан и пойдем дальше. В этот момент то ли поворотом головы, то ли взглядом, то ли движением руки, то ли еще бог весть чем девушка Клэр напомнила Тобиасу Рина, а еще не к месту вспомнилось, что Рину нравилась какая-то Клэр. От этой мысли стигма на горле неприятно запульсировала. Но Тобиас не стал прислушиваться к ощущениям. Глупость какая-то. Что общего та Клэр могла иметь с этой? Опустил глаза и просто кивал, когда девушка Клэр показывала ему медицинский кабинет, столовую, сауну, три бунгало, в которых жили набранные Сэмом ученики. В какой-то момент заставил себя спросить: — А где Сэм? — и поправил ворот водолазки, словно это могло принести облегчение. — Его с Никколо комнаты под самой крышей, там оборудован дополнительный административный этаж. Они обязательно поздороваются с тобой, когда придет время. Под домом есть для этого уединенное место. В подвале, — улыбнулась ему девушка Клэр и, добавив: «Но не сегодня», потянула Тобиаса вниз, снова на террасу, через нее — на подземный этаж. А Тобиас смотрел себе под ноги и гадал, учил ли ее Сэм специально этому сочетанию угрозы и ласкового интереса в голосе, или она выучилась сама. — Там гараж, — девушка Клэр показала на стеклянную раздвижную дверь: — Там парк, — показала на выход, оборудованный в стиле арки двориков эпохи Ренессанса. Повела Тобиаса от арки в противоположную сторону, остановилась у небольшой, на этот раз железной незапертой двери. За дверью оказалась обширная комната с зеркалами и спортивными снарядами. — Наш тренировочный круг, — взгляд девушки протанцевал от зеркал к зарешеченному проходу в подвал, потом нервно задержался на Тобиасе; Клэр проворковала: — Есть еще стенд для стрельбы в самой дальней части парка, прям перед обрывом. Ты умеешь стрелять? — Я ненавижу огнестрел, — машинально ответил Тобиас. — Жаль, — сказала девушка Клэр. — Тогда на этом экскурсия закончена. До завтра. Вернувшись к себе в клетушку, Тобиас набрал Лу, надеясь, что Рин окажется рядом и первым возьмет трубку. Он оказался. Но вместо того чтобы сказать «прости меня», Тобиас говорил с ним о каких-то незначительных, второстепенных вещах. Потом говорил с Лу, но в голове все равно звучал голос Рина. Когда он распался на короткие гудки, Тобиас закрыл глаза и воспроизвел в уме каждую интонацию, превратил голос Рина в цветную мозаику, аккуратно спрятал ее в глубине памяти, в самом далеком и секретном месте, как прячут разбитую драгоценность. Чтобы однажды, когда будет особенно тяжело, этот голос помог ему остаться тем человеком, которого полюбил Рин, а не стать тем заточенным оружием, которым захочет его сделать Сэмюэль. Тобиас посидел еще немного, смежив веки, и послушал гомон голосов где-то за стеной. Он знал, что вот-вот ему придется обезвредить себя как мину замедленного действия, чтобы в случае чего осколками не накрыло Рина. Оттягивал момент как мог, но когда он наступил, обхватил левой рукой правое плечо и начал раскачиваться, сначала медленно, потом все быстрей. Его взгляд остановился в пустоте и больше не двигался. Он видел не комнату, но пульсирующую нить коннекта. Сжал ее в руке, дернул — показалось, что вырвал вместе с сердцем. Больше никакой связи с Рином, чтобы не дать Сэму повод к нарушению договоренностей. И никаких уступок аппетитам Сэма. Он даст ему только то, что тот сумеет забрать, — а он и так забрал достаточно. Тобиас растянулся на узкой скрипучей кровати и отпустил напряжение дня — долгий перелет, путаницу с гугл-картой, разговор с Клэр. Дал себе обещание: «Я дождусь тебя, Рин» — и медленно соскользнул в глубокое забытье.***
Сэм с ним так и не пересекся, ни назавтра, ни через неделю, ни через месяц. Тобиас не чувствовал его присутствия на вилле; несколько раз задавал Клэр вопросы, но ни разу не получил внятного ответа, и в нем начала поднимать голову злость. Эмоция, в которой он нуждался, чтобы как можно дольше продержаться в качестве тренировочного оружия для подручных Сэма. Всю первую неделю Клэр продолжала кормить его обещаниями и туманными объяснениями о занятости шефа. Зато к нему в «келью» зачастил рыжий литовец Йонос, которого ему в пару не дали, но который то ли интерес проявлял, то ли просто был приставлен наблюдателем. Приглашал присоединиться к компании, поиграть на бильярде, выпить. Тобиас отказывался, ссылаясь на усталость — ему казалось неправильным думать о Рине рядом с этим человеком. Когда через восемь дней Тобиас встал в пару с мускулистым красивым мулатом по кличке Махор и произнес боевой глиф, то к злости неожиданно прибавилась эйфория. Он почти рассмеялся от неожиданности. Уже и забыл, какое это удовольствие — сражаться в пятиметровом кругу, чувствовать свою силу и чужую слабость. Чувствовать, как Непространство холодит кровь и заставляет сердце отбивать хаотичный ритм в ушах. Ощутил знакомое с детства родство с Непространством, со стихией, с которой он, в отличие от других, не боролся, но приручал. Но миновало шесть месяцев, которые мало чем отличались друг от друга, и сражения перестали радовать. Одни и те же стены, одни и те же тренировки, одно и то же небо. Мускулистый молодой человек давно был заменен другим мускулистым молодым человеком, а тот, в свою очередь, миловидной мускулистой молодой женщиной. Но все эти люди, которых ставили Тобиасу в пару, мало чем отличались друг от друга: накачанные стероидами, но без воображения, они были скорее обузой, чем помощью. Тобиас честно пытался их учить, поначалу ему нравилось входить с ними в Непространство, ощущать, как бурлит в венах кровь, как сильно бьется сердце, вторя глифам Дыхания. Однако разочарование наступило слишком быстро. Все его новые партнеры повторяли одни и те же ошибки, словно их внимательность была подточена постоянным стрессом, а потом проваливали тестовые испытания, так и не поняв, что перемещение в Непространстве и остановка времени не имеют ничего общего с физической силой. Тобиаса все чаще охватывала апатия и желание со всем покончить. Все меньше оставалось надежды, изначально и так крошечной, что Рин простит его, позовет, чтобы вместе противостоять Сэму. Однако обещание, данное самому себе — «Я дождусь тебя, Рин», — помогало засыпать темными ночами, в которых воспоминания о Рине сияли, как украденные звезды, проживать день за днем и держать апатию в узде. Потому что Рин заслуживал того, чтобы в него верить и его ждать.***
Клэр заметила перемену настроения Тобиаса на излете весны. Наблюдала, стреляла по мишеням, размышляла, подозревая саботаж, но не находя доказательств. Каждый раз, когда очередной кандидат проваливал испытания, позволяла только ругательствам сорваться с языка, но в начале лета не выдержала: — Хочу тебе напомнить, что Сэм держит свое слово и не связывается с Рином. А вот ты нас держишь за дураков. — Я ничего не скрываю, — механически возразил ей Тобиас, словно вел этот разговор не в первый раз, — но те люди, которые встают со мной в пару, не способны повторить то, чему я их пытаюсь учить. Да и много мяса на костях никогда не гарантировало выносливости. Если так будет продолжаться, то мне даже запоминать их имена будет неинтересно. Почему Сэм не хочет сам… — Руководитель должен руководить, — прервала его Клэр на полуслове, — а мы с тобой должны подчиняться. Тобиас слегка нахмурился, словно отвергая предположение, что у них с Клэр может быть что-то общее, и тут его осенило: — Он боится опозориться? — При чем тут это! Он просто сейчас в клинике на лечении… — сказала и тут же скривила губы в недовольной гримасе, потеребила воротничок льежского кружева, который лениво съехал в сторону, заставила себя беззаботно улыбнуться: — Стандартное обследование, доктор Стрателли тот еще параноик. «Все еще хуже, чем я думал, — вздохнул Тобиас, — но эта девушка готова в лепешку расшибиться, чтобы доказать обратное».***
Зима в этом году началась рано, и Клэр провалилась в нее вместе с ноябрем, завязла, так и не сумев выполнить возложенную на нее миссию. Десять месяцев — и у Клэр больше не осталось людей в резерве. Но сдаваться она не собиралась. «Целеустремленный человек должен делать твердый выбор и отвечать за последствия», — говаривал ее отец, и Клэр была с ним полностью согласна. Кроме того, теперь у нее был повод позвонить Сэму. Девушка достала кольт, мысленно пересчитала пули в магазине, как неизменно делала перед сложными переговорами. Это было полезное упражнение, чтобы мысленно подготовиться к любым возражениям. Она набрала Сэма; когда тот не ответил, позвонила Стрателли, сказала скороговоркой, как только тот принял вызов: — У меня закончились кандидаты, но не идеи. Теперь моя очередь встать с ним в пару. Сэм же не будет возражать? Стрателли помедлил с ответом: — Ставлю на громкую связь. Скажи это Сэму сама. Клэр повторила все то же самое слово в слово. — Прежде чем вставать с Тоби в пару… — послышался в трубке далекий голос Сэма, тихий, почти как шепот. Клэр старалась не заглушить его лихорадочным биением собственного сердца, застыла в неподвижной позе. — …приезжай в клинику доктора Стрателли в Римини. Завтра сможешь? Готовься принять в себя немного моей крови. Это пойдет на пользу дела, заставит стигму Тобиаса подчиняться тебе. Кровь и сперма создают сильную связь. От такого ответа у Клэр случился всплеск адреналина, да такой, будто рядом прозвучал выстрел. Она не находила себе места всю ночь, израсходовала на стрельбище весь запас патронов. Ни свет ни заря вызвала такси и была в Римини к позднему завтраку. Но после переливания крови почувствовала себя скверно. Никколо предоставил ей палату, где она и заснула, едва голова коснулась подушки. Открыла глаза и первым делом нащупала вибрирующей рядом телефон. На экране горело сообщение от Сэма. Оно пришло пять часов назад. Срочное. Сколько же она провалялась на этой больничной койке? Сэм писал: «Тобиас все еще остается твоим поручением, и я надеюсь на результат. Надеюсь, моя кровь поможет решить проблему». «Поможет, — себе под нос сказала Клэр и увидела два способа, посмотрела на календарь, который напоминал, что через три дня начинаются красные дни, и решила, как будет действовать. Через секс, а если это не поможет — через боль. Она знала, что существовало почти безграничное количество способов причинять и то и другое, и одно через другое. Удивилась, что ни совесть, ни мораль больше ее не сдерживают — они стали подобны дурному сну, от которого она только что очнулась.***
Тобиас ожидал, что Клэр представит ему очередного партнера, но никак не ожидал, что она закроет за собой дверь тренировочного зеркального зала и прижмется всем телом. «Инициируй меня!» Тобиас отчетливо почувствовал мягкие, приятные округлости ее груди, напряжение бедер, горячую и влажную кожу ее ладони в своей руке, сбивающееся дыхание, запах возбуждения. Он хотел оттолкнуть, но стигма запульсировала и парализовала волю. Он хотел думать о Рине, но виски зажало клещами, и думать стало невозможно, словно стигма заставляла исчезать большую часть того, что Тобиас считал своей личностью. Оставалось отстраненно наблюдать, как пальцы Клэр расстегивают пряжку ремня, как выталкивают пуговицу из петли джинсов и дергают молнию вниз, как ремень летит на пол, как за ним падают джинсы и нижнее белье. Гусиная кожа, первые признаки возбуждения, потные ладони. Тобиас думал: «Меня здесь нет. Меня здесь нет». Но, разумеется, он здесь был и после определенного момента отказался от попыток контролировать свое тело, изнемогал от судорог внизу живота и ломоты в яичках. И дело даже не в том, что Клэр откуда-то знала, где и как прикасаться. Дело было в том, что Тобиас не мог ей сопротивляться, как не мог сопротивляться Сэму. Мог только со стыдом и отвращением думать, что сейчас под руками Клэр рушатся ценности маленького мира, который он хотел бы однажды построить с Рином. Наконец Клэр оседлала член Тобиаса и выдавила из него оргазм; тут же почувствовала дурманящее натяжение коннекта внизу живота, даже более сильное и снедающее, чем голод. Она победно улыбнулась. Теперь ей будет о чем доложить Сэму, когда он вернется. Когда все закончилось, стигма драла горло, как будто какое-то животное выцарапывало сквозь него путь наружу. Тобиас почувствовал только усталость и желание выбрать какой-нибудь простой путь со всем этим покончить, но надежда увидеть Рина остановила его и заставила жить дальше.***
Перед первым диким файтингом Клэр открыла шкафчик с ингибиторами, чтобы обострить свою восприимчивость и провести дуэль на отлично. Когда она вошла в пятиметровый круг вслед за Тобиасом, ее разум опьянило чувство мощи и вседозволенности. Коннект с Тоби прояснил зрение, изменил время и пространство. Пара напротив с почти первобытной жестокостью бросилась в омут Ано, но секунды удлинились, а мысль Клэр заработала с такой скоростью, что физическая реальность не могла за ней угнаться. Эйфория — мельком охарактеризовала это чувство Клэр и превратила в пыль враждебные глифы, которые не успели даже долететь до середины круга. «Вот они, секреты мастерства, вот они — уникальные приемы Дыхания, — пульсировали в ее разуме мысли в такт с сердцебиением Тобиаса. — Еще немного — и я смогу считывать их, как с нотной партитуры». А потом все неожиданно закончилось. Слишком быстро, чтобы Клэр осознала увиденные техники, прочувствовала их, успела уловить суть. Зато сразу после файтинга боль, о которой ее никто не предупреждал, тупым ножом вонзилась в позвоночник. Вернувшись к себе в комнату, Клэр свернулась калачиком на кровати и почувствовала сосущую пустоту. Такова была цена связи с Тобиасом. «Но оно того стоило», — сказала самой себе Клэр. Еще пара поединков — и она все усвоит. «Оно того стоило», — еще раз подумала Клэр, заглушая шепоток тревоги, который холодил ее затылок.***
Следующий файтинг Клэр разочаровал. Коннект перемкнуло в самый неподходящий момент, сбой рикошетом ударил в голову. Тобиас закончил бой один, не разжимая зубов произнеся несколько слов, и противники обмякли бесформенным кульком на бетонном полу. Никто посторонний не заметил проблем с коннектом, но Клэр все равно была недовольна. Конечно, у нее было еще почти полтора месяца до Нового года — день, когда Сэм должен был вернуться в школу. Но все-таки. Во время третьего поединка коннект колотил ее и сгибал, пронизывал низ живота и обхватывал сердце, так сильно, что Клэр не выдержала и сама его разорвала. Возможно, это была ее главная ошибка, потому что после резкого отказа от совместного Дыхания она почувствовала себя так, будто голову ей оторвали, а потом резко приставили на место. Вслед за этим неудачи пошли одна за другой. Коннект то душил, то выматывал, то отступал, словно волна прибоя. Тоби снова и снова заканчивал поединок сам, на своих условиях, слишком быстро, чтобы Клэр успевала заметить, каким способом он активирует и применяет свои умения, а груз ответственности перед Сэмом выдавил из нее последние человеческие эмоции. В конце декабря, когда до возвращения Сэма оставалось чуть больше недели, Клэр сумела удержать коннект, который все чаще напоминал гангренозную пуповину, смердящую, болезненную для обоих. А потом сама завершила атаку глифом «Ослепить!», который передал ей Сэм при последней встрече. Повинуясь приказу, материя исторгла из себя золотую пыльцу, та понеслась, не встречая сопротивления, словно ментальный щит противников был плохим фильтром для кофейной гущи, залепила глаза, рот, нос, отяжелела, трансформировалась в золотые маски, которые придавили тела к земле. Сбросить маски было невозможно, дышать в них тоже. В ноздри ударило запахом горелого мяса, она ощутила всплеск боли и страха на другой стороне боевого круга. Тобиас отвернулся, чтобы не смотреть на корчащиеся на земле тела. Опустил руки, готовясь прекратить файтинг. Ну уж нет! Нужно заставить его продолжать, нужно рассмотреть все его приемы. — Добей! — скомандовала Клэр так, словно перед ней были не еще живые люди, а куски подгоревшего мяса. Тобиас вздрогнул как от озноба, удивленно посмотрел в яркие, как пластиковая бирюза, глаза Клэр: — Добить? Зачем? Они уже достаточно ослаблены. — Не перечь мне, — мотнула головой Клэр и сконцентрировала взгляд на стигме, проверяя силу своей власти над ней и телом Тобиаса. — Сделай то, что я приказываю! Ты оружие, Тобиас. От оружия не требуется согласие. От него требуется безотказность. Тобиас зашелся кашлем — сильным, судорожным; когда он наконец смог его побороть, то, отвечая, выдохнул последний кислород из легких: — Я оружие, Клэр, это ты правильно заметила. Но это еще не все, что я есть! Голос его лишь еле заметно дрогнул, но этого хватило, чтобы Клэр кое-что поняла о силе самоконтроля и о том, что дальше ей будет действовать совсем не просто. — Добей! — упрямо повторила она, и стигма снова сдавила горло, заставив Тобиаса задыхаться. — Нет, — на этот раз Тобиас не собирался сдаваться: если он выполнит приказ, то окончательно предаст не только Рина, но свое право мечтать о будущем с ним. Клэр не могла позволить себе еще одну неудачу, попыталась стряхнуть ее с себя, двинув плечами; почувствовала, как между лопатками каменеет островок самой опасной истерики — тихой, граничащей с безумием. Чтобы не потерять остатки самоуверенности, Клэр нащупала кольт за поясом брюк и именно в этот момент поняла, что готова перейти от плана А к плану Б: применить не угрозы, а настоящую боль. Схватила Тобиаса за забранные в низкий хвост волосы, дернула на себя, развернула — глаза в глаза — и со спокойствием, от которого запульсировало в висках, сказала: — Видит бог, я хотела по-хорошему, но по-хорошему уже поздно. Ты что, сукин сын, думаешь, я с тобой шутки шучу? Что если ты собственность Сэма, то тебе все сойдет с рук? Что и кому ты хочешь доказать? — и, не дожидаясь ответа, отвесила Тобиасу пощечину. Та получилось увесистой, через висок к щеке. Но этого было мало. Потому что Тобиас только вытер ладонью кровь из прикушенной губы и усмехнулся. Клэр выхватила кольт и ударила стволом в висок, коленом — в пах, снова стволом еще и еще, уже не разбирая, куда наносит удары. С каждым ударом приговаривала: — Ты хочешь, чтобы Сэм привез Рина? Ты этого хочешь? Ты это получишь. И что тогда? Что тогда? Что мы узнаем, когда Рин приедет? Что ты хотел от нас скрыть? Ее отец, милый профессор, увлеченный Нарбонским движением за свободу и справедливость, увидев ее теперешней, пристыженно отвел бы взгляд. Но Тобиас взгляд не отводил и не уклонялся, прекрасно понимая, что любое действие, любая эмоция будут подавляться стигмой и только усиливать боль. Закрыл глаза, чтобы помочь боли выстроить глухую стену между ним и Клэр, торопя небытие как единственный выход из сложившейся ситуации. Удара о землю он уже не почувствовал, и Клэр ничего не оставалось, как вымещать беспомощность на бесчувственном теле. Устав, она позвала двух протеже из ближнего круга Сэма: — Отволоките его в холодную. Пусть посидит там недельку и хорошенько запомнит, что значит не повиноваться.***
Очнувшись, Тобиас некоторое время тупо смотрел в голую бетонную стену, пережидая приступ боли. С трудом сел на ледяной пол, вытянул ноги. Осмотрелся. Грязно, сумеречно, голо. Матрас, жестянка с сухарями в одном углу, ведро — в другом. Под самым потолком небольшое зарешеченное окно. Не курорт, конечно, но ждать можно. Тобиас осмотрел себя. От ударов кольтом ткань рубашки порвалась и в некоторых местах ушла в мясо — надо было снять ее как можно быстрее. Одним сильным рывком сдёрнул рубашку, оторвал несколько полосок, остальное бросил в угол. Не спал до конца ночи, дрожа от холода и безысходности, наблюдал за дверью. Когда тьма истончилась, уронил голову на сырой, набитый опилками тюфяк. Когда разлепил глаза, то первым делом почувствовал, как пульсирует и тянет висок. Волосы смешались с кровью и присохли. Лицо горело, горло и язык были наждачными от жажды. Тоби дотянулся до секретного уголка своей памяти, где хранил мозаику, сложенную из голоса Рина, вобрал ее как лекарство и почувствовал себя гораздо лучше. Приподнялся на локте — поискал глазами воду, выцепил десятилитровую бутыль под окном. Встал слишком резко, голова закружилась и его вырвало. Только с третьей попытки ему удалось доковылять до бутыли. Он жадно сделал несколько глотков затхлой жидкости, размочил волосы, подвязал их кое-как кусочком бечевки, которая завалялась в углу. Подумал, что надо бы промыть ссадины еще раз, основательно, но не стал. Попытался пожевать сухари, но стигма выжгла горло каленым железом, и протолкнуть даже размоченный в воде сухарь в него пока не было возможности. Перед наступлением темноты Тобиас сдвинул бутыль ближе к лежанке, расплескав часть на пол. Но лучше так, чем в следующий раз тащиться до нее через все помещение. Тобиас потерял счет времени. Мир сузился до масштаба головной боли, которая, казалось, решила навсегда поселиться в левом виске. Тобиас закрывал и открывал глаза, спал, бодрствовал, бредил. Ничего не помогало. Чтобы отвлечься, он начал анализ своего поведения с Клэр, и тот постепенно превратился в изощренную пытку: не подвел ли он Рина? Что, если угрозы помощницы Сэма не простой звук? Что, если Сэм решит снова наведаться в Нагорную? Что, если он похитит Рина из Нагорной? Или шантажом заставит его приехать сюда? Тобиас заворочался на тюфяке, зачем-то сунул под него руки и нащупал что-то круглое, холодное. Зеркало? Осталось от предыдущего «гостя»? Поднес кругляк к глазам — стекло оказалось треснутым, но Тобиас все равно в него взглянул: в расколотом отражении возник Рин и посмотрел ему прямо в глаза. А потом Тобиас увидел себя рядом с Рином там, где-то очень далеко, в зазеркалье, и Рина рядом с собой в сумраке холодного подвала. Словно они оба были в других местах одновременно. «Кажется, у меня сотрясение», — поставил сам себе диагноз Тобиас, невесело усмехнулся. Почему бы и нет? Позвал охранника — наверняка за дверью кто-то есть. Ответом ему была долгая тишина, в которой последней мыслью перед тем, как мир померк перед глазами, промелькнуло: «Может быть, оно к лучшему». Осколок выскользнул у него из рук и разбился в стеклянную пыль, словно его никогда и не было.